***
Черные как вороново крылышко кудри растрепались по плечам и падают на глаза, загораживая обзор. Мальчик вновь заправляет пряди за ухо, раздраженно ворча из-за того, что приходится отвлекаться из-за такой ерунды. Он уже целый час корпел над рисунком, то тщательно вычерчивая линии карандашом, периодически с остервенением стирая их ластиком, то отстраняясь, чтобы оценить свою работу, кусая зубами несчастный карандаш. Периодически он отрывал взгляд от листа бумаги, вглядывался в пустое пространство комнаты и улыбался, произнося обрывочные фразы, что походили на отрывки диалога. — Вот увидишь, ты прекрасно получишься, я уверен! — С энтузиазмом каждый раз повторял мальчишка, с еще большим запалом орудуя истерзанным карандашом. В коридоре раздался хлопок входной двери, однако ребенок будто на него не отреагировал, все стараясь довести рисунок до идеала. — Старскрим? — Мальчик наконец оборачивается и вскакивает с пола, бросаясь в объятия мужчины. Мегатрон устало вздохнул и потрепал его по голове. — Что это ты рисуешь? — Старскрим с гордостью продемонстрировал лист, с грубо, однако со всем возможным старанием начерченной детской рукой фигурой, похожей на тень, с длинными острыми рогами на голове. Ребенок увлеченно тараторит, описывая своего нового, явно вымышленного, друга, и Мегатрон устало потирает переносицу — тонкий пронзительный голосок резонирует в голове, что усугубляет измотанность после и так долгого и тяжелого дня. — …ну, так что ты думаешь, пап? Я думаю, вы поладите! Вы оба такие серьезные и у вас обоих есть рожки и- — Старскрим, тебе пора спать. — Мегатрон откладывает рисунок в сторону и берет ребенка на руки. Мальчик обиженно хмурится и в протесте раскидывая руки, видя, что взрослого не впечатлил его рассказ. — Пойдем, я прочитаю тебе сказку на ночь. — Опережает его возмущение Мегатрон. — Заманчивое предложение возымело свой эффект, и Старскрим запнулся, не успев сказать ни слова. Он посмотрел на рисунок, обиженно надул губки и тряхнул головой, но все же шагнул в объятья отца, позволяя взять себя на руки. Мальчик положил голову на плечо взрослого, все же чувствуя себя комфортно рядом с родным человеком, и его гнев постепенно улетучивался, хоть обида и осталась в виде неприятного осадка. Может, завтра папа будет в более хорошем расположении и выслушает его? Он увидел как окруженная яркими переливающимися символами тень выходит из угла комнаты, проводит когтистым пальцем по столу и, мягко улыбаясь и игриво прищуривая глаза, прижимает его к губам, смотря вслед уходящему из комнаты мужчине. Старскрим тоже улыбнулся. Возможно, ему и не стоит рассказывать.***
Старскрим на самом деле всегда ощущал себя одиноким. Даже в детстве — когда, казалось бы, все было несравненно лучше — даже тогда он был одинок. Он взглянул на случайно найденный среди небольшого количества личных вещей потрепанный и пожелтевший от времени лист бумаги, разве что не разваливающийся в руках, и горько усмехнулся, разглядывая рогатую размытую фигуру. Как же сильно исхитрился его детский мозг, пытаясь воссоздать этот образ, чтобы притвориться, что его отец был рядом. Отец… Старскрим дернулся и прерывисто вздохнул, уставившись на собственные ноги. Это было так… непривычно, так… неправильно? Даже в мыслях это слово звучало теперь как-то инородно. Не то, чтобы это теперь имело значение — времена, когда он пытался взывать к разуму Мегатрона давно прошли, как и времена, когда его детскую наивность и его возражения еще прощались. Он поморщился от боли и раздраженно потер еще ноющую от удара челюсть. Это стало давно привычной рутиной, как постоянно ноющие от переработок конечности и спина, как мешки под глазами от недосыпа, как постоянные ранения на теле. Это уже абсолютно ничего не трогало в душе молодого воина. Он привык к тому, что его жизнь постоянно висит на волоске, что каждый раз Верховный Главнокомандующий свалит на него всю работу, всю ответственность, весь свой гнев. Но принять ту мысль, что он всегда будет недостаточно хорош — он до сих пор не может. Старскрим отвлекается от наиувлекательнейшего занятия по разглядыванию своей обуви, выныривая из неприятных, садянящих душу мыслей. Он брезгливо комкает лист, раздражаясь от того, что вновь позволил себе поддаться слабости.***
Старскрим был очень рад тому, что у него теперь есть миникон, однако он не мог не тревожиться. С самого образования связи со Свиндлом он чувствовал чье-то присутствие, чувствовал нечто знакомое. Было ли это нормально? Он не знал, ему не у кого было спросить, у десептиконов и так было много поводов шептаться за его спиной, не хватало еще того, что его сочтут совсем уж идиотом, что не имеет понятия как обращаться с миниконом. А ведь он и так получил его позже всех из-за неясной прихоти Мегатрона. Он стиснул зубы в немом приступе ярости, чувствуя дикое раздражение от ходящего туда-сюда Свиндла, что сбивал своим мельтешением ход его мыслей. Каблуки его обуви мерно цокали по полу каюты, словно капающая с потолка вода, словно насмешливое хихиканье Циклонуса, словно постукивание когтистого пальца по столу, эхом отдающее в черепной коробке. — ПРЕКРАТИ! — Крикнул он мгновенно вздрогнувшему миникону. Свиндл застыл в недоумении и испуганно попятился. Старскрим тяжело дышал, по спине поползли мурашки. Он почувствовал желание выпить какой-нибудь кислоты, сгорая от стыда перед новым напарником и чувствуя лишь отвращение к себе. Идиот-идиот-идиот-идиот-идиот, что ты натворил? Он зарылся руками в волосы, стыдливо пряча лицо. К чему это было? Зачем? Почему именно последняя ассоциация вызвала у него такую реакцию? Как он вообще мог сорваться на своего потенциального союзника из-за такого ничтожного пустяка? Может он действительно так некомпетентен, как говорит Мегатрон? Свиндл беспокойно обнимает его маленькими ручками и что-то сигнализирует на своем причудливом языке. Старскрим не понимает, но грустно усмехается, отрывая руки от лица и обнимая миникона в ответ.***
«Чего ты хочешь, Мой мальчик? Хочешь, Мы дадим тебе славу, богатства, власть? Хочешь, дам тебе признание, уважение, силы? Хочешь Мы сделаем тебя почитаемым, желанным и любимым? Хочешь, Мы дадим тебе внимание и заботу? Чего-ты-хочешь, Мой мальчик, только скажи…» Сладкая патока заполняет его сны — он чувствует себя в ловушке, в паутине, по сосудам медленно разливается какое-то успокоительное, а все тело становится ватным. Так тяжело. Мысли такие тяжелые. Кто-то зовет его, мягко, но настойчиво. Этот кто-то не приемлет возражений, не примет отказа. Старскрим знает, почему-то он знает, что если он пойдет на голос, то он и дальше сможет видеть этот сладкий, умиротворяющий сон. Он просыпается, вновь откидывая прочь лишние мысли и стараясь игнорировать появляющиеся периодически на перифирии пурпурные глифы. Свиндл обеспокоенно поднимает голову на внезапно вскочившего с кровати напарника, только недавно бывшего на грани смерти после роковой дуэли, и протестующе машет руками, стараясь передать насколько он взволнован состоянием своего компаньона. Старскрим треплет его по голове и устало улыбается. Ничего необычного, просто стресс. Он морщится от множества синяков и гематом под бинтами — благодарность за последнюю миссию и последствия его глупого вызова, брошенного Мегатрону. В ушах до сих пор звенит из-за мощных взрывов на поле боя, голова гудит — вероятно сотрясение — не удивительно, что зрение тоже его подводит. Это был первый раз, когда ему было дозволено выспаться за долгие две недели, и Старскрим с сожалением покачал головой, что он не мог на самом деле остаться в царстве снов еще хотя бы на пару часиков. Он тянется к тумбочке и достает обезболивающее — в конце концов он должен предстать перед этой собачьей сворой в лучшем виде не смотря ни на что, как и всегда.***
Старскрим не мог в это поверить. Это просто не могло быть правдой. Нет-нет-нет, это какая-то глупая шутка. Мегатрон бросил его. Бросил одного на поле битвы, одного среди всей команды автоботов. Он потерянно оглядывался, всматривался вдаль, в небо, переводил пустой взгляд с одного противника на другого и не мог поверить в реальность происходящего. Автоботы засуетились, получив сообщение с базы, и быстро поспешили вернуться туда, но Старскрим даже не заметил, что остался на поляне один, не заметил сочувственного взгляда замешкавшегося Оптимуса. Весь мир будто поставили на паузу. Дождь стекал за воротник куртки, дождь стекал по его лицу, дождь превращал землю на которой он стоял в непонятное месиво. Дождь. Размеренный, холодный, безразличный, бездушный… Дождь был повсюду, не было видно ни просвета на раскинувшемся своде хмурых небес. Старскрим запрокинул голову, чувствуя, как по щекам ползут горячие соленые капли. Он закричал. Он знал, что его не услышат, не было никого, кто мог бы его услышать. Никогда не было. Хаотичные шепотки заполонили и так переполненное мыслей сознание. «А как же Мы, Мы же рядом, ты же не хочешь сказать, что ты Нас не замечаешь? Ты же не хочешь сказать, что Мы не имеем значения? Мы так много тебе предлагали, так много готовы тебе дать, как-ты-можешь так плохо о нас думать?» Старскрим упал на колени, схватившись свободной рукой за голову и закричал от режущей боли, от агрессивных, громких мыслей. Звездный меч издал мягкий гул, заставляя летуна обратить на них внимание. Старскрим слушал маленьких созданий, стараясь восстановить дыхание. — Да… да, вы… вы правы… мне стоит… вернуться и спросить… его. — Он слабо улыбнулся и, пошатываясь, встал, направляясь на базу.***
Он чувствовал, что тонет, будто абсолютно темное нечто, не пропускающее ни лучика света, затягивает его все глубже и глубже. Неясные голоса звучали все громче, то заискивая, то обвиняя, то угрожая, из бездны вырисовывалась рогатая фигура, тянущая к нем свои лапищи. А он ничего не мог сделать. Ни сопротивляться, ни убежать — тело словно сковало невидимыми цепями. Он видел что когти сущности вот-вот коснутся его тела, вопьются в плоть и разорвут, уничтожат его хрупкое тельце, обрывая его жизнь… Старскрим с криком проснулся, подскакивая в кровати. Он тяжело дышал, по лицу струился пот. Он обхватил себя руками, покачиваясь из стороны в сторону в попытке успокоится, не чувствуя, что ногти впиваются в кожу, как по плечам стекает теплая вязкая жидкость. Миниконы рядом, почувствовав эмоции своего напарника тоже занервничали. Старскрим встал и заботливо поправил одеяло и погладил по волосам мелких, перед тем, как покинуть комнату. Незачем пугать их и мешать еще и им спать. Он бесцельно бродил по базе, все никак не в состоянии отойти от кошмара, и тот факт, что он сейчас был по сути в совершенно незнакомом месте, мягко говоря, не помогал. Он добрался до выхода на улицу и поднялся наверх. Со скалы открывался потрясающий вид на мили вперед. Над головой светили россыпи звезд, таких прекрасных и далеких, таких манящих… а посреди всего этого великолепия сияла луна, на темной стороне которой… Старскрим поежился от нахлынувших воспоминаний и внезапного порыва ветра. Стоило наверное захватить куртку. - Не помешаю? - Старскрим резко обернулся на голос, подсознательно готовый напасть он принял боевую стойку. Позади стоял Оптимус с пледом в руках, который он протягивал оппоненту. - Я подумал, что раз уж мы оба не спим, могу ли я присоединиться? - В его голосе скользнуло секундное замешательство, и Старскрим захотел ударить то ли себя за такое явное проявление своей паранойи, то ли Прайма за то, что он так бесшумно подкрался. Он протянул руку, чтобы забрать мягкую ткань из рук автобота, подметив, что тот обеспокоенно бросил взгляд на до сих пор кровоточащие раны на плечах. Старскрим хотел истерически рассмеяться от таких проявлений заботы, но сдержался. Они молчали и смотрели на луну. И пусть они молчали, они каждый из них точно знал, о чем думал второй.