***
В незапамятные времена, когда все ниндзя на Земле, созданные Богом, воплотились в единое целое, возродилось на свет жуткое зрелище, – демон, пожирающий чужие души; каждая живая тварь, появляющаяся на поле зрение ужасающего зла, становилась стёртой с лица всего сущего, что вселяло непосредственный страх для всякого жителя, обитающего на территории Долины Кадиа, на острове Алой Тени. Алая Тень, по сей день, расположена на севере Речных земель Кадии, но даже при учёте дальнем расстоянии от других краёв и областей, что изредка помогали в доставлении припасов и всеми необходимыми товарами, слух о могущественном зле распространился по всей Монийской Империи, находившейся к западу от Речных земель Кадии. Но, к большому огорчению, Монийцы и все проживающие в сей местности, ввязались в конфликт с территорией Бесплодных земель, что отрицательно повлияло на – порядком созревающий – мир, среди людей и демонов. Ни воины, ни сама Глава Империи – Сильвана, никак не могли помочь в освобождении народа Алой Тени, от заставшего врасплох зла; им самим нужна была необходимая помощь. Две, вместе с тем, созданные фракции, – Алая и Тени, считались в тот период единым орденом, располагающиеся на острове Долины и объединяющие всех опытных ниндзя и только начинающих; такие ниндзя высоко славились: из поколения в поколение, они передавали все свои знания и опыт в боях, искусстве и обладании огромной интуиции, нужной для победы над врагом. С каждым годом, бойцы становились всё сильнее и сильнее, что являлось пользой и шагом вперёд над полным уничтожением демона, сильнейшего духа – Ханагаке, пожирающего всех и вся на своём пути. Слух прошёлся не только в незначительных областях Земель Рассвета, но и сперва затронул – до сих пор существовавший в те времена – Орден Алой Тени, где после, разбился на две фракции, из-за создавшегося конфликта. Орден Алой Тени навсегда утратил в себе название и, если бы не ссора между двумя Главами, то, возможно, данное объединение осталось в сохранности ещё многие десятилетия. Но это не тот случай. Алая и Тени стали соперниками, и в одном из этих рядов возник могущественный ниндзя, прославившийся и получивший огромное значение для своих союзников; он умён и довольно хитёр, знающий толк в теневых навыках и в их особенностях. Хаябуса – надежда на спасение и выживание народа, клана и всего, что его затрагивает.***
— Славно поработали, – возник голос мужчины, зрелого; в его силуэте были явные черты сходства с умелым воином, чьё превосходство значительно ценилось, – напоследях, можно и отдохнуть, выпив немножечко саке*, – интонация сменилась на более весёлую: он засмеялся то ли от скопившейся радости, то ли от собственного желания хлебнуть желанный алкоголь. – Ты со мной, Хаябуса? Мужчина, с пестреющей сединой на подбородке, называемой бородой, окинул навязчивым взглядом облик молодого парня, ниндзя и опытного воина, чьё имя высоко славилось в могущественных штабах Алой Тени. Хаябуса сидел на деревянной скамейке, которая располагалась во дворе от небольшой минки*, неподалёку от на вид безалаберной, но довольно статной личности. Он ушёл в себя, все мысли скопились в единый неприятный комок, терзающий молодую душу; снова это происходит с ним, уже какой раз он не может держать себя в руках от одной только мысли о нём, имя которого никто не удосужится сказать вслух. Парень ещё долго бы сидел так, обитая в своих беспощадных раздумьях, если бы не мужчина, во всю подошедший к ниндзя и мечтавший только об одном – о выпивке. Помахав перед бледным – погружённым в себя – лицом Хаябусы, воин проговорил скоро, направляя очи свои прямиком на него, поражаясь тем, насколько тот может быть поникшим от проделанной муторной работы. — Ты в норме? – глаза забегали, на возмужалом лбу образовались маленькие складки от нахмуренных густых бровей. – Выглядишь, мягко говоря, не очень. — Всё в норме, – парень тут же пришёл в себя, лицо уже не казалось таким бледным, а наоборот, сформировалось более живым; он сдвинулся с места, вставая со скамьи, немного потянувшись. – На счёт выпивки я откажусь, спасибо, не пью. Мужчина удивлённо уставился на Хаябусу: его ничего так не волновало, как этот парень, он всегда думал, что тот частенько забавится алкоголем, а тем более, домашним саке, получаемым путём сбраживания сусла на основе свежего риса и пропаренного рисового солода. Об одном лишь представлении этого ужасно вкусного напитка, во рту образовывалось выделение обильной слюны, что было заметно по лицу знатока и эксперта в зловредной привычке. Он почесал свой затылок, до сих пор находясь в лёгком негодовании. — Зря, очень зря, – как бы ухмыляясь, добавил мужчина. – Между прочим, очень вкусный алкогольный напиток. — Мне своё здоровье важнее, – выявил Хаябуса, ни чуть не жалея о сказанных словах и, возможно, обидных для воина; он провёл строгим взглядом по скопившимся складкам на недовольном лице своего собеседника, отчасти гордясь. – Алкоголь на меня плохо влияет. — Не умеешь пить? – здоровяк ухмыльнулся, обращая внимание на вдумчивые очи ниндзя. – Это дело поправимое. Хаябуса крепко вздохнул; этот разговор явно ему не понравился, но он старался как можно дольше это скрывать, запасаясь терпением, и, случаем, не сорваться на грубые фразы. — Не в этом дело. Слегка раздражённый, ниндзя направился за ворота нехилого традиционного домика, а именно минки; прежде чем вступить ногой за пределы двора, Хаябуса не до конца обернулся, заставляя проникнуться его далее сказанными словами, в адрес зрелого мужчины. — Не груби своей жене, договорились? – вопрос прозвучал скверно, но глубоко, пытаясь достучаться до стоявшего сзади него болвана, который часто ссорился со своей давней любовью. – Я постоянно вижу её на улице, со слезами на глазах. С этими фразами, юнец направил свой обзор вперёд, ступая дальше, вместе с этим закрывая такие же аккуратные деревянные ворота.***
Хаябуса вышел из морального для него недовольства, с тяжёлым вздохом направляясь к ближайшей зоне отдыха. Он часто любил побыть один, вне зависимости от того, нравится ли ему та или иная компания человек, или же нет. Парень просто не любил шум и посторонний гам, что часто слышался от пьяных – на перекрёстке, или в заведениях – людей, совсем разных по категории и возрасту: от молодых до уже достаточно престарелых. Иногда, когда начинались особые случаи, где юный ниндзя мог расслабиться и спокойно выдохнуть, ему становилось морально комфортно и удобно; но дело не в выпивке. Как Хаябуса упоминал ранее, он не баловался с алкоголем и никогда не пробовал его больше одного раза в год. Ему и без этого выдавалось хорошо. Что касается компании друзей, которая у него имелась, так это были два для него дорогих друга – Кагура и Ханаби. Он считал их больше, чем просто друзьями. Для парня, они были как семья, здоровая и крепкая, которую он никогда прежде не видел; не ощущал того тепла, что излучали ему девушки, никогда прежде ни с кем так душевно не разговаривал, как с ними. В общих чертах, он их любил, но как полноценную семью. Мысли были чересчур банальными, Хаябуса просто шёл в направлении известного для него пути; будучи уставшим человеком, для него было бы в радость сейчас нырнуть, как малый ребёнок, в согретую кровать и лечь спать, но пришлось идти, прямиком в свою объёмную минку, где он обычно проживал. Погода стояла ясной, не виднелось ни единого хмурого облачка на синем небе, поэтому незначительная прогулка была очень даже нужной для здорового и продолжительного сна. По пути Хаябуса встретил местных жителей, что приветливо удосуживались заглядывать на прославленного ниндзя, идущего своей длинной дорогой. Они улыбались, здороваясь, одна женщина даже преподнесла в сильные руки брюнета свежие онигири – рисовые комки с разными начинками, завернутые в обжаренные листы водоросли нори. Хаябуса не ожидал такой подачи, тем более, от неизвестного для него человека, но послушно принял всё то, что приготовила специально для него эта простодушная белобрысая женщина, одаривая плавной улыбкой, и кратким словом благодарности. День явно выдался, теперь и покушать не надо будет готовить. К нему даже подбегали соседские деревенские детишки, держащие в ручонках бумагу и простое перо с капающими чернилами; они жадно просили оставить быструю подпись его имени, а потом, радостные, убегали кто куда, выкрикивая то, что хотят быть таким же, как и он. Всё бы ничего, но на протяжении всего дальнего пути, юный ниндзя ощущал на себе холодный, словно завораживающий, как безумный гипноз, взгляд, что податливо осматривал чужое тело, видя в нем, не что иное, как добычу. Хаябуса опешил, но всё же дошёл до своей территории; напоследок, ниндзя тщательно решил осмотреться, прежде чем закрыть за собой тяжёлые ворота во двор, но никого не обнаружил, смахнув всё на то, что парень по обычаю устал, плотно заперев за собой врата. Покинув двор и вступая в порядочную, не сказать, что скромную минку, Хаябуса, полной надеждой выспаться, двинулся в спальню, где ощутив тепло комнаты, тут же бросился на постель, мгновенно засыпая. Не подумал – из-за жажды поспать, – что кроме него, в комнате был посторонний человек: нет, не совсем человек – зло, что было поистине ужасающим. Оно, с лёгкой ухмылкой, даже не пытаясь причинить вреда, двинулось, не колеблясь, прямо к Хаябусе: настолько бесшумно, насколько никто себе представить не мог. Взглянуло, облизываясь, как обычно делают хищники, увидев перед собой добычу, и, прислонившись чуть ближе, всмотрелось в спящие очи. — Вот мы и встретились вновь, мой дорогой друг.