ваканда встречает его тёплым и ненавистным солнечным утром. бартон очки черные надевает, придавая себе, как любила шутить наташа, ещё более шпионского шарма, этакий джеймс бонд.
радушие молодого вакандского короля не знает границ. он вежлив, честен и слишком благороден. слишком в понимании клинта — это даже для короля. бартона так и тянет отпустить нелепую шутку, съязвить по поводу этого совершенно идиотского королевского приёма в их честь, но он лишь губы поджимает и сумку поправляет, что с плеча его хочет свалиться.
клинт отчёт себе отдавал, когда на просьбу стива кивнул, по плечу одобряюще похлопал и пришел за вандой в башню старка. клинт понимал, что он делает, идя против тони. против заковианского договора. против правительства. против совершенно безумной идеи, так яро поддерживаемой самим тони, что ещё сам недавно заявлял, что он и костюм — одно целое. против идеологии, которая превратила бы героев — в рабов. в правительственных игрушек.
и клинт понимал, видя как наташа стоит напротив него. не рядом с ним. не плечом к плечу, как напарники. а напротив.
романофф, высоклассная шпионка, посылавшая правительство бесчинное количество раз, стоит слева от тони старка. а не слева от него.
клинт считывает каждую её эмоцию и ему становится не по себе, когда он понимает — пойти придётся в первую очередь
против неё. против наташи, что ещё недавно спала в его квартире и звонко смеялась, смотря ужасные комедии по телевизору. против наташи, что пьет слишком ужасно-горький кофе, из белой чашки с котом. против наташи, которая просыпается ночью в холодном поту, потому что красная комната навсегда отпечатана в её памяти.
клинт считывает каждую её эмоцию и видит только решительность. ни капли сожаления. первая стрела летит в сторону тони.
— мы же всё ещё друзья [партнёры]? — потерянная.
неровное дыхание клинта обжигает её кожу в районе ключице. и в глазах его ни капли сожаления.
только отчего-то тихое «прости» срывается с его губ.
— смотря как сильно бить будешь.
господи. боже.
что же мы с тобою наделали, наташа?
в комнате, что больше похожа на королевские покои (клинт сперва подумал, что дверью ошибся, но изысканная голографическая надпись — работа шури, с его фамилией твердила об обратном),
слишком просторная, непривычная для агента, которому обычно приходилось ютиться в одной полуразрушенной комнате, будучи перемазанным кровью.
он сумку в сторону кидает, выдыхает обречённо, глаза хочет закрыть, как он улавливает запах знакомых духов. только хочет к пистолету потянуться, что в заднем кармане брюк, как голос чужой сзади слышится.
— не стоит. это я, — и бьёт по щекам холодом.
наташа.
— нат, — только и может вымолвить. — что ты здесь делаешь? — улыбка.
— т’чалла любезно предоставил мне политическое убежище, — отвечает наташа. ему не нужно смотреть, чтобы считать её, потому что знает, всё что она сказала, до единого слова — правда.
— а как же тони? — пропускает удар. наташа дёргает бровью.
— мы с ним не виделись с тех самых пор, когда я ему сказала, что он может катиться к чёрту вместе со своим заковианским договором. мне жаль, что так вышло, — раскаяние. — я не должна была так поступать с тобой. тогда мне казалось это единственным правильным выходом. я ошиблась, — лбом ко лбу прижимается. — прости меня, клинт.
смешок.
— знаешь, нат, любить тебя — это как прыгнуть со скалы, — ни грамма сожаления в небесных глазаx, родная усмешка и слегка приподнятые в немом вопросе брови: «ты останешься?». наташа скользит взглядом по лицу клинта, стараясь рассмотреть каждую новую морщинку. заковианский договор не пощадил никого из ниx.
— нужно просто верить и сигануть? — усмешка в ответ. родной взгляд.
я так скучал по тебе, нат.
