ЦУНАМИ

1. "Отправить". Твит улетает, а уже спустя час, Мирон уверен, что даже раньше начнётся обсуждение, а следом и бомбёжка в личку со всех сторон. Гнойный ответит и того раньше. Там наверняка включена оповещалка на каждый шаг в сети. Ну нахуй. Мирон тихо выдыхает, размазанно улыбается, перехватывая взгляд девушки за соседним столиком и подмигивая ей. Та, разумеется, узнала его. Она не могла не узнать, определённо. Мирон, вообще, был уверен, что на его счету так много женщин не от того, что он красивый такой, весь пиздатый, а тупо реклама. Типа, сначала ты работаешь на имя, а потом оно на тебя. Такая вот ироничная хуйня получается. Где-то в глубине сознания, Мирон понимает, что его прёт не туда. Что лучше писал бы тексты не в стол, а для слушателей, лучше бы занимался развитием, а не ерундой. Да, стоит признать, что секс, наркотики и рок-н-ролл его тема, всегда штырила и будет штырить, особенно, когда на коленях стоит очень ничего девушка, которая согласна вообще на всё. Ведь он Оксимирон. Её губы плотно обхватывают член, погружая его в горячее, влажное и очень умелое пространство, будто есть какой-то факультет по отсасыванию членов, где прилежные выпускницы выглядят, как прилежные шалавы. Забавная игра и смешная ирония. Всё в его жизни сплошная, сука, ирония. Начиная с рождения и заканчивая карьерой. Странно, тут девчонка по яйца заглатывает, а Мирон проваливается куда-то в дебри сознания, которое будто насмехается над ним, будто стебет и угарает, подкидывая размытые образы, белые строки и туманные рифмы. Рука с вытатуированным колесом сансары ползёт по изящной женской спине, пальцы вплетаются в волосы, кутая в кокон "RIVM", бедра подаются вперед, а по телу скользит приятная дрожь. И только мозг отказывается хоть как-то притормозить. Телефон на столе вибрирует без остановки, на что остаётся только ухмыльнуться, загоняя член глубже и резче, пока пальцы тянут голову девушки за волосы на себя, вынуждая запрокинуть голову назад. Она стонет, не от боли. Естественно она будет стонать от кайфа, когда в ней Оксимирон, когда она, будто бы, особенная, которую он выделил на этой тусовке, вдул в уши парочку комплиментов, пару раз прикоснулся и девочка готова на всё. Это скучно, это нудно, это так надоело. Мирон снова пытается вернуться в реальность, сильно старается сконцентрироваться на происходящем и удивляется лишь всё ещё каменному стояку. Телефон снова оживает. На этот раз явно звонок. И Мирон знает наверняка, что это Женя. Он её не ставил в известность. Никого не ставил. Это всё спонтанное решение, пришедшее к нему после второй дороги и кружки пива сверху. Почему-то Мирон вдруг представляет, как Слава реагирует, как эти лисьи глаза сужаются, а губы тянут ухмылку. Он просто уверен, что Гнойный будет дрочить на этот твит в течение всего года, а потом он проебет. Мирон ни за что не уступит, нельзя, ни в коем случае нельзя подвести своих людей, иначе...всё пропадёт. Он снова возвращается в реальность, где под ним красивое женское тело извивается, пытаясь имитировать крайнее удовольствие от самого секса, но Мирон в это не верит. Ей в кайф, что это именно он, что он даст автограф, может, даже сфотается, а она будет потом лелеять эти моменты в памяти, надеясь снова выловить кумира где-то. Только вот сам Оксимирон даже имени её не вспомнит, как только кончит. И он кончает. Со стоном, крепко сжав стройные бёдра пальцами и на момент наклоняется, обнимая деву. Но это не столько акт нежности, сколько попытка отдышаться. Только от чего? Он, вроде, только что трахался, а по ощущениям сходил поссать. - Тебе же было хорошо? - Девушки после секса всегда разнежены, мягки и хотят ласки. Мирону не жалко, Мирону похуй. - Ты невероятна, бейби. - Он отвечает автоматом, представляя, какой резонанс вызвал его твит, как народ это всё сейчас мнёт, что он сейчас даёт Гнойному фору, немного, пусть народ заинтересуется им. Ведь Оксимирон обратил на него внимание значит, Гнойный чего-то стоит. Мирон лежит в кровати, он расслаблен и вдруг ему становится хорошо. Просто хорошо, что член на лёгкие поглаживания отзывается активным интересом и уже через минуту крепнет. Девушка готова ко второму заходу, а Мирон готов к первому. 2. "Миссия истинного мифа и сказки в том и состоит, чтобы поведать истину об опасностях темного внутреннего перехода от трагедии к комедии и о том, как их преодолеть". От трагедии к комедии, от комедии к трагедии, и так по кругу не прекращая. Будто ебучая карусель, а не жизнь. Хуевертит бесконечно, то вверх, то вниз, то гений, то унылое говно. Черт возьми, дерьмово, когда не можешь словить свою волну. Лещи, колени, боль, страхи, снова боль и пустота. В кармане лежит пакетик белого, а на полках целые колонны крепкого в стекле. Только не охота. Не хочется вообще ничего, будто ощущения и чувства атрофировались, а эта книга...она, как грузик у воздушного шара, помогающий удерживаться на допустимой высоте и не улететь нахуй в небытие и пространство макрокосма. "Ошибки – это не просто случайность, а результат подавленных желаний и конфликтов". Мирон хмыкает, улавливая такую иронию. Это ж ебанный сюр, что эта книга попала в руки именно сейчас, едва ли не как к Гарри Поттеру тот самый ебанный дневник Реддла, или как к Ягами Лайту та тетрадь смерти. И всё это произошло именно так, как должно было. Соответственно, и "Тысячеликий герой" в не так давно татуированных пальцах появился не зря. Это орудие, его же оружие против себя самого. Он совершал, совершает и будет совершать ошибки. И за каждый неосторожный шаг его готовы кинуть в толпу, голову на плаху, а топор, чью роль в данном случае играет масс-медиа, уже готов отсечь бритую голову, набитую под завязку кучей всякого дерьма. Каждая ошибка – новые стигматы. Мирон тихо выдыхает и вглядывается в закатное небо Киева. Книга прочитана лишь на треть, но уже зарождает в голове осознания. Самоосознанность и самопознание. Телефон одиноко лежит на тумбочке у кровати, пока его хозяин сидит на балконе, снова вчитываясь в строки. "Привычные рамки жизни стали тесны; старые понятия, идеалы и эмоциональные стереотипы изжили себя; пришло время переступить порог". Тесно было всегда. Даже начиная со школы, с детства, когда было до коликов в животе смешно от "ты такой умный, череп не жмёт?". Жмёт, ещё как жмёт. Порой мыслей копится столько, что, по ощущениям и давлению в висках, кажется, будто черепная коробка действительно не выдержит. Треснет и всё, что гложет, тревожит, пугает и будоражит, выльется наружу. Все увидят и всё поймут, второе распятие локального божка. Нет, Мирон всегда боялся и боится сейчас за свою репутацию. Он не хочет, чтобы его фаны узнали, насколько же он трус. А он трус, да. Он сбегает от себя, от своих собственных мыслей посредством борьбы с...чем? Тогда, десять лет назад, да. Он ещё был анти, представлял культуру протеста и думал, что вся жизнь так и пройдёт: под эгидой борьбы со стереотипами, моралями и общепринятыми идеалами, но что в итоге? Эти же самые стереотипы, морали, идеалы, мейнстрим - синонимы слова "Успех". Мирон морщится, как от зубной боли, сводя к переносице густые брови, из-за чего кожу прорезает морщинка. "Лишь рождение может победить смерть, именно рождение нового, но не возрождение старого". Если копнуть ещё глубже, то Мирону давно пора на покой. Оксимирону пора умереть и дать возможность Мирону Федорову вдохнуть хоть раз полной грудью. Что же так давит? Нет, это вовсе не корона, это не звезда во лбу или нимб. Всё равно что терновый венок, сжимает, колет, протыкает кожу, а струйки крови стекают прямо в глаза, создавая алую пелену, будто провал по "Снаффу" и пора возвращаться. Только вот Мирон не управляет камерой, как Демиола, он даже собой не управляет. Жизнь - фарс, все слова и издёвки, как с куста. Оксимирону похуй, Мирону – нет. "Как дым жертвоприношения поднимается к небу через солнечную дверь, так и герой, освободившийся от Эго, проходит сквозь стены мира, а его Эго так и остается прилипшим к волосам великана-людоеда, сам же герой продолжает свой путь". Мирон хочет быть героем в этой истории, он уверен, что играет за белую сторону и эта партия обязана быть за ним. В груди давит от одной мысли о поражении, что его снова распнут, что будут копаться во внутренностях и смеяться в спину. Будут тыкать пальцами, попрекая: сдулся, сдался, опопсел. Снова руки в стороны, как тогда, в 2011, когда на фоне Кремля, в тупой футболке Шокка, голосом, будто не своим, на отходосах. Просил прощения, блять, просил. Зачем? Зачем–зачем? Зато никто не видел стойку на коленях, унизительные мольбы о прощении и страх получить и в самом деле по морде. Лещи не так больно колят воспоминания, как сама ситуация. Мирон запрокидывает голову назад, захлопнув книгу. Пора отпустить всё, пора забыть эти унижения, но грудная клетка снова и снова сжимается в судорогах. Дайте рукам лезвия в пальцы и на изрисованной цветными красками коже, по запястьям обеих рук, скользнут ещё две полосы. Красные, вдоль, до трёх иксов на пульсе. 3. "...кто-то слышит далёкий голос, он выходит из дома один. Он идёт по дороге из города в тёмный лес, где полно паутин. На пути он встречает монстров, бьётся с ними он так же один. Он пока не герой, он боится всего, но он всё продолжает идти"... В голове гуляет ветер, такая чепуха льётся на бумагу, что хочется свернуть уже с выбранного пути. Женя говорит, да и Ваня, все вокруг твердят, что надо изучить лучше, посмотреть в самую суть, а то и познакомиться с Гнойным, но Мирон не хочет. На столе, прям рядом с тетрадью, лежит книга, на которой остатки первой дороги. Нос всё ещё щиплет, но сознание даже на толику не прочистилось. Новых мыслей не прибавилось, хули, привет депрессивная стадия длиною в пять лет. Мирон крепко сжимает ручку и выдохнув, откидывает её в сторону. Раздражённо цокает и тянется к початой пачке сигарет, достаёт уже третью за полчаса, подкуривает и откидывается на спинку стула. В голове тентакли оплетают любые связные мысли, но это явно не помогает кончить. Плётки, если и были, то розгами по собственной спине, а японки заменились на группиз. Немного, но всё же раздражает активность Гнойного, то какой он живой, сколько за этот год успел выпустить. Да, сути сказуемого это не прибавляет, всё пустые слова, как и сам Слава. Мирон хмыкает, наклоняется, чтобы поднять ручку, стукается затылком о край стола, сдавленно матерится, но быстро записывает мысль. "...болтовней про хайп с Антихайпом Не спрятать отсутствие сути сказуемого"... - Пустой...абсолютно пустой, ни шиша за душой... - Приглушенное бормотание, голос, будто бы не свой, снова, опять. Мирон опять себя не чувствует. Будто душа в спящем режиме, а мясной костюмчик сам по себе. Полный бред. Мирон комкает очередной лист, бракуя сточки, выкидывает его за спину и чуть дрожащими руками тянется к пакетику с белым порошком. Сыплет на книгу,(ирония во всей красе, на ту самую, про героев, драконов, про всё и ни о чём одновременно) выравнивает тонкую полоску, уже предвкушая кайф, наклоняется, поднося к носу свернутую купюру, нет, не пафосные сто баксов, а всего двести рублей, обычных, отечественных, зелененьких, и это тоже очередная ирония. Смешно. Или нет. Мирон закрывает глаза на момент и отстраняется от книги. Трёт ладонями лицо и усмехается над самим собой. Слава первый оппонент, который совершенно не интригует и не вызывает никакого интереса. "Баттл переносится на 6 августа". Сообщение Мирон не открыл, но в уведомлении успел заценить такой момент: судьба шепчет готовиться сейчас, ведь есть ещё целый месяц, а того и больше, но Мирон ухмыляется и всё же занюхивает дорогу, используя данный ему шанс для очередного акта эскапизма. 4. Текст готов. Текст лежит себе в кармане, не в цифровом формате, а от руки, олдскульно, андеграунд, какой может себе позволить выхоленный, отшлифованный, сверкающий чистотой Оксимирон. Только вот карман в брюках, а брюки на спинке стула. А ещё верещит будильник на телефоне, а телефон совсем рядом, руку протяни, но сил нет даже на это. Мирон хмурится, плотнее кутается в одеяло и накрывается с головой, пихнувшись ею ещё и под подушку. Сегодня 6 августа, через три часа нужно быть на площадке и показывать всем "кто на этом ринге отец". Зачем ему это? Может просто проигнорировать всё и не явиться на баттл? Может, пора всё бросить, жениться, дерево, дом, сын, чтоб всё как у людей. Игра не загнётся, на самом деле ведь не загнётся, если из неё отнять Оксимирона. Кому это всё вообще нахуй надо? Мирон сильнее сдавливает голову подушкой, слыша раздражающий перезвон будильника, словно на ментальном уровне. Это почти больно, а тело кажется тяжёлым, неподъёмным, неподвижным. В горле ком, будто залили свинца, но это не убило, а добавило дискомфорта. Отвратное чувство, мерзкое, липкое, будто всё тело в какой-то слизи и смоле. Телефон затих, но Мирон отсчитывает мысленно десять секунд до следующего звонка. Не прогадывает. Как всегда прав. Словно пророк, второе распятие, второе пришествие, воскрешение и слёзы на алтарь, нормальная жизнь в чаше и здоровье. Где те времена, когда снился хомяк в бульбуляторе и биполярочка трахала чуть более любовно? На счёт три Мирон обещает себе подняться с кровати, но не поднимается. Считает ещё раз, потом ещё, но не находит в себе силы. Почему-то тело сводит, ноги вытягивает судороги, а мышцы пульсируют при каждом движении. С тысячной попытки Мирон поднимается с кровати, откидывает одеяло, чувствуя, что его тут же бросает в холод, а стоит встать на ноги, в жар. Будильники всё же выключаются, дёрганными, резкими, нервными движениями пальцев. Также смахиваются и уведомления о звонках, сообщениях, подписках, твитах, обо всём, что сейчас вообще не в кассу. Неторопливо, даже заторможенно, Мирон плетётся в душ. Тёплые струи воды немного расслабляют, но сейчас это не то. Всё, блять, не то. Нахуй этот чёртов баттл и очередные попытки что-то кому-то доказать. Если это будет проигрыш, люди будут счастливы покопаться во внутренностях идеализированного Оксимирона. Только не учтут в очередной раз прикол: они сами его идеализировали. Мирон лишь поддался, когда его понесло течением. Пусть. Пусть. Куда-то же принесёт, хоть на какой-то берег вынесет, может, это и будет та самая Ультима туле, где не придётся корчить из себя пафосного ублюдка. Только, если задуматься, Мирон ведь вовсе не фальшивит. Он говорит что-то, в чём уверен в тот момент, но приходит домой, смотрит на себя в зеркало и думает, что всё это хуйня. Как и сейчас. Руки двигаются вяло, немного дрожат, а энергии и на ленивую дрочку не найдётся. Мирон плюёт на это, выплёвывает ком из горла и идёт на кухню. Включает чайник, достаёт сигарету из пачки и подкурив, смотрит на неё. Эта вечная борьба с зависимостью. Война, в которой он всегда проигрывает, даже если побеждает в бою, всё снова возвращается к этому. К тому, что в дрожащих пальцах оказывается добровольная, медленная, болезненная смерть. Мирон слышит характерный щелчок чайника, продолжая смотреть на тлеющую сигарету. 5. - Никто не верил, но это происходит... Голоса смешиваются в одну единую какофонию. Мирон стоит, задрав голову вверх, смотрит уверенно, расслабленно, только в голове текст урывками. Он его и не заучивал, да, никогда текста не зубрил, но сейчас первый раунд чуть больше половины написанного, второй плавает вообще в киселе, а третий огромным знаменем горит в закрепе сознания. Розовая рубашка и бежевые брюки идеально выглаженные. Перед баттлом, он быстро метнулся, чтобы переодеться из обычной футболки в рубашку. Зачем? Это стало какой-то, своего рода, традицией. Он не проебал ещё ни в одном баттле, когда надевал рубашку. Мирона вообще подобная ерунда всегда цепляла, какая-то символичность, детализированность и что-то метафизически-матриционное было и в этом моменте. Слева, на брюках, выпуклость, маленький бугорок, который напоминает о существовании искусственных воодушевления, заряда, вдохновения и уверенности в себе. Мирон позволяет себе ещё один проигрыш. Он достаёт из кармана упаковку, тихо выдыхает и профессионально, умело, смело, втягивает носом с ладони небольшую порцию порошка. Слизистую тут же начинает слегка щипать, в горле небольшой осадок горечи, но это ничего. Не страшно. Мирон смотрит на себя в зеркало, вытирает белые следы порошка с лица и ухмыляется: теперь ему лучше. Тело легче, оно снова готово двигаться, его больше не припечатывает к земле. Оно готово и дальше нести привычный крест. - По итогам жеребьёвки начинает Оксимирон. Третий раз прикол не прокатывает. Не актуально. Что ж. Мирон лишь вздыхает, будто ему скучно и слова непроизвольно начинают литься рекой. Только...где эмоции? Он слышит себя, пытается хоть как-то играть с интонациями, но выходит столь же убого, как и в далёких нулевых, когда под псевдонимом "Миф" читались бэдбарсы. Мирон выпадает, но пытается удержать равновесие. Трогает Гнойного, касается, не может перестать, будто таким образом напоминает сам себе, что это реально. Не сон, не миф, не глюк. Всё происходит здесь и сейчас. Слава большой, он возвышается над Мироном, как многоэтажка. Даже сквозь тёмные стёкла очков можно увидеть, насколько уверен в себе его оппонент. - ...новая панк волна!.. Мирон старается слушать внимательно, вникнуть в слова и выдавать хоть какую-то реакцию. Он пытается держаться за реальность и бесконечно бродит в то время, пока Гнойный читает раунд. По его глазам можно понять, что он знает причину такого поведения Оксимирона. Рентген, обидочка, злость. Мирон облизывает губы, во рту нещадно сохнет. Баттл только начался, а он уже успел выпить полтора литра. Надо сосредоточиться. Слава говорит штампами и клише. Но говорит уж очень уверенно. Эмоционально, злобно, его агрессию, кажется, можно ощутить физически. И Мирон ощущает, когда опять трогает, снова касается разгорячённого тела напротив. Это против правил, физический контакт запрещён во время баттла, это этика, которую обязаны соблюдать все. Мирон читает второй раунд, где-то флипает, сбивается, раздражённо ведёт плечами, когда народ активно шумит на его панчи. Ему не нужен шум. У него и так шумит в голове, его шатает в стороны, что вынуждает ходить кругами, постоянно трогать одежду и стараться унять напряжение внизу живота. Спасибо, тело, очень вовремя, думает Мирон, пока Слава говорит о том, какой он самовлюбленный и какой мудак. Стоит отдать должное Гнойному: его познание в оксиведении выше всяких похвал. Пятёрку можно не карандашом, а ручкой и сразу за год. Так умело выдранные из контекста цитаты, которые не помнит даже сам Мирон. Смешно, до тошноты смешно. Он снова пьёт, глотает воду, почти полностью осушая бутылку, в попытках протолкнуть колючий комок в горле. По ощущениям баттл длится так долго, что уже пришли отходняки. Мирон виснет. Он залипает. Смотрит в глаза Славе, задрав голову, на автомате рисуя уверенность в себе, но улыбаясь при этом расслабленно. Слава смотрит в ответ, улыбается и в голове появляется мысль, что, наверное, Гнойный очень внимательный любовник, пылкий, но заботливый. Бойкий, но ласковый. Спонтанно Мирон выдаёт это. Просто флип, а выглядит так, будто так и было задумано. Раунд подошёл к концу. За спиной слышно перешептывания, что он проебал. Совершенно точно, он проиграл в этой битве. - Водичкой угостишь? Мирон ухмыляется, мотая головой. - Какой же ты му... - Могу отдать тебе. - Он протягивает бутылку Гнойному и смотрит на него. - Пить из одной не буду. - Ладно. - Слава ухмыляется, кивает и с такой жадностью прикладывается к бутылке, даже, как в детстве, не протерев горлышко. Мирона это изумляет, но ненадолго. Ему всё ещё хуёво. Хуже, чем сегодня утром, так как действие наркотика сходит на нет, оставляя за собой невозможную тяжесть и размытость. Он уверенно жмёт руку Славы, подчёркивая тем самым, выдаваемый ему респект. Хуйня вышла. Хоть и историческая, но всё же хуйня. 6. Розовая рубашка остаётся валяться в импровизированной гримёрке. Смятая комком, снятая наспех, будто символ того, что Мирон теперь свободен. Дышать стало легче? Не особо. Он снова смотрит на себя в зеркало, опять вытирает остатки порошка под носом и подмечает, что изрядно похудел. А ещё грудь снова поросла густыми волосами, под глазами круги, а зрачки расширены настолько, что почти не видно радужки. Всё в порядке, всё заебись, он говорил в интервью вначале, что готов проиграть, значит, не выглядит жалко. Но эти взгляды, похлопывания по спине с сочувствием, качания головой, будто Мирон не проебал в баттле, а болен чем-то страшным. А он и болен. Эго колет, давит, сжимает прокуренные лёгкие, снова выдавливает тихий хрип, но и это не помогает. Мирон курит вторую подряд. У него перед глазами плывёт. Он ведь опытный по части наркоты, знает, что не стоит один вид мешать с другим, а потом сверху ещё и шотиком, другим шлифовать. Мирону так хуёво, что тянет блевать. Его сворачивает в три погибели, но не рвёт. Он прислоняется к прохладной стене и задирает голову. Небо уже потемнело, Питер привередливый и строптивый, его не укротить даже лету, потому снова собирается дождь. Мирон в одной футболке, куртка осталась лежать на диванчике за столом, где остались друзья, а сам он свалил в надежде, что никто не пойдёт следом. Те, кто хорошо его знают, понимают, что в такой момент лучше не трогать. Психика, как оголённый провод, коснись – уебёт и не спросит "кто?". Неподалёку слышатся шаги, в полумраке мелькает размытое красное пятно, которое догоняет гнусавый голос. Гнойный что-то говорит, пьяно смеётся, подкуривает и даже прикрикивает. Наверное, выдаёт панчи, флипы, фристайлит. Нахуя? Он уже победил, баттл закончился. Что ему ещё нужно? Мирон заторможенно реагирует на касание, стряхивая чужую руку со своего плеча и поднимает голову. Смотрит прямо, пристально, облизывает пересохшие губы, которые неконтролируемо растягиваются в ухмылке. - Блять, Мирон Янович, ты и правда упоротый. Чем же ты так объебался? Слава наклоняется, разглядывает лицо Мирона, хлопает пару раз по щекам, на что тот морщится. Хочет толкнуть, ответно ударить, может, как-то увернуться, но лишь бессильно вздыхает, чувствуя, как в груди опять всё сжимает. Давит, скручивает, душит, переламывает рёбра. Мирон сползает спиной по стене и закрывает лицо ладонями. Трёт так, что кожу начинает слегка жечь. Он не видит потерянного взгляда Славы, который, вообще-то, пришёл постебаться, да попиздеть, может, поспорить о чём-то. Но он никак не ожидал такого. – Слышь, - Гнойный садится рядом на корты, снова трясёт за плечо. - Ты не сдохни, окей? А то наш баттл выйдет почти снафф-видео. Мирон нехотя отнимает руки от лица, снова запрокидывает голову, упираясь затылком в шершавую, прохладную поверхность стены и смотрит на Славу. - Я просто устал. Голос опять будто чужой. Уже столько времени прошло, а Мирон всё ещё не чувствует себя. Особенно сейчас. Тело болит и ломит, снова выкручивают судороги, но Славе это всё знать не надо. Приходится болезненно морщиться, но делать это с улыбкой. Из-за чего гримаса выходит какой-то жутковатой. Слава морщится, отставляя свой стакан с пивом в сторону. - Разъебало тебя нехило. Чем хоть обдолбался? Мирон медлит с ответом, дышит часто, будто вот-вот вообще откинется, пытается словить фокус на лице напротив, но не получается. Он снова морщится, стиснув челюсти до скрежета. - Спиды. Слышится шумный выдох со стороны Славы, который точно уверен, что это не они, и Мирон почти физически ощущает этот взгляд на себе. Хочется прогнать этого назойливого придурка, но и не хочется одновременно. Мирон снова улыбается, подмигивает Славе и поднимается, с трудом, но сам, поднимается на ноги. Осознаёт, что всё это время сжимал пальцами стлевшую сигарету. Она и ещё стоящий рядом Гнойный, напоминают о том, что Мирон снова проиграл. - А... - У меня есть твой номер. Мирон обрывает, зная, будто не просто зная, а чувствуя, что Слава хочет сказать. Но сейчас его не хватит ни на какие умные диалоги, перебросы остротами и вообще, связную речь. В голове шаром покати. Там так пусто, стерильно чисто, никаких мыслей и размышлений. Ни-че-го. Мирону не хорошо, но и не плохо. Ему никак. Он помнит, что впереди баттл рангом повыше, поважнее и оппонент там опаснее, да и приятнее, чего скрывать. Рефлексия сдавливает всё внутри, она вырывается текстом в микрофон, сводится за ночь, выкатывается в сеть, а уже к вечеру случается вполне предсказуемое: прилетает ответ Гнойного в виде очередного кавера. Мирон усмехается, отправляя в нужный чат лаконичные три фака, как реакцию и берёт в руки микрофон, улыбается в камеру, зная, что этот дисс не будет никогда дописан и записан нормально, но адресату будет достаточно и этого. 7. В этот раз всё иначе. Текст заучен от начала и до конца, помимо этого, есть ещё несколько строк, которые Мирон вбросит, если Дизастер скажет определённые слова. Всё продумано, всё схвачено. В этот раз всё совершенно иначе. Мирон чист. Он совершенно чист уже месяц. Пачка сигарет лежит уже третью неделю не тронутой. На всякий случай, вдруг захочется. Но пока желания закурить нет. В Лос-Анджелесе жарко. Мирону такая погода не по вкусу, зато девушки на пляжах топлес, в купальниках или коротких шортах, радуют глаз. Но не более того. Мирон сохраняет какой-то физический и ментальный голод перед этим баттлом. Он не позволяет себе бухать, что-то долбить и даже дрочить. Нужна агрессия. Диз всё же друг, баттлить его не особо хочется, но после провала с Гнойным, Мирону необходимо доказать самому себе, что он ещё что-то может. Что Слава - осечка, ошибка в программе, сбой в сети, но никак не система. Оксимирон выходит в круг. Напротив стоит грозный на вид, но в душе плюшевый мишка, Дизастер. Их окружает толпа, душно, дышать сложно, но не так, как полгода назад, в груди больше не давит, пока всё спокойно. Мирон готов. Он знает точно, что сегодня не проиграет даже при том, что на нём простая футболка. Никакой символичности в этот раз. Новая глава. Мирон привычно задирает голову, смотрит уверенно, слушает с усмешкой, чувствуя, что никакие слова его не задевают. Он снова отрастил хитиновый покров, выбрался из той дыры. Даже будто бы в венах кровь обновилась, будто организм свежий, только из инкубатора. Мирону хорошо. Он читает свой текст, он живой, блещет энергией и харизмой. Он чувствует, что публика его любит. Народ шумит и в этот раз Оксимирон от этого ловит кайф. Уверенности в собственных силах всё больше с каждым словом. Мирон вдруг осознает, в середине своего раунда, что сейчас его прёт. Вот он его наркотик. Не белый, а именно такие моменты, моменты уверенности в себе. Греет душу ещё и лежащий в кармане телефон, на котором висит оповещение. Мирон точно знает текст и отправителя. И когда всё закончится, когда он уставший, но довольный вернётся к себе в номер, на экране будет красоваться: "Разъеби там всех, рэпер Оксимирон!"