***
А Джошуа на тренировку всё-таки приходит. Садится повыше да подальше, чтобы обзор на происходящее был лучше, и закидывает ногу на ногу. Разминку он благополучно пропустил, пока болтался со знакомым из клуба по стрельбе, Вэн Джуном. Он такой же потерянный иностранный студент, как и Джошуа когда-то. Немного неловкий из-за языкового барьера и местами наивный, так как только с культурой местной знакомится. Вот Джошуа в нём себя и узнаёт, старается помогать китайцу по мере возможностей. У него самого, кроме Джонхана, никого не было (правда, он иногда забывает, что сознательно сам от всех отказался). Так что Джошуа рад, что у Вэна целый табор друзей и что эту культурную ассимиляцию он переживает легче. Он снова мысленно благодарит судьбу за то, что из всех людей по приезде сюда она в первую очередь свела его с Джонханом. Иначе скольких проблем он бы избежал. Даже представить страшно. Для начала не влюбился бы в наглого идиота, который прямо сейчас доказывает судье, то бишь тренеру, его неправоту. И самое ужасное, что, кажется, успешно. Кто-то из остальных игроков таким раскладом недоволен, но тех Джонхан между делом посылает, показывая средний палец. Даже капитана команды, чьё место он мог бы занять. Но управлять, будучи серым кардиналом, ему нравится больше. — Тренер, но там было нарушение! Он нарушил! — возмущается номер двадцать три, однако в ответ слышится только свисток в качестве предупреждения. Виновник лишь пожимает плечами и медленно шагает мимо трибун, цинично ухмыляясь наблюдающему Джошуа, который беззвучно ему аплодирует. Вся университетская команда по футболу ненавидит, когда на стадионе появляется Хон Джошуа, ибо и без того нахальный Юн Джонхан начинает выделываться больше обычного. Он словно пытался продемонстрировать, кто в этом аду главный. Резкие движения, неожиданные ускорения, отточенная техника и поставленный удар. Ещё один закрученный мяч пролетает над головой вратаря. Чёрный полиэстер липнет к вспотевшим плечам и груди. У Джонхана, что трясёт густыми тёмными вихрами на голове, на спине горит коралловый тринадцатый номер. Неудача ждёт каждого, кто окажется против него. Даже тренер догадывается, в честь кого все забитые Джонханом мячи. И только новичок Ли Чан пока считает, что дело просто в самолюбии старшего и толпе девчонок, что собираются на каждой их тренировке. Младшему особенно нравятся старшеклассницы, приносящие ему воду. Чана всегда дико сушит после игры.***
Третий этаж. Окна выходят на городской парк, где каждое утро местные собачники выгуливают своих питомцев; где фонтан, как магнит, собирает парочки с дурацкими выражениями лиц. Тут же в шахматы играют старички в козырьках и стоит детская площадка, на которой вечером резвятся дети. Немного шумно и пока ещё слишком светло. Джошуа схватился за плотные хлопковые шторы, висящие в зале, чтобы прикрыть окна, оставляя небольшую щель для солнца, что планирует закатиться через пару часов. — А где твои соседи? — разуваясь в прихожей, спрашивает Джонхан. Ибо зайдя в квартиру, он почему-то не услышал привычного шума. — У Сынчоля дополнительная смена в баре, а у Хао не было занятий и он поехал к родителям, — обходя диван, Джошуа поправил плед, который стараниями его соседей был смят в кучу. В общем-то, недвижимость в центре жутко дорогая, а он не был любителем лишних расходов, если не считать того факта, что понятие о «не лишних» у него немного специфическое. Чего стоит, например, планетарий, традиционный китайский чайник из исинской глины или репродукция картины Врубеля. У Джошуа была возможность снимать квартиру отдельно, но ему это казалось неразумной тратой денег. Да и с друзьями жить кое-как, но доставляло удовольствие. Хоть и трудно порою делить пространство с человеком, у которого в гостях побывало пол женского общежития; и лютым художником-коллекционером бутылок из-под вина. — Надо же, как удачно, — хмыкнул Джонхан, заходя в зал и сразу же падая на диван. — Никакой удачи, только холодный расчёт, — пожимает плечами младший и складывает руки на груди, глядя на то, как его друг смял плед, чтобы удобнее пихнуть его себе под мышку. — Мне бы не хотелось, чтобы они застали меня в столь провокационном положении. С меня достаточно шуток Сынчоля про банан. Он мне до сих пор его забыть не может, — лицо у Джошуа скривилось, когда он вспомнил, как на прошлый Новый год на глазах у друзей случайно проглотил фрукт практически целиком. Кто же знал, что его странный талант настолько поразит присутствующих. — Ну, это было фееричное представление, — Джонхан не смог сдержать гаденькую ухмылку. — Я уверен, за такое отлично платят на специализированных сайтах. — Умереть захотел? — почему-то лицо Джошуа делалось добрым и таким милым, что от сладости зубы сводили. — Улыбку с хлебала убрал быстро. — Как скажешь, Джошуджи, — пропел старший. — Сделаешь вид, что ты гостеприимный хозяин, и предложишь мне чай, или сразу приступим к твоей фотосессии? — А ты хочешь чай? — правая бровь Джошуа поползла наверх, выражая весь его скепсис. — Я, конечно, могу заварить тебе что-нибудь из запасов Минхао, но иметь дело с последствиями будешь сам. — Ну, если честно, то я бы предпочёл что-нибудь покрепче. — Ещё бы. Тогда могу предложить только лёд, — свою очевидную шутку Джошуа сдобрил крайне серьёзным выражением лица и закатил глаза. — Это что, греческая ваза? — неожиданно Джонхан обращает внимание на странный предмет в углу. — Что дальше? Кентавр? В последнее время некоторые из обитателей этой квартиры подсели на романы Донны Тартт, а после «Тайной истории» это увлечение стало находить отражение в их внешнем облике. Правда, не в длинных пальто, но в попытках выглядеть как персонажи эпоса. В итоге все переросло в классическую одержимость древнегреческой мифологией со всеми вытекающими. Хорошо хоть в одеяло не кутаются и не устраивают оргии, стараясь призвать Диониса. — Вставай, будешь мне помогать, — он схватил друга за руку, чтобы поднять с дивана. — Ну, Шуджи, я так устал, — мямлил Джонхан, но никакого сопротивления не оказывал. — Понеси меня. — Обойдёшься, — отпуская друга, сказал Джошуа и вышел из зала, не оставляя старшему никаких вариантов, кроме как последовать за собой. Оказавшись в комнате, первым делом Джошуа подобрал подходящий плейлист и закинул туда любимые треки, а после настроил колонки и включил музыку. Он сделал звук погромче, чтобы перекрыть раздражающий шум с улицы. Прикрыв за собой дверь, Джонхан огляделся по сторонам, пытаясь заметить какие-то изменения в спальне друга. Однако она как всегда выглядела словно с картинок журналов и пахла также: каким-нибудь парфюмом, если не ароматическими свечами. — Так что же от меня требуется? — Пока просто помочь мне выбрать приличное нижнее бельё, — подходя к комоду, Джошуа оглядывает себя в зеркале, ещё раз убеждаясь, как сильно у него отросли волосы. Было непривычно. Он не знал, как их уложить, чтобы ничего не торчало. — Никаких Calvin Klein и Supreme тоже. Мне не нравится, да и как-то пошло, — сказал младший, выдвинув один из шкафчиков. — Не хочу тебя расстраивать, но именно так и должно быть, — сказал Джонхан за его спиной и закатил глаза, однако они же у него расширяются от удивления, стоит ему увидеть полку. Перед ним предстали идеальные стопки боксеров, всех цветов радуги, сложенных друг на друга упавшими домино, так, чтобы было видно резинку и цвет. Глядя на эту картинку, сомневаться в том, что Джошуа даже трусы носит в тон носкам и остальной одежде, не приходится. — Что думаешь? — младший поворачивается на друга в ожидании его реакции. — А нельзя оставить те, что на тебе сейчас? — Я не уверен, что белый достаточно сексуальный цвет для нижнего белья, — задрав рубашку, Джошуа опускает взгляд и приспускает брюки, вытягивая за их края резинку боксеров, ровно настолько, чтобы продемонстрировать цвет. — Ну, узор симпатичный, кайма у них выглядит, как будто с фрески… — сводя вместе брови, Джонхан задумчиво облизывает губы, пытаясь что-то сообразить. Но какая незадача, мелкая дорожка волосков, уходящая от пупка за края дорогущих Версаче-боксеров, не даёт ему толком сосредоточиться. — Вам же с Минхао нравится вся эта древнегреческая мифология, а она, вроде, ниче так, сексуальная. — Не вся. Но Зевс определённо очень старался, — поправив штаны, хихикнул Джошуа, всего на секунду опуская взгляд на тонкие ключицы друга, что проглядывались через чёрную футболку. — Но, знаешь, мне больше нравится Аид, — он делает небольшую паузу и добавляет: — Я бы ему дал. Мгновенно Джонхан припоминает, как упросил пару недель назад Минхао объяснить ему сюжет некоторых произведений, которые Джошуа репостил к себе на стену. Так что ему провели краткий курс истории, дали ссылки на тематическую литературу и даже заставили её прочитать. И это к лучшему, иначе сейчас единственное, что пришло бы ему в голову – это мультик про Геркулеса. А представлять, как ты душишь в порыве ненависти мультяшку, странно. — А, так ты сегодня Персефона? — демонстративно оглядывая друга, прищурился Джонхан, словно уловил ход чужих мыслей. — Какой ты догадливый, молодец, — сдерживая улыбку, качнул головой тот. В душе искренне довольный, что его идею оценили. — И, кажется, я передумал переодеваться. — Какое счастье, — с облегчением выдохнул Джонхан. Ибо иначе его ожидали бы одни сплошные каверзные вопросы, и что не вариант – то трудный выбор. — Ну, так ты готов? Уже есть какие-нибудь идеи? — принимая телефон из рук друга, спрашивает он. — Импровизация. Мягкий свет ложится немного неравномерно, делая складки на одежде ещё темнее, а тени глубже. Джошуа занимает подходящую позу, садясь на кровати. Чуть откидывается, упираясь одной рукой в кровать, а второй поправляет рубашку. Колени он разводит не сильно широко, но в некоторых местах брюки натягиваются. Можно подумать, ещё немного, и швы потрескаются, отчего Джонхану хочется провести по ним пальцами. Убедиться, что они справятся. Худые бёдра, обтянутые бежевой тканью, были словно выточены из мрамора. Если задумка Джошуа заключалась в том, чтобы заставить думать о температуре на Олимпе, то ему это удалось. Там определённо стало прохладнее, если он оттуда сбежал. Ужасно захотелось курить. И хозяин комнаты был бы против, однако для Джонхана исключение было сделано давно. Настолько, что его пепельница поселилась тут на подоконнике, иногда скучая по Юну вместе с Джошуа, который в попытках сойти с ума может слушать один единственный трек на повторе, глядя на остатки пепла, и трагично вздыхать. И ведь соврет, если скажет, что никогда не представлял, как расстёгивает чужие джинсы левайс. В такие моменты он позволяет себе думать о Джонхане чуть больше для дружбы положенного: о шраме у него на щеке, о родинках, тех, что под глазом и на шее. Сколько у того всяких маленьких привычек, на которых Хон теперь зациклен. — Наверное, стоит начать с простого, — предложил младший, расстёгивая и так находящуюся ужасно низко пуговицу, оголяя гладкую рельефную грудь и совсем немного демонстрируя загорелый живот. Раздеваться Джошуа не торопился. Он наблюдал за тем, как тонкие пальцы придерживали хрупкое тело сигареты, пока мелкий огонь опалял её краешек. Джонхан закуривает, чешет подбородок и выдыхает: — Ну, как-то слишком просто, — зажимая сигарету во рту, он подходит ближе и тянется к чужой ширинке, от чего у Джошуа немного сводит дыхание. Но старший, кажется, не обращает на это внимания. Он расстёгивает сначала пуговицу, а затем и молнию. — Вот так уже лучше. Приготовившись снимать, он немного отходит и поднимает телефон перед собой, выбирая ракурс. Когда Джошуа ведёт ладонью вниз по животу и залезает пальцами глубже в расстёгнутые брюки, то смотрит прямо в объектив, но складывается впечатление, что точно в глаза. Первый снимок готов. Старший делает короткие затяжки, стряхивает пепел и старается не вникать в процесс слишком глубоко. Иначе ситуация рискует выйти из-под контроля, а объяснять лучшему другу, какого чёрта у него встал, не хотелось. Поначалу он старался отвлечься, вслушиваясь в перевод песни, играющей на фоне, но ничего, кроме слова секс, он не понимал. Или оно ему уже везде мерещится? Джонхан проводит по экрану, чтобы во всплывающем окне приложения прочитать название трека. Lost in the fire. Он немного агрессивнее, чем следовало, тыкает в экран, чтобы переключить его. Однако когда видит надпись Cigarettes After Sex, то нажимает ещё раз, но, видимо, песни этой группы в плейлисте идут подряд. Джонхан кидает окурок в пепельницу. — Можешь поставить то, что тебе нравится, — разрешает Джошуа, пока меняет позу и елозит ладонью, то приподнимая края рубашки, то ещё ниже спуская резинку на нижнем белье. Щелчок камеры, который имитирует телефон, мог бы начать сводить с ума, однако за музыкой его практически не слышно. — Не-а, сойдёт, — отмахивается Джонхан и присаживается перед другом на колени, всё ещё держа телефон ровно перед собой. Он сдвигает брови, облизывает губы и делает несколько снимков за раз. — Вот, — он кладёт руку на чужую ногу, упираясь в нее, чтобы не терять равновесие, и возвращает девайс владельцу. Джошуа смотрит на друга сверху вниз, чувствуя, как чужие тёплые пальцы немного впиваются ему в коленные чашечки. Как же эти руки сводят его с ума. Неровные пальцы, синие вены и острые костяшки — если это не холодное оружие, то почему Джошуа чувствует себя в опасности? Захотелось и самому сделать фото. Запечатлеть эту практически идеальную картинку у себя в голове, чтобы ни за что и никогда не забывать, как правильно Джонхан выглядит между его бёдер. «Чтоб меня», — ругается про себя Джошуа, почувствовав приятный спазм в животе. Сколько сожаления он испытывает потому, что не надел сегодня шорты. Неожиданно странная и немного пугающая мысль заражает его голову, подкидывая парочку идей. Джошуа смотрит на фото, как на неудавшийся промежуточный результат, и отрицательно качает головой. Джонхан недоумевает. — Не то, — младший незаметно придвигается ближе, немного сползая с кровати. — Чего-то не хватает. «Да, возможно, совести», — думает Джонхан, старательно глядя другу в лоб. Чёрт. Даже лоб у него красивый. Пусть и не высокий, зато какой ровный и чистый. Но его хотя бы не хочется трахнуть. Лоб, в смысле. Потому что Джошуа трахнуть хочется. Особенно если встретиться с ним глазами. — Не знаю, вроде вся одежда на месте, — забирая телефон обратно, решает пошутить Джонхан. Поднимаясь, он немного отклоняется назад, чтобы окончательно встать, но Джошуа перехватывает его за руку и кладёт её себе на грудь. — Что ты делаешь? — хрипит от неожиданности старший, маскируя панику за смешком. — Добавляю эффект погружения, — на ходу выдумывает Джошуа, откидываясь на тёмно-серую постель и утягивая за собой друга, который упёрся коленом ему между ног и склонился сверху. — Мне кажется, так будет интереснее. — В какой момент я согласился стать реквизитом для твоей эротической фотосессии? — смеётся Джонхан, а сам проводит ладонью чуть ниже, как будто ищет для неё подходящее место в кадре. — Я не уверен, что мои руки подходят для этого. Как же он врал. Они подходят только для того, чтобы трогать Джошуа. Что угодно достигает своей лучшей формы, только когда выполняет своё истинное предназначение. Руки Джонхана никогда так красиво не выглядели, как сейчас. На Джошуа они так же естественны, как рыбы в океане или птицы в небе. — Мне нравятся твои руки, — чуть закидывая голову и глядя из-под опущенных ресниц, говорит Джошуа. На фото точно будет складываться впечатление, что он получает удовольствие. — Мне кажется, что они мне идут. Сглатывая, Джонхан прячет это за кашлем. Он часто кашляет, так что надеется, что выглядит не слишком подозрительно. Как ворона, наблюдает за золотыми ниточками на чужой шее, которые блестят из-за мелких движений грудной клетки. Его правая рука, кажется, сильно завидует левой, отчего немного трясётся, не давая сделать фото. Джошуа под ним только чуть извивается, позволяя чужим ладоням самим найти себе место под задранной рубашкой. Каждый раз меняя положение, он замирает, чтобы дать время себя сфотографировать, а потом снова меняет то позу, то выражение лица. Кладёт руку на руку Джонхана и прижимает к себе, сплетая пальцы. У обоих от этого жеста как будто мурашки изнутри пробегают. Но так надо только для фото. Когда Джошуа медленно проводит кончиком языка по губам, Джонхану хочется сгрызть свои собственные. Рот его друга слишком завораживающее пространство — туда помещаются добрые слова и грустные рассуждения, умные мысли и интересные истории, остроумные замечания и всякие грязные шутки. Старшему хочется проникнуть туда пальцами, чтобы похитить себе немного тепла и забрать чужую тоску. Забраться внутрь языком, чтобы снять с чужого немного знаний и похитить интонации. Но было ещё кое-что, чему бы во рту у Джошуа нашлось бы место, и Джонхан почувствовал себя грязным от этой мысли. Однако рубашку друга расстегивает окончательно. Строит крайне сосредоточенное выражение лица, точно чертит план. Чуть сильнее надавливает на грудь, проводя по ней и оставляя мгновенно краснеющие линии. Джошуа шумно выдыхает, немного прихватывая кожу на губах зубами. Фотографии получаются красивыми до трясучки. Буквально. У Джонхана сводит что-то внутри, и ноги подкашиваются, когда он смотрит на такого Джошуа. Обнажённого перед ним, открытого для него и, если верить блеску в глазах, жаждущего его прикосновений. Но всё такого же недоступного. Смотря на него через экран, можно сделать вдох, но Джонхан кидает взгляд поверх, и чувствует себя так, как будто ворует чужое. Однако совершенно не раскаивается. Ему хочется забрать абсолютно всего Джошуа. Похитить и не выпускать из своего тёмного и гигантского, как подземное царство, сердца. — Может, попробуем в ванной? — сводя брови и глядя уже более серьёзно, предлагает Джошуа, задерживая взгляд на чужих ресницах. Ему нравилось наблюдать, как Джонхан ими хлопает, когда удивляется и взвешивает все варианты, думает о чём-то своем. — Хочешь принять душ? — улыбнувшись, Джонхан встаёт с кровати. Мысленно проклиная все, на чём свет стоит, он протягивает руку другу, чтобы помочь тому подняться. С одной стороны, эта приятная до тесноты в штанах пытка закончилась, а с другой, он уже предвкушал как с её последствиями ему придётся справляться в одиночку позже. Однако Джошуа так не вовремя подмигивает ему и произносит: — Только если ты составишь мне компанию, — невинно улыбаясь, он крепче сжимает чужую ладонь и тащит старшего за собой на выход из комнаты. Джонхан знает, что это шутка, и роняет голову, пока они идут по коридору. Считает паркетные доски и на каждую из них вспоминает причину, почему они с Джошуа просто друзья и им нельзя пересекать эту черту. Только вот разумными аргументами он был обделён. Но список всё равно составил: Пункт первый: нет никакой уверенности, что чувства взаимны, потому что как, чёрт возьми, это определить, когда вы настолько близкие друзья и для вас нормальны любые проявления привязанности? Пункт второй: Джонхану иногда кажется, что он даже в теоретических отношениях с Джошуа облажается. А вдруг случайно обидит? А вдруг ревновать будет слишком сильно? А вдруг надоест? А вдруг Юн – абьюзер? А вдруг… вообще-то, на этом пункте лучше бы/следует закончить. Их новая локация выглядит как турецкая сауна из-за тёплого света и серого мрамора на стенах. Никаких узоров, только глянцевые поверхности и достаточно просторное пространство, чтобы не мешать хозяину наводить порядок. Становится жарко, когда Джошуа закатывает рукава. Он принимается поправлять то, что, по его мнению, стоит не на своём месте. Даже сохнущие на батарее трусы соседа перевешивает на сушилку и бормочет о том, что Сынчоль-батя хуже его последнего отчима. К слову, тот не сильно старше был. Джонхан же с крайне деловитым выражением лица листает галерею и считает фото. Фактически, нужное количество они сделали, однако об этом он решает умолчать. Его палец замирает, когда он заносит его над кнопкой отправки. Скидывать себе фото ему разрешения не давали, так что он поджимает губы и снова включает камеру. — Почему ты столько возишься? — ворчит он, упираясь рукой в батарею. — Мне облить тебя? — С этим я справлюсь сам, — говорит Джошуа, вставая под душ. Он не колебался ни секунды, когда включил воду. Сначала подставил под напор голову, затем стал обливаться так, чтобы промокла только рубашка, но всё равно попал на штаны. Джонхан снимает его небольшими фрагментами: влажные ладони с фокусом на каждую фалангу пальцев, выступающий кадык и гладкий подбородок, прикрытые ресницы с застывшими на них крупными каплями. Словно в будущем соберёт из этого паззла цветную картину своей мечты. Капли ручейками стекают по длинной шее и груди, впитываясь в рубашку на плечах, которая прилипает к телу, становясь очень прозрачной. Опираясь спиной об стену, Джошуа выключает воду и разворачивается лицом к источнику света на потолке. Он подозвал друга ближе и снова взял его за руку, чтобы положить её себе на шею. Пальцы Джонхана были горячими после батареи. Кожа у Джошуа остывшая из-за воды. На фото кажется, что всё наоборот. Совсем тихонько Джонхан ведёт рукой чуть выше, чтобы погладить его по лицу, и ощущает, как мелкая дрожь пробивает их обоих. Он нечаянно задевает чужие губы, снимая с них капли воды. Указательным и средним пальцами он проводит по мягким бровям, приглаживая их. От его нежности у Джошуа дух захватывает и немного учащается пульс. Голос, что доносится из соседней комнаты, срывает связки о любви. Текст песни слышно совсем неразборчиво. Где-то рядом капает кран, а телефон издаёт щелчок за щелчком. В какой-то момент Джонхан запускает пальцы в отросшие светлые волосы и тянет, немного крепче прихватывает за отдельные пряди. Когда он сжимает их сильнее, Джошуа с трудом сдерживает стон. Если бы они смотрели в глаза друг другу сейчас, то определённо бы смутились. Но Джонхан не смотрит, он увлечённо ищет ракурс, где свет будет падать лучше. Джошуа тоже не смотрит: он закидывает голову и мечтает узнать, о чём думает его друг, когда так пристально наблюдает за ним через экран. Когда закрывает глаза ночью и просыпается утром. Когда выигрывает у чемпионов или забирает заказ в кофейне. О чём думает Джонхан, когда не контролирует свои мысли? Только о коже. Любой: влажной и сухой. Только о поцелуях. Любых: нежных и грубых. Только о том, как же Джошуа красив. Любой: счастливый или грустный. Стоять в тесной душевой немного неудобно, и Джошуа случайно притягивает поскользнувшегося Джонхана к себе. Той рукой, которой последний держал телефон, он теперь упирается в стену за чужой спиной. Сжимая приблуду технического прогресса, старший пытался понять, как вторая его конечность оказалась на груди друга. Последний и сам с интересом опускает глаза, пытаясь игнорировать тёплое дыхание и запах Джонхана, у которого под ладонями твердеют его соски. — Как тебе? — Неплохо, на крепкую восьмерку, — как будто так и надо, Джонхан прощупывает чужую грудь. Он определённо занизил оценку, но только потому, что слишком странно было бы дать сразу сто из десяти. — Придурок, я про фотографии, — пихая друга в плечо, хмыкает Джошуа. Кажется, кто-то из них задевает вентиль, и на них неожиданно льётся вода. Напор особенно сильно бьёт по Джонхану, заливая его практически с головы до пят. Джошуа, до которого долетают только брызги, начинает хохотать, как заведённый. Ему кажется, что нет никого в его жизни, кто мог бы заставить сердце также радостно трепыхаться в груди, как это делает Джонхан. Он просто незаменим для Джошуа, как кислород для человека или электричество для телевизора. — Смешно тебе? — недовольно шипит старший и наклоняется ближе к другу, упираясь ему в лоб собственным, чтобы потоки воды не заливали ему глаза и рот. — Я спрашиваю, смешно? — Очень, — Джошуа расплывается в такой широкой улыбке, когда смеётся, что кажется, у него скоро треснут щёки. — Ты такой неудачник. Поймав взгляд друга, Джонхан теснее прижался к нему и выдохнул в лицо: — Если не прекратишь смеяться, мне придётся завалиться мокрым в твою кровать. Я буду кувыркаться в ней прямо так. Отодвигая его от себя, Джошуа недовольно ахнул и закачал головой, умоляя этого не делать. Но через секунду он забывается, потому что порозовевшие скулы Джонхана привлекли его внимание, и он почему-то вспоминает, каким хрупким может быть его друг. — Идём, тебе надо переодеться, — выходя из душевой, сказал Джошуа, на ходу сняв промокшую одежду и кинув её в корзину для белья. — Я могу взять ту пижаму с Пикачу? — вымогающим тоном начал Джонхан, последовав чужому примеру, но скидывая с себя только футболку. На его светлую и ровную грудь Джошуа старался не заглядываться. Ему и так всегда хотелось прижаться к ней щекой. А сейчас, кажется, он очень хочет пить, почему-то возникло желание собрать губами влажные дорожки. — Возьми, — краснеет он и накидывает халат. Перед тем как выйти из ванной, Джошуа бросает одно из полотенец в Джонхана. — Спасибо, — довольно улыбается тот, выходя следом и начиная сушить волосы. Пижаму они находят на отдельной полке в шкафу, что представляла собой склад домашней одежды для одного конкретного гостя. Набор из гигантской футболки с мордочкой покемона на всю спину и коротких хлопковых шортов, усеянных его маленькими копиями. Джонхан выглядит в нём ужасно комфортным и домашним. Отчего Джошуа думает, что его друг идеально бы вписался ещё одной подушкой ему на кровать. Наверное, это странно, но после их совместных ночевок он даже не сразу стирает одеяла и наволочки, чтобы подольше вдыхать аромат чужого шампуня. Иногда Джошуа слишком долго и жалобно мычит лицом в подушку, ощущая запах табака, которым пропитывается вся спальня после того, как в гостях побывает старший. — Доволен? — спрашивает Джонхан, садясь на кровать и привлекая внимание друга, который задумался, глядя в телефон. — Не знаю, — немного опустив голову, Джошуа отмирает и неловко чешет шею. — Как считаешь? — Получилось хорошо и, думаю, достаточно безобидно, — Джонхан говорит это для того, чтобы его друг не слишком смущался собственных фотографий. Но тот лишь хмурится и складывает руки на груди. В белой майке, которую он надел, когда они вернулись, его плечи кажутся шире. Вдобавок из её гигантских вырезов выглядывают рёбра. Теперь хмурится Джонхан. — Безобидно? — спрашивает Джошуа, прищурившись. — Зря я это сказал, да? — вздохнул старший, настороженно наблюдая за другом, который уже забрался на кровать и снова протянул ему телефон. — Что ты собираешься делать? — Нечто менее безобидное, естественно, — Джошуа скрещивает ноги, шире раздвигая колени, отчего короткие шорты задираются выше, а ткань натягивается, позволяя уже совершенно точно оценить масштаб бедствия. — Поможешь? Слишком много в Джошуа взявшейся из ниоткуда инициативы и, заметив это, Джонхан без раздумий тянется вперёд. Словно догадываясь, что от него хотят, он подползает к другу и кладёт ладонь на крепкое бедро, снова ощущая контраст между ними. Юну всегда холодно, Хон никогда не остывает. Чужая рука сразу же ложится сверху и медленно ведёт выше. Пальцы Джонхана забираются под края шорт, задирают их, вызывая волны мурашек у младшего. Сложно, но он пытается не забыть сделать фото. Ему не хочется торопиться, но выходит как-то смазано. Он нервно облизывает губы, пытаясь сосредоточиться. Мысли — каша. Руки — вата. И Джошуа влюблён в то, как срывается он, когда злится, и знает, что Джонхан не подведёт. Потому что ужасно нетерпелив. Ожидание его злейший враг, которому он позволяет себя пытать. И старший правда начинает раздражаться, когда Джошуа задирает края майки практически до подбородка. — Говоришь, надо менее безобидно? — уточняет Джонхан и отдаёт телефон другу, переключаясь на фронтальную камеру. — Возьми. — Что ты хочешь сделать? — Держи ровно, — игнорирует вопрос Джонхан и поправляет вытянутую руку друга, чтобы убедиться, что в кадр попадает чужая грудь и профиль лица. — Ты не против воспользоваться не только моими руками? Всё ещё придерживая задранную майку, Джошуа с интересом наблюдает, как Джонхан наклоняется к его груди, упираясь одной рукой в кровать позади него, а второй держась за бедро. Совсем ненадолго замирает, опаляя кожу горячим дыханием. Напрягая плечи, Джонхан спускается ещё ниже, к соскам, и медленно проводит по ним языком. Мгновение, за которое у Джошуа останавливается дыхание, длиной в один сердечный приступ, и мозг отключается сразу. — Кажется, я не успел сделать фото, — выдыхает Джошуа. — Повтори. И он повторяет. Столько раз, сколько потребуется для того, чтобы младший задышал громче и схватился за его волосы. Ахнув, Джонхан прихватывает бугорки зубами, и у парня под ним дрожат руки. Отводя глаза от чёрной макушки на экран телефона, Джошуа как будто смотрит вышедший из-под контроля сон. Он чувствует себя сладким, потому что Джонхан со стороны выглядит как очень голодный ребёнок в жару, у которого в руках оказалось мороженое. Вылизывает, прихватывает губами, мажет носом и очень часто дышит, вызывая этим сладкие волны напряжения, которые распаляли их обоих ещё больше. Ужасно приятно. Чуть прогибаясь назад, Джошуа, видимо, решил не затягивать, непозволительно низко стянув шорты вместе с бельём и демонстрируя уходящие вниз живота венки. У него от мысли, что за ним наблюдает Джонхан, узлы внутри стягиваются крепче. Краснеет даже шея, когда он и понимает, что тот ещё и медленно перебирается пальцами к образовавшемуся бугорку. — Я хочу его достать, — почему-то с вопросительной интонацией произносит Джошуа. Он облизывает губы и заглядывает другу в глаза, пытаясь поймать его внимание и передать телефон. — Это странно? — младший вытирает слюну с чужого подбородка освободившейся рукой. «Какого чёрта происходит?» — Нет, — Джонхан удобнее перехватывает телефон и нехотя отодвигается. — Только сядь удобнее, — он вытягивает свои ноги по сторонам от Джошуа и берёт его под бёдра, чтобы закинуть их на свои колени. — Фото или видео? — Видео. Судя по всему, Джонхан основательно взялся за поставленную задачу. Приготовившись снимать, он выдохнул, кое-как фокусируясь на процессе и стараясь не слишком много думать. Потому что если начать, то разум потребует остановиться и напомнит о том, как опасно они продвинулись, хотя и не слишком далеко. Но разве теперь есть, что терять? Закинув одну руку на чужое крепкое плечо, Джошуа ясно ощущает, как становится тесно. Очень тесно. Он с облегчением тянется вниз и немного сжимает себя, чтобы стало чуть легче терпеть, зная, что Джонхан смотрит. Он пальцами прощупывает свой твердеющий орган, медленно достаёт его и придерживает, чтобы тот не болтался на весу. Джонхан непроизвольно облизывает нижнюю губу и чувствует, как самому хочется прикоснуться к нему там, где немного темнеет кожа и чуть виднеются венки. Неидеально ровный, просто слегка изогнутый кверху, но длинный и такой удобной, как кажется Джонхану, толщины, чтобы поместиться без проблем не только в его ладонь. Рука Джошуа, лежавшая на его плече, теперь переползла на затылок, мягко играя с волосами. Кое-как они оба пытаются расслабиться, вслушиваться в музыку, но получается с трудом, потому что ничего, кроме чужого дыхания, отличить не получается. Точно сказать, сколько минут длилось видео, было сложно. Джошуа старался не трогать себя слишком сильно, только чуть придерживал у основания, а иногда и вовсе отпускал, позволяя до конца неокрепшему органу немного повиснуть, покачиваясь. У Джонхана от наблюдения за этими колебаниями всё внутри переворачивалось, отчего он немного поёрзал. Всё это время Джошуа гладил и массировал ему затылок, как будто пытался одновременно успокоить и, наоборот, встревожить. Но потом последний откидывается спиной на кровать, снова высоко задирая майку. Видно, как напряжён его живот, когда он хватается за одеяло, несильно прикрываясь, и трётся об него. Даже музыка не может скрыть его лёгкие стоны, местами напоминающие скулёж. Видео. Оно сведёт с ума любого, и Джонхан чувствует, как нагревается его собственная кровь. Однако Джошуа со своего положения не видит, насколько происходящее волнует его друга. Он продолжает стонать, трогая себя большими ладонями. Водит по груди, замедляется на животе и ищет чужую руку, чтобы снова почувствовать Джонхана. И находит у себя на бедре. Однако тот уже сам ведёт выше, гладит крепкие мышцы на животе, а затем придвигается ближе, чтобы удобнее прощупывать ребра. Громко выругавшись, Джошуа привстаёт на локтях и притягивает колени к себе, но сдвинуть их вместе не может из-за Джонхана, что сидит у него между ног. — Дай мне перевернуться. Хочу, чтобы ты снял меня сзади, — мягко отталкивая друга, говорит младший и ложится на живот. Прогнувшись в пояснице, Джошуа упёрся широко расставленными коленями в матрас и розовым лицом в подушку, но потом постарался повернуться, чтобы посмотреть назад. Вышло, наверное, чересчур вызывающе, раз у Джонхана мгновенно покраснели уши и безумно загорелись глаза. Грудь Джошуа лежала на постели практически полностью, ладонями он крепко сжимал изголовье кровати. Как будто в любой момент мог потерять опору и точно нуждался в ней. — Положи на меня руку, — чётко проговаривает он, немного успокоив дыхание. Джонхана долго уговаривать не нужно. Он сразу же оказывается близко и кладёт ладонь на рельефные мышцы спины, очерчивая все изгибы. То, как низко может прогнуться Джошуа, приводит его в какой-то детский восторг. Он пытается сделать ещё пару фотографий. Ему кажется, что он создаёт шедевр, однако не тот, которым хотелось бы делиться. Единственная галерея, в которой подобное может выставляться, — его спальня. Рука Джонхана проходит по пояснице и останавливается на крепких ягодицах. По протяжному стону Джошуа становится понятно, что его это устраивает, и старший немного сжимает их. Он чувствует, как под тканью нижнего белья напряглись мышцы. — Сильнее, — громко выдыхает Джошуа, качнув тазом. Но Джонхан реагирует не сразу, он неторопливо ведёт ладонью, большим пальцем проходя между ягодиц, немного надавливая. Крепче сжимая их только тогда, когда убеждается, что охватывает как можно больше. Стоны Джошуа так идеально вписывались в музыку, что, казалось, они были там всегда. — Клянусь, Джошуджи, если ты не перестанешь стонать, я трахну тебя! — Правда? — медленно, по слогам простонал Джошуа, притворно удивлённо хлопая ресницами. Этого его друг уже не выдерживает и, перевернув не сопротивляющегося младшего, наваливается сверху. — Останови меня, — умоляет Джонхан, стягивая эту ужасно раздражающую майку с тела Джошуа. — Ни за что, — тот приподнимается, чтобы помочь скинуть с себя дорогие боксёры. Однако он находится так близко к чужому лицу, что не выдерживает и тянется прикоснуться к мягким губам всего на мгновение. Нервно улыбнувшись, он подсказывает: — Коробка под кроватью. Однако от этого короткого поцелуя у Джонхана в голове что-то заклинивает. Он зависает над Джошуа, чувствуя, как громко бьётся сердце, будто снаружи. — Что? — спрашивает Джонхан, но через секунду мысли кое-как сбиваются в кучу, он сразу сползает и тянется под кровать. Он находит там коробку с гигантской надписью «На чёрный день». Внутри лежат три пачки японских презервативов разного размера и наполовину пустая баночка смазки. Не сильно заморачиваясь, Джонхан схватил те, что посчитал наиболее подходящими. За это время Джошуа успел сесть, чтобы, когда старший снова развернулся к нему, взять его лицо руками. — Я тебя поцелую, — он серьёзно хмурится, у него потеют ладони и дрожит что-то внутри. — Теперь по-настоящему. — Тебе нужно разрешение? — растерянно спрашивает Джонхан, не имея возможности оторвать взгляд от впадинки над его пухлой верхней губой. Приоткрывая рот, Джошуа тянется к Джонхану, чтобы мягко смять его губы, вывернув тому разом все мысли в голове; одна рука его сползает немного ниже, мягко гладя большим пальцем острые скулы, а остальными он сжимает шею. Они слегка трутся носами, точно выделяется электричество, и их чуть бьёт током от этой нежности. Джонхан старается наклонить голову так, чтобы Джошуа было удобнее возиться своим языком у него во рту, пока он пересчитывает ему позвонки. Один, второй, третий, четвёртый… сбивается и начинает заново. Наощупь губы у Джошуа похожи на всё мягкое и нежное сразу, но чувствуется, как они немного напряжены. Движения у него уверенные, тягучие, он целует так, словно хочет попробовать все возможные способы разом. Наверное, это не совсем неправильно, но Джонхан и сам отчаянно старается смять каждый миллиметр. Вдох, — наверное, перестарались, слегка кружится голова. Выдох, — сердцу нужно чуть больше времени, чтобы успокоиться и биться менее часто. Заваливая податливое тело младшего на спину и нависая над ним, Джонхан только смотрит ему в глаза и молчит. Вся прежняя бессовестность начала просыпаться в Джошуа, когда они, оба красные, так друг на друга смотрят и стараются моментом надышаться. На старшем немного промокла футболка, липла к спине и плечам; без того короткие шорты сильно задрались, из-за чего стало видно, насколько Джонхан возбуждён. Туда-то и тянутся чужие длинные пальцы, чтобы, нащупав, погладить, а затем неожиданно сжать член у самой головки. — Шуа-я, — так громко Джонхан в жизни не стонал, даже когда ему вправляли лодыжку. Правда, тогда было очень больно, а сейчас он боится кончить от одного прикосновения. — Куда ты смазку дел? — улыбаясь, почти мурлычет Джошуа и сдерживает желание хихикать, наблюдая, как его друг судорожно озирается по сторонам, находя содержимое той коробки разбросанным по кровати. — Ты хочешь, чтобы я… — Хочу, — заканчивает за него младший и раздвигает ноги шире, приглашая сесть ближе. Устроившись между жилистых бёдер, было сложно удержаться, чтобы не погладить их от колен к паху, проходя самыми кончиками пальцев по нежной коже. Наконец-то получая возможность касаться везде, ладонь накрывает твёрдый живот, давит, неторопливо опускается вниз, чтобы лёгкими движениями пару раз погладить напряжённый член. Поджимая губы, Джонхан выглядит так, будто играет в какую-то игру и только учится управлению. Сначала проведёт одним пальцем, потом сдавит головку между средним и указательным, сжимая ладонью. У Джошуа, наверное, внутренности трясутся, как же ему хочется больше, но он старается терпеть, зажмурившись и постанывая. Наигравшись, Джонхан выдавливает смазку на руки, пробуя на ощупь, растирает между пальцев — ему кажется это ощущение слегка непривычным, но он чувствует приятное волнение и предвкушение. Для начала ему очень важно услышать, как именно Джошуа будет стонать. С каким выражением лица он будет принимать все семнадцать сантиметров его любви. Кажется, младший пытается выдохнуть, когда большим пальцем проводят по входу, а потом медленно вставляют уже указательный. А следом, туда легко заходит средний, на что Джошуа только шумно дышит и скулит. Растягивался он как-то слишком просто, и Джонхан немного удивлённо приподнял брови. — Ты уже… ты уже с кем-то… — Нет, — краснеет Джошуа, но ему отчего-то хотелось объясниться, однако слов он не находил. — Нет, просто нет. — Прости, — извиняется Джонхан, почему-то думая, что мог этим вопросом смутить друга. — Не нужно терпеть, я уже готов, — мягко улыбаясь, младший тянется погладить друга по щеке. — Ты точно хочешь меня? — наверное по тому, какой акцент Джонхан сделал на последнем слове, стало очевидно, как сильно он боялся. — Только тебя я и хочу, — притянув его к себе, серьёзно сказал Джошуа и поцеловал. Пару движений языка по губам, и все сомнения были забыты. Не разобрать, чьи именно руки приспускают шорты, доставая возбуждённый член старшего, однако именно Джонхан размазывает по нему смазку, обильно нанося на головку. Чтобы ему было проще, Джошуа берёт себя под колени, притягивает ноги ближе к груди и раздвигает. Тут-то у парня над ним в голове что-то переклинивает — он отодвигается и несколько секунд просто смотрит. Влажная кожа, а на ней местами блестит немного вязкая жидкость. Если сделать вдох, то чувствуется, как плотно смешались их запахи со сладким ароматом смазки и парфюма. — Хочешь меня сфотографировать? — догадывается Джошуа, удивляясь чужому терпению. — Очень. В паху ноет, но Джонхану ужасно сильно нужно запечатлеть эту картинку. Он, не отрывая голодного взгляда от друга, ищет его телефон где-то на кровати, а когда находит, то сразу делает несколько снимков и чувствует, как дёргается его член. Можно было догадаться, что Джошуа тоже это заметил, по тому как довольно он заулыбался. — Сними нас на видео, — шепчет он, когда Джонхан опускается сверху, придавливая его своим весом. — Вместе… я хочу увидеть со стороны, как ты будешь двигаться во мне, — дальше младший снова его целует, потому что больше терпеть у него сил нет. — Позже, — еле как выдавливает из себя Джонхан, собираясь наконец-то войти в Джошуа. Проникая в него медленно, он ощущает, как скользко и тепло внутри. — Джошуджи. Но младший охает и забывает разом, что там он хочет, кроме ещё десятка таких мягких толчков. Зациклить бы время, а то и вовсе его в этом мгновении остановить. Смотреть на губы и мочь их сколько угодно целовать, трогать плечи и грудь рук не отнимая. Царапать, но чтобы другой понял, как сильно его хотят и любят. Сложно в таком состоянии что-то более-менее адекватно придумать, но Джонхан даже не пробует. Просто кое-как берёт телефон в руки, меняет положение, чтобы привстать, а потом и садится на пятки, рывком притягивая Джошуа к себе и снова входит. Левой рукой он крепко держится за узкие бёдра, а правой пытается снимать процесс сверху. Приподнимая таз, чтобы Джонхану было удобно входить, Джошуа стонет в голос от того, как часто проходят по простате, а внизу всё сводит от ощущений, настолько ярко, что глаза слезятся. Но в какой-то момент член выскальзывает из него, и Джонхан пыхтит, мажет головкой по входу и толкает его обратно. Когда он заканчивает снимать, то не разбирает, куда откидывает телефон, наконец-то имея возможность снова прижаться ближе к горячему телу. — Шуа-я, ты меня любишь? — А-а… — протянул Джошуа, точно его раскачивают. Ему хотелось целоваться, а не отвечать на глупые вопросы. — Ответь, пожалуйста, я боюсь остановиться, но если ты не скажешь… я просто не смогу, — что именно он не сможет, Джошуа ему договорить не даёт. Облизывает чужие уголки губ, проходит языком по щеке, потом снова возвращается к губам, но теперь смакует их так тщательно, что сам кончает на футболку. Он стонет Джонхану в рот, и тот эти вибрации ощущает в животе. — Я тебя обожаю, — устало откидывается на подушки Джошуа, прикрывая глаза. — Так сойдёт? — Какие мы гордые, так сложно сказать, что любишь меня? — Какой же ты раздражающий, просто двигайся чаще, — расслабившись всем телом, он роняет руки на постель и принимает Джонхана глубже в себя. Волосы липнут к влажному лбу и вискам, весь красный, такой, что страшно глаза отвести. И кажется, должно быть душно, но от него пахнет весной, а из открытого окна о себе напоминает гигантский куст сирени. — Ты слишком красивый, — сдерживая довольную улыбку, замечая розовые щёки, Джонхан хочет успеть вытащить. Он, чувствуя судорогу, пачкает бёдра и ягодицы друга. Аккуратно стягивая и так грязную футболку с себя, он принимается оттирать ею чересчур правильно выглядящую на смуглой коже сперму. Хихикая на сосредоточенный взгляд Джошуа, он сминает уже ненужный предмет одежды и откидывает его куда подальше. Младший так забавно хмурится, глядя на него, что Джонхан тянется к его лицу и пальцами разглаживает морщинку между бровей. — Джонхан, давай заберём твои вещи из общаги завтра? — Это какие? Ты и так половину моего гардероба сюда перетащил. Ты носишь мои футболки, мои толстовки, рубашки, шапки, даже носки забрал. Моя старая форма тоже у тебя, — на испуганный взгляд пойманного с поличным Хона старший хитро ухмыляется и добавляет: — На нижней полке в комоде, под энциклопедией греко-римской мифологии и тем странным выпуском журнала «Vogue». — Откуда ты знаешь? — И не только это, — он целует его красные уши и шепчет: — Ещё я знаю, что это Аид Персефону в ад утащил, а не наоборот. — А здесь разве ад? — возмущается Джошуа, слегка прикрываясь одеялом, и тянется к лежащей на подоконнике пепельнице. Пока он пытается до неё дотянуться, напоминает героя с какой-нибудь картины. — И вообще-то не ад, а загробный мир. — А разница? Ты своих соседей видел? Да и ты сам на меня ругаешься, когда я остаюсь надолго, — состроив обиженную гримасу, бубнит Джонхан. Понятно было, что тот шутит, но Хону стало неловко, ведь он и правда на друга ругался. Но только ради приличия. Да и сложно ему было рядом с ним нормально соображать и чего-нибудь странного не вытворить. А теперь Джошуа даже жалеет, что все те разы, когда ему хотелось чуть теснее обнять или поцеловать Джонхана, он сдерживался и гнал его домой. — Обещаю быть послушным, — он кладёт сигарету другу в рот и, когда тот крепче сжимает её губами, щёлкает зажигалкой, чтобы прикурить. — Не буду больше ругаться, если хочешь. — Ты не сможешь, — затягивается старший. — Да и нравится мне, как ты ругаешься, так что не обещай мне этого, — он выдыхает дым в сторону и замечая чужой телефон, серьёзно спрашивает: — Так о чём вы спорили?***
Два дня назад. — Я тебя уверяю, те, кто ведут себя развязно и типа дерзко, на проверку оказываются такими неловкими и неумелыми в постели, — усиленно втирал свою теорию Сунен, жестикулируя, точно объяснял какую-то математическую теорему. — Взять хоть твоего этого Джонхана, такой нахальный, а в сексе, наверное, знает только миссионерскую позу. — Пф, — фыркнул Джошуа, закидывая ногу на ногу и делая глоток облепихового чая, который он берёт в ближайшей к их кампусу кофейне каждый вторник. — У твоей теории нет доказательной базы. — Мой список побед чем тебе не доказательная база? И вообще, ты его защищаешь только потому, что под угрозой его «светлый образ», на который у тебя стоит. — Твой список это три с половиной девушки одного и того же типажа. Естественно, тебе только такие и попадаются, потому что только такие тебе и нравятся, — совершенно невозмутимо изложил Джошуа, глядя на собеседника, как на ребёнка. — Ну, не скажи, — покачал головой Сунён, но резко опомнившись, нахмурился и спросил: — А почему с половиной? Они, между прочим, все целые были. — Потому что у последней твоей девушки определённо не было души, а без неё человек совсем не человек. — Она всего лишь сказала, что Перси Джексон переоценён. — Мгм, — поднося стакан ко рту, он кивнул, как бы говоря: «И где я, собственно, не прав?». — Но моя теория работает, — навалившись на стол, чтобы оказаться ближе к старшему, сказал Сунён. — Вот однажды вы переборете свой анти-трах барьер, который у вас почему-то называется дружба, и переспите. И ты сам увидишь, что я был прав. — И что, по-твоему, считается раскрепощённостью? — поинтересовался Джошуа, снова игнорируя упоминание их с Джонханом отношений. — Да хотя бы снять себя на видео, — Сунён озвучил первое, что пришло в голову, и спрашивать, почему именно это, не хотелось. — Я уверен, твой краш-бараш даже на такое не способен. — Зачем ты вообще привёл его в пример? — Потому что, повторюсь, я уверен на все сто процентов, что он настолько же скромный, когда трахается, насколько бесстыжий всё остальное время. — Я тебя уверяю, он бесстыжий всё время, — делая акцент на последних словах, уверенно заявил Джошуа, однако он лукавил. У его друга время от времени случались приливы скромности, особенно когда речь заходила о матери Хона. — Спорим? — не дожидаясь ответа, Хоши, хитро прищурившись, хватает ладонь старшего и немного трясёт её. Как будто гадалка, уже готовая загипнотизировать и стащить всё, что у него есть. Наверное потому, что он уже предвкушал победу. — Ты издеваешься? — вопреки личному недоумению, старший сжимает чужую руку, словно его тело согласилось в этом участвовать раньше него самого. — Как я должен это проверить? — Трахни его и узнаем. — Мы с ним друзья. Джошуа понимал, что даже если ему и повезёт подстроить всё так, чтобы переспать с Джонханом, то трахнут именно его, ибо из них двоих он единственный, кто будет готов. Секс предприятие сложное, а гейский – вдвойне. И, в отличие от блаженного Сунёна, он-то имеет о нём хоть малейшее представление. — А поздно уже, — кивая на их руки, сказал Хоши, демонстративно поднимая их чуть выше, как бы намекая, что пакт уже заключен, а нарушить его значит развязать войну. — Да и разве это когда-нибудь мешало тебе дрочить на него? — Но мы же даже не определились с наказанием для проигравшего. — Скинешь мне нюдсы. — Зачем тебе мои нюдсы? — Мне за них сам сатана душу продаст. Только представь, обладать властью над Юн Джонханом, — он облизался, говоря это. — Да и в этой истории, мой дорогой Шуа-хён, проигравшего не будет. Даже если я окажусь прав, то ты всё равно переспал с самим Юн Джонханом, грозой своих влажных снов. А если прав будешь ты, то это подтвердит другую мою статистику. — Будешь должен ящик вина, — кивает Джошуа, но потом прищуривается и спрашивает: — И какую ещё статистику? — Что я точно знаю с первого взгляда, кто с кем в итоге перепихнется. — Ты хочешь сказать, что ты с нашей первой встречи примерял, с кем бы я переспал? Серьёзно? Да и что это за слово такое «перепихнется»? — Ну, пока я не увидел вас с Джонханом в одной комнате, я ещё сомневался. Но потом бах, — он щёлкнул пальцами, — идеальное сочетание, такое напряжение. Брр. Никто не подходит ему так, как ты. — Осталось только ему это доказать, — смешно сводя глаза в одну точку и заглядывая в пустой стакан, ответил Джошуа, поджимая губы. — Он и так знает, тебе просто нужен хороший повод. Вот я однажды…***
И, вроде бы, Джонхану смешно, но было всё-таки что-то, что не давало ему покоя, пока он слушал исповедь Джошуа. — Получается, ты не должен ему нюдсы? Но как ты докажешь, что победил? — как-то напряжённо спрашивает Джонхан для человека, которому в данный момент нежно рисуют узоры на груди. — У меня теперь есть видео, — хмыкает Джошуа и немного тесней к другу прижимается, пока водит пальцами по коже, соединяя родинки невидимыми линиями. — А он не может просто поверить тебе на слово? — старший смотрит уж больно жалостливо, ему от собственных мыслей некомфортно. Это заметно. — Не хочешь, чтобы он видел, как ты трахаешься? — Не хочу, чтобы он видел, как трахаешься ты. — Собственник, — констатирует Джошуа, сводя брови и сдерживая улыбку. Он наклоняется ближе к чужому лицу, чтобы оставить несколько совсем невесомых поцелуев на чужих острых скулах. И обещает себе этот ритуал повторять каждый день. — Ты такой ревнивый, ты знаешь? Но это мило, хоть и немного странно. Наверное, тот парень с флаерами до сих пор тебя вспоминает. — Я же говорил, промахнулся, случайно в него попал, — скручивается калачиком Джонхан и прячет глаза, а потом и вовсе отворачивается лицом в подушку, начиная бубнить: — И вообще, какого чёрта он забыл у поля со своими сраными флаерами? — Джонхан, ворота были в другой стороне. — Так я решил дать пас назад. — Ты пенальти бил, дубина. Как ты вообще с такого расстояния умудрился попасть ему в голову? — Случайно. — А если бы в меня попал? Он очень, очень близко ко мне стоял, — младший явно издевался, но глазки строил такие невинные. — Ещё чуть-чуть и мяч, который попал ему в лицо, мог бы отскочить в меня. — Не попал бы, я даже случайно бью очень метко. Ужасно громко расхохотавшись, Джошуа перекатывается на живот и, подперев голову рукой, изучает озабоченное выражение лица Джонхана. Он перестаёт смеяться и спрашивает: — Тебя что-то беспокоит? — Прости, — сконфуженно выдает старший. — За что? — За то, что веду себя как твой парень, когда я не являюсь им, — тише обычного звучит его голос, и кажется, что он пытается приподнять уголки губ, чтобы вышло не так серьёзно, но делает только хуже. — А кто ты тогда? — Твой друг, с которым можно иногда целоваться? Не задавай мне таких сложных вопросов. — Только целоваться? А до этого была, получается, разовая акция? — смуглые руки тянутся к голым рёбрам и ложатся по-хозяйски на талии. — Хватит издеваться, Джошуа, я хочу отношений, — вздыхает Джонхан, устало глядя в пепельницу. — Чтобы ты только мой. — И мамы. — И мамы, так и быть. — Джонхан, она меня родила, у неё больше прав. — Так я на её место не претендую. — Я так-то находился в этих отношениях уже три года, если ты не заметил. Без поцелуев, к моему глубочайшему сожалению, конечно, но носки твои и форму стирать я привык, — младшему приходится изменить положение, чтобы попробовать повернуть лицо друга к себе, но тот ёрзает и сопротивляется. Однако в итоге Джонхан всё-таки сдаётся длинным пальцам, что сжимают его щёки. — Ты думаешь, я твой с сегодняшнего дня? Я твой с того момента, как ты вытолкнул меня из окна спортзала, а потом упал сверху. — Это ты так мне в любви признаешься? — ему бы хотелось выглядеть беззаботным в этот момент, но щёки у него красные, губы немного дрожат, а глаза неотрывно следят за каждым движением. — Оригинально. Джошуа фыркает, всё ещё придерживая чужое лицо одной рукой, и наклоняется, чтобы прижаться губами к чересчур красивому рту теперь уже своего парня. Всё вокруг опять расплывается, в голове вакуум. Приятнее только ощущение, которое прокатывается по телу. В какой-то момент они меняют положение и Джонхан оказывается сидящим на бёдрах младшего, пока тот сидит практически на краю. — Я никого кроме тебя не вижу, даже когда вокруг много людей, — Джошуа находит ладонь друга, гладит её пальцами, потом проводит дорожки по каждой морщинке, отчего становится щекотно. — Не уверен, что это здоровая реакция. Может быть, я заболел? — Ужасно. Значит ты заразный, ведь у меня похожие симптомы, — удивлённый собственным нелепым признанием, Джонхан пытается спрятать лицо на чужом плече. Никто из них не произносит ни словом больше. И в этой тишине слишком отчётливо слышатся голоса из-за двери: — Отвратительно, какая туфта… — А мне понравилось. — Тебе и дешёвые мелодрамы нравятся, Чоль. Трагедия! Мне нужна трагедия! Догадываясь о том, что их подслушивают уже некоторое время, Джонхан неловко улыбается и заваливает парня на кровать. И вроде бы, внезапные гости должны были сбить с них спесь, но к чему скромность. Пусть привыкают. — Когда они успели вернуться? — он, хитро прищурившись, наклоняется к шее младшего, чтобы бессовестно оставить там со временем темнеющее пятно. Джошуа хмыкает и, наслаждаясь моментом, позволяет себе как можно громче застонать: — Не знаю, но, думаю, они ненадолго, — в конце предложения он срывается на крик, когда рука Джонхана забирается к нему в шорты.