Эй, детка!

      ― Ты должен трахнуть меня в рот.       Шэнь Юань поднял глаза и бросил скептический взгляд поверх монитора ноутбука.       ― Грубо!       Шан Цинхуа остановился в центре комнаты в театральной позе, упёр руки в бока, выставил вперёд ногу и вздёрнул подбородок. Он явно был крайне доволен своей идеей. Шэнь Юань его энтузиазма не разделял ― он снова прилип к экрану.       ― Как же ты заебал.       ― Так заеби меня в ответ!       Шан Цинхуа воодушевлённо подлетел к дивану и плюхнулся рядом с Шэнь Юанем, так, что тому пришлось нехотя потесниться.       ― Отвратительный каламбур.       ― Ну Шэнь-диди… ― протянул Шан Цинхуа и притиснулся ещё ближе. Не будь в руках у Шэнь Юаня ноутбука, он бы, кажется, и вовсе забрался верхом. ― Без тебя гэгэ не справится!       ― Я ещё не был в душе.       ― Так сходи.       ― Мне сейчас некогда.       ― Подождёт твоё всё, ― Шан Цинхуа, улыбаясь по-лисьи, одним пальцем медленно захлопнул крышку ноута и столкнулся с хмурым взглядом друга. С минуту они поиграли в гляделки, и, чем дольше продолжался безмолвный баттл, тем ярче становилась улыбка Шан Цинхуа, а раздражение на лице Шэнь Юаня плавно перетекало в постное смирение.       ― Трахнуть тебя в рот? ― вскинул он бровь.       ― Грубо, ― довольно кивнул Шан Цинхуа. ― Так грубо, как сможешь.       ― И всё?       ― А тебе мало?       ― Просто странно для тебя, ― хмыкнул Шэнь Юань. ― Ты затих на неделю и за это время додумался только до отсоса?       ― Да ты поймёшь! ― Шан Цинхуа нетерпеливо поёрзал, его глаза возбуждённо сверкали. ― В этом есть своя фишка! К тому же, пожёстче мы ещё особо не пробовали…       Шэнь Юань усмехнулся и толкнул Шан Цинхуа ладонью в грудь, чтобы тот слез и дал ему подняться. Не пробовали ― значит попробуем.       Однажды читатели Чжундяна и многих популярных литературных форумов наблюдали весьма занимательное зрелище. Имя Цзюэши Хуангуа было достаточно известным в определённых кругах для того, чтобы за разборками с его участием многие следили с интересом, вне зависимости от того, на чьей стороне находились. С завидным постоянством, словно выбрав на всю жизнь свою единственную жертву, Хуангуа обрушивался в бесконечных, самозабвенных нападках на сорвавшего бешеную популярность Сан Тянь Да Фэйцзи и его книги, сплошь состоящие из фансервиса, порно и фансервисного порно. Фейцзи долго отсиживался в тени, позволяя Хуангуа самоуправствовать на форумах, в пух и прах разнося каждое его творение. Но вот ожидаемый многими день настал ― оппоненты, наконец, вступили в открытый спор. Битва обещала стать легендарной; поклонники и ненавистники Фейцзи раздули скандал на весь интернет, и в его эпицентре автор и его главный хейтер вели яростную дискуссию больше суток. Под конец, когда пыл обоих поостыл, а аргументы иссякли, зрители разошлись, весьма довольные представлением. Однако они так и не узнали, что та история не закончилась на последней гневной точке. Слово за слово, Фэйцзи и Хуангуа умудрились свести знакомство. Из публичного пространства они перетащили свои споры в личные сообщения, а там, постепенно, от непримиримых противников дошли сперва до увлечённых друг другом спорщиков, затем до приятелей, не чуждающихся обществом друг друга, и, в конце концов, смогли гордо назваться лучшими друзьями. На этом бы они, пожалуй, и остановились, не будь один из них Великий Самолёт ― ебанутые идеи всегда были коньком Шан Цинхуа.       ― Ну и что, что я пишу порно, не имея достаточно опыта? ― заявил однажды он в ответ на очередное язвительное замечание Шэнь Юаня по поводу своего нового рассказа, написанного на заказ. ― Люди читают бульварную литературу, чтобы расслабиться и отвлечься от проблем и рутины, а не для наслаждения реалистичностью. К тому же, вещи, о которых я пишу, не пробовали в реальной жизни процентов девяносто ведущих половую жизнь ― и что теперь? Может быть ты хочешь помочь мне в практическом освоении моих сюжетов, раз такой умный?       Он брякнул просто так, а Шэнь Юань парировал что-то в ответ, и они опять сцепились, совсем не всерьёз ― по старой привычке и от нечего делать, но вдруг договорились до того, что шутливое предложение Шан Цинхуа обрело силу.       Так Шэнь Юань, вместо того, чтобы бороться со злом, примкнул к нему и оказался вовлечённым в конвейер творческого процесса, результатом которого были дурацкие рассказики Фейцзи, за которые, по совершенно неизвестной причине, толпы народа, не обременённого хорошим вкусом, готовы были всаживать приличные деньги. С выручки Шан Цинхуа даже порывался выплачивать приятелю долю, но Шэнь Юань предложение решительно отверг: во-первых, он не хотел чувствовать себя причастным к этой писанине, а во-вторых, получай он деньги за свои «услуги», разве не будет он считаться проституткой? Нет уж, спасибо большое! Он и так не мог понять, как докатился до такого и почему потакает не имеющим никаких тормозов фантазиям горе-писаки Самолёта, однако пока что этот странный секс по дружбе не был в тягость, так что тёпленькое местечко в постелях друг друга за ними обоими закрепилось.       Шэнь Юань сверху вниз посмотрел на устраивающегося перед ним на коленях Шан Цинхуа.       — Ну, вперёд, детка.       Шан Цинхуа стрельнул глазами лукаво, с плохо скрываемым предвкушением. В их недолюбовных отношениях не было романтики, но был азарт, много азарта. «Детка», что-то вроде слова-сигнала, прозвучало — значит, игра началась.       Шэнь Юань сперва безучастно смотрел, как Шан Цинхуа справляется с его одеждой и обхватывает ладонью ещё расслабленный член. Затем потянулся рукой к его лицу и, сжав пальцами щёки, заставил посмотреть вверх.       — Я надеюсь, ты готов к тому, чего просишь.       — Я надеюсь, — хмыкнул тот, — ты готов дать мне то, что я прошу. Хотя я в этом и не сомневаюсь.       Он расслабился и открыл приглашающе рот, хотя полуприкрытые глаза смотрели из-под ресниц по-прежнему ясно и пристально.       Головка скользнула по широкому расслабленному языку, и Шан Цинхуа послушно сомкнул губы. Шэнь Юань перебирал пальцами его волосы, давая время привыкнуть и подстроиться, прежде чем самому задать ритм. Шан Цинхуа раскачивался медленно, приноравливаясь, его прикрытые ресницы мелко подрагивали, но в целом лицо было спокойным, без единой тени. Он постепенно расслаблял горло, чувствуя, как твердеет и увеличивается в размере член во рту, а руки Шэнь Юаня, невесомо массирующие кожу его головы, цепляются за волосы сильнее. Наконец член вошёл целиком, головка упёрлась в заднюю стенку глотки, а сам Цинхуа достал носом до лобка Шэнь Юаня и замер в таком положении, бросив вверх «смотри, как умею!»–взгляд. Но уже в следующее мгновение его оттащили назад. Хватка на затылке стала заметно сильнее, Шан Цинхуа распахнул глаза и открыл рот ещё шире — Шэнь Юань толкнулся вперёд, снова всаживая на всю длину, и тот принял, не поморщившись. Он не зажимался и мастерски подавлял рвотный рефлекс, и член легко входил в расслабленное горло — Шэнь Юань удивлённо вскинул брови: он знал, что партнёр умеет делать горловой минет, но чтобы так…       — И где ты этому научился?!       Красноречивый взгляд Шан Цинхуа ответил сполна — разве он учился где-то, кроме их же постели? Шэнь Юань вошёл снова — ещё глубже — и щёки Шан Цинхуа вспыхнули почти болезненным румянцем, ресницы задрожали, а сам он промычал что-то; Шэнь Юань понял его по интонациям, хмыкнул, обхватил его голову уже двумя руками и двинул бёдрами, больше не сдерживаясь, с каждым толчком набирая темп. Шан Цинхуа уцепился за его ноги, откинул голову, полностью вверяясь его действиям и позволяя насаживать себя без препятствий и сопротивления. Шэнь Юань почувствовал, как пару раз коснулся стенки горла, и Цинхуа сдвинул брови и до боли сжал его бёдра, но не издал ни одного протестующего звука. Только когда один раз член вошёл особенно резко и глубоко, он всё же подавился и закашлялся, но Шэнь Юань дёрнул его обратно, едва тот попытался отстраниться — они оба знали правила игры, Шан Цинхуа просил быть грубым, значит ни о каких поблажках не может быть и речи.       Тот открыл покрасневшие глаза — по лицу покатились крупные слёзы. Но во взгляде, затуманенном влагой и расфокусированном, плескался пьяный восторг. Они знали пристрастия друг друга до мелочей, и Шэнь Юань брал ровно столько, сколько Шан Цинхуа мог ему дать, и отдавал именно то, что ему было нужно. Он чувствовал Цинхуа, его настроения и желания, как никто.       Шан Цинхуа ещё потряхивало, его душил кашель, а щёки влажно блестели от слёз, но он сам, превозмогая, подался вперёд, почти опережая направляющее движение руки на своём затылке. Вскоре он справился с дрожью, подстроился заново и выровнял ритм, и от его прорывавшихся гортанных стонов шла мягкая вибрация. Шэнь Юань поджал губы, от тяжёлого дыхания у него пересохло во рту. Он откинул голову, нахмурил брови; не сразу почувствовал, как соскользнула мокрая ладонь с бедра — Шан Цинхуа, между делом, забрался уже в собственную ширинку — он был возбуждён, кажется, до предела, его налитый член сочился смазкой, и рука скользила по нему быстро и небрежно, как бы невзначай, чтобы не отвлекаться от основного дела. Шэнь Юань притормозил; Цинхуа, не выпуская член изо рта, посмотрел на него вопросительно.       — Я разве разрешал?       Он босой ногой отвел в сторону руку Шан Цинхуа и провёл большим пальцем по его возбуждённому члену, слегка толкнув его напоследок. Шан Цинхуа замер, но вдруг вспыхнул воодушевлённо. В который раз в голове пронеслась мысль о том, каким верным решением было завязать всё это именно с Шэнь Юанем — он настолько потрясающе справлялся со всем, что от него хотел Шан Цинхуа, так легко вживался в любую роль и отыгрывал любой сценарий, без переборов и недожимов, он чутко доводил ровно до нужной точки — они словно имели один мозг на двоих, и их игры — сплошное удовольствие! — заводили обоих с полуоборота. Покорно вернув ладонь на место, Шан Цинхуа поднял поддёрнутые томной дымкой глаза на Шэнь Юаня, и вновь плотно сомкнул губы вокруг его напряжённого, чуть пульсирующего члена — пока нужное настроение поймано, нужно выжать максимум. Затекли колени, шея, челюсти. Шан Цинхуа почти не соображал, двигался на автомате, подчиняясь рукам Шэнь Юаня, который давил и давил, не щадя, и от этого давления растекалось приятное тепло и бабочки в животе устроили ведьминский шабаш. Он почувствовал, как пульсация во рту усилилась, как Шэнь Юань сжал его шею дрогнувшими ладонями, а потом скользнул к макушке, ухватил за волосы и оттянул от себя.       — Готов в горло?       Шан Цинхуа посмотрел на него поплывшим взглядом, хрипло выдавил только:       — На лицо.       Дважды повторять не нужно было, Шэнь Юань крепко сжал пальцами его подбородок и приподнял, открывая лицо, провёл рукой по своему члену всего пару раз, и Шан Цинхуа едва успел закрыть глаза, как тёплая сперма забрызгала ему щёки. Он зажмурился, облизываясь, и снова разинул рот, чтобы оставшиеся капли, додроченные Шэнь Юанем, скатывались на высунутый язык. Дыхание, сбитое и тяжкое, приходило в норму с трудом, горло невыносимо першило. Но Шан Цинхуа чувствовал себя фантастически круто. Он расселся на полу, не находя в себе ни сил, ни причин подниматься, стёр со щеки остатки эякулянта и облизал ладонь.       — Ты кончил из-за того, что сосал? — фыркнул сверху Шэнь Юань. Он, кажется, тоже уже потихоньку приходил в себя, и к нему возвращалось его обычное ехидное настроение. Шан Цинхуа не чувствовал себя способным сейчас не то, что на обмен колкостями – даже просто подать голос едва ли было ему под силу. Он поманил Шэнь Юаня к себе пальцем. Тот наклонился — и попался в ловушку: Шан Цинхуа ухватил его за ворот и потянул на себя. Нормального поцелуя ему ожидаемо не досталось, зато, ко всем прочим бедам, он получил укус за губу.       — Фу! — возмутился Шэнь Юань. — Ты весь в конче!       — В твоей же! — сипло хихикнул Шан Цинхуа.       — Это ещё хуже!       Последующую неделю Шан Цинхуа ходил с надсаженным горлом и Шэнь Юань, не слушая возражений, усиленно отпаивал его лекарственными отварами. Зато новый сюжетец влетел со свистом — уже очень скоро Шан Цинхуа примчался к другу с ноутбуком и спросил, не хочет ли тот прочесть готовую работу.       — Конечно, не хочу.       — Ну и как хочешь, — не расстроился тот, и не ожидавший другого ответа. Он знал, что Шэнь Юань всё рано прочитает — ведь кому-то же надо писать гневные комментарии и открывать бедным заблудшим обывателям глаза на то, какую бессмысленную и посредственную похабщину они поглощают.