— Сдайте ключи.

Тэхён внимательно наблюдает за своим научным руководителем, который старательно переливает вещество из флакона в пробирку и немного вертит стеклянную колбочку из стороны в сторону, отчего на прозрачных стенках остается маслянистый след. Мужчина хмурит брови и прикусывает губу, целиком и полностью сосредотачиваясь на своем занятии и не обращая на парня, засунувшего руки в карманы кипельно белого медицинского халата и замеревшего красивым изваянием у дверей, ни малейшего внимания. Тэхёна же это очень задевает, потому что профессор Чон не видит ничего дальше своих любимых реактивов. Парень же, разве что в трусах не приходил, а так уже всеми возможными способами пытался заставить этого горячего мужчину оторваться от экспериментов и посмотреть куда-то за пределы своей лаборатории. Всё это увенчалось провалом, к величайшему Тэхёнову сожалению. Но он не был бы собой, если бы решил оставить свои попытки соблазнить научного руководителя. Вообще-то, Чонгук Кима очень сильно бесит этой своей невозмутимостью, потому что внутри парня каждый раз при виде мужчины разгорается дикое необузданное пламя, чёртов пожар, а преподавателю хоть бы хны, да, к тому же, он Тэхёна отвлекает от учебы своим вечным сногсшибательным видом. Ким думает, какого черта этот Аполлон забыл в университете на химфаке, ведь с такими внешними данными его место в модельном агентстве или, на худой конец, на панели, но никак не в лаборантской, вашу мать. Любой бы на месте Тэхёна был счастлив бы иметь в качестве научного руководителя этого магнетически-привлекательного мужчину, только все мысли об аспирантской диссертации помахали парню ручкой, а вместо них в голове навсегда, кажется, поселился этот монстр девичьих сердец. Ещё и сам профессор всё время доёбывается, мол, не так сидишь, не так стоишь, не так смотришь. Противный он, одним или двумя словами, зато на кафедре всегда такой заинька-лапочка, что все преподаватели текут, даже мужики. Почему-то только с Кимом он до пизды жесткий, потому что к другим аспирантам он так не прикапывается. Не сказать, конечно, что у него большая группа, но, всё же, человек десять — их — наберется, и только Тэхён знает, что такое — этот чёртов праведный гнев. Только все эти его жесткость и противность нисколечко не умаляют Кимовского желания быть насаженным на член преподавателя, как бабочка на булавку. Ему хочется отсосать, заглатывая глубоко, чтобы Чон долбился в глотку, хочется, чтобы он разложил Тэхёна прямо на этом столе и трахнул жёстко пальцами, всем, что под руку попадётся, а потом резко вошел по самые яйца, при этом смачно шлёпнув по заднице. Ким только от подобных мыслей хочет словить оргазм, чувствует, что ещё немного, и он кончит от собственных фантазий, поэтому благодарит Провидение за то, что медицинский халат ему немного великоват, и стояка не видно под белой тканью. Парень сглатывает слюну, чтобы не закапать случайно ею пол. И смотрит в упор затуманенными глазами прямо на эти руки, так аккуратно сжимающие эту чёртову колбу, которую сейчас Ким мечтает вырвать из чужих ладоней и выкинуть куда-нибудь подальше. Например, в окно. Почему бы и нет, правда? — Вы пришли, — хрипло констатирует преподаватель, лишь на короткий миг поднимая глаза и окидывая Тэхёна своим, как самому Киму кажется, презрительным взором, будто оценивая. Только сегодня на парне узкие джинсы, а не привычные уже всем преподавателям обтягивающие кожаные штаны, в которых, пиздец, как жарко, но оно того стоит, на которые даже старые пердуны с кафедры пускали слюни, потому что ноги от ушей и стройные, ровные, прямо то, о чём всё девушки мечтают, — наконец-то. Думал, что уже не почтите меня своим присутствием, мистер Ким, — у парня даже уши от злости краснеют, только пар из них — разве что — не валит. Тэхён едва сдерживает порыв: топнуть ногой и высказать всё, что думает об этом наглом сумасбродном профессоре, вечно глядящем на него свысока. Потому что уже невыносимо, Ким простоял здесь около получаса, а Чон соизволил обратить на него внимание только сейчас. При этом, если бы Тэхён посмел — не дай Бог — как-нибудь оповестить профессора о своём появлении, то на аспиранта бы обрушился целый шквал ругани из разряда «какого хера вы отвлекаете меня от важного эксперимента?!» Формулировочку, быть может, мужчина избрал бы более мягкую, но в остальном Тэхён, он уверена на девяносто девять процентов, угадал. — Да, представьте себе, — язвит, высовывая руки из карманов белоснежного, идеально отглаженного медицинского халата, и смотрит открыто и неприязненно, не желая больше выслушивать эти чёртовы придирки и колкости. Кем он себя возомнил-то, в конце концов?! — а вы, я смотрю, меня очень ждали. Неужели соскучились по мне, господин Чон? — парень намеренно придаёт голосу оттенок на несколько тонов выше, нежели есть на самом деле. И, хотя глазами продолжает метать льдины в сторону преподавателя, тут же прикусывает язык, потому что он всё же кандидат наук и профессор, а ещё ненавидит, когда его называют пресловутым «господином» — видимо, привык в своей Америке к обращению «мистер». Бесит Тэхёна до невозможности! — Немного ли вы себе позволяете, студент Ким? — и парня так сильно раздражает этот чёртов спокойный тон, что даже челюсть от напряжения сводит. Он нервно сжимает ладони в кулаки, прежде вновь пряча руки в карманах, ногтями сдирая нежную кожу на внутренней стороне. В такие моменты, даже возбуждение притупляется, хочется просто спалить весь мир к чёртовой матери — отвести душу, так скажем. — Ровно столько же, сколько и вы, господин Чон, — сквозь зубы выплевывает Тэхён обращение, словно оскорбление. И с каким-то садистским наслаждением на мгновение перехватывает такой же раззадоренный его непокорностью взгляд преподавателя. На дне глаз можно прочитать дикое «что ты мне сделаешь?», но вслух парень лишь произносит: — Я пришёл полчаса назад, вы просто были настолько увлечены своим рандеву с фосфорной кислотой, что даже не заметили, как я вошёл, — наигранно мило хлопает длинными ресницами аспирант, кося под дурочку-старшеклассницу, когда отпускает очередную колкость, а Чон неожиданно усмехается такой его смелости и отставляет в сторону очередную пробирку с неочищенным сульфатом натрия. — Что ж, раз так, — направляется к умывальникам, чтобы вымыть руки, — надеюсь, вы принесли свою диссертацию и учли все те замечания, которые я сделал вам в прошлый раз, — Тэхён чувствует это всеми фибрами своей души. Ощущает, как это самодовольство преподавателя медленно расплывается в воздухе, потому что в прошлый раз он действительно сделал парню несколько замечаний, касаемо его работы. Ну, как несколько, он буквально чуть не перечеркнул всё до последней страницы красным маркером, доебавшись до каждой, сука, буквы. — Ну, разумеется, господин Чон. Как же иначе, — Ким не спешит только садиться за стол, потому что пришёл не за этим, — только я зашёл сказать, что подал заявление в деканат с просьбой сменить мне научного руководителя, — гаденько улыбается, потому что на мгновение ловит это удивление вперемешку с непониманием, только мужчина настолько быстро берёт себя в руки, что Тэхён даже думает, не привиделось ли ему. — Что ж, — профессор вытирает свои широкие ладони полотенцем, а Тэхён вдруг забывает, что злился, и вспоминает, что, вообще-то, был возбужден, пока этот человек рот не открыл, — в таком случае, мистер Ким, — мужчина складывает руки на груди, — не смею вас больше задерживать. Сдайте ключи от лаборантской, и можете быть свободны. Одна часть Тэхёна безумна рада отсутствию выяснения причин, другая разочарована, потому что в своих принцессовских снах пятилетки, он малюсенькой капелькой своей души надеялся, что придирался профессор к нему больше, чем к остальным, потому что видел какой-то особый талант. Ну, или на худой конец, просто желал трахнуть. Такой вариант Кима тоже устроил бы. Наверное, даже больше, чем первый. Но парень вовсе не собирается показывать, что чем-то огорчён, поэтому просто кивает, выуживая из рюкзака чёртовы ключи и подходя к преподавателю, чтобы их отдать в руки. А то, зная его характер, может смело сказать, что приебётся к тому, что парень их не вернул. Чонгук же, полностью игнорируя вещицу, вдруг резко хватает Кима за плечо, на котором висит рюкзак, и дергает так, что парень от неожиданности роняет злополучную связку, которая, жалко звякнув, отправляется куда-то им под ноги. — Что вы… — с непониманием спрашивает Тэхён, только конец тонет в тихом писке, когда его припечатывают грудью к стене. Рвано выдыхает, потому что испугался, но, довольно быстро взяв себя в руки, пытается обернуться, чтобы пустить гневную стрелу взгляда и спросить, какого чёрта творит этот ненормальный, охуевший в край, кажется, профессор. — Значит, захотел уйти, да, Тэхён? — шёпот обжигает ухо, а в следующий миг профессор бесцеремонно кусает парня за хрящ. Ким даже вскрикивает от неожиданности, широко распахивая глаза, — кто тебе сказал, что можно так делать, несносный ты мальчишка, а? — он внезапно смачно шлёпает аспиранта по заднице, срывая с губ повторный полувизг-полувскрик. Рука профессора задирает медицинский халат, чтобы нагло проникнуть под грубую ткань джинсов и крепко сжать обоженную ощутимым ударом ягодицу, — никуда тебя не отпущу, — от голоса мурашки по спине. Пальцами Чон пробирается под трусы между ягодиц, надавливая чуть-чуть пониже колечка мышц, и жарким дыханием опаляет шею. Парня кроет, потому что, кажется, он умер и попал в рай — в одну из самых пылких фантазий, — откидывает голову на плечо профессору, прикусывая губу. Только в мыслях у него роится гордость, пенится в черепной коробке и соблазняет на то, чтобы просто оттолкнуть мужчину и послать нахер, потому что нервы он за всё время потрепал парню просто пиздецки. Но вопреки всему с губ Кима срывается полустон, когда профессор Чон скользит шаловливой рукой по заднице, чтобы пробраться спереди к головке члена. И парня вдруг осеняет, словно ледяной водой окатывает: у него же жесткий стояк! Причём такой, будто его часов десять пытали вибратором, не давая кончить, как в лучших BDSM порно-роликах. Тэхён боится, что кончит от одного лишь прикосновения. — Ч-что вы дел-лаете? — блеет Ким, потому что от возбуждения у него трясутся коленки, хочется осесть на пол и растянуться звёздочкой от чужих ласк. Чужой шершавый язычок смачно лижет в изгиб шеи, срывая с губ новый вздох, — прекратите! — чуть увереннее, только грубоватый укус за щеку вновь выбивает весь воздух у парня из лёгких. Тэхён шёпотом, совсем не уверенно, со свистом отпускает ещё одну просьбу остановить всё это, хотя тело требует прямо противоположного. — Что ж, — всё прекращается так резко, что Ким едва не падает от неожиданной пустоты за спиной. Лбом на мгновение упирается в стену, прикрывая глаза и сглатывая жалкие остатки слюны, потому что во рту пустыня Сахара. И ему нисколечко не стыдно за эту слабость. Тэхёну даже страшно двигаться, кажется, сделай он несколько шагов и позорно кончит, как школьник, просто спустит в штаны, — вы свободны, мистер Ким, — в голосе ебучая насмешка. Аспирант на миллион процентов уверен, если обернётся — утонет в этом гаде, — но, надеюсь, вы меня услышали, — тише и серьезнее проговаривает преподаватель. Но Тэхён даже не оборачивается, просто, оторвавшись, наконец, — хоть и с большим трудом, — от стены, на негнущихся ногах медленно бредет в сторону выхода, чувствуя, как в спину между лопаток врезается тяжёлый темный взгляд заебавшего в край профессора.