Никто не выжил

Что такое истинная боль? Для каждого она своя: кто-то склонится над могилой умершего, кто-то заглянет в лицо живому. Кто-то плачет от того, что происходит с ним, а кто-то от того, что творится с другими. И каждый справляется с этим по-разному: кто-то попросту ломается, плачет, забивается в угол; кто-то дерётся, отбивается от врагов, а кто-то, подведя все итоги, выплёскивает на свет то, чем так долго болел, то, что перенесла его душа. Как, впрочем, и сейчас. Первое, что вспоминается — дождь, стекающий по щекам. Потом — то, что он смешивался со слезами. Осеннее небо, безразлично глядящее со своей вышины на маленькую испуганную девочку. Это не я. Но мы очень похожи. Часто, заглядывая в телефон и уныло пролистывая ленту новостей, вы видите то, о чём задумываетесь намного реже. Новости об убийствах, избиениях. А порой и о травле. О том, что снова в школе кого-то побили, о том, что очередной педагог не смог совладать с классом. И вы не задумываетесь. А надо задуматься. Многие могут сказать «Какой ужас» и «Что за дети пошли». Это могу сказать даже я. А много ли людей ставило себя на место тех, о ком пишут в новостях? Как себя чувствовали герои бесконечных историй о детской жестокости давным-давно? Когда весь мир против тебя? И когда не к кому обратиться? Вы не знаете. Если не перенесли этого, не знаете. А я знаю. И расскажу. Об этом не говорят. Не рассказывают и не жалуются. Потому что никто не поверит. Сказал один раз — этого хватит или для того, чтобы всё закончилось, или для того, чтобы понять, что ты один. Об этом не пишут в интернет, не жалуются, не говорят с психологами и учителями. Об этом молчат. Потому что стыдно признать. Потому что запоминают, что виноват ты сам. Потому что с другими такого нет. А с тобой есть. Значит, проблема в тебе. И эти дети не знают, за что с ними так. А причиной может стать что угодно: вес и рост, возраст и характер, национальность и семья. Всё что угодно. Но ведь никто не объяснит, за что. А ответ в воспалённое, загнанное сознание приходит сам собой: «За то, что я недостаточно хороший. Хуже других.» Люди ведь не понимают, что рядом с ними тоже человек. Этого не понимают и взрослые люди, что уж там говорить о детях. Мир большинства из нас — театр для одного актёра. А осознание того, что другие — тоже люди с огромным миром внутри, приходит не сразу. Оно может и вовсе не прийти. А это больно — когда смеются и показывают пальцами, когда обзывают, кидают бумажками, отбирают пенал или тетрадки. Кто-то скажет, мол, не бьют и ладно. Но дело не в физическом страдании. А в том, что ты один. В том, что привыкаешь к этому. К крикам и презрению, к кому в горле. К тому, что не к кому обратиться. И дальше ты идёшь по этой жизни в одиночку. Потому что нету смысла обращаться. Потому что клеймо «изгой» это то, что так просто не смыть. Потому что трудно сбросить это с себя. И никто не видит проблемы. Обидчикам просто весело, а когда смеются все против одного, не видно слёз. И родители с учителями тоже смеются «дети такие дружные». А заплакать при всех нельзя — это плохо, стыдно. И вроде большой —нельзя реветь. И плачешь один, в ванной или в комнате. Но опять-таки, один. Тем, кто пережил это, уже не страшно ничего. Но проблема-то и в том, что переживают немногие. И это всё равно останется навсегда — сколько бы ни было лет. Страх, замкнутость, ощущение небезопасности — это всё ещё надо проработать, скинуть с себя... И недоверие, обида, осознание того, что ты хуже — перечислять можно бесконечно, а времени очень мало. Его может вообще не быть. И самое ужасное — то, что когда произойдет что-то страшное, никто не поймёт, почему. Все будут перешёптываться, удивлённо хлопать глазами, охать... И никто не вспомнит о том, что люди, никто иные, как они, загнали человека в могилу. И будь рядом кто-то — всё было бы по-другому. Без слёз по ночам, шрамов на кисти... Наконец, можно было бы спасти, если бы кто-то знал. Но клеймо «изгой» — это навсегда. И если вдруг выйдет так, что не выдержал, сломался — будешь один до самой смерти. А те, кто выдержал... Будут ли мстить или забудут, пойдут ли к психологу или к психотерапевту — всё неважно. Просто таким людям не страшно ничего. Потому что они — выжившие там, где никто не выжил.