Отложенные последствия

Слэш
R
Завершён
17
автор
Размер:
14 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
17 Нравится 31 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Хайнессен, Балаатская автономия, сентябрь 816 года — Что это? — холодно спросила Фредерика. Военный министр Галактического Рейха адмирал Антон Фернер приятно улыбнулся и положил флешку на стол прямо перед ней. — Это, скажем так, грязная бомба, которую очень не хотелось бы видеть взрывающейся среди милых деревенских домиков Феззана. Или столичных небоскребов Хайнессена. Поскольку в случае использования по уши в неприятностях окажемся и мы, и вы. Хотя и несколько по разным причинам. — Шантаж, ваше превосходительство, вот как? — Условие взаимного неуничтожения, госпожа сенатор. Но с подвохом, естественно. Как же без этого. «Бойтесь данайцев, дары приносящих…» — как там у этого древнего классика? Этот сухопарый, моложавый тип с наглыми как у кота зелеными глазами, расслабленными жестами и располагающей улыбкой раздражал Фредерику, и по видимому, прекрасно это понимал. После гибели военного министра Оберштайна Фернер занял его кресло и развернул на своем посту бурную деятельность, успешно борясь с терраистским подпольем и потихоньку отыгрывая у военного крыла влияние и полномочия. При императрице-регенте Фернер не просто сохранил свою должность. Громкое разоблачение заговора гросс-адмирала Ройенталя — его заслуга. Как и последующая история с высочайшей заменой казни на бессрочную ссылку. В межведомственной грызне, которая сопровождала послевоенный мир и обустройство нового государства, Фернер добился, чтобы в ведении военного министерства остались разведка и контрразведка. А вот борьба с терроризмом и прочей «внутренней гидрой» полностью легла на плечи бывшего шефа военной полиции. Политический сыск и прочая грязь более не пятнали традиционный серый плащ военных министров. Все эти комбинации немало поспособствовали налаживанию рабочих отношений между Фернером, главнокомандующим адмиралом Мюллером и премьер-министром Миттермайером. И разумеется, добавляли головной боли спецслужбам Балаатской автономии. Фредерика, курирующая в парламенте их работу, была последней, кто недооценил бы улыбчивого адмирала. Так не похож на прежнего министра, своего бывшего шефа, и такая же хитрая тварь. И сейчас тварь принесла в зубах очередную порцию яда. — И что я тут найду, если решу просмотреть информацию с этого устройства? — Это видеозапись, госпожа сенатор, которая была сделана 16 лет назад, сразу после битвы при Вермиллионе. С помощью скрытой камеры, установленной в личных покоях главнокомандующего Райнхарда фон Лоэнграмма на его флагмане. Если бы они были героями третьеразрядного аниме, сейчас вокруг нее должны были забить молнии, под ногами разверзнуться земля или облаком вспухнуть тот самый ядерный взрыв, на который намекал Фернер. Что там еще обычно происходит с героями, когда они слышат шокирующую новость? Но они были не в дурацком мультфильме, и даже не на Эль-Фасиле, после битвы при Мар-Адетте и падения Альянса. Они находились на Хайнессене, в секретной комнате для совещаний в здании парламента Балаатской автономии. Героиней же третьесортного аниме она уже побывала — 15 лет назад, спасибо предшественнику нынешнего военного министра. Фредерика отработанным движением подняла бровь и, глядя прямо в зеленые наглые глаза, произнесла: — Ого, ваше превосходительство. Грязная информационная бомба и белоснежный плащ основателя династии и величайшего кайзера в истории Рейха! Очень смело. Она знала, что должна сейчас протянуть руку и небрежно сгрести проклятую флешку со стола. Но никаких гарантий, что пальцы не задрожат, и она не выдаст себя человеку напротив. — А его величество будущий император Лоэнграмм знал, что в его личных покоях установлены скрытые видеокамеры? Или предыдущий военный министр не поставил его об этом в известность? Сейчас ты опять улыбнешься — лукавый прищур, лучики в уголках глаз, милый дьявол, да и только. Фредерика внутри напряглась, как мангуст перед броском. Ну же, давай, бей! — Характер запечатленного на этой записи таков, что вряд ли Его Императорское Величество был в курсе. Я бы настоятельно рекомендовал просмотреть ее без свидетелей, — в глазах военного министра на мгновение промелькнуло что-то странное, похожее на сочувствие. И это мгновение почти испортило всё, потому что выбило почву из-под ног вернее, чем явление проклятой записи 15 лет спустя. Захотелось ощериться навстречу этому сочувствию, зарычать и ударить кулаком по столу, до крови, до мяса. Она не потеряла контроль над лицом, потому что в параллельном потоке мыслей, который давно уже не смешивался с эмоциями, а только мерно отсчитывал очки побед и поражений, продолжало биться холодное «Знает или не знает?». — Я последую вашему совету, ваше превосходительство, — гладко сказала Фредерика и взяла флешку со стола. Ее рука не дрожала. Она шла по коридору, крепко сжимая маленький кусочек металла и пластика. Старая добрая игра «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Фернер пока не спешит раскрывать свои карты. Ушел ли его сегодняшний выстрел в молоко зависит от того, есть ли у него информация о существовании копии этой записи. И не получил ли он эту информацию прямо сейчас, считав ее непроизвольную реакцию. Но у нее еще будет время просчитать ход мыслей военного министра. Сначала надо выжить в столкновении с призраками прошлого. В рабочих апартаментах главы парламентского Комитета по безопасности было пусто и темно, она всех отпустила сегодня. Фредерика подошла к бару, встроенному в стену, достала лед. Взгляд упал на квадратную бутылку эль-фасильского бренди, которую она держала специально для Дасти. И в этот момент ее накрыло запоздалым откатом. Изерлон, 15 лет назад… У нее прекрасная память. Она никогда не забывает то, что один раз увидела. Изерлон, май 800 года. Чуть зернистое изображение по краям, но качество записи отличное. Вспышка перед глазами. А потом — как будто силишься собрать картинку из разлетающихся осколков. Белоснежный плащ на полу. Брошенный на него темно-зеленый альянсовский китель выглядит черным. Переплетаясь, они образуют контрастную фигуру, похожую на старый символ инь и янь. И два полураздетых тела так же переплетены на широком диване. Сдернутый форменный красный галстук. Длинные пальцы, запутавшиеся в черных волосах. Выражение шального сумасшедшего счастья на запрокинутом лице Лоэнграмма, уплывающий взгляд. Будущий адмирал в отставке накрывает рукой его пах, и будущий кайзер вздрагивает всем телом. Цепляется за плечи и резко опрокидывает Вэньли на диван, подминая под себя. Двое мужчин на видеозаписи яростно целуются и, выпутываясь из брюк, возятся как подростки. Это наверное выглядело бы даже смешно и трогательно, вот только один из этих людей незадолго до того сделал ей предложение, а второй — командующий вражеской армией вторжения, которого первый должен был убить. Она снова и снова всматривалась в эту запись, будто сколупывала корку с подживающей раны. Постановка, актеры, какая-то фальсификация? Увы, она хорошо знала своего мужа. То, как он со стоном запрокидывает голову, если провести языком вдоль шеи, как утыкается носом куда-то в район ключицы, тяжело выдыхая после близости. Его затуманенные глаза во время разрядки. На экране Лоэнграмм, обвивший его руками и ногами, зарывается лицом в жесткие волосы. Вэньли всегда любил, когда она так делала. Поправка — когда это делала не она. Да, поначалу сошло бы любое объяснение. Например, искусная подделка. Фредерика хорошо разбиралась и в электронике, и в монтаже. У нее было множество мелких талантов, которые окружающие обычно не замечали или воспринимали как должное. Видеожучек оказался редкий, устаревшей феззанской модели для промышленного шпионажа. Современные детекторы в покоях Лоэнграмма его не опознали и не вырубили. Хорошо, что он не писал звук, только видео. Впрочем, ей хватило. Принуждение или даже насилие? Не стоило врать себе, — она же видела лицо Вэньли, когда Лоэнграмм запустил руки под его расстёгнутую рубашку. Она знала мужа рассеянным, сонным, веселым, собранным и азартным, даже в ярости. Но никогда не могла представить его задыхающимся от страсти. Немного неловкий, но всегда нежный, внимательный и чуткий, в постели с ней он никогда не терял себя. Иногда ей хотелось этого… да что там, довольно часто. И тогда в голове мелькала тревожная мысль, что она что-то делает не так, что дело не в вечной флегматичности и прохладной отстраненности Вэньли, а в ней самой. Что если она — просто что-то не то для него? Ну что ж, кажется, она получила ответ на этот вопрос. Ее почти стошнило. Она резко обхватила руками живот и, с трудом переставляя ноги, поползла в ванную, чтобы смыть мерзкий металлический привкус во рту. Кажется, ей надо учится жить дальше с перебитым хребтом. Но она не хотела. Не хотела учится. И жить тоже. Только через час она смогла хоть как-то собраться и вспомнить, что видеофайл пришел на ее личный изолированный коммуникатор по шифрованному каналу, и что к нему прикреплено голосовое письмо. Кто-то с впечатляющими возможностями потратил уйму времени, чтобы узнать или взломать код. Что ж, господа, кто бы вы ни были, и что бы вам не было нужно, — вы определенно привлекли мое внимание. Она нажала на воспроизведение и сразу узнала холодный безэмоциональный голос, знакомый по досье и немногочисленным доступным записям. Ну конечно! Надо же, какая честь. Голос перечислил то, что она и так выяснила или угадала — характеристики камеры, даты, обстоятельства получения записи. А вот про то, что встреча двух командующих на «Брунгильде» тогда, после Вермиллиона, была не единственной, она не знала. Адмирал тогда довольно быстро отправил ее и Юлиана на Хайнессен — готовится в свадьбе. Идиотка, как же она тогда была счастлива. Думать о том, что они живы и поженятся, не думать о том, что Альянс капитулировал и почему это произошло — вот что тогда ее занимало. Однако теперь даже тот не-выстрел по «Брунгильде» начинал выглядеть совсем иначе. — Я осознаю, что эта информация причинит вам боль. Возможно, даже пошатнет вашу лояльность. Но я высылаю вам запись не для этого. У нас общая проблема, лейтенант, хоть и по разные стороны фронта. Посмотрите на это видео и задайте себе вопрос: «Почему Его Императорское Величество так настойчиво лично штурмует Изерлон?». Мне прекрасно известно, во что это битва обошлась вам, и еще лучше известны потери с нашей стороны. Это необходимо прекратить, и это будет прекращено. Путем переговоров, к которым кайзер фактически вынудил адмирала Яна, вашего мужа. Хотя с вашей стороны вполне может казаться, что все наоборот — ваш муж воюет с Императором, чтобы склонить его к переговорам. «Мы должны доказать кайзеру, что готовы отстаивать то, что нам дорого, ценой собственных жизней. Таков его образ мыслей, насколько я понял при нашей личной встрече», — слова Вэньли легко всплыли в голове, и Фредерика вцепилась пальцами в пластик стола. — Переговоры произойдут, и соглашение будет достигнуто. Вы отстроите демократию и создадите ее анклав на землях Нойе Рейха. Мы же сможем наконец сосредоточиться на проведении структурных реформ. Битвы, смерти и военные расходы прекратятся. Результат устроит всех, кроме лично вас, лейтенант, и меня, но как вы уже поняли, наши желания мало что значат. Вы получите автономию и потеряете своего мужа. Я получу прекращение ненужной войны, вызванной нездоровой страстью Его Величества к адмиралу Яну, но потеряю возможность создания династии и таким образом — дальнейшего укрепления государства. Пока ваш муж жив, его величество не женится. «Пока ваш муж жив… Пока жив…», — слова, как набат, отозвались в ее голове. Она ударила рукой по кнопке. Вы все хотели бы видеть его мёртвым, да? «Кроме Лоэнграмма», — шепнул в голове ее собственный, но очень неприятный голос. — «А ты сама? Чего бы сейчас хотела ты?» Вэньли должен вылететь на переговоры через неделю. Она остается на Изерлоне, это даже не обсуждалось, и ей в голову не пришло уточнять — почему. Она вдруг ясно представила, как он возвращается после встречи с Лоэнграммом. «Наверняка это случится нескоро, им же надо будет наверстать долгие месяцы разлуки и воздержания», — оскалилась внутри новая, незнакомая Фредерика. Вэньли придет к ней со своим вечным «эээээ…», неуверенно сомнет в руке берет и взъерошит волосы на затылке, отводя взгляд. Яркая картинка показалось ей пародией на их объяснения тогда, перед Вермиллионом. Он расскажет, что теперь всё будет замечательно, война окончится, вот только ему придется жить на Феззане, потому что Лоэнграмм этого потребовал, а ей нужно возвращаться на Хайнессен, потому что Лоэнграмм… ну, тоже этого потребовал. Скажет, что ему очень жаль. А потом поднимет голову, весь скривится от отчаяния, что всё так нехорошо получилось, и вывалит на нее правду. Или промолчит, пожалеет. Господи, да любил ли он ее когда-либо хотя бы пять минут? Она бездумно протянула руку и снова включила проигрывание голосового сообщения. — Я хочу сорвать эти переговоры, лейтенант. Мир должен быть заключен, но переговоры о нем не должны пройти так и в том формате, в котором это угодно Его Величеству. Я не заинтересован в гибели вашего мужа, потому что уже имел несчастье наблюдать, что происходит с Его Величеством, когда он теряет дорогого ему человека. Нашему государству такие потрясения не нужны. Но и присутствие адмирала Яна рядом с Императором противоречит интересам Рейха. И вашим. — Я уверяю вас, лейтенант, что я сделаю это и без вашей помощи. Но мне не нужны лишние жертвы. Что мне нужно — это координаты следования крейсера вашего мужа на переговоры от Изерлона до точки встречи с имперским флотом. У вас есть доступ к такого рода данным. И если вы заинтересованы, вы передадите их мне по тому каналу, коды от которого найдете ниже. Далее шел длинный набор цифр, букв и кодовых фаз. Надиктованный тем же механическим спокойным голосом, который предлагал ей предать. Предательство… Черноволосая голова на записи медленно движется вниз, оставляя поцелуи на прекрасном, как у бога, теле кайзера. Чувствуя себя древней старухой, Фредерика поднялась со стула и поковыляла в угол. Эта маленькая каюта принадлежала ей до того, как они с Вэньли поженились. Она протянула руку, пошарила вверху на полке и достала фотографию в деревянной рамочке. Адмирал Гринхилл в парадном мундире улыбался в камеру тепло и гордо и обнимал за плечи девушку с новенькими лейтенантскими лычками на воротнике. Она провела по стеклу рукавом, стирая слой пыли. Прости меня, папа, прости. Лейтенант Фредерика Гринхилл-Ян скорчилась на узкой кровати, прижимая к себе фотографию, и наконец-то громко, навзрыд расплакалась. Тринадцатый флот, июль 797 года. Фредерика вышла из медицинского отсека «Гипериона» и тупо уставилась на блистер с таблетками, который сжимала в руке. «По две таблетки в день от головной боли, дорогая». Доктор, мой отец поднял вооруженный мятеж и возглавил путч против законного демократического правительства, а человек, который для меня дороже всего на свете, должен этот мятеж подавить. У вас есть таблетки или какие-нибудь порошки от такой ситуации? С того самого дня, когда она увидела лицо своего отца на экране, во время прямой трансляции обращения Комитета национального спасения, она хотела только одного — забиться куда-то в угол, а лучше просто исчезнуть. Но она все еще адъютант адмирала Яна, и она нужна своему командующему. Поэтому она печатала и рассылала приказы, передавала распоряжения, составляла расписания, вела протоколы. Всегда собранная, не упускающая не одной детали, идеальный адъютант и исполнитель. Хотя у нее внутри все кричало. Когда адмирал не отстранил ее, и смотрел сочувственно, и неуклюже мялся, расхваливая ее расторопность и сетуя на свою неорганизованность, она ни секунды не заблуждалась насчет настоящего порядка вещей. Она знала, что он гений. С 14 лет, с Эль-Фасиля, который сделал из него героя, а из нее — безнадежно влюбленную. Он лучший, отец тоже не раз говорил ей это. Адмирал Гринхилл воевал вместе с Яном, был его командиром, и она готова была часами слушать его военные истории про Чудотворца. Командующий Ян мог все, а это значит, что то, что устроил ее отец — обречено. И она своими руками поможет закопать его. Потому что это ее долг. Долг… Фредерика вздохнула. Удобная штука — присяга. Но получается, есть что-то выше, раз отец, которого она считала образцом воина и солдата, решился ее нарушить? Он ошибается, скорее всего ошибается, ведь иначе адмирал Ян поддержал бы его. Но все же, все же… Эти офицеры в их доме, обсуждения политики в гостиной и все более смелые речи — ворчание, а потом и проклятья в адрес гражданских властей. Альянс деградирует, экономически война почти проиграна, народ послушно голосует за коррупционеров и популистов, политики в угоду своим интересам разлагают армию, гробят лучших во время бездарных военных авантюр. И скоро Империя придет за всеми нами, и некому будет защитить страну. Все это было правдой. Сослуживцы отца — патриоты, блестящие командиры с боевыми кампаниями за плечами. Ни один из них не хотел ничего для себя, она была уверена в этом. И адмирал Ян, — он же тоже не искал ни славы, ни званий, ни почестей. Он только хотел мира, и читать книжки, и пить чай, и чтобы Юлиан не погиб в какой-то очередной бессмысленной бойне. И он очень уважал ее отца. Как же так получилось, что теперь они воюют друг против друга? — Лейтенант Гринхилл? — напротив нее стоял невысокий офицер с щегольскими тонкими усиками, словно нарисованными на худом лице. — Капитан Багдаш? — от неожиданности она даже отступила на шаг, и только затем, вытянувшись, отдала честь. Багдаш был один из завсегдатаев политических сборищ в их доме, и хотя больше отмалчивался и неопределенно улыбался, ей всегда казалось, что он полностью разделяет взгляды ее отца. Как он оказался здесь, на «Гиперионе»? — От ваших церберов из внутренней безопасности ускользнуть непросто. Впрочем, понимаю их бдительность, перебежчик в такой критический момент, когда разворачивается выступление против Одиннадцатого флота — слишком удобно, а потому — подозрительно. Мне сказали, что вы остались на Изерлоне, что было бы логично. Но я немного слышал об адмирале Яне, так что позволил себе не поверить. Офицер информационной безопасности, вот кто он такой. Пока капитан говорил, Фредерика настороженно оглядела пустой коридор. Перебежчик из Хайнессена? Как он ее нашел? — Найти вас было несложно. У вас тут во внутренней сети немного бардак, столько дыр, можно войти даже с личного комма, можете себе такое представить? Мне тут предложили проследовать к спальным капсулам, немного отдохнуть после сложного побега. Ничего не имею против, думаю, когда я проснусь, все так или иначе будет кончено. Да только по дороге у меня ужасно прихватило живот, и вот я здесь. Хочу передать вам это. Багдаш ловко извлек откуда-то клочёк обычной бумаги. — Адмирал беспокоится о вас, лейтенант Гринхилл, — темные глаза Багдаша вдруг резко посерьезнели, и из голоса исчезла смешливость и развязная интонация. — Он считает, что вы арестованы. Или надеется, что это так. Это код выделенного канала для связи, он зашифрован в три слоя, я лично его проверял. Напишите ему. Пожалуйста. Фредерика, как зачарованная, протянула руку к листку бумаги, и сразу же отдернула ее. Это могла быть какая-то хитрая ловушка. Наверняка так и есть. По некоторым передачам, обладая нужной аппаратурой и временем, можно запеленговать отправителя. А значит, вычислить расположение их флота во время развертывания. Отец говорил, что этот капитан Багдаш — та еще лисица. — Это не ловушка, лейтенант, — Багдаш снова будто прочитал ее мысли. — В тот самый момент, когда адмирал Ян отказался поддержать Комитет национального спасения и выступил против нас, многим стало ясно, что наше дело — труба. Я не хочу идти ко дну с этим подбитым кораблем. Но я кое-чем обязан вашему отцу. Это все, что я могу для него сделать. Возьмите. Багдаш шагнул к ней и буквально втиснул кусочек бумаги ей в руку. Она автоматически сжала ее, и заторможено смотрела, как он резко развернулся и быстрым шагом удалился по коридору в сторону параллельного медицинского отсека. В своей каюте она осторожно разгладила листок с небрежно написанными от руки длинными строчками цифр. Наверное, она должна была отнести его в службу безопасности — мысль скользнула и тут же исчезла. Нет, она просто не будет писать или звонить, вот и все. Это наверняка ловушка. Генерал Шёнкопф сказал, что Багдаш тут с заданием убить адмирала Яна перед битвой с Одиннадцатым флотом, потому что только это может спасти мятежников, и что уж он-то позаботится о том, чтобы этого не произошло. Но что, если предполагаемое убийство — просто отвлекающий маневр? И Фредерика спрятала листок между страниц бумажной книги. А дальше была битва при Дории, разгром Одиннадцатого флота и победа. И смерть командующего Лагранжа, который застрелился у них на глазах. Фредерика в ужасе смотрела на отдающих над его телом честь офицеров, а затем на горизонтальные серые полосы погасшего экрана для связи. Вечером, отпросившись у командующего, расстроенного и рассеянного больше обычного, она достала из книги листок. Желание связаться с отцом, написать или даже услышать его голос было нестерпимым. Перед глазами стояло кровавое пятно на стене флагмана Одиннадцатого флота. Трясущимися руками она почти набрала код, и, всхлипывая, сбросила в последний момент. Что она ему скажет? Спросит: «Папа, зачем?». Она и так знает все их доводы. Скажет: «Пап, сдавайтесь, вы уже проиграли, адмирал скоро придет за вами, опять куча трупов, этого ли вы хотели»? Смешно. Пигалица, видевшая полтора сражения и разносящая чай, будет поучать ветеранов на тему поражений и трупов. «Папочка, я люблю тебя»? Грустное и бледное лицо командующего Яна, нахохлившегося в своем кресле на мостике перед нетронутым чаем с сильным запахом бренди, всплыло перед ее глазами. И она так и не набрала номер. А затем пришло известие, что на Хайнессене путчисты расстреляли митинг сторонников мира, и погибла лидер оппозиции — член палаты представителей Джессика Эдвардс. Адмирал ходил черный и молчаливый как камень. Юлиан горестно вздыхал и кусал губы, а Фредерика засунула книгу с листком между страницами подальше на полку. Встречая Багдаша в коридорах, она лихо козыряла и делал вид, что они незнакомы. В сентябре их флот разнес «Ожерелье Артемиды» и повис на орбите Хайнессена. А еще через день от имени Комитета национального спасения с флагманом связался капитан Эванс, с экрана объявил о полной капитуляции и сообщил, что адмирал Гринхилл покончил с собой. Изерлон, июнь 800 года. Идеальная память — преимущество и проклятье. Мозаика годами собирается из кусочков воспоминаний как из разноцветной смальты. Отец на пороге дома с огромным официального вида конвертом в руке: — Твое первое назначение, будущий адъютант! Вот, решил зайти в канцелярию генштаба, забрал и вручаю лично. Замирая, она выхватывает из его рук конверт: — Папа, неужели получилось? И радостно взвизгивает, увидев его широкую подтверждающую улыбку, обнимает за шею, как когда-то в детстве. — Спасибо! — Ну что ты, дорогая, я просто предложил твою фамилию в список для контр-адмирала Кассельна. Ты же лучшая в выпуске. Пусть благодарят за такой ценный кадр. В 797 отец погиб, и она так и не попрощалась с ним. Не сказала весь тот ворох слов, который теснился у нее в голове с начала путча, затем в звездной системе Дория, потом на пути к Хайнессену. Молодая, влюбленная и глупая, она выбрала окончательно и бесповоротно, и нуждалась в том, чтобы утвердить свой выбор. Смятая бумажка с записанным длинным рядом цифр так и осталась лежать между страницами книги. Сейчас на Изерлоне отец смотрит с фотографии, как она набирает другой длинный ряд цифр, продиктованный обладателем холодного безэмоционального голоса. Через день Фредерика сказалась больной и вернулась в больничное крыло. Бледная, заторможенная, она лежала в кровати и часами рассматривала белый потолок. «Переутомление» — был вердикт врачей. Милая Ортанс ахала и приносила пирожки и печенье. Фредерика ела, не чувствуя вкуса, и от странного этого состояния очнулась только тогда, когда дверь отодвинулась, и Вэньли вошел в палату — попрощаться перед отлетом на переговоры. «Нет, пожалуйста, только не это!», — больше всего на свете ей сейчас хотелось убежать на край света и никогда не видеть его лица и этой вечной смущенной улыбки. «Дай я!», — новая, неприятная Фредерика, которая, казалось, теперь навечно поселилась в голове, уверенно отодвинула ее и взяла лежащую на тумбочке щетку для волос. — Причешись, дорогой, в конце концов, ты же собираешься встречаться со вторым самым красивым человеком в Галактике! — новая Фредерика тепло улыбнулась, когда он наклонился ее поцеловать. Через десять дней ее муж вернулся на Изерлон с так и не состоявшихся переговоров с кайзером — мертвым. Она плохо помнила последующие дни, между ней и миром образовалось что-то вроде толстого стекла, как в аквариуме — плавают какие-то рыбки, колышутся водоросли, ползают крабы, даже красиво. Новая Фредерика молчала и проснулась только тогда, когда в ее больничную палату пришли Юлиан и генерал Шёнкопф. — Как это случилось? — жестким, не похожим на ее собственный голосом спросила она. Юлиан дернулся удивленно, но Шёнкопф бровью не повел и склонил перед ней голову — по его имперско-демократическим понятиям, она имела полное право их обвинять и требовать ответа. — Там произошло что-то странное, — медленно произнес он. — У нас было не слишком много времени. Но это была бойня. Две группы людей, обе в имперских мундирах, убивали друг друга. Одну на «Леду» впустили наши, другая сразу после первых высадила десант. На некоторых мы нашли шарфы и символику терраистов. Мы не сразу разобрали, что происходит, бегали по уровням, искали адмирала, и просто убивали всех, кто был в имперском мундире. Выживших нет. Соул, капитан и забаррикадировавшиеся на мостике остатки команды не могут сказать ничего вразумительного. Только то, что они впустили на борт имперцев с корабля, уничтожившего сумасшедшего коммодора Форка, и те открыли стрельбу. Мы нашли адмирала в одном из дальних отсеков машинного отделения, забрали его тело и ушли, потому что на радаре показались сигнатуры подходивших имперских кораблей. В той ситуации нам совсем не улыбалось с ними встречаться. Фредерика перевела взгляд на хмурившегося Юлиана. «Я хочу сорвать эти переговоры, лейтенант», — всплыло у нее в голове. — То есть получилось, что переговоры теперь не состоятся? Юлиан посмотрел так, будто у нее отросла вторая голова. Потом сказал: — Мы не знаем. Мы не понимаем, что там произошло. Но если адмирала действительно убили терраисты, а имперцы каким-то образом пытались их остановить, то возможно, есть шанс на возобновление диалога. Или хотя бы на перемирие. Видит космос, мы в этом нуждаемся. Шёнкопф нахмурился, и даже собирался что-то сказать, но затем передумал и только кивнул: — Как скажете, командующий. Официальная версия — адмирал Ян и делегация демократической республики Эль-Фасиль погибли в результате нападения терраистов. Они ушли, а Фредерика вдруг поняла, что толстое стекло между ней и окружающим миром куда-то исчезло. — Ты убила своего мужа, — спокойно сказала у нее в голове новая Фредерика. Почему-то у нее не получалось называть Вэньли по имени. — Неважно, что там произошло и что пытался провернуть Оберштайн, — ты вмешалась в эту игру, а значит, убила его. Прямо или косвенно. Так это работает. — Да, — ответила старая Фредерика новой. — Хорошо. Потому что когда и если Юлиан придет к тебе с предложением возглавить гражданский сектор Изерлона, ты не согласишься. У Оберштайна теперь на тебя компромат, это не то, что сейчас нужно. Старая Фредерика оплакивала своего мужа на руках у Юлиана. Новая Фредерика ободряюще кивала и нашептывала: — У нас все получится. Он хотел сохранения демократии, — и мы ее сохраним. Кажется, пришло время подумать немного не о нем самом, а о том, чего он добивался. Ей казалось, что отец стоит рядом и одобрительно сжимает ее плечо. Через несколько дней до Изерлона долетела весть о гибели военного министра Оберштайна в результате теракта. Еще через месяц на всеобщих свободных выборах оставшегося гражданского и военного населения станции Фредерика была избрана первым Президентом республики Изерлон. Вскоре между правительством республики и кайзером Лоэнграммом был подписан договор о создании Балаатской автономии. Хайнессен, Балаатская автономия, сентябрь 816 года. За окном переливались и сияли тысячи огней отстроенного послевоенного Хайнессенполиса, но крыло парламентского здания, где размещались комитеты силовых ведомств, тонуло в тишине и мраке. В своем рабочем кабинете Фредерика мелкими глотками осушила стакан воды со льдом, проделала серию дыхательных упражнений и удобно откинулась на спинку кресла. Ей нужно было подумать. Итак, чего вы добиваетесь, ваше превосходительство, лично привезя эту, как вы метко выразились, «грязную бомбу» на Хайнессен и продемонстрировав ее мне? Первое и весьма вероятное объяснение: вы не только знаете, что 15 лет назад я получила от Оберштайна копию, но также знаете и о моем участии в том деле с загадочной гибелью адмирала и эль-фасильской делегации на «Леде», и мы имеем дело с банальным шантажем. Ее величество и имперские спецслужбы считают, что возглавив партию прогрессистов, я получила слишком много нежелательного влияния. Демонстрацией записи они дают понять, что у них есть неопровержимые доказательства моих контактов с предыдущим военным министром Рейха непосредственно перед убийством адмирала Яна, национального героя, символа и знамени демократии. Разумеется, истинные мои резоны не выйдут на свет, возможно, представят все как месть за отца. Мне прекрасно известно, какие газеты и политические партии подкармливаются из фондов, спонсируемых имперской разведкой. Что ж, вариант очень неприятный, но не смертельный. Если это оно, то я все узнаю прямо от Фернера, и честно говоря, буду разочарована. Но такой примитив вряд ли в его стиле, поэтому стоит рассмотреть и другие версии. Что ж, завтра будет интересный день.

***

— Я ознакомилась с этой в высшей степени любопытной записью, адмирал. Правда, у меня не было возможности провести проверку ее подлинности. Фредерика и адмирал Фернер сидели в удобных креслах во все той же комнате в здании парламента. Сервированный на небольшом угловом столике чайный прибор выглядел то ли вызовом, то ли двусмысленным намеком. — Вообще-то я предполагал, что вы имели возможность проверить подлинность этой записи, когда впервые ознакомились с ней. Вы не выглядите особо шокированной, — живо отреагировал военный министр. Он сидел в кресле абсолютно расслаблено, но ее сложно обмануть. «Ради этого вопроса ты и примчался на Хайнессен, не так ли? Удостовериться, что копия у меня есть и выяснить, как я отреагирую на предъявление записи имперцами», — подумала Фредерика, а вслух сказала: — А что, если бы я действительно видела ее в первый раз, ваше превосходительство? В каком положении вы очутились бы тогда, обнаружив, что своими руками передали нам такой козырь? — Нам — это потенциальному противнику, вы хотите сказать, госпожа сенатор? — промурлыкал Фернер. — Ах, ваше превосходительство, да вы никак собираетесь пришить нам всем высочайшую измену? Спешу напомнить вам, что Балаат верен своим обязательствам, и все мы — смиренные подданные ее величества Хильдегарде и его высочества принца Александра-Зигфрида. — Тогда я думаю, что со стороны таких верных подданных утечка и обнародование этой записи невозможны, так что я не прогадал. Тем более, по вам это ударит даже больше. — Вы так полагаете? Доказательства предпочтений его императорского величества Райнхарда вкупе со слухами о его, скажем так, не вполне дружеских отношениях с адмиралом Кирхайсом не просто бросают тень на династию, ведь связи с мужчинами, насколько я помню, все еще строго осуждаются в Империи, хоть и более не криминализированы. Но более того — дерзну сказать это — ставят под сомнение происхождение принца. — Это просто смешно, госпожа сенатор. Как одно связано с другим? Да и любой, кто хоть раз видел его высочество, не усомнится в том, кто его отец. То же покажет и любая генетическая экспертиза. — Которую можно подделать. Ваше превосходительство, я понимаю ваше беспокойство, не понимаю только, почему оно проявилось именно сейчас. Неужто я дала повод ее величеству и вам усомниться в лояльности, моей и Балаата? Что, что варится там у вас в имперском внутреннем котле, что мы пропустили? Сидящий уже больше десяти лет в тихой ссылке под личным поручительством Волка и приглядом людей Кесслера Ройенталь? Кто-то из новых гражданских выдвиженцев? Бывшие феззанские олигархи, образовавшие промышленный союз со старой аристократией и регулярно портящие пищеварение ее императорскому величеству? Или — тут Фредерика похолодела — кто-то из наших? Завтра же вызвать на ковер Минца, главу разведки и этого нового бездельника из Комитета по вооружениям, пусть побегает, его аналитики совсем не ловят мышей. Хоть умоляй Мюраи, этого ворчливого старикана, вернуться из отставки. Проклятье! — Что вы, госпожа сенатор, как вы исключительно верноподданно заметили, под сенью благодати, простираемой Ее Императорским Величеством и Его Императорским Высочеством над Галактикой, государство процветает, голоса недовольных тихи, а годы мира принесли свои тучные плоды. — Без тени улыбки выдав эту патетическую тираду, Фернер украдкой перевел дыхание. — И любой подданный ее величества сделает все, чтобы так было и впредь. Таков наш долг! «Он хочет гарантий, — подумала Фредерика. — Это значит, что лично на меня у них ничего нет». «Или же, — поправила она себя, — он хочет, чтобы я так думала. — Интересно, как Оберштайн планировал потом от меня избавляться? Тогда у него был настоящий цейтнот, раз он вообще решил разыграть эту карту. И ведь вышло, как по нотам. Кто говорил, что покойный военный министр не умел работать с людьми? Умел, и отлично, — со злыми, обиженными, жестокими, разочарованными, преданными и обманутыми. Просто замечательно это у него получалось». — Политическая буря, которая поднимется в Балаате, если правда — или то, что выглядит таковой, — о взаимоотношениях моего мужа, — эти слова Фредерика особенно подчеркнула, — и кайзера Лоэнграмма выплывет наружу, сметет не только прогрессистов. И вполне вероятно, будет стоить мне политической карьеры. Не говорю уже о других последствиях. Крушение одного из важнейших национальных символов… И вой, который поднимут СМИ вокруг того обстоятельства, что приказ о капитуляции под Вермиллионом пришёл на флагман адмирала Яна как-то слишком вовремя. И адмирал подчинился ему как-то слишком охотно. Это будет звучать так, что он подарил Альянс и нашу независимость своему любовнику. А что по этому поводу начнется на Эль-Фасиле, с которым у нас тесные экономические связи и перед которым существенные обязательства, в том числе и долговые. Да эта их гигантская статуя Ромски сойдет со своего пьедестала! Все это не кажется вам достаточной гарантией? — Увы, меня всегда смущали издержки демократии, госпожа сенатор. Например, власть прессы и прочих продажных писак, что вообще немыслимо в Рейхе. Каждые четыре или пять лет полностью сменяется политическая элита и приходят новые лица, все может повернуться на 180 градусов. Старые скандалы, злодеи и герои уходят в прошлое и сменяются новыми и так далее. Высокая степень непредсказуемости — это все так неудобно, вам ли не знать? Мягко улыбнувшись, Фредерика взяла горячий заварочный чайник и ловко разлила чай себе и адмиралу в неглубокие чашки. Надо же, столько лет, а руки все еще прекрасно помнят… Она осторожно опустила чайник на специальную подставочку с подогревом. — Ваше превосходительство, мне нравится метафора, которую вы озвучили вчера — «грязная бомба» и «гарантия взаимного неуничтожения». Как вы понимаете, у меня имеются личные веские причины сделать так, чтобы об этой записи не узнала ни одна живая душа. Ваша сторона также заинтересована. И у нас, похоже, пат. Но мне кажется, мы хорошо понимаем друг друга. Я предлагаю на этом зафиксировать наши позиции. «Пока ты не попробуешь получить полную информацию о том, что у нас происходит», — говорил его прищуренный взгляд поверх чашки. «Пока вы не накопаете на меня лично компромат повесомей предосудительного увлечения моего покойного мужа», — безмолвно ответила она, отпивая чай из своей.

***

Кожаные сидения автомобиля мягко покачивались, убаюкивая. Полчаса назад Фредерика дала указание личной помощнице перенести несколько встреч и предупредить Минцев об опоздании на сегодняшний ужин. — Куда следуем, госпожа председатель? — осведомился шофер-телохранитель, выводя автомобиль с правительственной стоянки. Фредерика ответила не сразу. Разговор с Фернером вымотал ее, и сейчас она с удивлением прислушивалась к этому странному ощущению. Застарелая усталость, тоска, тупая ноющая боль, которую давно не замечаешь, как не замечаешь отсутствия руки, привыкнув к хорошему протезу. Она и не поняла, когда, на какой ступеньке восхождения на политический Олимп, окончательно потеряла старую себя, плакавшую над рухнувшими идеалами и отцовской фотографией. А новая Фредерика обычно получала удовольствие от разговоров, подобных нынешнему, хитрых ловушек и пикировок, игры в политические кошки-мышки, и чувствовала себя в этом как рыба в воде. Но не сегодня. — В центральную городскую больницу, пожалуйста, — негромко попросила она шофера. Тот плавно развернул машину, и огни за окном слились в сверкающие полосы. Центральный госпиталь вырастал навстречу из темных громад окружающих построек, как толстая, слегка оплывшая свеча. В этот поздний час покои на пятом этаже были была тихими и гулкими. Медсестры неслышными тенями скользили по коридорам в мягких тапочках. Поздновато для посещений, но к этому пациенту ее пропускают без вопросов в любое время. Опутанный многочисленными трубками, подключенный к мигающим лампочками шкафам с аппаратурой когда-то могучий и громогласный человек казался маленьким, высохшим, совсем потерявшимся на огромной белой кровати. Лицо его пожелтело и заострилось, и только щегольски выбритые баки да улыбка оставались все теми же. Старый друг и соратник, генерал Вальтер фон Шёнкопф умирал не в бою, не в яростной абордажной атаке, а в столичном госпитале, от медленной и неотвратимой болезни, глодающей его изнутри. Судьба славно посмеялась над ними всеми. — Здравствуй, старый греховодник. Еще не отбросил коньки? — Фредерика с удовольствием упала на стул рядом с его изголовьем. С этим человеком можно было не притворяться. — Как говорится, не дождетесь. Привет политическим клячам, — Вальтер фон Шёнкопф открыл один глаз, живой и веселый, и подмигнул Фредерике. — Выглядишь именно так, на тебе будто весь день воду возили. Интересно, кто? — Сам его высокопревосходительство адмирал Антон Фернер, и скажем прямо, наездник он не слишком нежный. — Ну еще бы. Надеюсь, ты хорошо наподдала ему копытом под зад, — Вальтер хохотнул и слабо закашлялся. — Карин забегала и обмолвилась, что вы будете сегодня на ужине у Минцев. — Да, надеюсь, успею хотя бы к десерту. Юлиан вечно соревнуется с женой, кто лучше готовит, жаль будет такое пропустить. Отложить тебе кусочек торта? — Если сможешь просунуть его в эти чертовы питающие трубки. Я бы не отказался от такого чуда. А еще лучше — пару капель замечательного эль-фасильского бренди. — Никогда не понимала, как вы могли вечно заливать в себя это пойло, — поморщилась Фредерика и внезапно запнулась. Черт, ну надо же, она совсем расклеилась. Вальтер сочувственно смотрел на нее через ворох трубок. Фредерика поспешила сменить тему. — Что говорят врачи? — Что нового они могут сказать? Неделя, может две. Впрочем, они говорили что-то такое еще месяц назад. Не понимаю, за что им тут деньги платят. Не могут даже назвать дату, когда человек прилично сдохнет и на когда его дочери надо записываться к портному для траурного платья или что там сейчас модно на похоронах. Карин пойдет черное. — Ты хоть не ляпнул такое при ней? Стой, не отвечай. Хочу сохранить остатки веры в людей. — Вера в людей, у тебя? Они перебрасывались грубыми и шутливыми репликами как мячиками, и Вальтер постепенно выдыхался. Он теперь быстро уставал от разговоров. Фредерика подумала, что скорее всего, это последний раз, когда она видит его живым. Сама того не осознавая, она заехала попрощаться. Неделя, две, но скорее меньше. Карин может понадобится помощь с организацией похорон. Впрочем, влиятельная журналистка и редактор толстого политического еженедельника, — источника вечной головной боли Фредерики, — наверняка сама все сделает по первому разряду. Словно отвечая на ее мысли, Вальтер вдруг посерьезнел: — Знаешь, я иногда думаю, что там, за краем. — Раньше нет? — Раньше никогда не думал, некогда было. Да и воинов, павших в бою, вроде как забирают в Вальхаллу, так что мне билетик был как бы давно забронирован. А оно вон как обернулось. Коротать мне теперь вечность с Лоэнграммом, где бы это ни было, а не с ребятами. Он же тоже умер на больничной койке. Пауза, мерный еле слышный гул медицинской аппаратуры. — Я бы хотел увидеться с адмиралом, там, — вдруг тихо добавил Вальтер. — Мы ведь справились. Я бы хотел знать, что он видел, как мы справились. Фредерика застыла на стуле. Тяжелое молчание легло как могильная плита. Вальтер закрыл глаза. — Мне пора, — Фредерика заставила себя улыбнуться, подняться и одернуть юбку. — Забегу еще как-то на днях. Она шагнула к двери. — Он любил тебя, Фред, — тихий голос с кровати был отрешенным, как будто доносился откуда-то из-за пределов мира или глубоко из-под воды. Фредерика обернулась. На побелевшем лице Вальтера жили, казалось, одни только глаза. Серые морщинистые губы дрогнули. — Поверь человеку, который немножко разбирался и в чувствах, и в койках. Он и правда тебя любил. Фредерика замерла на мгновенье. — Отдыхай, Вальтер, — и она вышла из палаты. Аккуратно нажав на ручку, прикрыла за собой дверь и на мгновение тяжело привалилась к ней спиной. Больничные лампы в коридоре показались слишком яркими. Она шла к лифтам в сторону парковки и слушала цокот собственных каблуков. «Он знал про Вэньли, — пришла спокойная, прохладная мысль. — Все это время он знал». Но теперь это уже не важно. Все не важно, кроме того, что уже 15 лет нет войны, и мы медленно и верно ползем вверх. И будем ползти дальше. Она усмехнулась про себя. «Что же, возможно, жена из меня вышла и не очень, зато вот вдова — хоть куда. И даже не пришлось учиться готовить». Фредерика нырнула в распахнутую дверь автомобиля и коротко приказала шоферу: — К Минцам.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.