нигдегород

Иногда достаточно посмотреть на что-то, и оно пробудет в тебе новые ощущения, о которых ты не задумывался и не знал о них ничего совершенно. Особенным это становится в сером мире, наполненным людьми без цели и идей, людьми словно призраками, снующими по узким уличкам и широким проспектам дорог с автомобилями, что навсегда останутся неподвижными, потому что некому торопиться. Некуда торопиться. И поэтому молодой альфа сидит на голом сером асфальте у входа в большой торговый центр, держа в руках маленький плеер синего цвета. Провод наушников, слишком длинный, в один свободный оборот закручен вокруг шеи, чтобы бегать было удобнее по городу неизвестному, но странно знакомому. Даже мысли не приходит, откуда он знает дома этого города и имя свое, и также объяснить не может откуда приходят люди сюда и куда они потом пропадают. Место это словно мертвое, наполненное тяжелым воздухом и неприятной тишиной, которую разрушить хочется. Люди тут ни с кем не разговаривают, а может просто не умеют, и о деньгах никто не думает, потому что нет в них смысла, когда магазины стоят наполненные товаром разным, но без работников, когда еда удовольствие сытости не приносит и от алкоголя голова кружиться не начинает. Даже времени так такого тут не существует, да и надобности совершенно никакой нет, от этих знаний ты не почувствуешь себя лучше, не убежишь от самого себя и тем более опоздать никуда не получится. Бывает так, что альфа наш засматривается на других людей, что отличаются от серой массы, следя чем они занимаются. Правда большинство выглядит так, словно найти что-то не могут, что-то важное и особенно ценное, но они понятия не имеют какую пропавшую вещь нужно вернуть себе. Ходят они по улицам медленно, заглядывая за каждый угол и окна открытые, выглядят несчастными и взволнованными, пока не найдут то самое, необходимое. Альфа помнит, как встретился с одной бетой однажды в парке, как загорелись глаза ее при виде гитары в руках его и пришлось отдать ее, смотреть как девушка любовно оглаживает гриф и пробует струны. Играла потом в благодарность очень красивую и нежную мелодию, убаюкивающую колыбельную, что в сон склонила и заставила веки прикрыть свои. Однако, когда музыка резко оборвалась и глаза распахнулись, девушки, что рядом на скамейку присела, не оказалось. Гитары у него в руках тоже уже не было, чтобы узнать, сможет ли сам заставить инструмент музыкальный спеть. Со временем замечаешь, что знакомых лиц становится все меньше, а их место занимают другие. И в этом круговороте страх одиночества не пугает, если быть изначально потерянным, пока кто-то родной не по крови не встретит тебя, а может ты сам с ним случайно столкнешься на другом конце мира, и тогда ты поймешь насколько несчастен был и почувствуешь, как заполняется жарким чувством пустое и холодное место в груди. Когда чужая душа греет твою и когда любимое дело согревает приятной усталостью руки, жизнь становится совершенно иной. Понять, правда, это дано не каждому, но счастливым становится тот, кому это судьбой предначертано. Повинуясь внутреннему чувству, которое ведет постоянно вперед и заставляет назад не оглядываться, мужчина решает зайти в большие стеклянные двери. И в ту же секунду, неожиданно, словно бабочек полет в чистом поле летнем, омега появляется перед глазами и утыкается лбом в чужой подбородок. Альфа, выдергивая наушник из уха, извиняется поклоном головы с щеками красными, пока омега, замерев, смотрит на лицо мутно знакомое и незнакомое одновременно, вспомнить пытаясь, где в прошлой жизни видел такого красивого альфу. Улыбки почему-то у обоих выходят совершенно смущенные, словно между ними есть слова недосказанные, которые начинают желудок щекотать, чтобы наружу выйти и подростковую неловкость оставить вместо старческой опытности. Первым отрывает глаза от чужого лица альфа, с неохотой свыкающийся с мыслью о расставании с незнакомцем, пробудившим странные чувства, давно покрывшиеся слизкой пылью с соседних дорог и забытые как прошлое и будущее людей этого города. Чужая мягкая ладонь успевает захватить его за кисть совершенно некультурно, но сердце от этого пропускает удар, наполняясь надеждой. Омега с чуть порозовевшими щеками заглядывает в чужие глаза сквозь пушистые подрагивающие ресницы так, словно в другом человеке смысл жизни увидел. Сердце от этого сжимается, осознавая, что не один альфа внезапному порыву поддался и готов идти с новым знакомым далеко и долго, по бесконечному пути, ведущему к чего-то обязательно хорошему и теплому. Так и проходили солнечные дни, дождливые недели, а может и долгие месяцы, но никого из них это не волновало, не заботило и не замечалось, потому что в компании, близкой для души своей, ты замечать стараешься гораздо более важные вещи. Улыбка чужая, широкая настолько, что десна видны и в кончиках пальцев искры невидимые летают. Глаза небесные, отражений звезд полные и чувств ответных, темные и в узкие щелочки превращающиеся. Теплые и длинные пальцы, что чужие мозолистые и холодные все время к себе забрать пытаются, присвоить и не отдавать никому. В крепких до хруста и надежных, как крепость каменная, объятиях каждый свое сердце с чужим объединить пытается, сделать что-то общее, свое. И каждый раз, когда дышать становится трудно и легкая испарина на лбу появляется, они неохотно отстраняются друг от друга под смех звонкий и взгляд нежный, чтобы через пару минут снова попытаться в едино слиться, повинуюсь желанию внутреннему, ненасытному и недовольному слишком малым. Отчего-то они знают друг друга так хорошо и так много, а может им то неведомое чувство подсказывает, как нужно и что хочется ему. Необъяснима их связь, которую и простые, вечно одинокие прохожие замечают, проходя мимо двух людей, связанных то ли нитями красными, то ли общей энергией, наружу вырывающийся. Так и казалось, что нет для беспокойства причины, но нечто темное постепенно зарождалось в них обоих, чувство недостаточности и неполноты начинало душить помаленьку, потихоньку каждого по отдельности, оттого и больнее, пока они оба не выдержали и не очутились в объятиях друг друга. Выдохнуть все тревоги свои прежде чем лопнуть от них, показать истинную причину своих мук душевных и найти спокойствие в человеке другом бывает так важно, что главное не упустить момент, когда нутро перекроет доступ к кислороду и дышать уже станет нечем. Невольно альфа теперь сравнивает их с теми людьми, которые до сих пор встречаются на улице, в парке, в домах, и где бы они ни были, те всегда выглядят потерянными и уставшими, словно измученные своими поисками ответов на неизвестные вопросы. Омега ласково проводит по щеке кончиками пальцев, отвлекая альфу от размышлений, заставляя наклонить голову и потереться носами, вдохнуть запах кожи чужой и мысленно спросить себя и его. Что еще не хватает? Когда знаешь, что искать, жизнь становится такой легкой и простой, а может так лишь кажется, но альфу с омегой не устраивает неизвестность, она растет постоянно, и с каждым днем становится все тяжелее выносить груз непонятного желания найти что-то или кого-то. Будь у них хоть какие-то подсказки, кроме своих же собственных чувств, поиски бы оказались гораздо удачнее, быстрее и найденное бы сразу казалось таким. В порывах сильного ветра панамку омеги приходилось придерживать одной рукой, пока альфа держал за его за другую, видимо тоже боясь за сохранность, но только своего возлюбленного. Набережная пустовала, хотя мысль о возможном скоплении народа промелькнула в голове и, прикрыв глаза, парень мог бы увидеть воображаемую картину бесчисленного разноцветного калейдоскопа количества людей и их детей, что в фонтаны лезут, музыки громкой, выкриков гласных и запаха приторно-сладкого. Но, открывая глаза, можно увидеть лишь мусор пакетов пустых, летающих по ветру, набережную с фонтанами нерабочими и пустые абсолютно карусели аттракционов. А может и не совсем пустые. Омега одергивает альфу за плечо, указывая на маленькую, одиноко сидящую фигуру, что сгорбилась и сидит на голом асфальте под еле колышущихся сиденьями высокой карусели. Дети в этом мире редкость большая, оттого и удивления много, вперемешку с зовом внутренним. Пара чуть шаг ускоряет, надеясь, что не исчезнет, не растворится преждевременно фигурка, что получится у них встретиться, понять, узнать — то ли они нашли или путь их исканий не окончен еще. Плечи дергаются сильно, ощутимо, когда мягкая ладонь касается спины, и испуганный, чуть слезящийся взор медовый бегает по лицам, удивительно приятным и словно знакомым. Отчего-то глаза от этой встречи снова хотят превратиться в полумесяцы, но уже без рек соленых, что следы на щеках оставляют, а с улыбкой, что десна открывает и краснеть заставляет. Маленькие ручки тянутся к омеге, всецело себя доверяя мужчине, позволяя поднять и коснуться губами сухими виска. Легкость радости окрыляет их двоих, и кажется им, что теперь и дышать стало легче гораздо, и мир стал ярче обычного, и ветра порывы кажутся бризом морским успокаивающим. Альфу тоже чувства переполняют, он спешит к ним в объятия, чтобы крепче стиснуть их, почувствовать тепло и биение сердца. Но прикосновения не происходит, рука проходит сквозь тела, с каждой секундой что все прозрачнее становятся, но все так же счастливо улыбающиеся, не замечающие изменений в себе и в другом. Омега, заметивший отсутствие родного человека рядом, непонимающе смотрит в слезящиеся глаза альфы, руку ему свободную протягивая, пока второй ребенка своего держит. Мужчины шелохнуться бояться — оттолкнуть страшной правдой больно, как и исчезнуть, ничего не узнав. Альфа на вытянутую прозрачную руку смотрит долго, пока вместо счастья огней в глазах напротив не замечает, как блестки боли просачиваются. Уже когда две фигуры становятся еле уловимы, мужчина пытается поймать руку протянутую, коснуться в последний раз, посмотреть на лицо, прекрасное и секундой удивленное разлукой неизбежной. И сколько раз он видел, как люди, нашедшие то давно потерянное, уходят из этого мира в другой неизвестный, да только никогда он не чувствовал боли той, что сейчас уже задушить пытается. Потерять то, что ты так любишь и дорожишь, потерять то, что ты нашел с трудом таким и силами — словно часть себя потерять, а замену себе встретить ни в какой жизни не удастся. Серые облака, такие же, как последующие будни, в которых помнить — единственные краски в жизни от воспоминаний, теплый и нежных. Мучительно будет сохранять их в памяти своей, но без них будет еще хуже. Снова чувствовать пустоту внутри, но уже бояться ее, существование без смысла, раньше совершенно неосознанное, начинает пугать, и теряться опять совершенно не хочется. Альфа от чувства досады пинает жестяную банку, что ветром со звоном прикатило, и делает несколько шагов в сторону центра этого, уже совсем невыносимо знакомого, города. Остановившись, он оборачивается. Банка осталась на месте.

***

Холодный свет режет глаза, белый больничный потолок не придает уверенности в реальности, а писк врачебного аппарата вперемешку с тихим шепотом давно не слышимого голоса заставляет повернуть голову и увидеть две фигуры. — Когда нас уже выпишут? — мальчик сидит на коленях у омеги, положив голову тому на плечо. Взрослая маленькая ладонь нежно поглаживает его волосы. — Скоро. — А отец когда проснется? — омега тяжело вздыхает. Его усталое лицо, изнеможенное ожиданием недолгим, но словно месяцы тянувшимся, его одежда больничная, цвета совершенно неприятного, и глаза, что вот-вот веки свои сомкнут от напряжения дней последних, совершенно такие же, как там. Альфа почему-то улыбается, глядя на мужа, на сына, что точно копия любимого, забывая о боли во всем теле, о желании снова глаза свои закрыть и раствориться опять во сне. Хотя нет. В тот мир не возвращаться хочется, а забыть. — Меня, что-ли, ждете? — звучит хрипло, горло совсем высохло и голос, так давно не звучавший, кажется, принадлежит не ему. — Чимин... — Отец! Голоса радостные звучат почти в унисон, приближаясь к койке больничной. Автомобильная катастрофа сильно отразилась по ним, по альфе особенно, что за рулем водительским сидел и в момент удара грудью своей защитить инстинктивно пытался и супруга своего и ребенка, что на заднем сидении сидел, и нанесла ему травмы не смертельные, но болезненные. Семья воссоединилась после разлуки принудительной, врачи хорошо позаботились о каждом из них, но в стенах больницы даже после сна не чувствуешь себя окончательно полноценным человеком. Но и после выписки им придется провести много времени вместе на больничном, и если кому-то будет в тягость столь длительное нахождение рядом, то точно не им. Вот тогда они снова найдут спокойствие душевное, наполняющее их тело и разум чувством удовлетворенности и счастья человеческого. Чимин смотрит на Юнги, что на кровать рядом присел, и слова его нескончаемые, беспокойные льются, а альфа любуется, руку чужую беря в свою, и, чувствуя тела тепло, выдыхает спокойно. — Как же приятно снова слышать твой голос. И целует под смех детский и радостный тонкие пальцы.