***
Марк Хитклифф с самого своего рождения понимал, что он особенный. Нет, это вовсе не было связано с тем, что ему с детства пихали в рот странные пилюли. Весь мир для него был сборищем самых ярких, самых алых цветов! Жаль только, что их никто не видел кроме него самого. Этот широкий спектр оттенков, который переливается на солнце, принимает разные формы и образы, которые забавили ещё тогда юного паренька. А ещё он видел эмоции. Да, шатен сам сначала посчитал это глупостью. Эмоции - это что-то невидимое, незримое и неощутимое. Это были лишь набор слов, которые превращались в типичные повседневные фразы на уровне: "Я люблю тебя" или "Мне грустно". На самом деле за этими словами не прятался какой-то глубокий смысл или подтекст. Люди бросались эмоциями направо или налево, сами при этом ничего не испытывая. Да и кто их поймает за такой ложью? Уж точно не маленький ребёнок трёх лет, что живёт в своём мире, веря в религию и придерживаясь её принципов. Потому эти колкие слова пренебрежительно кидались в сторону малыша Марка, но когда мальчик впервые заговорил, то он сказал матери после очередного "Я люблю тебя" следующую фразу: - Но ты не розовая. Тогда обеспокоенные родители не на шутку принялись вытаскивать все таблетки из упаковок, проверяя их срок годности. Смысл за этой фразой казался таким глупым и несуразным, что даже сам человеческий мозг был не в силах переварить такого рода информацию. Наверное поэтому родители мгновенно обвинили во всём неправильную дозировку таблеток или плохое сочетание лекарств, принявшись оборачивать весь дом вверх-дном. Хотелось найти хоть какое-то объяснение такому странному ответу, но оно почему-то не находилось. Тогда взрослые пытались истолковать ответ по-своему, виня ребёнка в лжи и слишком бурной фантазии, которая возникала у Хитклиффа во время слишком долгих перерывов между препаратами. Этот резкий выброс образов и красок, да. Вот и ответ на загадку - ребёнок просто слишком впечатлительный. Только мать с отцом не знали, что всё это время в глазах мальчика они были оранжевого цвета от волнения. Такой мягкий оранжевый оттенок, который то усиливался, то затихал, а порой переливался другими красками. Марк всё это видел, а также видел то, что мать разговаривает с ним не совсем честно, ведь когда она заявляла о наличии какой-то эмоции, то визуально шатен не мог её нигде найти, как бы не старался. Мальчик сам хотел оправдать странное поведение мамы тем, что она просто не научилась видеть цвета, но когда женщина сильнее нахмурилась, сведя брови к переносицы, а мягкие цвета смешались в белый, то Марк сразу всё понял: с ним что-то не так.***
В 8 лет Марк научился отчётливо различать цвета и даже мог с гордостью описать эмоцию, которую испытывал человек, но делал это только маме на ушко. Вообще мать, убедившись в реальном умении сына читать эмоции, велела ему скрывать этот странный талант. Как оказалось в этом мире совсем не любят таких интересных ребят, как Хитклифф, ведь они выбивались из общего строя понятия нормальности. Мама пугала его тем, что однажды дяди в костюмах схватят его и увезут, потому что таким странным мальчикам место только за решетками. И Марк поклялся никому не рассказывать о своей странной особенности, а просто, сидя с матерью в парке, рассказывать о странных новых цветах и вместе с ней привязывать их к какой-то определенной эмоции. Всё изменилось, когда родители отправили Хитклиффа в воскресную школу. Они посчитали, что это Божий Дар, который был дарован мальчику для свершения великих целей. Надо благодарить Бога за такой подарок, но при этом прятать его от остальных. Тогда в чём вообще заключался смысл этого дара? Марк совсем не понимал логики родителей, ведь их мысли противоречили друг другу, совсем как эмоции, которые вели вечную борьбу за главенствующую роль из-за чего у паренька аж глаза болели. Приходилось чаще всего смотреть в пол, чтобы всю ночь не валяться с болью в голове. Увы, это делал Хитклифф без ведома матери. Так он разрабатывал свою собственную тактику "контроля" этого дара. Только понадобится ли его чуткость к чувствам других на службе у Бога? Все в храме были однотонными, что пугало Марка. Все они не выделялись яркостью своих эмоций, а были такими же серыми, как стены этого места. Все ребята монотонно зачитывали речи из Библии вслух, при этом их тело не приобретало какой-то оттенок в глазах Хитклиффа. Всё это пугало до ужаса паренька, словно он попал в какой-то фильм про конец света, где его преследуют голодные зомби, думающие только о мозгах. Его окружала та часть людей, которая максимально отдалилась от этого мира, вела свою невидимую борьбу с реальностью, противостояла ей, потому Марк, недолго думая, дал им кличку "потерянные". Эти потерянные не особо любили шатена, но его терпели. Их агрессия была видна невооружённым глазом, но почему-то эмоций от них не исходило. Наоборот, пресные оттенки становились более блёклыми, сливаясь в почти что белый цвет. Может религия не позволяла Марку видеть эмоции и чувства людей в храме? Одно было ясно уж точно - родители привели его сюда не просто так. Хитклифф сторонился этих странных блеклых ребят, просто проводя воскресные дни за своими делами. Он читал неохотно Библию, смотрел в окно, а также боялся отвечать на любые вопросы, вжимая свою голову в плечи, таким образом превращаясь в крохотного утёнка, что пытался спрятаться от всего мира. Дни шли за днями, воскресенья за воскресеньями, пока в один день в класс не пришёл новенький. Марк с самого начала понял, что этот паренёк особенный. Его тело переливалось сотнями красок и приобретало такие оттенки, которых Хитклифф никогда не видел. На лице у темноволосого была улыбка, в то время как внутри эмоции вели бой насмерть. Все они то смешались в белый оттенок, символизирующий страх, то приобретали бирюзовые или алые тона. Одно было ясно точно - Марк был заинтересован этим пареньком, а он, бросив быстрый взгляд на Хитклиффа, заинтересован Марком. Так шатен и познакомился с Сезарем, обычным пареньком, который жил в верующей семье. Везде были определённые правила, которых тоже стоило придерживаться. В общем, если говорить вкратце, то жизнь у него была скучной. Наверное поэтому Торрес "фонтанировал" при виде хоть кого-то, кто выглядел внешне иначе. Ему хотелось выплеснуть содержимое кувшина на зазевавшихся собеседников. Тогда что мешало ему подружиться с самым тихим пареньком в классе, рассказывая ему часами о домашних приключениях и о религиозных вещах? Сезарь вообще, как оказалось, был нескончаемым потоком не только эмоций, но и слов. Каждое воскресенье они встречались у поворота в их воскресную школу, шли к ней, попутно размышляя о жизни и о Боге. Как оказалось, даже на такие неинтересные темы ребята могут говорить часами, аргументируя слова друг друга, а потом заканчивая диалог на весёлой ноте, разразившись смехом. Не потребовалось и много времени, чтобы узнать, что у Марка с Сезарем много общего, а тема религий вовсе перестала иметь какое-то значение в их разговоре, когда можно было увлечённо рассказывать о видео-играх, комиксах и фильмах. В принципе о том, о чём чаще всего разговаривают два обычных паренька. Но они ведь были необычными, не так ли? Хитклифф держал свой "Божий Дар" в тайне от Сезаря, следуя совету матери. Вдруг его лучший и единственный друг не поймёт этой способности? Истолкует её по-своему, а потом посчитает каким-то проклятием Сатаны? Да уж, Марк бы тоже сбежал от кого-то, если узнал, что он может видеть тебя насквозь. Почти всё окружение для шатена превратилось в сборище цветов, по которым можно было понять эмоции человека. Только Марк чаще всего любил читать именно эмоции Сезаря. Они с самого начала показались ему взрывным комбо, а сейчас, когда Торрес сидел рядом с ним на скамейке, поедая мороженое, эти эмоции показались Марку ещё более поразительными. Как можно вообще жить с таким количеством чувств внутри и ни одну эмоцию не выпускать наружу? Марк приспособился к стилю общения и образу жизни своего лучшего друга. Когда Сезарь пребывал в смятении, то Хитклифф уже был тут как тут, чтобы поддержать его. Когда Торрес злился, то Марк успокаивал его. Никогда у шатена не составляла трудностей "прочесть" эмоции темноволосого, чтобы правильнее сформулировать подход к нему. И, как оказалось, Хитклифф никогда не ошибался в своём подборе слов. Яркие эмоции постепенно затухали, приобретая пастельные оттенки, которые Марк просто обожал. А что друг? Сезарь тоже был всегда на выручке и помогал шатену справится с стрессом или с приёмом таблеток, даже если в воскресной школе его за это все обсмеивали. Он всегда ласково клал руку на плечо Марка, чуть сжимал его, возвращая в реальность, а потом уводил друга в сторону, чтобы выдать пару-тройку пламенных речей, всё также фонтанируя эмоциями. И для этого Торресу даже не нужен был какой-либо дар. Этому Марк поражался больше всего на свете. Но больше всего на свете удивлял Хитклиффа именно тот факт, что, возвращаясь с воскресной школы домой, шатен смотрел на себя в зеркале и замечал, как всё его тело переливалось мягким клубничным оттенком.***
Шло время, ребята повзрослели, а дружба между ними лишь крепчала. Прозвенел последний звонок, прошли выпускные балы, жизнь приняла совершенно иной вид. Теперь они были выпускниками, гордостью школ (точнее ею был только Сезарь, окончивший школу с отличием), будущими студентами, которые преподнесут в этот мир что-то новое. Марк давно разобрался в своих чувствах к Сезарю, для этого не надо было даже в зеркало смотреться каждый день. Он был влюблён. По уши влюблён в того, кто являлся любимцем школы и самым популярным мальчиком в классе. На него оглядывались все девушки, они же звали его на танцы на выпускном баллу, а в порыве эмоций некоторые леди даже целовали его публично при всех. Марк, находящийся всё время в сторонке, замечал, что другу некомфортно от такого количества внимания. Подумаешь, сдал экзамены на отлично? Подумаешь, получил все отметки "А+" в аттестате? Он всё ещё оставался тем самым верующим пареньком, который по воскресеньям ходит в церковь со своим лучшим другом. Его фонтан эмоций, хоть и превратившийся к этому времени в спокойный ручей, подтверждал это. Ему были чужды эти публичные ласки, ласковые слова и поцелуи. Однажды, когда Марк с Сезарем в очередной раз направились к дому первого, чтобы пройтись по пригласительным письмам в университеты, что-то изменилось. Сперва Марк не придавал этому значение, не обращал внимание на фонтанирующий поток рядом с ним, уже привыкший к возрасту не особо обращать внимание на эмоциональные всплески Сезаря. Потом, когда они остались в спальне наедине, Хитклифф удосужился взглянуть на друга. И замер на месте. Что-то в его образе было не так. Нет, не то, что он набрызгался этим вонючим одеколоном да так, что Марк чувствовал его привкус даже во рту. Яркий фонтан эмоций иссяк, тело приобрело лишь один оттенок и не собиралось его менять. Он стал лавандовым. Мягким, но одновременно таким редким цветом. Порой лавандовый темнел, приобретая почти что сиреневый цвет, но почти всегда был светлым. Марк никогда не видел такую эмоцию от других людей, не записывал её в специальной книжке классификации цветов. Что-то было определённо не так с другом и Хитклифф собирался узнать это. Отложив в сторону книжку о Боге, которая маскировала маленький блокнотик с подписью к каждому цвету в виде эмоции, Марк подсел поближе к Сезарю. Темноволосый сейчас безынтересно прочитывал ещё одно пригласительное письмо в университет, который предлагал ему полное финансирование. Виден был его равнодушный настрой к письму отнюдь не по эмоциям. Парень держал письмо в руках как-то слишком вяло, почти что с отвращением, а потом, вздохнув, отложил его в кучу с другими письмами. - Что, опять предлагают кучу стипендий и грантов? - Слабо хмыкнул Марк, сползая со своей кровати и плюхаясь рядом с другом на пол, взяв в руки очередное пригласительное письмо в университет для Сезаря. - А? Да. Ещё одно письмо о том, как же я хорошо буду смотреться в стенах этого колледжа, - С наигранной важностью отчеканил Сезарь, закатив глаза и хмыкнув. Сиреневый оттенок вновь смягчился до лавандового. И что же происходит сейчас в мыслях парня? - Родители говорят, что стоит принимать приглашение самых престижных университетов, а я туда не особо хочу. Мне бы в ГУМе (примеч. автора: ГУМ - Государственный Университет округа Манделы) учиться... - В ГУМе? Да что тебе делать в таком обычном и ничем не примечательным месте? Туда почти каждый с нашей школы поступил, даже я! Представляешь, что сделают с тобой ребята, когда узнают, что лучший ученик города пошёл в какой-то там ГУМ? Тебе место в Лиге Плюща, вот что я тебе скажу, - С этими словами Марк покрутил перед лицом Сезаря пригласительное письмо от Стэнфорда. - Вместе с другими умными ребятами. Там ты себя почувствуешь, как рыба в воде. - Нет, Марк. Господи, ты говоришь теперь совсем как мои родители, - Недовольно проворчал Торрес, протирая виски, из-за чего лавандовый заметно потемнел. - Я не хочу учиться в каких-то Стэнфордах на другом краю штата! Там не будет никого из моих знакомых, с кем я вырос, - Он сделал многозначительную паузу, бросив полный грусти взгляд на Хитклиффа, на его лице появилась слабая улыбка, что вновь смягчила цвета. - Я обещал тебе в детстве, что буду помогать тебе и поддерживать во всём. Я не могу просто выбросить эту клятву за борт. А что если те ребята со школы что-то с тобой сделают? Меня не будет, чтобы вытащить тебя из передряги, понимаешь? Марк невольно отвёл взгляд, с стыдом вспоминая то, как в школе его передразнивала группа особо неприятных ребят. В честь этого Хитклифф и Торрес даже придумали этим недоумкам особо неприятную кличку - гонорея. От этих подростков всегда разило красным и зелёным. Эти цвета были настолько яркими, настолько отчётливыми, что резали Марку глаза, из-за чего он был вынужден смотреть в пол, терпя насмешки от этих ребят. Сезарь порицал Хитклиффа за то, что он опускал взгляд в пол и поддавался на провокации этих булли, но шатен банально не мог с собой что-либо сделать. Он бы мог посадить Торреса напротив себя, поведать ему о ярких эмоциях, что испытывают эти ребята, но не мог. Обещание матери не позволяло. Поэтому Марку только и оставалось, что кивать головой, делая умное лицо. - Да ладно тебе, Сезарь, - Усмехнулся Хитклифф, положив руку на плечо другу и слабо сжав. - В 18 лет я могу и за себя постоять. Ты прямо принижаешь мои достоинства, друг. Не волнуйся, я справлюсь. Сейчас главное, чтобы ты получил лучшее обучение от самых престижных ВУЗов страны. Или ты забыл о том, как мечтал побыстрее выучиться и уехать от родителей? - Мои мечты - это мечты. Когда-нибудь сбудутся, а может и нет. Меня сейчас больше волнует твоё состояние. Тебе же прописали мощные препараты. Что если никого не будет рядом с тобой, чтобы поддерживать тебя? Опять намешаешь таблетки и потеряешь сознание. Этого ещё не хватало, - Пробурчал Сезарь, переводя взгляд на окно, из которого можно было увидеть парочку птиц, что так бодро пели о своей любви. - Я пойду в университет с тобой. Решено. - Нет, Сезарь, стой! - Марк перехватил письмо с приглашением от ГУМа в руках Сезаря, отходя от темноволосого. - Я не позволю тебе уничтожить свою жизнь ради меня. Кто я такой вообще для тебя, чтобы ты подстраивался под мои таблетки? Ты живёшь своей жизнью, а я своей. Ты идёшь в Стэнфорд. Не потому что это попросили твои верующие родители, а потому что это лично моя просьба. Сезарю только и оставалось, что растерянно открывать-закрывать рот, будто рыба без воды. Он ничего не мог сказать в противовес своему лучшему другу. Потому только и оставалось, что опустить голову, вздохнув. На пороге Марк заметил, что фиолетовый цвет сошёл с тела Торреса. Оставался лишь один, столь тоскливый и грустный цвет, который всегда заставлял сердце Марка разрываться на части от боли - синий.***
Время шло. Чем ближе подходил сентябрь, тем темнее становился фиолетовый. Марк с Сезарем ещё не раз пересекались и каждый раз Хитклифф не знал, как помочь другу. Он прочитал все книги в городской библиотеке и дома о цветах, пролистал все форумы с аллегориями в интернете, но не получил внятного ответа. Конечно, он же единственный человек на планете, который обладает таким редким "Божьем Даром"! И к чему этот дар вообще, если он не может поддержать родного друга? Тёмные тона в образе Сезаря усилились, также как и одежда. Она стала более мрачной и тоскливой, а прогулки в парке или походы в храм превращались в молчаливую прогулку, во время которой только Марк оборачивался на своего друга, в ответ ничего не получая. Хитклифф чувствовал, как внутри рос страх о том, что Торрес был болен, что с ним что-то не так. Как помочь друг, в чьих чувствах ты даже визуально не можешь разобраться? Отчаяние росло, пихало на крайние меры, когда Марк хватал подвыпившего друга за плечи, спрашивая его о состоянии. В ответ, как всегда, была тишина и тихое: "Со мной всё нормально". В один момент Хитклифф понял, что ему осточертело терпеть эту тишину. Хотелось спасти друга, поддержать его, а не становиться свидетелем того, как родная ему душа постепенно увядает. Потому, в один прекрасный день, Марк решился на самое безрассудное действие в своей жизни. Он подошёл к дому Торресов и под предлогом "учёбы" предложил Сезарю пойти к нему. Это сработало, как всегда. Бледный растрёпанный Торрес вышел из дома, нацепив на себя первую попавшуюся одежду. Это разрывало сердце Марка на куски. И всё из-за того, что в сентябре темноволосый уезжает в Калифорнию, где будет учиться целых четыре года. Нет, так не пойдёт. Марк хотел поменять настрой друга, и он это сделает во что бы то ни стало. Они сидели в спальне Хитклиффа, перебирая какие-то учебники по праву и экономике. Ничего не предвещало серьёзного разговора, который крутился у Марка в голове с самого утра. Он представлял, как подходит к Торресу, как кладёт ему руку на плечо и уверяет в том, что с ним всё будет хорошо. Уверял, но почему-то сейчас в горле всё пересохло при одном виде сгорбившегося друга, который сидел печально на полу. Всё его тело в глазах Марка было тёмно-синим, почти что чёрным. Пора! Сейчас или никогда. Секунда и Сезарь уже был вжат в стену, в то время как над ним нависал Марк, смотря на друга с явным волнением в глазах. В тёмных глазах Торреса на мгновение вспыхнуло удивление, но вскоре и оно пропало, сменившись на привычную тоску. Вся эта ситуация стала вновь казаться комичной. - Чего тебе, Марк? - Равнодушно молвил Сезарь, даже не поднимая взгляда на друга. - С меня хватит. Почему ты ведёшь себя так странно? С того дня, как я предложил тебе принять приглашение в Стэнфорд ты стал вести себя так отстранённо! - Выпалил Марк, сжимая плечи друга ещё сильнее. - Ты стал таким отстранённым и равнодушным ко всему на свете! А твои цвета-...Они стали такими тусклыми и почти всегда ты грустишь! - Цвета? - Впервые за долгое время что-то переменилось в Сезаре. Во взгляде появилось удивление, которое отразилось на цветовой палитре темноволосого. - О чём ты говоришь, Марк? - Ты раньше был фонтаном эмоций! Знаешь сколько я насчитывал на тебе цветов? Ты был таким ярким, как редкая птица, а сейчас стал таким тусклым. Это всё из-за того фиолетового цвета, я понял! Но что случилось тогда? И почему ты такой тусклый сейчас? Куда пропал этот фонтан эмоций? - Задался вопросами Марк, ещё раз слабо встряхнув друга, сталкиваясь с ним в очередной раз взглядом и понимая, что он только что нарубил дров. - Марк, я не понимаю о чём ты говоришь. Я просто очень устал. И ты очень устал. Ты принимал сегодня таблетки? - Нахмурился Сезарь, на теле начали появляться капли оранжевого цвета - капли волнения. - Ты же знаешь, что с таблетками шутки плохи. - Я врал тебе всю свою жизнь, понятно? - Гневно крикнул на товарища Марк. - Помнишь, как ты интересовался в детстве тем, почему я так вовремя прибегаю на помощь и словно читаю твои мысли? Так вот, потому что я реально читал твои мысли! Я-...Я-...- Хитклифф замешкался, но, заметив на себе серьёзный взгляд Торреса, продолжил. - Я умею видеть эмоции в людях. Я обладал этой способностью всю свою жизнь. Я вижу эмоции в каждом человеке, они выражаются в виде цветов. Я всегда видел и твои эмоции, но с недавних пор они начали меркнуть, смешиваться, превращаться в один цвет. Меня это пугает, Сезарь. Прошу, скажи, что с тобой не так. В комнате последовало напряжённое молчание. Казалось, что оно длилось целую вечность и больно давила на рассудок Марка. Он только что сознался другу в самом большом секрете, которую хранил всю свою жизнь. Что же Торрес подумает? Посчитает это безумием и проявлением неправильно употреблённых таблеток? Или чем-то похуже? Эмоции Сезаря были нечитаемые, что пугало Хитклиффа ещё больше. Он нырял в этот омут с головой, даже не видя дна. - Если ты серьёзно видишь эмоции, то что я сейчас испытываю? - Просто спросил Сезарь, от чего Марк удивлённо моргнул и отстранился от друга, выпустив его из своей хватки, замечая на нём пятнышки оранжевого. - Удивление. Удивление вместе с печалью. Нет, печаль начинает сейчас пропадать. Сейчас ты просто испытываешь удивление. Слишком яркое удивление, - Прокомментировал Хитклифф и заметил, как Сезарь изменился в лице. Он вскочил на ноги, подходя к Марку и кладя руки ему на плечи, тем самым заставил юношу чуть смутиться. - Почему ты об этом мне не рассказал раньше? Это же сенсация! Ты прямо всё-всё видишь, что я испытываю? - Взбудоражено спросил Торрес и, получив кивок от Марка, принялся ходить по спальне взад-вперёд. - Это же сенсация! Когда такое вообще наблюдалось у людей? Никогда! Марк, ты просто реликт в этом мире! - Реликт? - Марк склонил непонимающе голову чуть набок, но ответа на свой вопрос так и не получил, позволяя фантазии Сезаря не на шутку разыграться. - Это великий дар! Божий Дар! Как ты не понимаешь? Ты был послан в этот мир, чтобы сделать его лучше, - Торрес молвил, подходя к Марку и беря его за руки. - Расскажи мне о своей способности всё, что знаешь, прошу. И с этого момента до самого позднего вечера Марк увлечённо рассказывал Сезарю о том, что он успел узнать о своём даре сам. Хитклифф доставал из дневника блокнотики с эмоциями, показывал как проводил параллели с цветами и эмоциями, руководствуясь сравнительными оборотами в разной литературе. Торрес увлечённо слушал своего друга, серьёзно прочитывая каждую страничку в блокнотике. Казалось, что они только что нашли ископаемые древнего существа, которого учёные не могли найти тысячелетиями. Хотя, честно, так оно и было. Никто до этого дня не обладал этим даром. Сезарю позвонила мать, велела вернуться домой, на что Торрес лишь обречённо вздохнул. Да уж, этот день будет по-настоящему знаковым для них двоих. Марк вызвался проводить друга до дома в полном мраке. Были лишь они, луна, а также знакомая трель светлячков, которая так нравилась Хитклиффу. Это спокойствие и гармония с природой так прекрасно. Эх, вот бы её ощутил его друг. Они остановились у поворота к дому Торреса. Марк всё это время хотел задать темноволосому вопрос, который беспокоил его на протяжении всего дня, не давал уснуть по ночам и до сих пор давил на его сознание. - Слушай, Сезарь, - Наконец-то отважился шатен. - Можно я задам тебе вопрос? - Ты его уже задал, но валяй, друг, - Усмехнулся Торрес в типичном своём репертуаре, выдавив из Марка лёгкий смешок. - Что ты всё-таки испытывал тогда? В мае месяце? Ну, когда мы смотрели твои пригласительные письма в университет. Я в жизни своей не видел такой странный оттенок - фиолетовый. Что это могло значить? - Спросил у него Хитклифф, явно смущённый сущностью своего глупого вопроса. Что вообще мог знать его друг об эмоциях и их соотнесении к цветам? - Знаешь, когда я учился в художественной школе, то нас учили смешивать цвета. Учительница была очень строга в этом плане, требовала, чтобы мы знали все оттенки цветов и результат их смешивания друг с другом. Однажды я решился смешать голубой с розовым чисто из-за интереса. Мы ведь никогда не мешали эти цвета в школе, - Сказал Сезарь. - Я был сильно удивлён, когда получил фиолетовый. Я хотел поиграться с этим цветом и добавил в фиолетовый белый. При смешивании у меня был лавандовый, а при добавлении чёрного, наоборот, фиолетовый превращался в бардовый. - То есть ты хочешь сказать, что фиолетовый - это продукт печали, перемешанный с...любовью? - Марк чуть опешил, на что получил тихий смешок Сезаря в ответ. - Вот-вот. Сам взял и разгадал свою же загадку, - Хмыкнул темноволосый. - Ты прав. Это и есть смесь печали и любви, которые я испытывал от одной мысли о том, что оставлю тебя здесь одного, - На удивлённое выражение на лице Марка Торрес вновь посмеялся. - А что? Не тебе одному выдавать секреты, глупенький. Сегодня ты отважился разгадать мне свою тайну, а в ответ я открою тебе свою. Я люблю тебя, Марк, и не хочу тебя здесь оставлять. Казалось, что в этот момент время замерло, а потом отмоталось назад. Слова Сезаря превратились в странный набор букв. Ему не снится это? Не кажется? Неужто те три слова прозвучали связанно, в одном предложении? Марк бросил недоверчивый взгляд на Торреса. И правда, несмотря ни на что, Сезарь сейчас переливался в тусклых лучах луны тем самым мягким клубничным оттенком, который символизировал лишь одно чувство на этом белом свете - любовь.