как тебя звать?
где твоей половой зрелости аттестат?
мать честная, как низко я опускаюсь -
батискаф.
За окном — тучно и серо, в классе — по-цыплёночному жёлто от блеклой лампы в потолке, на календаре — первое ноября, Денису — шестнадцать. Шестнадцать чувствуются по вкусу горькими сигаретами уже без кнопки, по запаху — едкими мамиными духами, по ощущению — внезапной и липкой поллюцией в утро понедельника перед школой. Шестнадцать — это катаклизм. Шестнадцать, думает Денис, это полная блажь. В голове лениво барахтаются мысли о том, что Александр Невский в его возрасте уже был князем. В конце концов, о чём ещё думать на уроке истории под монотонные монологи? Единственное, чего Денису хочется — это свалить домой и доспать свои недостающие часа три-четыре, чтобы нормально функционировать, чтобы вечером, может, куда-нибудь даже сходить. Единственное, что Денис может — перевести взгляд с интерактивной доски на дебелую, некрасивую историчку, а затем снова скользнуть им по стене и спрятать в спинке стула перед собой. Вторым уроком в пятницу у десятого «А» стоит литература. К ней все относятся лояльно и никто с фанатизмом. Денис так точно. Дениса она не интересует, в особенности поэма Некрасова, которую они сейчас разбирают, в особенности — большущий отрывок, который ему нужно было выучить к сегодняшнему уроку. Денис литературу, ну, не уважает что ли. Как и преподшу, как и всех русских классиков, и критиков, и драматургов и всех-всех-всех. Литература в мирочке Дениса Титова ощущается серым цветом и иногда импульсами притуплённой будто бы зубной боли — когда получает очередной двояк за несданное стихотворение какого-то там автора. Иногда не ощущается вовсе. Шепчутся, что у них новый учитель. Денис фыркает — ему неинтересно. Вот их предыдущая девочка, пришедшая в начале года и не протерпевшая их даже двух месяцев, была интересной. Улыбчивая, холёная, с энтузиазмом в глазах, с блеском, с огоньком. В блузке с декольте и в строгой юбке-карандаш, с длинными ножками, на которые все парни облизывались. Она только-только закончила университет, была очень молода и воодушевлена, а потом оказалось, что парням-подросткам интересно слушать не её материал и не анализировать с ней произведения, а думать о том, как она выглядит раздетой, как было бы классно поиметь её сейчас прямо на столе. Всё закончилось весьма печально — девочка то ли услышала чьи-то недостаточно тихие обсуждения о ней, то ли в открытую напоролась на похабное замечание, то ли прочла непристойности о себе на клетчатом листе, который забрала во время урока, потому что он ходил по классу. Уволилась со слезами. Денис из этой истории вынес две вещи: во-первых, полностью убедился в своей гомосексуальности (молодая практикантка не волновала его даже когда наклонялась и поднимала случайно уроненную ручку); во-вторых, вдруг понял, что ему тоже хочется обладать чьим-то вниманием настолько сильно (да, с одной стороны это выглядело странно, но Денис думал о том, как на него также смотрят, как желают, как хотят потрогать и как воображают различные сцены с его участием, он думал о том, как некоторые люди могут стать ему подобием преданных собачек, которые только и ждут, что ты дашь им желанного, и готовы если не на всё, то на многое ради этого). Эту мысль Денис хранит и развивает в себе до сих пор. В симбиозе с пубертатом, который подкашивает одинаково жизнь почти всех парней-подростков, и Денис не исключение, эта идея стала ещё навязчивей. Он думал уже о многом — начиная от того, чтобы продавать свои интимные фотографии в интернете и получать комплименты от сальных мужиков-покупателей, и заканчивая тем, что создаст себе аккаунт где-нибудь на Онлифансе или Порнхабе, куда будет заливать полноценные, качественные, красивые видеоролики, на которых пользуется разными игрушками, переодевается в женское и исступлённо заставляет себя кончить. Впрочем, решимости, чтобы реализовать эти мысли, у Дениса пока нет — как и денег, но в голове подобная идея странным образом крепнет всё сильнее и быстрее с каждым днём, и единственное, наверное, чего Денис по-настоящему ждёт — какого-то толчка, знака вселенной, судьбы и чего-то ещё. Поделиться такой идеей с кем-то и получить совета он не мог, поэтому последнее, что ему оставалось — ждать знака свыше. В кабинет вошли. Он высокий и слишком большой. В плане — прям огромный. Моложавый, щетинистый и слегка кудрявый; с тёмным пиджаком на предплечье, в чёрной водолазке под горло и заметно кудрявящимися волосами. Его зовут Максим Сергеевич и голос у него, думает про себя Денис, просто нечто. Такой размеренный, низкий, рельефный и слишком уверенный — Титов почти тает и почти себе в этом признаётся. Новый учитель, новые ощущения, новый возраст. Новые мысли. Может, та самая судьба? Девчонки его ожидаемо обсуждают — и на перемене, и в столовке, и на следующем даже уроке. Денис думает — дуры. А ещё он думает, что Макс Сергеевич очень красивый, сексуальный, что взгляд у него (они немножко посмотрели друг на друга, когда пересеклись на уроке) очень проницательный, и заставляет холодок бежать по выступающим позвонкам, а будто в противовес — распаляет жар внутри, который идет от грудной клетки вниз, к солнечному сплетению, завязывается в узел где-то под пупком и разливается в районе паха. Вот блять. Макс Сергеевич выглядит, как киношный учитель, которого годика так через два уличат в педофилии; Макс Сергеевич выглядит, как самая влажненькая Денискина вожделенная мечта; Макс Сергеевич выглядит совершенством; Макс Сергеевич выглядит, как подарок к шестнадцатилетию Дениса. На уроках Денис на него засматривается, слушает его материал, который Макс Сергеевич передаёт не с большим энтузиазмом, но зато своим низковатым, чарующим голосом, от которого у Дениса пальцы на ногах поджимаются, бабочки порхают внутри и ещё немного встаёт. Чтобы найти о ком-то информацию в интернете многого не нужно, и Денис гуглит их нового препода уже на той же перемене в пятницу, когда заканчивается литература. Ага, Максим Сергеевич Кольцов, тридцать три года, выпускник журфака МГУ 2012, до этого работал в 15** гимназии, до этого в издательстве, несколько статей, ссылка на социальные сети. Денис находит очень много фотографий Макса — очень. Бездумно и рефлекторно сохраняет их на телефон — ту самую из отдыха в Сочи, на которой Макс Сергеевич в аляпистой распахнутой рубашке, с бронзовым торсом и бирюзовых шортах с каким-то явным натяжением в районе паха (неудачный ракурс? тень так падает? член слишком большой?), эту Денис по ошибке сохраняет дважды. Семейное положение у Максима Сергеевича не указано, но и фотографий с девушками нет. Денис забирается слишком глубоко в ленту инстаграма и находит свадебные фотографии датируемые пятнадцатым годом, на них ещё совсем зеленый их Максим Сергеевич, который, скорее, тогда ещё просто Макс и какая-то девушка рядом. Фото, нужно признать, ужасное, мыльное, Кольцов нестриженный и с дурацкой бабочкой, а платье у его пассии… Впрочем, судить уже не Денису. Но он точно понимает, что они развелись — частые фотографии женщины в какой-то момент девятнадцатого года в профиле Максима Сергеевича прекратились, и никого он там больше не светил. За выходные Денис будто бы остывает немного. После третьего раза дрочки на ту самую сочинскую фотографию ему становится скучно, и он, конечно, немного ещё думает о Максе Сергеевиче, а потом идёт рубиться в компьютер, и забывает. Так быстро. Но очевидно не так просто, потому что в понедельник на литературе что-то вспыхивает снова — Максим Сергеевич уже по чуть-чуть вливается в ритм работы, и они начинают анализировать новое произведение. Денис, обычно спокойно исподтишка глядящий на Максима, сейчас хаотично бродит глазами по классу, покусывая кончик ручки и думая о своём. — Титов. Опаляет будто. Денис дёргается совсем легонько и цепляется взглядом в Макса Сергеевича, который выглядит совершенно спокойным. Сегодня без костюма — просто однотонный свитер и тёмные брюки. И всё равно выглядит, как чёртов идол. — Да, Максим Сергеевич? — тихонько отзывается он и по-собачьи склоняет голову на бок, нагло заглядывая в сосредоточенный взгляд преподавателя. — Продолжи пересказ, — бровь у Макса Сергеевича скачет вверх будто вызовом. Денис хлопает ресницами и пожимает плечами. — Извините, я прослушал. На чём мы остановились? — Раз уж Титов у нас прослушал, то придётся мне продолжить. Итак, глава четвёртая. Часть четвёртая, — равномерно отчеканивает учитель, проходя по классу от рабочего стола до двери и опять к столу. Тем, что Денис сбился, Макс Сергеевич явно недоволен. Титов это видит. И незаметно улыбается. В таком темпе проходит полторы недели. Денис так же очарованно разглядывает Максима на уроках, так же отчаянно дрочит на него в душе и порывается даже однажды написать тому в ВК. Причём написать какую-нибудь откровенную дурость или пошлость, чтобы представить, как лицо его Макса Сергеевича изобразится сначала недоумением, потом хмуростью, потом раздражением. Может быть хоть так он бы привлёк к себе внимание преподавателя, но смелости на такой финт не хватает. Хватает, если честно, только на то, чтобы записаться на депиляцию всего тела (Денис почти грустно рассказывает достаточно моложавой брюнетке-мастерке о том, что его девушке нравится, когда он гладкий) и сделать пару соблазнительных, но печальных фотографий в ванной (печальных, потому что отправлять их особо некому). И всё-таки с появлением в жизни Дениса Титова такого феномéна, как Максим Сергеевич Кольцов, кое-что в бесконечных мыслях Дениса о собственной сексуальности и привлекательности поменялось. Если раньше он хотел быть желанным и показывать то, насколько красивым он умеет быть, то теперь в этом условии появилось дополнение, так называемый подпункт. Сильнее всего он теперь хотел быть желанным Максимом Сергеевичем и именно ему Денис хотел показать, насколько же он красивый, мол, всё ваше, Макс Сергеевич, берите, трогайте, любите и будьте нежным — единственное, что от Вас требуется. До Максима Сергеевича же ментальные послания Титова не доходили вовсе, да и сам Денис как-то откровенно трусил. До определённого момента. Соня пробалтывается о том, что у неё есть номер Макса — вот, мол, взяла, чтобы консультироваться по поводу итогового проекта. Она делает там что-то про Достоевского, Раскольникова, Петербург и церковь — впрочем, типичная Соня. Девочки смотрят на неё с лёгким удивлением и глаза у каждой горят азартом, но не настолько сильно, чтобы попросить сейчас у Сони его номер. А у Дениса настолько сильно. А Денис просит. Он ещё не успевает придумать причину, но его, в отличие от всех девчонок, которым номер Макса Сергеевича нужен сами-понимаете-для-чего, его уличить не в чем, поэтому вопросов к нему особо не возникает. И вот, когда цифры уже в контактах («МаксСергеич»), а Денис уже по пути домой, в голову всё ещё не приходит ни одной стоящей мысли о том, что бы такого сделать. Одно точно — поступать бездумно нельзя. Нельзя звонить с какими-то глупыми подшучиваниями — есть риск быть заблокированным, а учитывая раздражительность Макса Сергеевича, риск этот очень высокий. Также нельзя сразу выдавать себя. Учеников в их школе несколько десятков, сотен, если не тысяч, и вряд ли при первом или втором звонке Денис будет сразу пойманным. Нет. С такой драгоценностью в собственном телефоне Денис должен быть максимально аккуратен. Но достойные идеи не приходят в голову ни по приходе домой, ни за обедом, ни за обмусоливанием домашки, ни за игрой с парнями, ни за обсуждением в дискорде. За окном уже темно, Денис устало отпинывает рюкзак от ножки кресла и хмурится, слегка покачиваясь из стороны в сторону. За стенкой мать щебечет с кем-то по телефону и прихорашивается — куда-то собирается; стоит Денису об этом лишь подумать, и она коротко стучит в его дверь (дрессировка на выработку личного пространства прошла успешно), заглядывает лишь головой после его короткого «да» и, прижав динамик телефона ладошкой и отклонив его от уха, тихо говорит Денису, что собирается к тёть Марине на вино. Он спрашивает ждать ли её сегодня ночью, а в ответ получает лишь рассеянное пожатие плечами и нежную, полную любви полуулыбку. И всё-таки в чём-то он с ней похож. Она уходит через двадцать минут и на прощание целует его лёгким чмоком в губы. Ещё столько же он примерно делает вид, что пытается себя чем-то занять — листает телек, перекидывается парой сообщений с друзьями и уже снова хочет сесть за компьютер, но не садится. Впрочем, не то чтобы у мальчиков-подростков (да и не только у мальчиков (и не только подростков)) прямо-таки большой выбор дел, которые они могут совершать лишь в отсутствие родителей, мастурбация — одно из них. Денис вздыхает, лёжа на диване, и медленно перекатывается со спины на живот, утыкаясь лицом в подушку. Первые приятные импульсы приходят лишь от мысли о том, чем он сейчас займётся — они приятно щекочут низ живота и заставляют рвано втянуть воздух носом в предвкушении. Телефон в руке уже начинает ощущаться тяжестью; Денис знает весь этот незамысловатый маршрут: браузер — вкладка «инкогнито» — «порно» в поисковике — Порнхаб — авторизация через ВК — вуаля, и он здесь. С другой стороны, дрочить, когда ты не заведён, а просто от нечего делать или потому что остался дома один — очень скучно. Неприятно. Сухо. Денис снова лезет в галерею за спасительной папкой с фотографиями Макса Сергеевича и находит там ту самую, сочинскую. Ещё немного, и он на неё смотреть не сможет, ей Богу. Но пока может, и она снова делает своё дело, когда Титов приближает на весь экран своего айфончика пах Максима Сергеевича в тех самых шортах. Ну нет, не может это быть такой ракурс! Тут действительно — то ли у мужчины был стояк, когда делался этот снимок, либо член у Денискиного преподавателя именно такой, каким он его в красках представляет. Он облизывается, играется языком с губами, мажет слюной то одну, то вторую, и прокручивает карусель фотографий. В голове неспокойными всполохами возникают ассоциации и фантазии: вот эту рубашку я бы с Вас, Макс Сергеевич, снял, порвав непременно третью и четвёртую пуговицы, а вот в этом ресторане я мог поприставать к Вам под столом, пока мы не отлучились бы в уборную, а, нагнув меня к этому рабочему столу, вы бы могли меня хорошенько трахнуть, чтобы весь офис слышал или где это Вас так красиво фотографировали? Денис помнит, что перестал дрочить на воображение лет в одиннадцать, когда узнал про существование порно и соответствующих сайтов, но вот — он опять тут. Благо, фантазия у него очень хорошая. Босыми ногами Титов шлёпает по холодному паркету в свою комнату, заходит, не запирает до конца дверь — чтобы услышать, если вдруг мать вернётся, хоть сам понимает, что это вряд ли. В шкафу с одеждой находит полбаночки смазки, вытаскивает и заваливается с ней и телефоном на заправленную кровать. Небрежная пачка сухих салфеток валяется на столе — если что, то тянуться недолго. Денис вовсе избавляется от спортивок, откидывая их на стул, остаётся в длинной (как платьице, но вообще-то это оверсайз) белой футболке и боксерах. Холодок пробегается по худым, гладким ножкам. Денис выдавливает смазку на подушечки указательного и среднего пальцев, размазывает её осторожно большим и разводит пальцы в стороны, позволяя липким ниточкам образовываться в расстоянии между ними. Мягко посасывает кончик большого пальца, хмурится, думает, что в следующий раз нужно купить смазку с каким-нибудь ароматизатором или вкусом, чтобы не так грустно было. Всё начинается с безобидного — а если…, когда Денис снимает блокировку с экрана и перед глазами вспыхивает фотография Максима Сергеевича. А если немного скрасить себе вечер? А если скрасить вечер и Максу Сергеевичу тоже? А если повезёт, и он не узнает? А если ему понравится? А если он вольётся в эту игру? Денис думает — а если ему позвонить, он ответит? От мимолётной мысли до идеи фикс разгон примерно за полсекунды, и Дениса начинает поколачивать изнутри от осознания того, что он действительно может сделать это в пару кликов. Ох, блять. Ладошка скользит под резинку трусов и накрывает привставший член, вверх, к головке, обхватить, размазать смазку, легко дёрнуться от прохладных пальцев. Второй рукой Денис заходит в контакты и ищет среди всего списка в алфавитном порядке это игривое МаксСергеич, которым подписал преподавателя несколько часов назад. Сердце стучит, Денис плывёт и дёргается снова. В горле предательски пересыхает, и он чувствует как снизу становится более жарко и крепко — от мысли к звонку Максиму Сергеевичу Денис возбуждается ещё сильнее. Гудки. Ту-у-ту-у-ту-у. Третий. Трубку берут. — Да? — спокойно звучит на той стороне голос Максима, Денис узнаёт сразу. Спокойный, даже не недоумевающий. Интересно, что он делает в такое время? Начало десятого. Денис прикусывает губу и дышит чуть громче, потому что тело на новый звуковой раздражитель отзывается слишком послушно и быстро — новыми импульсами. — Кто это? Денис понимает, что он дышит достаточно громко, чтобы Макс его услышал — рвано, сбито, пока тоненькая ручка влажно скользит по члену. Интересно, а Макс Сергеевич догадывается, чем занимается сейчас его визави? Если Денис застонет, то точно догадается, но стонать Титову пока что не хочется. Хотя звучит он красиво, порнушно даже — тренировался, а потом себя ещё и записывал. И на диктофон, и на камеру. Вот бы Максим ещё что-нибудь ему сказал. Себя Денису выдавать пока что страшно — хоть и дико хочется. Неожиданно сбрасывают, и в трубке слышатся лишь короткие гудки. Денис чертыхается, матерится и прекращает двигать рукой, разочарованно выдыхая. Чего-то такого ожидать как раз-таки стоило, но всё равно обидно, и Титов хмурится, сверля взглядом всё ещё горящий экран мобильника. Проходит время — пара минут — перед тем, как он набирает снова. — Да кто это? — уже более твёрдо спрашивает Максим Сергеевич, и у Дениса вдоль выступающих позвонков бегут мурашки от такого тона. Это совсем не та напускная строгость, с которой Максим преподаёт им, нет, это совершенно другие интонации, которые заводят своей новизной и своим звучанием. Макс Сергеевич, пожалуйста, скажите ещё что-нибудь. Пальцы Дениса играются с головкой, он склоняет голову вбок и глядит на блестящую смазку, выстраивая белёсую ниточку от головки указательным пальцем. Дыхание теперь вообще ни к чёрту, возможно, это именно то, почему Макс всё ещё не сбрасывает во второй раз. — Это не смешно. — Скажите ещё что-нибудь. Давайте поговорим, — томно и на выдохе произносит Денис, а после последнего слова с языка к просьбе так и норовит прилипнуть это вездесущее «Макс Сергеевич», но Титов себя одёргивает. — Я не буду разговаривать с незнакомым мне человеком, — раздражённо выпаливает Максим, и Денис даже думает — неужели правда не узнал? Макс не узнал его по голосу. Очень хорошо. Денис чувствует, что до пика ему осталось ещё немного, ещё несколько осторожных движений и парочка фраз Максима Сергеевича. — Ваш голос. Он так заводит меня, — выпаливает Денис уже менее аккуратно и без опаски. На очередной стимуляции одной лишь головки и плавными движениями подушечкой большого пальца по уретре из Дениса вылетает неосторожный, низкий стон. Замирает. Расплывается в довольной улыбке. — Слышали? На той стороне молчат, и Денис недовольно надувает губы, откидывая голову назад, к стене. А так хочется, чтобы Макс Сергеевич сказал что-то ещё; ему ведь так мало осталось до оргазма. Денис дышит в трубку загнанно, чтоб Максим отчётливо слышал, чем он тут занимается. — И, кстати, — низко проговаривает Титов. Из большого и указательного пальцев соединением он делает колечко, и обхватывает себя под головкой только им, посильнее сжимая в нём плоть и проскальзывая вверх-вниз. Ещё немного. Чуть-чуть. — Я бы не сказал, что мы с Вами прям вообще не знакомы. — Что? — спустя паузу звучит из динамика. Максим, сейчас, наверняка проводит какие-то ебейшие мыслительные процессы; Денис же продолжает начатое ещё активнее, до красноты и колючей, острой боли прикусывая влажную нижнюю губу. Становится почему-то даже не страшно. Сейчас, когда Титов уже в полушаге от оргазма, даже не страшно себя раскрыть, не страшно спалиться. — Макс… Максим Сергеевич, — выходит со стоном — протяжным, естественным, но по привычке чуть порнушным, зато очень звучным и красивым, контральтовым. Рука конвульсивно дёргается, и в следующую же секунду Денис кончает — на живот, немного попадает на грудь, снова обхватывает всей ладонью и требовательно сжимает, добиваясь ещё пары белёсых капель над пупком. Ноги подрагивают. Жарко. Липко. Денис пытается отдышаться, в ответ на свой перформанс он получает тишину, но трубку не сбрасывают. Максим Сергеевич всё ещё слушает его. Тогда Денис вздыхает демонстративно и слегка поскуливает. Нужно тянуться на салфетками, но кости под кожей будто бы мягкие, и даже непонятно, как Титов ещё держит телефон у уха слабенькой левой рукой. — Вам понравилось, Максим Сергеевич? Макс. Конечно ему понравилось. Слышатся гудки. Никакой рефлексии, никаких мыслей. Денис приводит в порядок дыхание. Всё повторяется через два дня. У Дениса на этот раз намного меньше времени — минут сорок, максимум — час, пока мать в душе и не слышит его разговоров. Он набирает номер более уверенно, уже не мешкается, но сердце подскакивает также дико к глотке и норовит вырваться наружу, когда ему отвечают хриплым «Да?». Отвечают по-другому, отвечают так, что Титов сразу же догадывается — Максим Сергеевич в курсе, кто ему сегодня вновь звонит. Но всё равно берёт? Почему? Нравится? У Дениса едва ли не слетает с языка этот вопрос. Это очень забавно — как Макс злится, как пластинкой повторяет свои негодования, как пытается узнать звонящего, но наперекор всему этому — как выслушивает Дениса до конца и вешает трубку только тогда, когда мальчик кончает. К нему не придерёшься. Максим Сергеевич раздражённо вздыхает, высказывает недовольство, но самое главное — он с Денисом говорит. Он знает, что Титову нужен его голос, его хриплые нотки, его бархат, и он ему это любезно предоставляет. Максим может сколько угодно говорить о том, что это неправильно и вообще жутко, но, тем не менее, он принимает в этом участие, он разговаривает, он дослушивает, он делает вид, что ни при чём, но Денис знает, что если позвонить снова, то ему ответят. И он звонит. Когда-то точно наступит момент его разоблачения, но Денис знает, что ему не будет страшно. Он этим моментом насладится. Возможно, он этого и добивается — этого ждёт и жаждет. Пятница. Среда? Денис не помнит. Макс Сергеевич с ними уже три недели, Макс Сергеевич слушает Дениса почти две. Денису уже три недели шестнадцать, и ноябрь почти заканчивается. Второй урок. Литература. Литературу теперь Денис нетерпеливо ждёт — она у них трижды в неделю, и Титов только думает, как протянуть от одного дня до другого, чтобы снова послушать, как Макс Сергеевич рассказывает что-то про Толстова, про Ростову. Про что угодно. Уроки по литературе Денис ждёт не сильнее их вечерних созвонов, но всё-таки ждёт. И сейчас вот он — остаётся только выждать перемену-пятнадцатиминутку и снова с головой в этот омут Макса Сергеевича. — Белова, — преподаватель задумчиво кружит карандашом над своим собственным бумажным журналом. От урока прошло уже минут семь, но к делу они так и не приступили, Денис ждёт, затаив дыхание. Но Максим не торопится начинать свой урок тире лекцию. Почему? Кружит над журналом. — Скажи мне, в каком году была написана и выпущена «Гроза» Островского? Девочка, Денискина одноклассница, зыркает в учебник, поднимается с места и уверенно отвечает — тысяча восемьсот пятьдесят девятый год. Молодец, садись. — Бирюков, — всё тот же тихий, сосредоточенный тон. Он не сулит ничего плохого, но Денис знает, что некоторые девочки, да, если честно, и мальчики Максима Сергеевича побаиваются — именно за вот такую серьёзность. — Скажи, к какому литературному роду относится «Гроза»? Ответ: драма. Кольцов снова кивает, но не хвалит. А к какому жанру? Тоже драма. Хорошо, садись. — Гущин… До Дениса доходит. От острого осознания приходит покалывающее кожу волнение, и зрачки расширяются, и все органы внутри будто бы опадают. Макс пытается найти. Он в сущности не вслушивается в ответ, он концентрируется на голосе и просит сказать что-то ещё — добавить, дополнить ответ. Вот и всё. Вот Денис и попался. Он шумно сглатывает слюну и с волнением глядит на Максима Сергеевича, пока тот задаёт вопрос, тупо глядя в свою тетрадку. Нет. Ну, а с другой стороны — не этого ли ты хотел? Если всё вскроется, то будет лучше, будет проще. Денис не знает; думать о том, как правда вскрывается, как Максим Сергеевич приходит к осознанию, и как в его глазах загорается понимание, было приятно, Денис представлял этот момент перед сном и получал от таких мыслей истинное удовольствие. Но сейчас, когда подошёл момент икс, то вся эта спесь и Денискина самоуверенность растворяются. А если это пойдёт дальше их локального дроч-кружка? Если Максим Сергеевич захочет поговорить с его матерью или вроде того? Денис немного спокойно думает о том, что мама его, в общем-то, может, даже поймёт в какой-то степени, но, если это выйдет дальше? Да ну, бред ведь. Наверное. Титов не уверен — хочется думать, что Максим не настолько конченый, чтобы выносить это куда-то вне, но когда тревожно, то и не такие мысли посещают. А Денису тревожно. Скоро ведь его очередь, да? — Титов, — звучит после недолгой паузы голос Максима Сергеевича. Денис складывает замок из рук под подбородок и глядит на преподавателя, который, в свою очередь, даже не поднимает на него взгляд. В ушах стучит. Максим не успевает задать вопрос, как Денис тут же живо откликается и, такое ощущение, что против своей воли. — Да, Максим Сергеевич? — отзывчиво произносит он и тут же ловит на себе секундно растерянный взгляд. Тихо. Максим Сергеевич смотрит с осознанием, во взгляде блестит и переливается весь спектр эмоций; обычно сдержанный и флегматичный преподаватель сейчас кажется таким незнакомо-странным, но никто не замечает этого, кроме Дениса. Никто не знает об их тайне. Все сомнения и страх улетучиваются тут же, потому что Титов приходит к полной уверенности — это того стоило. Это стоило растерянного взгляда и полного вывода Максима Сергеевича из себя. Стоило. Опрос ожидаемо заканчивается на Денисе. Максим говорит о том, что они закончили с этим блоком, с Островским, говорит, что на следующем уроке они перейдут уже к другому автору. До конца семь минут. Посидите в тишине. А Титов после звонка ползёт из класса нарочито медленно. И что? Макс Сергеевич даже не оставит его после уроков? Не сделает выговор, в конце концов, не скажет о том, как это неправильно, о том, что так делать вообще-то нельзя. Денису становится даже грустно и от такой несправедливости тяжелеет внутри, появляется уверенность, и он зависает у двери. Ждёт, пока все выйдут, а потом снова сокращает расстояние до учительского стола. — И что, Вы даже ничего не скажете? — раздосадовано спрашивает Титов, а голос сквозит этой почти детской капризностью. Максим поднимает на него уставший взгляд со своей методички. — Что ты хочешь от меня услышать, Денис? — спрашивает он, а сам Денис, уже открывший рот, чтобы ответить, вдруг замирает. Преподаватель впервые называет его по имени, от этого внутри всё расцветает приятным трепетом. Денис прикусывает губу, и его обида уже не кажется такой существенной. — Хочу попросить Вас об одном смелом одолжении, — тихо, неожиданно смутившись, произносит он. Максим кивает почти терпеливо, и Денис давит в себе какой-то детский восторг на этот жест. Он склоняет голову чуть на бок и глаза опускает в пол, на носки собственных кед. — Вы можете всегда меня так называть? По имени, — лепечет он и тут же не сдерживает улыбки, а Максим Сергеевич лишь плавно вскидывает бровями в немом вопросе, но только единственное, что Денис не понимает, в каком именно. — Ну. И когда я Вам звоню тоже… Фраза слетает с языка сама собой, и лицо Макса снова озаряется недоумением, брови к переносице, и маленькая складка между ними. Они оба сейчас понимают, что эти звонки приятны, что нравятся, но признавать это открыто Максим Сергеевич не может, а Денис этого будто бы не чувствует. Преподаватель ведёт плечами, не находя, что ответить такой настойчивости. — Можно сегодня Вам ещё позвонить? — продолжает Денис и делает шаг к учительскому столу, теперь упираясь в него бёдрами и несмело складывая ладошки на поверхность. Максим следит, как подушечки тонких пальчиков, наверное, от легкого волнения вырисовывают на углу стола витиеватые узоры. Денис кусает нижнюю губу, которая уже раскраснелась от таких пыток, и всё глядит-глядит в ответ, затаив дыхание и дожидаясь чужого ответа. Макс сдаётся. Наверное? Кивает. Сначала кивает, потом тяжело, словно обречённо, вздыхает и откидывается на спинку кресла, наконец находя в себе силы ответить на этот настырный взгляд этого настырного пацана. В голове ещё куча и больше предупредительных сигналов, с языка так и норовит сорваться это банальное «ты ведь никому не расскажешь, да?», но Максим, благо, держится. В голове импульсом бьётся мысль, что, если кто-то узнает, то будет пиздец. Денис, до жути проницательный, кажется, прочитывает это у Максима в глазах, это замешательство. — Я никому не скажу. Честно, — у него расширяются зрачки и дёргается носик. Денису страшно. Страшно и то, что Максим Сергеевич может отказаться, а ещё то, что может нажаловаться матери. Денис наивно и простодушно не догадывается, что у хмурого Макса Сергеевича в голове сейчас те же мысли — хочется, но страшно. Может, они когда-то поговорят об этом. — Ладно, — отвечает Максим после продолжительной паузы. Это «ладно» звучит даже нормально, так, словно всё и правда в порядке вещей. Денис светится. Улыбается. В глазах счастливые, лукавые огоньки, которые он не скрывает — наоборот, показывает их Максу, мол, вот я весь перед тобой, смотри в меня, читай меня. Максим покачивает головой. Мальчишка странный. Магнетически притягательный. Только бы правда никому не проболтался. И вот он, Денис, кажется, хочет сказать ещё что-то, но Максим прерывает его покачиванием головой. — Всё. Беги на следующий урок, — и ловит кивки, и ещё более счастливый взгляд, и смазанный поцелуй в щёку. И Денис поправляет свой рюкзак, и почти окрылённый покидает кабинет, но всё-таки останавливается в дверях, чтобы ещё раз глянуть на Максима Сергеевича. Тот смотрит в ответ, но не так серьёзно, как и всегда, а просто с педагогической сдержанностью. Прикладывает указательный палец ребром к собственным губам: «тшш». Время до вечера тянется очень долго и неприятно, но Денис знает, что он сегодня получит сразу два подарка: во-первых, матушка снова собирается куда-то поехать, кажется, на какой-то рабочий банкет, корпоратив или вроде того, и это, конечно, не на всю ночь, но всё же хорошо; во-вторых, теперь перед Максимом Сергеевичем он открыт, а это значит, что что-то между ними должно измениться. Может, Макс теперь будет тоже шептать что-то своим полутомным басом, доводя Дениса до чего-то невероятного. Так хочется его услышать… Дверь за матерью Денис не закрывает, кидает ей «пока-пока» из собственной комнаты и лишь прислушивается, когда же замок в двери, наконец, провернётся дважды. Тело зудит, горит; Денису кажется, что он находится в недо-возбуждении уже который час просто от осознания, что совсем скоро он останется один и сможет позвонить Максу, и он уже не будет думать о том, как бы не выдать себя; он будет открыт, он расскажет Максиму Сергеевичу о всех тех мыслях, которые с жаром отдавались в теле. Расскажет так открыто, что на следующее утро ему от такой откровенности будет стыдно идти в школу, не говоря о том, чтобы глянуть преподавателю в глаза, но Денис вообще не будет жалеть об этом. Он выпустит из себя это с громким стоном, со спазмом, с выплеском спермы, дрогнет пару раз, обмякнет, но это определенно будет того стоить. Пальцы легко дрожат в преддверии, Денис привычно устраивается у себя на кровати, проводит ступнёй по второй ступне, едва заметно дрожит от сквозняка и обмахивает языком губы. Влажно. Забирается в недавние, находит там Максима Сергеевича и вызывает. Гудок. Берут на втором. — Да, — слышится совсем непривычно, чуть бодро, как будто Максим действительно его ждал. Денис сходит с ума от этой мысли и не может вымолвить и слова, он прикрывает свободной ладонью глаза и улыбается. — Привет, Денис. Как чертовски хорошо. Титов отзывается довольным мычанием, шумно выдыхает в трубку и здоровается тоже, пока в голове эхом отдаётся голос преподавателя, так просто и чуть взбудораженно, но трепетно произносящий вот это «привет, Денис». Ах, как же ему хорошо. Привет, Денис.