Осенний ноктюрн

      Первое, что увидели Леви и Лив, войдя в стены борделя, — спящую за стойкой мадам Розу. Она сидела в потрёпанном старом кресле, обитом медвежьей шкурой, и подпирала склонённую голову рукой. Со рта на грудь медленно стекала слюна, на лице читалась безмятежность. Леви брезгливо поморщился, а Лив подошла к стойке и платком, что ей дал капитан, вытерла слюну Розы. Та, прихрюкнув, встрепыхнулась и захлопала веками. — Смотрю, мамаша, горишь на работе, — изрёк Леви, облокотившись на стойку. — Нет, это я с восторгом встречаю любимого клиента, — нашлась мадам Роза, перехватив платок из рук Лив и вытирая им грудь. — Вон, аж слюна на тебя потекла! — Если вам нужно засосать друг друга в страстном порыве, я мешать не буду. — Лив подняла ладони кверху. — Пойду Консти поищу. — Я застряну у неё меж грудей, если она меня в своих объятиях стиснет, — ответил Леви. — Если я тебя там внизу найду, то, может, и стисну, — парировала мадам Роза. — Развлекайтесь. — Лив направилась в сторону комнаты Констанс. — У неё клиент, мартышка! — крикнула ей в спину Роза. — Придётся подождать. — Клиент? — удивилась Лив. — Уже? — Не зыркай так на меня своими глазёнками! Она сама захотела, я её не заставляла, — оправдывалась Роза. — И что, много девочек уже работают? — спросила Лив. — Почти все. — Мадам Роза пожала плечами. — А ты что думала? Кормить-то их кто будет? Не всех, знаешь ли, замуж зовут приличные господа! — Эй! — недовольным тоном вмешался Леви, глядя исподлобья на мадам Розу. — Полегче, мамаша. — Да я не… не собиралась никого осуждать, — тихо и мягко отозвалась Лив. — А ты не встревай! — шикнула она на Леви. — Сама разберусь. — Ну да, конечно, — язвительно произнёс он.       Лив проигнорировала его реплику. — Даже если медицинская комиссия признает Паоло недееспособным, всё наследство перейдёт его жене. — Роза со свистом выдохнула. — Мне он завещал только эту богадельню. Спонсировать нас теперь некому, придётся справляться своими силами, — сокрушалась она, — девочки сейчас будут пахать в поте лица, но за меньшее жалование.       «И меня бы это ждало», — с ужасом подумала Лив и бросила робкий благодарный взгляд на Леви. — Вчера, кстати, господин Рассел заявлялся, — сказала вдруг Роза. — Разыскивал тебя. — Рассел? — Лив нахмурилась. — Чего ему понадобилось? Прощальный минет? — Издевательски усмехнулась. — Он всегда так глаза смешно закатывал и голову в плечи вжимал.       Она изобразила его, вызвав приступ гомерического хохота у мадам Розы. Леви, сощурившись, наблюдал за перфомансом Лив, сконфуженно размышляя, какое у него бывает лицо, когда она ласкает его ртом: «Неужели я тоже смешон в этот момент?» — спрашивал себя он. — Может, и минет, но сказал он только про серьёзный разговор к тебе. — А вы ему? — Что ты больше здесь не работаешь. — А он? — Хотел узнать, где тебя найти. — А вы? — Что понятия об этом не имею. — Мне казалось, наша последняя встреча отвадила его от меня совершенно. — Лив насупилась и стала ковырять деревянный заусенец у стойки. — Занозу посадишь, — тихо пробубнил Леви, сложив руки на груди.       Лив, страдальчески вздохнув, перестала. — Размечталась! Да твоих мужиков от тебя погаными тряпками не отогнать. — Мадам Роза перевела многозначительный взгляд на капитана.       Лив на цыпочках подошла к комнате Констанс, беспардонно приложила к двери ухо и, издав смешок, вернулась обратно к стойке. — Я даже знаю, с кем она там! — объявила Лив. — С этим кондитером, который не стонет, а кукарекает. — Ага, с ним самым, — подтвердила Роза. — Он по два часа кончить не может, и всё это время чувствуешь себя, как в курятнике, — буднично добавила Лив. — Первые полчаса смешно, а потом мысленно начинаешь считать петухов, чтобы хоть как-то ускорить время. — Она посмотрела на Леви и виновато прикрыла ладонью рот. — Ой, извини… — Ты всё время будешь извиняться за себя и своё прошлое? — недовольно спросил он. — Перестань, Лив, я в курсе, что не монашку замуж позвал. Или надо притвориться, что до меня твоей жизни не существовало? — А я вот помню, как ты увидел её с Расселом и ревнивенько укатил, сверкая громыхающими колёсиками, — вмешалась Роза. — Я совершал идиотские поступки, но это было чёрт знает когда, — ответил Леви, вперившись в неё. — А вот и не подерётесь! — Лив обхватила его предплечье и потянула в сторону лестницы. — Мадам Роза, мы пока в моей комнате побудем. Консти потом скажите, что я наверху, ладно? — Ага, — отозвалась Роза и уткнулась в газету.       Лив бодро взлетела по лестнице и быстро миновала коридор, пока Леви спокойно плёлся позади. Его неожиданно настигли воспоминания и ворох разнообразных чувств, связанных с этим местом. Дребезжащее постукивание колёс инвалидного кресла раздавалось в ушах, пока он поднимался по ступеням, в груди затеплилось позабытое ощущение предвкушения свидания. Но память пошла ещё дальше — в тот самый сентябрьский день, после которого его жизнь изменилась навсегда. Застыл у порога и неосознанно приложил руку к груди: сердце колотилось как ненормальное.       Повернул ручку, толкнул дверь.       Лив сидела за туалетным столиком: медные грозди тяжёлых кудрей струились по изящным плечам, горели пламенем в полумраке комнаты. Она обернулась, — и Леви задержал дыхание. Он видел на деревянных стенах мерцание одинокой свечи, видел испуганную синеглазую Осень, одетую в одни чулки и сиреневый пеньюар. Он всё это видел — когда-то он был там. Покрутил призрачные колёса и остановился на полпути. — Ну и пылища, — произнесла Лив, проведя пальцами по поверхности зеркала. — Родной, ты застрял там? — Спроси ты меня теперь, я бы точно знал, как хочу, — прошептал Леви. — А самое забавное, что ты и без моего ответа поймёшь. Хм… — Ты… предаёшься воспоминаниям? — Лив открыла рот. — Боже, я должна срочно запечатлеть эту картину! — Она грациозно поднялась со стула и приблизилась к нему. — Ты, Леви Аккерман, командир спецотряда Разведкорпуса, попал во власть сантиментов? Ты разве так умеешь? — Она сощурилась и по-лисьи ухмыльнулась. — Не паясничай, — с притворной строгостью отозвался Леви. — Артистка…       Лив потянулась к нему, закинула руки ему за шею и игриво провела ладонью по бархату выбритого затылка. Припала ко рту Леви горячими губами и медленно, глубоко целовала. Всего-навсего поцелуй — но у него задрожали колени. Издав приглушённый стон, он стиснул её в объятии и углубил поцелуй. Пол под ногами растворился, сделался жидким и топким, как болото. Стихли все звуки и шорохи, пропали все запахи, кроме земляничного аромата её волос, смешавшегося с тёплым запахом кожи — его вечный дурман. — Лив… — с жаром вдохнул Леви. — Либо мы прекращаем, либо идём в постель… — Какая ужасающая бескомпромиссность! — прошептала Лив, сцепила за спиной руки в замочек и нехотя отпрянула.       Притихла и задумчиво оглядела комнату. — Сколько боли, разочарований, мерзости. И сколько счастья! — Усмехнулась. — И всё в этой маленькой комнате. — Она прикоснулась к деревянной панели. — В этих стенах и в каждом предмете.       Открыла платяной шкаф, достала синий сарафан, в котором была в их с капитаном вторую встречу, и бережно приложила к телу, прикрыла веки. Но когда открыла глаза, то поняла, что стоит на засохшей луже крови, оставшейся после избиения Паоло. Насупилась и сошла с липкого потемневшего пятна, усеянного пылью. Бросила платье в шкаф, принесла из ванной комнаты мокрую тряпку и принялась самозабвенно оттирать пятно от паркета. Леви опустился рядом с ней и попытался перехватить у неё тряпку. — Дай мне, — хмуро сказал он. — Я сама, — нервно отозвалась Лив и сдула со лба распушившийся локон. — Уже почти всё.       Леви непонимающе смотрел на неё, а затем несмело протянул руку и очертил согнутыми пальцами полукруг от её щеки до подбородка. Лив замерла, прижала его кисть к лицу и поцеловала запястье. Она с облегчением выдохнула, поднялась с колен и унесла покрытую красно-ржавыми разводами тряпку обратно в ванную комнату. С тяжестью на сердце Леви последовал за ней и встал на пороге, прижавшись к косяку. — Эй… — тихо позвал он. — Порядок? — Понятия не имею, — ответила Лив, намывая руки с мылом, затем переключилась на баночки и бутылочки, которыми была уставлена полка над раковиной. — Господи, как же мне всего этого не хватало, — нарочно сменила тему.       Принесла из комнаты кожаный пенал и стала собирать в него ванные принадлежности. — Начнёшь складывать мою одежду в чемоданы? — спросила она у Леви. — Начать с комода или шкафа? — поинтересовался он. — Да без разницы.       Он пожал плечами, вернулся в комнату и первым делом принялся разбирать комод. Выдвинул верхний ящик и, вытянув из груды кружевного белья полупрозрачный бюстгальтер, смущённо почесал макушку. Помотал головой, взял всё в охапку и так уложил на дно чемодана. За рукав зацепился тёмно-бордовый тонкий чулок, и Леви не удержался от того, чтобы разглядеть его: мечтательно провёл указательным пальцем по внешней стороне узорчатого края, а затем по внутренней. — Если нравится, могу надеть, — шепнула ему Лив из-за плеча.       От неожиданности Леви подпрыгнул и бросил чулок обратно в ящик. — Твою мать, Лив! — рявкнул он. — Чего подкрадываешься? — Вовсе не подкрадываюсь, — посмеиваясь, ответила она, оплетя его стан, — это ты замечтался. — Я не… — Кровь хлынула к его щекам. — Ты, наверное, не захочешь всё это забирать, — предположил он. — Отчего же? Я вообще-то скучала по своему красивому белью. Или тебе не нравится? — игриво спросила она. — Нравится, — сдавленно ответил Леви. — Отлично! — огласила Лив, достала стыдливо запрятанный в глубине ящика чулок и положила его в чемодан. — Какой же ты мальчишка порой, — добавила она, — хотя это даже мило. — Перестань. — Леви смутился, высвободился из её объятий и перешёл к шкафу: платья были гораздо безопаснее проклятого нижнего белья, так некстати подогревшего воображение.       «Ох уж это хрупкое мужское эго», — подумала Лив и не стала дальше поддевать его.       Она подошла к кровати, взяла с подушки обезьяну, чмокнула в плюшевую морду и обняла. — Всё ещё хранишь эту уродину? — удивился Леви. — Угу! — Она снова громко причмокнула мордочку обезьяны. — Конечно, храню.       Скрипнули половицы, и из-за двери показалась довольная Констанс: румяная, растрёпанная и немного уставшая. — Тук-тук, голубки! Ни от чего грязно-извращенско-постыдного вас не отвлекла? — гогоча, спросила она, поправляя сползший золотистый корсет. — Не отвлекла. — Лив посадила обезьяну обратно на подушку и улыбнулась. — Капитана надо ещё сначала уговорить на такое, — пояснила она. — Фу, какие вы скучные! — Констанс вмиг очутилась рядом с Лив, оторвала её от пола и покружила. — Рыжуль, кажется, ты жопу отрастила… — озадаченно произнесла она, опустив Лив на ноги. — Пару килограммов прибавила, точно говорю! — У меня и грудь стала больше, потрогай. — Лив схватила Констанс за руки и приложила к груди. — А?       Леви со скепсисом покосился на них и чуть заметно прыснул. — Ты на что намекаешь? — Констанс вопросительно изогнула бровь. — О чём ты подумала, на то и намекаю. — Вялый хрен мне в уши, серьёзно?! — Констанс посмотрела на Леви. — Ты чего с ней вытворял, что спиногрыза засадил? — Она снова загоготала. — Нечто грязно-извращенско-постыдное, — нашёлся Аккерман. — Не слушай его, всё было прекрасно, — вмешалась Лив. — Я и день знаю, в который это случилось. — Она склонила голову набок и в блаженстве смежила веки. — Рыжуля-воображуля, хорош глазёнки закатывать, — приземлила её Констанс. — Лучше скажи, какой срок. — Две с половиной недели. — Аккурат ко дню рождения узнала о малявке, значит. Солидный подарок! — Ко дню рождения? — спросил Леви. — Доброе утро, папаша! — Констанс цокнула. — Нет, малышка, ну ты слышала? — Не издевайся над капитаном, — возмутилась Лив, а затем посмотрела на Леви. — Да, у меня день рождения двадцать пятого августа. — Стало быть, через два дня… — Ты нашей старушке сказала? — Констанс вернулась к теме разговора. — Нет, Роза не знает. Я хотела, чтобы ты была первая. — Малышка, я вынуждена предупредить, что беременность — это кошмар: всё время хочется есть, спать, писать, снова есть, трахаться, а иногда и всё одновременно. Ну, по крайней мере, со мной так было. Настроение по десять раз на дню меняется, болит спина, болит грудь, а роды вообще… — Воу! — Лив выставила вперёд ладони. — Притормози, Консти. — Если я буду подслащивать пилюлю, ты мне этого не простишь, — парировала Констанс. — Но я не сомневаюсь, что ты справишься. — Ну, спасибо, мне сразу так полегчало! — ехидно ответила Лив, сложив на груди руки в манере Леви. — Опять рожу, как у своего благоверного, состроила, — отшутилась Констанс. — Ой, да ну тебя! — Вытянулась вперёд и обняла подругу. — Спасибо, Консти. — Я счастлива за тебя. Правда. — А как же ты? Неужели останешься здесь? — Рыжуль, это у тебя новая жизнь, а в нашем царстве-государстве всё по-прежнему. Да, сейчас придётся потуже затянуть пояса, но зато ублюдок Паоло нам больше не хозяин. Не нужно за бесплатно ублажать свору его дружков-халявщиков, да и вообще — уверена, мы со старушкой Рози ещё наворотим дел!       «Она и сама не верит в то, что говорит», — печально подумала Лив. — Вот именно, что наворотите дел. — Она нахмурилась. — Неужели ты не думала о том, чтобы… — Так, а ну заканчивай нудить, — оборвала её Констанс, — ещё нотации начни мне читать. — Не собираюсь я ничего читать! — вспыхнула Лив. — Прошу, пойдём со мной! Знаю, будет нелегко, но мы с Леви поможем тебе! Поможем ведь? — Она с надеждой повернулась к нему. — Разумеется, — ответил он. — Это всё очень мило, но позволь мне спустить тебя с небес, рыжуль: ты зовёшь меня в ту жизнь, о которой сама не имеешь ни малейшего представления. Что я там буду делать? Булочки печь? Или стану торговкой на базаре? Такой же рабский труд, как здесь, но за куда меньшую плату. А сына мне куда девать? А жить мне где? Поможете вы мне поначалу, а дальше что? Сидеть ни у кого на шее я не собираюсь. Здесь у меня есть кров, какая-никакая работа и привычный уклад. Я верю, что в конечном счёте и ты найдёшь себя, но ты ещё не представляешь, через что тебе придётся пройти. Да, он будет опорой. — Констанс кивнула в сторону Леви. — Но, поверь, наступит момент, когда даже мужу ты не сможешь объяснить, что тебя тревожит. И это я ещё не упомянула о косых взглядах и бывших клиентах, которые будут тебя узнавать. Так что заканчивай, малышка, — подытожила она. — Успокой себя тем, что ты попыталась, и впредь не заводи эту шарманку. Давай я лучше помогу тебе вещи собрать? — Да тут собирать-то нечего, — понуро произнесла Лив.       Она встала, залезла под кровать и достала оттуда гитару и жестяную коробку из-под печенья. Открыла крышку и стала в панике перебирать содержимое: письма отца матери, документы и различные безделушки, имеющие смысл только для их владелицы. — А где… где мои сбережения? — Вытряхнула всё из коробки на пол, словно это могло помочь. — Я же… у меня же было… — бормотала Лив. — Уверена, что они были здесь? — Леви сел рядом с ней. — Может, ты перепрятала? — Нет! — огрызнулась она на него. — Они были здесь! — Со злостью швырнула коробку об стену. — Нищая шлюха! — Всплеснула руками. — Теперь в прямом смысле. Я знаю, это всё Паоло. — Она стиснула челюсти, поджала губы. — Да и чёрт с этими деньгами, — попытался её утешить Леви, — моих средств хватит с головой. — Ты не понимаешь… — сокрушалась Лив. — Весь смысл был в том, что я сама их заработала! Что смогу о себе позаботиться. Но, выходит, я снова продаюсь тебе… — Что за бред? Лив, умоляю, не впадай в крайности. — Леви не стал говорить, что её слова больно ужалили его.       Констанс спустилась к ним на пол и стала поглаживать подругу по спине. — Капитан вообще-то прав, — сказала она. — Заканчивай на себя наговаривать, малышка. — Я идиотка, — не унималась Лив. — Вечно на себе экономила, перешивала старые платья, не баловала себя ничем, и ради чего? Лучше бы прокутила, честное слово.       Леви молча собрал все её вещички и аккуратно сложил обратно в коробку. Поднялся сам и помог подняться Лив. — Ты ничего не сможешь изменить, смирись и забудь, — рассудочно заключил он. — Кстати, я закончил собирать твою одежду. Если ты тоже всё, то идём домой.

***

      После победы над восстанием радикальных йегеристов прошла неделя, однако в Либерио всё ещё было неспокойно: не все опорные пункты радикалов были уничтожены, и сохранялась угроза нового нападения. По просьбе властей, Леви возглавил специальный отряд, который должен был устранить остатки группы радикалов, из-за чего свадьбу пришлось отложить на неопределённый срок.       Лив сходила с ума от скуки. Она не видела Леви по несколько дней, а когда он наконец возвращался домой, сил у него хватало только на то, чтобы перекинуться с невестой несколькими словечками, доползти до кровати и свалиться до утра в беспробудный сон, после которого он вновь пропадал на целую вечность. Чтобы быть полезной и отвлечься от удручающего ожидания, Лив волонтёрила, помогая разбирать завалы, оставшиеся в городе после битвы с радикалами. Узнав об этом, Леви сильно обеспокоился, что тяжёлые физические нагрузки могут навредить Лив в её положении, и вскоре она оставила эту затею: не хотела, чтобы капитан изводил себя переживаниями.       Чайная лавка осталась без хозяина, и когда Леви предложил Лив последить за ней в его отсутствие, она с энтузиазмом согласилась. Изучая разные сорта чая, знакомясь с деталями дела и обслуживая посетителей, Лив была полна надежд и эмоций. Ей нравилось всё новое, нравилось представлять, как они вместе с Леви будут управлять лавкой, а потом передадут дело своим детям.       Романтические иллюзии быстро вступили в конфликт с неприветливой реальностью. Очень скоро Лив поняла, что управление лавкой состоит не столько из обслуживания посетителей и раскладывания чая по банкам, сколько из ведения бухгалтерии и общения с поставщиками. У неё не получалось ни то, ни другое, и Леви поручил Габи и Фалько заниматься отчётностью и поставками. Со временем Лив осознала, что плохо справляется и с работой в зале: из-за неумения читать она часто путала сорта чая, обслуживание покупателей затягивалось, и она попросту ничего не успевала. Не складывалось у неё и общение с посетителями. Лив было сложно поддерживать светские беседы: она не была в курсе городских сплетен и новостей, не разбиралась в политике и культуре. Порой даже безобидные и ненавязчивые реплики, брошенные кем-нибудь из гостей, приводили её в замешательство, и она чувствовала себя глупой и нелюдимой. «Они учтивы со мной и терпят моё отвратительное обслуживание лишь потому, что я невеста такого уважаемого человека как Леви. Даже арест не подмочил его репутацию: теперь, после подавления восстания, он снова герой. А я никто, всего-навсего шлюха, плохо стёршая с лица яркий макияж и неумело прячущая осквернённое тело за скучным платьем цвета засохшей грязи», — думала Лив каждый раз, когда поздним вечером закрывала лавку и стряхивала с плеч очередной неудачный день. Борясь со жгучим желанием покурить или опрокинуть стаканчик-другой чего-нибудь алкогольного, она бежала под крышу «Девушек мадам Розы», где моментально расслаблялась, ощущая себя в привычной среде, в окружении тех, кто её понимал и с кем не нужно было притворяться «невестой приличного человека».       «Консти была права, говоря, что я не имею представления о том, что меня ожидает. Я ни на что не гожусь, кроме как раздвигать ноги. И что только Леви нашёл во мне?»       К исходу сентября отряд Леви завершил военную кампанию по предотвращению новой угрозы, и капитан смог вернуться домой, к гражданской жизни. Лив не хотела его огорчать и умолчала о том, как одиноко себя чувствовала и что работа в лавке сделала её несчастной. Но от Леви не ускользнуло её подавленное настроение. В первый день своего возвращения он не придал этому значения и не расстроился даже тогда, когда Лив ушла от него спать в гостиную. Но она избегала его целую неделю, а в часы работы в лавке надевала фальшивую улыбку. На все его вопросы Лив отвечала невпопад, говорила натянуто и через силу.       Была глубокая ночь. Леви не спал и с тоской смотрел на пустую половину кровати. Это было невыносимо. Он вышел в гостиную, но его кресло, на котором теперь спала Лив, тоже пустовало. Взяв плед, Леви вышел во двор. Повернул за угол дома и увидел Лив под яблоней — это место стало её любимым. Подошёл, бережно укрыл любимые плечи и оплёл тонкую талию изголодавшимися руками. Припал лбом к её затылку, приластился, как бродячий пёс, и, прильнув губами к её шее, стал с жаром целовать. Вжался в неё всем телом. Беспардонные руки спустились к округлостям ягодиц и сминающими движениями задрали подол ночной сорочки. Лив повела плечами и вывернулась из его объятий. — Я противен тебе? — выпалил окончательно сбитый с толку Леви. — Нет, — сухо ответила Лив, даже не повернувшись. — Тогда почему… — Не почему, — оборвала она, резко повернулась и быстро зашагала в дом.       Стиснув зубы, Леви схватил её под локоть и развернул к себе лицом: — Чёрт тебя подери, Лив! — вспыхнул он. — Да поговори ты со мной! — Пусти, мне больно, — недовольно прошептала она, легонько вырываясь из его крепкой хватки. — Прости. — Леви в испуге разжал пальцы. — На что ты злишься? Всё ведь было хорошо. — Он старался говорить как можно мягче. — Я бы, конечно, понакидал своих предположений, но будет проще, если ты скажешь прямо, что тебя тревожит. — Осторожно обхватил её запястья. — Лив, я… я больше не могу без тебя… — сдавленно проговорил Леви. — Сначала мой арест, вся эта возня с Паоло, а потом борьба со сраными йегеристами, — честное слово, ещё немного, и я рехнусь! — За что ты меня полюбил? — спросила Лив, сердито надвинув брови. — Серьёзно? — Леви сощурился. — Я не понимаю, какое это имеет отношение… — Да прямое! — взорвалась Лив. — Просто скажи. — Ты меня с ума сведёшь, — буркнул он.       Леви насилу удержал себя от дальнейших расспросов. Ему не терпелось докопаться до сути её тревог, а не бороться с симптомами, но он понимал, что если начнёт упорствовать, то окончательно потеряет Лив. Она уже возвела глухую стену, через которую не пробьёшься и штурмом не возьмёшь — придётся договариваться. «Она не стала бы спрашивать, будь ответ не важен». Но вопрос вогнал Леви в ступор. — Вот видишь, ты и сам не знаешь. — По её щеке скатилась слеза. — Что я могу дать такому человеку как ты, кроме секса? Да ничего! Я больше ни на что не гожусь. Шлюха — она и есть шлюха… — Так-так, помедленнее. — Леви нахмурился. — Сбавь-ка обороты. Во-первых, я уже забыл, что вообще такое секс, потому что сначала месяц отсутствовал дома, а потом ты неделю шарахалась от меня как от прокажённого. А, во-вторых, с чего вдруг такие мысли? Мне казалось, мы давно прошли стадию «я необразованная никчёмная шлюха, а ты святой».       Пальцы на ногах закоченели: Леви не рассчитывал застрять полураздетым на улице посреди холодной ночи. Да ещё и распахивать душу, становиться уязвимым. Отмороженная задница явно не способствовала этому, и Леви приходилось бороться со всё растущим раздражением: «Ведь было лучше некуда, какого чёрта она всё портит?» — думал он про себя. — Ты не ответил на мой вопрос, — настаивала Лив и явно не собиралась сдаваться. — Помучить меня хочешь? — Что такого сложного в ответе? — Лив, прости, но я сейчас слишком зол, чтобы придаваться сантиментам.       Она сняла плед и, небрежно всучив его обратно в руки Леви, зашагала в дом.       Рыдания больно сдавливали горло, слёзы застлали взор. С разбегу плюхнувшись в кресло, стоявшее в гостиной, Лив сжалась в комок и уткнулась лицом в мягкую спинку. Ей было одиноко, стыдно и в то же время обидно. «К чёрту всё! К чёрту замужество, к чёрту новую жизнь! И всех вокруг — к чёрту! Мы с ним уже словно с разных планет, а что будет дальше? Мы всё себе придумали, нет между нами никакой великой любви. Он не может понять, почему я расстроена, потому что не любит меня! Не любит, не любит!»       Лив воображала, как он бежит за ней следом, как просит прощения и тотчас даёт ответ на вопрос, что так тревожил её. Но Леви не шёл. Подскочила с кресла, уставилась в окно и не увидела его там. Выбежала на улицу, обошла дом — ни следа. Лив завыла пуще прежнего: «А вдруг я его так достала, что он решил бросить меня? И ушёл к какой-нибудь образованной, уверенной в себе, умной и уважаемой в обществе женщине, которая не станет изводить его неудобными вопросами. Зачем ему глупая девочка с бардаком в голове?» Вернулась в дом и снова свернулась клубком на кресле. В гостиной было холодно, и Лив дрожала. Встать бы, зажечь камин и принести из спальни одеяло, но у неё не было сил. Опустошённая и истощённая переживаниями, она не заметила, как уснула.       Её разбудил осенний ветер — пряный, горьковатый. Он прижался к её лицу заледеневшей щекой, а его студёные мягкие пряди щекотали ей лоб. Осторожно подхватил её и унёс в свою мягкую тёплую постель. Ласковый ветер тихонько целовал её затылок, свистел в волосах. — Я не знаю, за что тебя можно не любить, Осень, — прошептал он. — Я люблю тебя даже тогда, когда ты меня раздражаешь, как сегодня. Да чего уж там — рядом с тобой я сам себе начинаю нравиться, хотя, казалось бы, вот уж кого любить не за что. Если бы не ты, я бы ещё год назад вышиб себе мозги.       Лив развернулась и размашисто обняла Леви за шею, прижалась к нему и дала волю слезам. — Знаю, что ты исполнял свой солдатский долг, но всё равно злюсь, что ты бросил меня одну! — завыла она. — В тот момент, когда больше всего был нужен. Я не справляюсь с элементарной работой в лавке, на меня постоянно косятся посетители, я даже не могу поддержать праздную и ни к чему не обязывающую беседу! А недавно в самый разгар обслуживания зашёл мой бывший клиент со своими дружками и донимал меня грязными намёками. И плевать бы я хотела на него, но это слышали все вокруг! Что они о тебе подумают? Это было унизительно. Выполнять всевозможные прихоти мерзких мужиков будучи проституткой в борделе не так унизительно, как все эти ситуации! — Почему ты сразу не сказала? — сокрушённо спросил Леви, обняв её в ответ. — Не хотела взваливать на тебя свои проблемы. Я же видела, какой выжатый до капли ты приползаешь домой. — Лив… — Стыд склизко вполз в его сердце. — Мне плевать, кто и что подумает. — Но мне не плевать. Мне нужно как-то жить в этом обществе, а под обстрелом брезгливых, осуждающих взглядов жизнь превращается в пытку. И ещё… — Лив чуть отстранилась, чтобы видеть лицо Леви. — Мне не нравится работать в лавке. Это не моё. Может, я плохо старалась, может, нужно дать этой работе ещё один шанс, но я чувствую, что меня это не зажигает так, как тебя. Я вообще не знаю, что моё! — Это не значит, что продавать себя — всё, на что ты способна, — с уверенностью произнёс Леви. — Я не сержусь, что тебе не нравится моё дело. И готов к тому, что тебе понадобится время для поисков подходящего занятия. Главное, чтобы ты была готова. Возможно, уйдут годы, прежде чем ты найдёшь себя. Если хочешь знать, ты не уникальна в своих страданиях. Мало кто знает заранее, в чём он хорош и к чему лежит его душа. — Но я чувствую себя такой бесполезной… — Давай вот как поступим: предлагаю больше не затягивать со свадьбой и устроить торжество через две недели — будешь занята по самое не хочу. По вечерам я, как и обещал, буду учить тебя чтению и письму. После свадьбы отправимся на Парадиз: ты ведь хотела побывать на моей родине? На какое-то время занятий у тебя будет предостаточно. Даю слово, что буду рядом, мне и самому надоело быть порознь. Что скажешь, Осень? — Леви провёл подушечкой пальца по серёжке в форме кленового листа с жёлтым топазом — его подарок на день рождения Лив. — Хм. Кто бы мог подумать, что ты любишь украшения, — сменил он вдруг тему и улыбнулся. — Не знал, что ты любишь побрякушки, пока мне Констанс не сказала. — Люблю. — Лив потянулась к уху и тоже обвела серёжку пальцем. — У меня из украшений был только рубиновый кулон Рассела. — Она утёрла глаза от слёз и с облегчением вздохнула. — Спасибо, Леви. За всё. — Да не за что. — Леви поёрзал головой по подушке и после некоторых раздумий робко вымолвил: — И, прошу, давай опять начнём заниматься любовью. Хотя бы когда-нибудь. Я уже с ума схожу…       Лив снисходительно хихикнула и прильнула к нему всем телом. — Хорошо, — ответила она. — В таком случае завтра и начнём. — Отлично, — отозвался Леви.       Через две недели Лив стала госпожой Аккерман.       В день свадьбы она проснулась спозаранку и, переполненная чувствами, отправилась на улицу. За домом находилось небольшое поле, обсаженное редким лиственным перелеском, и Лив не помня себя от счастья скакала по нему, распевая наивные песенки о любви. Под сизым небом октября она размахивала руками, трясла кудрявой головой, хохотала что есть мочи и кружилась, ступая по сухой пожелтевшей траве и держась за подол ночной сорочки. Запыхалась, упала на землю и глядела в серую высь, на лениво ползущие облака, затянувшие небо. Пожухлые травинки щекотали шею и лицо, мёрзлая земля дышала сырой прохладой в спину.       Перед глазами мелькнуло что-то рыжее, похожее на осенний лист. Лив отняла голову от земли и села. Шурх, шурх! — прямо на нос приземлилась рыжекрылая бабочка с бархатистым чёрным брюшком. От восторга перехватило дыхание: Лив осторожно сняла указательным пальцем бабочку с носа и стала смотреть, как запоздавшая летняя гостья перетаптывается тонюсенькими лапками по тыльной стороне её ладони. — Здравствуй, красотка, — прошептала Лив. — Теперь мы с тобой обе свободны, правда?       Она широко улыбнулась, подбросила бабочку вверх, и та улетела.       Пора было возвращаться: Лив видела, как к дому прибывают ребята из отряда Леви, видела Констанс с сыном и мадам Розу. Набрав охапку красно-жёлтых листьев, она вернулась в дом. Тихонько просочилась сквозь набитую людьми гостиную, ухватила за руку Констанс и спряталась с ней в спальне. — А чего за конспирация? — удивилась Констанс, достала из кисета маленькую бутылку скотча и сделала глоток из горла. — Будешь? — Очень смешно, — цокнув, отозвалась Лив и села перед зеркалом. — Поможешь что-нибудь сделать с волосами, а? — Да как отсосать! — ответила Констанс, убрала спиртное и схватилась за расчёску. — Господи, малышка, ты выходишь замуж… сама-то веришь? — С трудом. Хотя беременность меня всё равно удивила больше.       Открылась дверь, и в комнату вошёл Леви. — Вот ты где, — произнёс он. — А я уже успел подумать, что ты сбежала. — Пф! Не дождёшься, — со смешком заявила Лив. — Несказанно этому рад. — Леви повязал на шее жабо, надел и подпоясал шинель, натянул белые перчатки. — Дамы, постарайтесь не увлекаться, время идёт. — Есть! — гаркнула Констанс. — Не, ну солдафон он и есть солдафон. — Отстань от капитана, Консти. — Ладно, ладно. Пусть живёт.       Леви недовольно посмотрел в сторону Констанс, а затем молча вышел в гостиную.       Констанс орудовала расчёской, прикидывала варианты и в конце концов просто собрала часть прядей с висков у Лив на макушке в причудливый пучок. — Вот так и оставь, — сказала Лив. — И заколи вот это. — Протянула подруге маленький венок из осенних листьев. — Леви должно понравиться, — с улыбкой предположила она. — Леви? — удивилась Констанс. — Да. Он зовёт меня «Осень».       Гости высыпали на улицу и разместились в двух экипажах. Леви не садился и расхаживал по двору взад-вперёд, сунув руки в карманы. И когда из дома вышла его Осень, одетая в шёлковое белое платье с жёлтой лентой на поясе и с венком из листьев на голове, его сердце провалилось вниз живота. Капитан уверенно подошёл, взял её руку и поднёс к губам. — Жаль, я не умею делать комплименты, — тихо проговорил он. — Но, честно говоря, у меня и слов-то нет. — Зачту как комплимент, — игриво ответила Лив.       Леви не удержался, привлёк её к себе и поцеловал.       Спустя четыре дня после свадьбы они уплыли на Парадиз.