Намекай. Температура за бортом нулевая, А п о ж а р внутри микстурами заливаю.
28 сентября 2035
Детройт
Та пятница выдалась тяжелой: тянулась словно резина и потонула в очередном ворохе макулатуры. Пришедшую после академии молоденькую девчонку начальство мало во что ставило, скорее относилось с предосторожностью. В какой-то степени Скайлер это могла понять: родители тоже считали всё это блажью, думали, быстро пройдёт. Не прошло. Лишь сильнее укрепилось в мозгу желание доказать, что она чего-то да стоит. На деле же, учитывая, что ей доверяли лишь бумажную волокиту, Скайлер стоила не больше пары центов. Очередной день начинался очередными папками из архива, от которых троилось в глазах, и заканчивался литрами кофе. За три месяца ее работы единственно неизменным оставалось лишь желание подохнуть. Ни разу Скайлер не видела никого из своих коллег, кроме дядюшки Хэнка и подлеца Рида, которого лучше бы глаза её и не видели вовсе. Почему он спускался к ней в архив изо дня в день со своей неизменно нахальной улыбкой, Скайлер не знала. Встречи их длились не больше двух-трёх минут, но ей вполне хватало и этого. Он приходил, говорил какую-нибудь глупость, гадость или пошлость, в зависимости от ситуации и настроения, доводил её до желания дать ему по зубам и уходил. В жизни своей Скайлер не понимала, наверное, всего две вещи: зачем Рид приходил и почему она работала в архиве, если вся информация давно была распихана по компьютерам. Было ли это простым совпадением или желанием помучить её побольше, она спросить не решалась. Тот день едва ли отличался от остальных, разве что голова болела, а таблетка, которую она запила густой жижей из кофейного автомата, не помогала. Буквы собирались перед глазами в одно сплошное чернеющее пятно, которое так и норовило куда-то ускакать. Она то и дело вздыхала, перечитывая по кругу один и тот же абзац, когда двери архива разъехались в разные стороны, являя Рида. — Привет, сладэнькая, — усмехнулся он, щёлкая языком по нёбу, и не было во всем мире звука, что раздражал Скайлер больше, чем этот. К горлу подкатила тошнота, но Скайлер не была до конца уверенна, протестовал ли её желудок на пару с больной головой или это всё действие незабываемого ридовского шарма. Она закатила глаза, собрала в хвост распушившиеся от влажности волосы, и спросила: — Чего тебе? — нацепив на лицо самую милую свою улыбку. Получилось немного похоже на оскал, но Скайлер чувствовала себя настолько хреново, что было как-то даже плевать. Надо же, какая досада. — Пришёл посмотреть, как ты тут, — усмехнулся Гэвин, усаживая свою тощую задницу на бумаги, которые она перечитывала. «Посмотрел, — хотела сказать она, — а теперь проваливай». Настроение было дрянь, состояние — еще хуже. Но Гэвин был из категории тех людей, которых следовало справедливо опасаться. Его можно было смело назвать плохим парнем, но не из тех, что играли в футбол в старшей школе и встречались со стервами. Нет. Просто плохим. Было в его кривой ухмылке что-то от звериного оскала. И Скайлер знала, вот просто знала и все, что будь у него такое желание, Гэвин бы щедро насыпал соли в её и без того несладкую жизнь. — Так как ты тут? — снова усмехнулся он, не дождавшись ответа. — Не устала еще? Сказано это было с таким злорадным превосходством, что Скайлер захотелось выблевать содержимое желудка прямо на его вылизанные до блеска кожаные ботинки. Они были такого идеально чёрного цвета, что так и напрашивались ей оставить свой след в истории. Скайлер с трудом сглотнула рвотный позыв и сунула в рот валяющуюся на столе кислую конфетку, чтобы не поддаваться соблазну. А он, к слову, был весьма велик. — Тебе-то что? — спросила она, рассасываясь леденец. — Может я помочь хочу, — гордо вскинув голову, сказал Гэвин и снова щёлкнул языком. В тот момент он почему-то напомнил Скайлер самодовольного павлина, за ярким и пёстрым хвостом которого, пряталась менее привлекательная куриная задница. — С каких пор ты заделался в благодетели? — удивлённо хлопнув ресницами, поинтересовалась она. Гэвин не был добрячком, и помогать кому-то просто за плюсик к карме не входило в круг его приоритетов, уж это Скайлер понимала. Рид хорошо умел разве что вставлять палки в колёса и топтаться по головам. — О, нет, сладэнькая, — усмехнулся он, обнажая острые клычки, — я не буду делать это за простое спасибо. Слово «спасибо» прозвучало из его уст так неестественно, с каким-то даже акцентом, словно Гэвин давно забыл, как оно произносится. Ну, конечно, добрый Рид в этой вселенной был чем-то вроде фантастики. Скайлер хотела напомнить, что не за бесплатно — это уже не помощь, а сотрудничество. К тому же, в случае с Гэвином, не всегда взаимовыгодное. И все те, кто однажды так или иначе с ним сотрудничали, стали реальным тому подтверждением. В мире животных Гэвин был бы скорее паразитом, который получил от своей жертвы всё, а после попросту нашёл бы другую. Но сказать об этом она не успела, как и он — назвать цену. На мгновение у Скайлер потемнело в глазах. Она крепко вцепилась рукой в столешницу и шумно выдохнула. Гэвин не сразу понял, что что-то не так, но когда понял, склонился к самому её лицу, обдавая запахом одеколона, и почти взволновано спросил: — Эй, сладэнькая, ты что, помирать собралась? Помирать Скайлер точно не собиралась. По крайней мере не на этой неделе и возможно не в этом месяце. Она еще не успела завести кота, съесть за раз три ведёрка мороженного Бен и Джерри и досмотреть Династию. К тому же от обычной простуды еще никто не умирал. Но в тот момент Скайлер стало настолько хреново, что она готова была прям там свернуться калачиком, заткнуть уши, в которых что-то противно попискивало и спать-спать-спать. Свободной рукой она ухватила Гэвина за предплечье и криво улыбнулась. — Не дождёшься, — коротко выплюнула Скайлер, гипнотизируя взглядом его ботинки. Перспектива вывернуть на них свой желудок уже не казалась ей такой плохой. — Я похожа на умирающего? — Нет, — Гэвин крякнул, когда её ногти впились ему в кожу, — но лучше я отвезу тебя домой. Нужно только Хэнку сказать. Скайлер слабо отмахнулась — раньше ей казалось, что Гэвин даже слова такого не знал — «забота», и она все ждала какой-то подвох. Еще пару минут назад Рид сам говорил, что не готов помогать за простое спасибо, а дать ему ей было нечего, разве что смятую двадцатку, завалявшуюся в кошельке. — И что же ты хочешь вместо спасибо? Гэвин ничего не ответил, только посмотрел на неё таким взглядом, что кровь стала в жилах. Скайлер прикусила язык и неловко отшатнулась. Она не понимала Гэвина, который еще пару минут назад говорил, что не собирается помогать просто за плюсик к карме, а теперь строил из себя оскорбленную невинность. Рид, как ей тогда показалось, вообще состоял из сплошных противоречий, но Скайлер решила обдумать это позже, когда голова перестанет трещать. В конце концов, все эти взгляды могли ей просто привидеться.***
Небо над головой потемнело, заволокло одной сплошной тёмной тучей, такой же чёрной как одинокая кошка, что скреблась по её сердцу. На мгновение Скайлер остановилась, зажмурилась, позволяя крупной дождевой капле упасть на самый кончик носа, и вдохнула полной грудью. После затхлого и спертого архивного воздуха, тяжело оседавшего в лёгких сродни сигаретному дыму, этот показался ей чистым. Налетевший из ниоткуда промозглый ветер растрепал пушистые волосы в разные стороны. Самая непослушная прядь хлестко ударила стоящего рядом Гэвина по щеке. Он забавно сморщился и вдруг потянул носом воздух, вдыхая цветочный запах ее волос. Это было настолько неожиданно, что Скайлер рот открыла от удивления и издала непонятный булькающий звук. Гэвин что, обнюхивал её? — Это императрица, — пробормотала она. — Что? — глухо переспросил он и закашлялся. Казалось, ее слова сбили Гэвина с толку. — Духи, — пояснила Скайлер, как-то неловко улыбнувшись. Надо же, ей и правда удалось смутить вечно насмехающегося над всеми Рида. — Духи — императрица. Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, Гэвин снова прокашлялся. Выглядел он при этом так, как-будто собирался сказать очередную гадость, а в нахальных глазах не осталось и тени былого смущения, лишь черти, что отжигали ламбаду. Но разбираться в его взглядах не было никакого желания. Скайлер поёжилась, ощущая как холодный ветер змейкой заполз под ворот лёгкой осенней куртки, и прочистила саднившее горло. Гэвин молчал, а она все ждала, когда же он в очередной раз съязвит. — Мой тебе совет, — наконец, хрипло шепнул он, наклонившись к самому ее ушку. Шею тут же защекотало горячее дыхание, а завиток, которого он едва не касался губами словно ошпарило кипятком. Скайлер отступила на шаг, скрывая за ледяными пальцами запылавшие щеки. Ей казалось, что все это из-за поганой температуры, а Гэвин продолжал дразниться. Он ступил следом, ухмыльнулся в своей почти очаровательной манере и продолжил: — смени парфюм, пахнешь как освежитель воздуха. Хлоп. Лопнул огромный жвачный пузырь со вкусом спелой пахучей дыни. Гэвин расхохотался и его хриплый, раскатный смех эхом разнесся по огромной пустой парковке. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Гэвин смотрел на нее так нагло с пьедестала собственной важности и смеялся, а Скайлер хотелось, чтобы с таким же звуком ее ладонь столкнулась с его щекой в звонкой пощечине. Старый добрый Рид вернулся, а лучше бы его украли инопланетяне. Хотя, пожалуй, вечно злиться на него было все же проще, чем ощущать странный жар. Скайлер тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли. Волосы рассыпались по острым плечам и снова полоснули Гэвина по лицу. Он коснулся их своими грубыми мозолистыми пальцами и небрежно заправил ей за ухо. — Не делай так больше, — хмыкнул Гэвин, пряча свою удивительно искреннюю улыбку в вороте куртки, а Скайлер подумала о том, что Рид со своими тупыми шутками впервые не вызывал у нее отвращения. Такой вот парадокс. — Пойдём, довезу тебя до дома. А то еще свалишься в обморок по дороге. Вспоминать об этом было вовсе не обязательно, но Гэвин не был бы Гэвином, если бы не кичился собственной важностью. — Может я все же на автобусе? — крикнула Скайлер, глядя на то, как ловко он перепрыгивал лужи. Гэвин обернулся и посмотрел на нее таким пронизывающим взглядом, от которого по спине разбежались мурашки. — Просто иди за мной, — грубо отрезал он и пошёл дальше, больше не оборачиваясь, как будто заранее знал, что Скайлер последует за ним. В машине у Гэвина пахло кожей и хвоей. Скайлер легонько коснулась пальцами пахучки висящей на зеркале и откинулась на спинку сиденья. То, что Рид вдруг вызвался её подвезти, все еще казалось чем-то из области очевидного и невероятного. Возможно он просто был не таким плохим, каким хотел казаться?Какая-то ерунда.
Скайлер отвернулась к окну. Тонкие пальцы заскользили по стеклу, выписывая вензеля. Застучал по крыше дождь. Прежде чем завести мотор, Гэвин вздохнул так, словно все это было ему в тягость. Но если так, зачем он тогда соглашался? Скайлер закатила глаза, глядя на собственное едва заметное отражение, и потёрла замерзшие руки. Сбоку раздался невнятный шорох, а потом ей на колени упал смятый клубком плед в большую клетку. Скайлер нахмурилась разглядывая узор на ткани, поддела её пальчиком и удивлённо посмотрела на Гэвина. — Что? — чиркнув колёсиком зажигалки, невозмутимо спросил он. В машине запахло дождем в перемешку с сигаретами. Залетевший в открытое окно ветер пробежался по салону и заставил Скайлер поёжиться. — Ты играешься в плохого парня, — сказала она, завернувшись в плед по самый нос. Гэвин удивлённо вскинул бровь. Казалось, что ее слова загнали его в тупик. — Это был вопрос? — Нет. Вопрос в том, почему ты это делаешь, — ответила Скайлер, вытягиваясь в кресле. Жуть как хотелось спать, и воспалённые глаза буквально слипались. Рид молчал всего одну затяжку. Его пальцы нервно постукивали по рулю. Выхода из лабиринта по-прежнему не было. — Может., — Гэвин как-то неопределённо пожал плечами, — может я и есть плохой? — словно в доказательство кривая усмешка скользнула змейкой по его губам. — Может. Гэвин фыркнул — казалось, именно такого ответа он и ждал, а Скайлер задумалась. Был ли Рид и правда настолько плохим или там, за маской вечной грубости и дерзости, скрывался кто-то другой? И если так, то кто? Скайлер работала в отделе всего ничего и единственным кого она раскусила… думала, что раскусила, был Рид. А оказалась, что ни черта Скайлер не понимала в людях и видела только то, что они показывали. Гэвин хотел, чтобы его таким видели, поэтому и вёл себя как наглая и заносчивая заноза в заднице. На деле же все оказалось гораздо сложнее. Скайлер никогда не видела его настоящего, и даже не знала было ли в нём это настоящее, но что-то хорошее в нем точно было. Может быть похороненное где-то глубоко в душе, под вечной мерзлотой. Но было. — Знаешь, Дэвис, — сказал вдруг Гэвин удивительно серьезно. Пепел его сигареты, подхватываемый ветром, закружился в воздухе словно пушистый снег. Снег в конце сентября, — не бывает абсолютно хороших или плохих. Только тогда она обратила внимание, что Рид впервые назвал её не привычным сладэнькая. — Спасибо, капитан очевидность, — Скайлер зарделась, как майская роза. Ей отчего-то стало стыдно за собственные слова и мысли. Пустой желудок снова скрутило, словно пружинку. Она попыталась выдавить из себя смешок, но вышло слегка натянуто. — Решил пофилософствовать? Гэвин как-то по-доброму усмехнулся, а Скайлер впервые заметила, что когда Рид улыбался не нагло и развязно, а искренне, на щеках у него появлялись обаятельные ямочки. — Скорее поделиться жизненным опытом, — хохотнул он, делая последнюю затяжку. На мгновение его тёмный силуэт растворился в густом дымчато-сером тумане, словно в фильме с крутыми спецэффектами. Скайлер закатила глаза и фыркнула, нравоучений от Рида ей как раз не хватало для признания полной собственной ничтожности. Как драматично. Гэвин выбросил сигарету в открытое настежь окно и небрежно бросил наполовину пустую пачку в бардачок. Отвечать она не спешила. Да и говорить, собственно, было нечего. Рид тоже молчал. Их странный, немного нелепый разговор сходил на нет. — И? — наконец спросил он. — Так ничего и не скажешь? — Жду, пока ты поделишься еще одной житейской мудростью, — фыркнула Скайлер. Нравоучений в её жизни вполне хватало. Можно было даже сказать, что она нахлебалась их сполна, как солёной воды — утопающий. Но у Гэвина получилось поддеть её удивительно беззлобно, и Скайлер входила во вкус их местами забавных, местами язвительных словесных перепалок. Что тоже было довольно удивительно. «Наверное, это всё из-за температуры», — подумалось ей. Невольно Скайлер подумала и о том, изменится ли что-то завтра, когда ей станет лучше? Или в понедельник, когда она выйдет на работу и снова увидит прежнего Гэвина? Да и станет ли он вообще прежним? Но ни на один из этих вопросов ответ Скайлер так и не нашла. — Считай, что это была демоверсия, — Рид усмехнулся и бросил на нее взгляд, в котором так и читалось: «признай, ты ведь это ожидала услышать?». Внутренне Скайлер содрогнулась от того, насколько он был пристальным. Сегодня Гэвин удивительно часто попадал в самое яблочко, но она не собиралась ему в этом признаваться, поэтому попыталась изобразить самое непроницаемое своё лицо, мол: понимай, как хочешь. Ухмылка Рида стала еще шире, буквально таки от уха до уха. Казалось, он и так все понял, но не сказал больше ни слова. Скайлер, собственно, тоже сказать было нечего. Остаток пути они провели в молчании. Скайлер, устроившись поудобней, почти задремала, а Гэвин, следил за дорогой, изредка нервно постукивая по рулю пальцами. Спросить, что его тревожит она так и не решилась. В конце концов, они не был друзьями, и Гэвин не обязан был изливать ей душу. Скайлер даже не была уверена, что он в принципе хоть кому-то её изливал. Не было в этом мире ничего, что могло заставить его переживать. А если и было, он всё равно держал все в себе настолько глубоко, что ни одной живой душе было не дотянуться. Гэвин в принципе человеком был скрытным, и то, что творилось в его душе было известно, наверное, только Богу. — Ты так и не ответил, что я тебе должна, — вспомнила Скайлер, когда он остановился у её дома. Дверь плавно отъехала назад, и она так резво выскочила наружу, как будто боялась, что Гэвин будет удерживать её силой. Хотелось глотнуть воздух, который не был смешан с запахом его одеколона и позволить здравому смыслу взять вверх. Скайлер все еще не знала, как относиться к Гэвину, и что у него на уме, а он не спешил раскрывать все карты. Может он и не был абсолютным злом, и очевидно в нем было что-то хорошее, но ей нужно было больше времени, чтобы это до конца осознать. — Не волнуйся, сладэнькая, — самодовольно улыбнулся Рид, — сочтёмся как-нибудь, — и с силой дав по газам, сорвался с места, оставляя после себя лишь клубы сомнений и дорожной пыли. А Скайлер медленно побрела к дому, рассматривая причудливые разноцветные камушки, которыми была вымощена дорожка. В голове было пусто, лишь одна мысль крутилась, как заведённая. Скайлер думала о том, что если бы Гэвин всегда был таким, когда-нибудь они бы смогли подружиться. Удивительно: её старательно выстраиваемый мир, как Титаник неумолимо двигался навстречу айсбергу. И будь она проклята, самодовольная улыбка Рида!***
Вечером ей стало хуже. Скайлер сидела на ступеньках собственного домика и словно зачарованная смотрела на собственное отражение в бокале каберне. Ночь была прохладной, и дико хотелось курить, прямо до зуда в пальцах. Но как на зло газ в зажигалке закончился, а спичек у неё не было. В сумке валялась лишь парочка повидавших жизнь леденцов в смятой обёртке и присохшая к чеку жвачка, что идеально описывала её состояние. Настроение пробивало третье дно, и не понятно было, чего ей в тот вечер хотелось больше: спать или сдохнуть. Перед глазами все плыло и кружилось, словно в водовороте. Лечить простуду бутылкой вина оказалось откровенно хреновой идей, но аптеки рядом с её домом, увы, не было, зато был магазин. А в магазине, какая удача, — бутылка красного. На душе было так противно, что кошки скреблись по грудине, но никому не было до неё дела. Никому, разве что кроме андроида из соседнего дома. Скайлер казалось, что даже он смотрел на неё с осуждение. Потому что она тратила свою жизнь не понятно на что и была по уши в добротном таком дерьме, из которого тяжело было выбраться. И никто не мог ей в этом помочь, кроме себя самой. Скайлер тратила свою жизнь на глупые попытки кому-то и что-то доказать, а на деле закапывала всё глубже и глубже в яму. И никто и близко не знал, насколько плохо и тошно ей было от этих бессмысленных попыток. Никто не верил в неё. Скайлер казалась самой себе жалкой, никчёмной и ни на что не способной. Она не справилась, не оправдала чужих ожиданий, своих — и подавно. Черт, Скайлер, ты до безобразия жалкая. — Вот же дрянь! — выпалила она, чиркая туда-сюда колёсиком зажигалки. Андроид снова скосил на нее свой странный взгляд. В свете фонаря, бросавшего блики на пшенично-белые волосы, он показался Скайлер удивительно похожим на ангела. Не хватало лишь нимба над головой. — Что? Чего уставился? Андроид покачал головой и почти пристыжено отвернулся, а Скайлер вдруг стушевалась. На душе у неё стало еще гаже, чем было. Не смотря на то, что андроиды вроде как не должны были ничего чувствовать, Скайлер показалось, что он был смущён и зол. Только вот зол на неё за то, что повела себя грубо или на самого себя за то, что влез туда, куда не просили? Скайлер неосознанно прикусила губу так сильно, что на кончике языка появился противный солоноватый привкус, и резко подскочила. — Эй, — крикнула она, мысленно отвешивая себе затрещину. Скайлер показалось, что вместо того, чтобы исправить ситуацию она её лишь усугубляла, — я не знаю, как там тебя. Андроид, ступивший было на собственный порог, обернулся и уставился на неё своими льдисто-голубыми глазами. Судя по любопытному взгляду, он точно понял, к кому именно обращались. Да и трудно было не понять — на улице кроме них не было никого. Разве что дворовой пёс, разразившийся лаем на весь квартал, и парочка не поделивших территорию кошек. — В общем, прости, — немного бессвязно пробормотала Скайлер, делая несмелый шаг вперёд. Ладони вдруг стали липкими от пота, и она незаметно обтёрла их о джинсы. — Это было грубо и всё такое. Какое такое, Скайлер уточнять не стала. Избегая его пронзительного взгляда, она посмотрела вверх и мысленно взмолилась, чтобы в то место, где она стояла, ударила молния. Но небо всё не разверзалось и не делилось напополам слепяще-белой вспышкой. Оно оставалось таким же уныло-серым и глухим к её молитвам. Так было всегда. Обидно стало, хоть плач, и Скайлер шумно шмыгнула носом. Где-то на плече у неё, невидимая для самой Скайлер, сидела Судьба, в которую она не верила, и шептала: «Глупышка моя, да разве можно просить о таком?». Она то уж точно знала, что всё не случайно. Но Скайлер не слушала и не слышала. Ей казалось, что в тот день она облажалась по полной. Перед собой, перед Гэвином, которому по сути-то было плевать, и даже перед сраным андроидом. Что-то внутри предательски треснуло. — Обычно я себя так не веду, — добавила Скайлер, чтобы нарушить неловкую тишину. Она ненавидела оправдываться, потому что в такие моменты чувствовала себя жалкой, никчёмной мямлей. Но не оправдываться не могла. Извинение обжигало язык, и Скайлер должна была, нет, просто обязана выплеснуть его наружу, чтобы было не так стыдно. И пусть он был бездушной машиной, перед которой вовсе не обязательно было просить прощения, для неё это было важно. Андроид молчал. Скайлер даже не была уверена, что он дослушал до конца тот невнятный, бессвязный поток слов, что она опрометчиво назвала извинением. Такое, она, если честно, и сама бы слушать не стала. Может вина Скайлер и не была настолько большой, чтобы так убиваться, но ком в горле рос в геометрической прогрессии. Она снова шмыгнула и вытерла нос рукавом толстовки. Рядом послышалось какое-то тихое шуршание, вздох, а после неловкое: — Передо мной впервые кто-то извиняется, — голос у него был приятный, удивительно мягкий, вкрадчивый, прямо как у домашнего кота. Скайлер опустила голову и посмотрела ему в глаза. — И в моей программе социальных отношений не предусмотрен подходящий ответ. — Тогда скажи что-нибудь от себя, — предложила Скайлер. Андроид посмотрел на неё, выпучив глаза, и только тогда она поняла, какую глупость сказала. Перед ней стоял машина, а не живой человек. Робот, который говорил и делал лишь то, что было предусмотрено разработчиком. Скайлер издала нервный смешок. В тот день она только и делала, что садилась задницей в лужу. — От себя? — повторил андроид, как бы смакуя это слово. Кружочек на его виске вдруг сверкнул ярко-желтым. Скайлер показалось, что что-не так, словно внутри у него произошёл какой-то сбой, и вместо бесчувственного робота, он посмотрел на нее прямо как человек. Тогда она поняла, что не так. Он был взволнован. И взволнован в хорошем смысле. — Тогда… тогда я скажу, что Вам не за что извиняться. С души у нее прямо им под ноги упал один маленький камушек. Скайлер пхнула его носком ботинка, чтобы камушек откатился дальше, и неловко улыбнулась. Андроид тоже улыбнулся в ответ, и от его улыбки по холке у неё разбежались мурашки. Бездушная, казалось бы, машина улыбалась искреннее многих людей. Выходило, душа у нее все же была. Скайлер и раньше об этом думала, а теперь знала наверняка. Эти андроиды не просто были созданы по подобию человека, в большинстве своём они были человечнее многих её знакомых. Быть может даже человечнее её самой, но что точно отличало их от людей — машины не делали ошибок, а она в своей жизни наделала их сполна. Делала, наступала на те же грабли и снова делала, словно ей нравилось набивать шишки о черенок. А может так оно и правда было. Скайлер кивнула собственным мыслям и сфокусировала взгляд. Напротив неё стоял удивительно солнечный мальчик, она это как-то чувствовала. Как чувствовала и то, что у него точно есть сердце. Пусть металическое, а не четырёх-камерное, это было собственно и не важно. Они постояли, немного глядя друг другу в глаза. Позже Скайлер и сама не могла понять, почему не спешила уходить и довела ситуацию до неловкости. Наверное, ей просто хотелось погреться немного в его лучах, или ненадолго почувствовать себя не такой одинокой. А потом где-то вдали вдруг зарокотал гром, эхом пробежавшись по крышам домов. Скайлер вздрогнула и невольно принюхалась — в воздухе запахло свежестью и дождём. Андроид улыбнулся, поднимая голову к небу. — Вам нужно идти, если не хотите промокнуть.***
Уже лежа в кровати и вдыхая запах лаванды исходящий от аромапалочек, она вдруг вспомнила его лицо. Почему оно так сильно запало ей в душу, Скайлер не знала. Сосредоточиться на пушистых овечках получалось с трудом. Она то и дело сбивалась со счета. Неважно после тридцатой, сороковой или семидесятой с хвостиком, но перед глазами обязательно всплывали то волчий оскал Рида, то осуждающий взгляд андроида, имени которого она так и не узнала. Скайлер упорно махала головой и начинала сначала, а они, как будто на зло, снова и снова появлялись. Их лица кружились, смешивались в одно и разделялись на двое. Она пыталась прогнать их из собственного сознания, но они, словно пришпиленные булавкой, никуда не девались. Все это было тщетно. Скайлер ворочалась из стороны в сторону, изучала потолок в трещинках, смотрела на призывно подмигивающие звезды. Без толку. Собственно подсознание над ней насмехалось. А Судьба смотрела с жалостью и качала головой. — Зря мы это затеяли, — причитала она, нервно заламывая пальцы. — И вовсе не зря, — отвечала Любовь, хлопая своими длинными угольно-чёрными ресницами. Она всегда находила подобные авантюры захватавшими, — иначе они никогда бы не узнали. — Узнали бы, — качала головой Судьба. Затея теперь казалась ей абсолютно безумной, кривой и неправильной. — Просто все шло бы своим чередом. А мы спутали карты, понимаешь? Как ей теперь понять, кто именно её судьба? — Поймёт, — мечтательно отзывалась Любовь. Тогда ей казалось, что лучшее, что они могли сделать — это дать Скайлер того, в ком она так отчаянно нуждалась. — обязательно поймёт. Она у нас умная девочка, сердце подскажет. Но сердце у Скайлер молчало, лишь мысли беспокойно бились о черепную коробку, как выпрыгнувшие из аквариума рыбки. Уснула она уже под самое утро, когда за окном светало. Все мышцы, даже те, о существовании которых она не догадывалась, ныли тупой болью, а кости крутило и ломило так, словно кто-то специально с силой их выворачивал. Всё тело лихорадило и знобило. По подоконнику лихо барабанил дождь. Тогда ей хотелось лишь одного: чтобы это побыстрее закончилось.