Горький, как водка со льдом

На дне Бездны туман был похож на густое молоко, непроглядная белая-белая муть, но чем ближе к границе — тем больше он светлел и редел, превращаясь в полупрозрачную дымку-вуаль, ничего уже не скрывавшую, и в окна пока безымянного бара у самого перекрёстка миров сегодня светила настоящая человеческая луна. Круглая, яркая, серебристая — почти как тогда. Стивен прищурился. — Что, вспоминаешь? — понимающе хмыкнул Ри, оторвавшись от придирчивого изучения своего коктейля. — Текилу здесь разбавляют. Сволочи. — Если ты оторвёшь бармену голову, — лениво проговорил Стивен, не открывая глаз, — встреча будет испорчена, а у него всё равно новая отрастёт через пять минут. — Зануда, — бросил Ри. — Не знаю, почему тебя наш Король любит. — Он облизнул уголки рта и мечтательно прошептал: — Конечно, отрастёт, но ты только представь, как красиво кровь брызнет… — Король любит меня за то, что я справляюсь со своей работой, — Стивен открыл глаза. — Если я оторву голову тебе, кровь брызнет ещё красивее, но встреча тоже будет испорчена. — Я же говорю: зануда, — ни капли не обиделся Ри и, брезгливо скривившись, отпил из стакана. — Давай не будем никому ничего отрывать. Зря, что ли, я по всей Бездне искал самое злачное и набитое народом место, где всем будет насрать на то, кто именно платит за выпивку и о чём говорит? Он был прав: этот бар, даже когда он наконец-то обзаведётся вывеской, ни за что не станет похож на одно из тех благородных и ярко освещённых заведений «для своих», с историей в несколько сотен лет и владелицей из скучающих аристократок Кровавого Рода. Здесь было темно, грязно, шумно, душно от смешанных запахов дешёвого алкоголя, десятков тел, ношеной одежды, феромонов, рвоты, крови и лимфы, содержимого сомнительных ящиков, которые многие посетители проносили, пригнувшись в дверях, воровато оглядываясь, и торопливо задвигали под выбранный столик. Никто не обращал внимания, кто и что берёт с собой, приходя и уходя. Никто не слушал, о чём говорят за соседним столиком, а грохочущая из динамиков под потолком музыка превращала разговоры в вавилонскую мешанину из обрывочных фраз и слов на разных языках. Никто не заглядывал в рот незнакомцу: какой формы у него зубы? Подходящие ли? Не подозрительные ли?.. Никто не вмешивался в споры и драки, возникающие тут и там: трупы, если те случались, оттаскивали через дверь на кухню, а пятна на полу — быстро затирали и присыпали песком и золой. И, конечно же, ни Стивен, ни Ри не ждали, что в какое-то мгновение долгой ночи хозяйка в вечернем платье сама выйдет поговорить с гостями под мелодии вальсов или послевоенного ретро — смотря что было модным во времена её юности. Впрочем, глянул в свой стакан Стивен, «Чахоточную деву», как ни удивительно, бармен испортить не смог: водка со льдом, и в каждом кристально-прозрачном кубике — капля крови, по изначальному рецепту девятнадцатого века — смертельно больной девственницы лет пятнадцати-шестнадцати. По мнению Стивена, идеально символичная вещь: лёд всегда оставался на дне бокала и медленно таял, окрашиваясь в багровый, — вдыхай аромат, смотри, но не трогай. А реальная горечь водки компенсировалась воображаемой сладостью девичьей крови. — В городе объявились охотники за клыками, — без перехода сказал Ри, допив коктейль и жестом показав — «повторите». «И?» — приподнял бровь Стивен. То, как Ри совершенно по-человечески обожал всякую дрянь, от плохого алкоголя до кофе навынос и фруктовой жвачки, иногда даже умиляло. Почти заставляло расслабиться. — Один из них — Клаус фон Райнхерц, ты о нём слышал, должно быть. — Если бы мне нужно было просто его убрать, Король не затеял бы эту встречу, — сказал Стивен, и это не было вопросом. — Нет, конечно! — взмахнул руками Ри, похоже, возмущённый до глубины души. — Говорят, он затевает что-то вроде… — он пощёлкал пальцами, — организации? Да, пожалуй, организацию. Присмотрись к нему. — Он вдруг улыбнулся, и так, что сразу отпадали вопросы, почему Король приблизил к себе именно этого белобрысого мальчишку. — Какой он человек, что может, на что способен. Подружись. Ты же умеешь. «Зачем?» — этот вопрос удалось поймать уже на кончике языка — прикусив его до хруста и мерзкого привкуса во рту: соль, железо, пепел и тлен. — У нашего Короля на него планы, — деловито объяснил Ри, тонко вырезанные ноздри у него едва заметно шевельнулись, улавливая запах. — Грандиозные, наверное. Поэтому тебя и выбрали — ты подходишь, — с него стремительно облетала шелуха напускного легкомыслия и кажущейся человечности, и алчная голодная и дикая бездна теперь смотрела на Стивена его глазами. — Нет верующего истовей, чем новообращённый, правда ведь? Побудь охотником за клыками, снова, тебе же не придётся учиться — всего лишь вспомнить. — Они сразу поймут, — отрывисто проговорил Стивен и усилием воли заставил себя разжать пальцы с заострившимися когтями до того, как они царапнули толстое стекло стакана. Получился хороший такой жест — будто задумчивое поглаживание. — Ты слишком высоко оцениваешь талантливость охотников за клыками и недооцениваешь — нашу, — Ри опять улыбнулся. — Тебе обеспечат лучшую магическую поддержку и защиту, лучшие амулеты для маскировки и имитации, доступ к нужным досье, проработку легенды, документы — всё. — Он вдруг нахмурился: — Или нашему Королю стоит выбрать кого-то другого? — Нет. Королю не отказывают — это все его дети знают. — Вот и договорились, — Ри цапнул с подноса принесённый коктейль, поболтал, посмотрел на просвет. — Магов завтра пришлю, инструкции выдам позже, как с чарами разберутся. А к старому имени тебе и привыкать не нужно… Стивен. Да не смотри ты так, я же просто проверил! Стивен криво усмехнулся: отличная шутка, Ри. «Спасибо за доверие». Когда Ри допил свой коктейль и ушёл, Стивен прикрыл глаза и всё-таки раздавил стакан, почти с наслаждением ощущая, что в немёртвую плоть врезается, впивается ломаное стекло, перемешанное со льдом, а потом перевернул руку ладонью вверх, разглядывая, как восстанавливаются нервы, соединяются сосуды, срастаются сухожилия и мышцы. Как бессмертное тело отторгает, само выталкивая из раны, чужеродные для него частицы: лёд и стекло. Прозрачная крошка осыпалась с чуть слышным звоном, и лёд таял, едва коснувшись грязной поверхности стола. Стекло — не таяло. Наверное, запоздало подумал Стивен, стоило в ответ на шутку одним коротким движением вырвать Ри гортань, раз уж тому так хотелось чьей-то крови в этот вечер; его подобное досадное повреждение не убило бы, конечно, но заставило бы в будущем шутить слегка осторожнее. Ри не был дураком. И Ри был безусловно прав: к старому имени привыкать и вправду не пришлось, он всегда звал самого себя Стивеном, какое бы имя ни присвоили ему после обращения; Стивен Аллан Старфейс — вот кто он есть, на любой стороне, в любом обличии. Кем бы ни довелось притворяться. Перед знакомством с Клаусом фон Райнхерцем (очным знакомством, заочно он уже изучил всю доступную о нём информацию, выучил наизусть, особо отметил в памяти самые важные моменты) Стивен долго стоял перед зеркалом в ванной своего нового дома, изучая начарованное отражение: оттенок глаз, шрам на щеке, намечающиеся морщинки между бровей, еле заметные складки у рта, выступающие из-под воротничка рубашки красные линии татуировки. Безупречный морок, в точности копирующий вытащенные из архивов фотографии — с небольшой поправкой на возраст и события вымышленного периода его биографии, который заменил лакуну после той, последней в жизни, лунной ночи в саванне. Сколько лет прошло с тех пор? Три? Пять? Ему казалось — целая вечность. Стивен впервые подумал о том, сколько таких вечностей ждёт его впереди. День встречи с Клаусом фон Райнхерцем он назначил сам. В Новом Иерусалиме было раннее утро, и солнце плыло в тумане бледно-золотистым пятном над самым горизонтом — мягкий рассеянный свет, прохладный воздух, запахи влажного асфальта и бетона, кофе, сэндвичей, умирающих листьев и раздавленной молодой травы. Да, в человеческом мире пахло… интересно, Стивен уже успел забыть, на что он похож, если появляться здесь не ради охоты. Он пришёл на встречу первым, раньше времени, заказал себе ланч, попросил газету, перебросился с официантом несколькими фразами о погоде и последних новостях, нарочно пару раз широко улыбнулся, отлавливая реакции парня на себя и своё поведение. Морок действительно хорошо держался. «Думаешь, почему выбрали тебя? Никто больше не стоит таких усилий, — признался Ри, когда маги уже были готовы накладывать чары. — Не подведи нас, Стивен. Не подведи нашего Короля». Рыжий клыкастый здоровяк оказался до неприличия пунктуален, невозможно огромен и отвратительно вежлив. — Клаус фон Райнхерц, — сказал он, протягивая Стивену руку ладонью вверх. — Рад встрече. — Стивен Старфейс. Приятно познакомиться, — максимально искренне ответил Стивен, ювелирно рассчитывая силу рукопожатия. «Ты станешь уязвим почти по-человечески, — объяснял Ри, оглядывая густо усыпанный символами магический круг. — Нет, убить тебя по-прежнему невероятно сложно, но ты начнёшь испытывать боль. Если ударить — появится ссадина. Если ранить — потечёт кровь. Если надавить на кость… думаю, логика тебе ясна. В общем, ничего нового, если вспомнишь. И восстанавливаться ты теперь будешь только немного быстрее людей. Видишь ли, мы не можем рисковать твоим разоблачением из-за регенерации». «И что у меня останется?» — скептически поинтересовался Стивен, раздетый догола — для лучшего контакта с чарами. «Всё остальное, — Ри моргнул, не отводя от него взгляда: сейчас ничто в нём не напоминало беззаботного юношу, с которым Стивен пил в баре буквально позавчера. — Помни, что за тобой могут следить». Клаус фон Райнхерц на самом деле затевал кое-что. Он назвал это — Либра; инструмент равновесия в утратившем равновесие мире — и он верил, что подобное ему по силам. Стивен внимательно выслушал его предложение. Задал все положенные вопросы. Рассказал о себе — за легенду он не беспокоился, в ней было достаточно правды, чтобы обмануть самого придирчивого детектива. Да, охотник за клыками из Европы (истина — он охотник, хоть и бывший). Да, выжил один из всего отряда (не выжил, но те, кто мог это опровергнуть, давно уже сгнили в африканской земле, а кости не выдают таких тайн). Да, инсценировал свою смерть, чтобы уберечь семью, близких и друзей (свидетельство о смерти было настоящим). Да, до него дошли кое-какие слухи (никто ничего точно не знал, даже Ри). Да, его заинтересовало, ему нравится идея и он готов присоединиться (ему нужно присоединиться). Да, его дар требует немалого расхода крови (в общем-то, ложь, но надо же ему как-то питаться, охота на время работы под прикрытием запрещена). Да, поможет всем, чем только получится помочь (ему разрешено всё, что потребует от него выполнение задания: если понадобится для дела убивать своих сородичей — он обязан убивать своих сородичей). — Добро пожаловать в Либру, Стивен, — проговорил Клаус в конце их беседы и снова протянул руку — сразу скрепить договорённость. И устрашающе улыбнулся. Надо будет сказать ему, чтобы больше никогда так не делал, подумал Стивен, не дрогнув ни одним мускулом. Люди же шарахаются, наверное. — Ну, что скажешь? — Ри надвинул на глаза козырёк бейсболки и ещё натянул капюшон толстовки, чтобы снежно-белая кожа не бросалась в глаза прохожим: стоило быть осторожным, потому что в Новом Иерусалиме все точно знали, кого обозначает этот неповторимый оттенок лица с точёными чертами. Стивен со своим мороком мог не волноваться хотя бы об этом. Ри отпил кофе, купленный в киоске на углу, прищёлкнул языком. — Так что он за человек, этот Клаус фон Райнхерц? — Таких не бывает, — скривил губы Стивен. — Вот что он за человек. Ри поперхнулся и не переспросил. Кажется, он понял. И больше не докучал расспросами. Да и вообще не докучал: напоследок обронил полусовет-полуприказ осваиваться в Либре побыстрее, но не слишком быстро (не иначе передал напрямую слова Короля) и исчез из поля зрения Стивена, буквально, потому эта их встреча была последней. «О немилосердные Древние, ты же не вульгарный шпион, Стивен! — закатил глаза Ри в ответ на вполне резонный вопрос. — Какая передача информации? Про подрывную деятельность ещё вспомни. Тебе же сказали: познакомься, стань другом, будь рядом. Зачем — тебе знать не обязательно. Присматривай, понятно? Остальное не твоя забота. Шпионов у нашего Короля хватает, а ты специалист». Изредка Стивену приходилось отвечать на переданные через своих вопросы, которые никогда не касались того, что он делал в настоящий момент, но и только. И вышло как-то так, что он оказался предоставлен самому себе — тоже впервые за очень долгое время. Совсем один — и не одинок, потому что летели дни и ночи, и Либра становилась всё занятнее: отчасти из-за потрясающих воображение планов и перспектив Клауса фон Райнхерца, отчасти из-за того, как усердно Стивену приходилось притворяться человеком, пока организация росла. Двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю, триста шестьдесят пять — в году. Со всеми и с каждым. Пить чай с Клаусом по утрам и энергетики с кофе — во время бесконечных бдений за расследованиями, обработкой документации, выстраиванием рабочих схем. Заслужить уважение Гилберта Ф. Альтштайна. Наводить ужас на Заппа Ренфро. Держать под присмотром Патрика и Нейку. Стать мечтой номер один для Чейн Сумераги, с которой Ри советовал ему вести себя особенно осторожно: у оборотней-невидимок чутьё намного лучше людского, и никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, что Чейн нет рядом, что Чейн — не наблюдает. Вызывать постоянное раздражение у Кей-Кей скрытностью, манипуляциями и ложью — абсолютно по-человечески, чтобы ей и в голову не пришло обращать внимание на что-то… не совсем человеческое, чтобы ей и в голову не пришло вспоминать, что он сказал ей не то в мороке алкогольного опьянения, не то в приступе чёрного отчаяния, когда был ещё человеком. Искать надёжных людей для Либры. Быть охотником за клыками, когда приходится. В первую очередь — чтобы защитить Клауса фон Райнхерца. «Он не должен умереть, — отдельно и чётко проговорил Ри ещё в самом начале. — И ни один из наших, включая тебя, не смеет его касаться как добычи, потому что его плоть, кровь и душа принадлежат нашему Королю». Ясно-понятно, кивнул Стивен. Смотри, но не трогай. Как вскоре выяснилось, пообещать было проще, чем сделать. Не то чтобы Стивену не хватало охоты… он и раньше не испытывал и не разделял распространённого среди представителей Кровавого Рода азарта типа «заиграй еду не до смерти»: кошкины лапки, мышкины слёзки, вот это всё. Пища — она и есть пища, способ продлить своё существование, не больше. Но теперь он постоянно находился среди людей, среди волн живого тепла и дыхания, среди запахов, которые становятся вкусами на кончике языка, если вдыхать их слишком долго, среди ощущений от повседневных, совершенно ничего не значащих прикосновений вроде — пожать руку при встрече или знакомстве, задеть пальцы, передавая что-то другому, коснуться плечом во время беседы или бедром во время поездки в машине, в спешке столкнуться в дверях, вытащить на спине после стычки, где всё-таки не удалось договориться и решить дело миром. В какой-то момент Стивен сдался и позволил себе украдкой рассматривать окружающих его людей, прослеживая взглядом линии вен и капилляров с током крови, — этакая тренировка силы воли и стояние у витрины кондитерской одновременно. И как-то так получилось, что чаще всего он смотрел на Клауса фон Райнхерца, а у Клауса фон Райнхерца, как у всех рыжих, оказалась светлая кожа, под которой эти линии проступали настолько отчётливо и соблазнительно, что на пятый день подобных упражнений Стивен уже не мог точно сказать, чего он больше хочет: впиться ему в шею клыками — или поцелуем? Конечно, ничем хорошим это не могло закончиться. Да и не закончилось. Клаус подошёл сразу после утреннего брифинга по городским мафиозным кланам, которые появлялись и росли как грибы после дождя. Ядерные грибы, судя по размерам и токсичности. — Стивен… — сказал Клаус. — Я хотел бы с тобой поговорить. Среагировал Стивен совершенно позорно-торопливым: — Да? Внутри всё заледенело и смёрзлось в тяжёлый, как ртуть, комок. Неужели он прокололся, как последний идиот, на плотоядных взглядах? Король его убьёт, понял Стивен, и не снимая чар — сначала размажет по стенке, а потом обратит в прах и предаст забвению. А Клаус густо покраснел и проговорил: — Прошу прощения, но я заметил, как ты смотришь, и решил, что мы должны это обсудить. Я… я гетеросексуал. И Стивен едва не расхохотался в голос то ли в истерике, то ли от облегчения — так вот что подумал этот невозможный человек! Вопиющая наивность для охотника за клыками, даже побывавшего в плену, но, видимо, до сих пор не научившегося отличать вампирское вожделение от вампирского же голода. Хотя, наверное, не такая уж и ошибка у него вышла. Хотя, наверное, большой глупый Клаус фон Райнхерц не поверил бы ни во что плохое о Стивене, даже если бы Стивен прямо сейчас, взявшись за рёбра обеими руками, разломил ему грудную клетку, вытащил его большое глупое сердце и сожрал у него на глазах, капая кровью на пол. Видимо, лицо у него всё-таки заметно перекосило, потому что Клаус побледнел, посерьёзнел и виновато добавил: — Мне жаль, Стивен. И я пойму, если мы не сможем после этого быть друзьями, как раньше. — Ничего страшного, — Стивен помахал рукой. — Забудь. Посидим сегодня в баре? Хочу обсудить одну идею, насчёт полиции. Есть там приметный человек… Водка со льдом без крови горчила неимоверно, будто Стивен пил отвар полыни, но Клаус слушал его рассуждения внимательно и сразу же согласился, и в этом тоже была сладость — какая-то иная, почти знакомая сладость. Доверие. Настоящее. Чёрт возьми, стонал про себя Стивен, почему? За что?.. «А то ты не знаешь, за что, — сказал бы Ри, прижмурившись. — Давай плати». Всего через несколько дней в подземке им пришлось отбиваться сразу от двух упыриц, стоя спиной к спине: многие из Кровавого Рода страдали пристрастием к метро — или наслаждались. Со своей противницей Стивен расправился довольно быстро, пользуясь полумраком и тем, что Клаусу не видно, что он делает. Но стоило ему выдохнуть — ещё даже не облегчённо, как Клаус коротко и болезненно застонал, и Стивен резко развернулся. Успел толкнуть его из-под второго удара. Не успел уйти из-под удара сам: шипастые отростки тёмной материи зацепили подбородок, скользнули ниже, раздирая ткань и кожу. Горло удалось уберечь, но рёбра всё-таки не выдержали и хрустнули, Стивен взвыл, буквально на мгновение потерял равновесие — и внезапно увидел над собой неровный потолок станции. Он заскрёб пальцами по бетону, силясь подняться, но скованное, ограниченное сотней заклятий бессмертное тело совершенно по-человечески отказывалось повиноваться. «Да будьте вы все прокляты!» В резко наступившей тишине чьи-то шаги по платформе отдавались гулким звуком где-то наверху. Упырица пронзительно завизжала — и подавилась визгом почти мгновенно, заскулила, тоже зацарапала бетон — когтями, с душераздирающим скрежетом. — Клаус! — заорал над ним знакомый голос. — Клаус!!! Только этого ему ещё не хватало: если в подземку спустился сам Блиц Т. Абрамс, надо уносить ноги, пока есть что уносить; впрочем, Стивен уже не был уверен, что прямо сейчас у него ноги целы и невредимы вообще. — Не лежи здесь — простудишься, — Абрамс, наклонившись, сгрёб его за воротник и рывком закинул себе на плечо. От дикой боли в глазах потемнело, Стивен лязгнул челюстями и едва не захлебнулся собственной кровью — то ли из прокушенного языка, то ли из пробитых лёгких. А вокруг одуряюще пахло — и тоже кровью, той, которую Стивен ещё совсем недавно жаждал попробовать, только в мыслях, сквозь выворачивающую наизнанку боль, сейчас билось лишь одно: как там Клаус? Жив ли Клаус? Выживет ли он?.. Он захрипел, пытаясь оформить бессвязное в самый простой вопрос, но так и не сумел. И когда вверху что-то затрещало, обломки посыпались на платформу и пришла окончательная, последняя темнота, Стивен подумал: хорошо бы только для него. Это было бы лучшим выходом. Но чёрное сменилось белым, и через какое-то время Стивен осознал, что белое — это потолок больничной палаты. Невозможно далёкий, но вполне реальный. Потом, постепенно, прояснилось и остальное: сдвинутая ширма, светлые стены, окно на восток, туман. В тумане всходило солнце. Он с трудом повернул голову, на звук, который его слух уловил в первую очередь: сердцебиение. То самое сердцебиение, ни с чьим не спутал бы: он же всё-таки из Кровавого Рода. На соседней койке сидел и смотрел на него забинтованный по самую шею Клаус фон Райнхерц — бледный и явно ослабевший, но вполне живой. — Как ты, Стивен? — спросил он, приподнявшись. — Позвать врача? — Жить буду, — хрипло признался Стивен и попробовал пошевелить руками и ногами. Руки подчинились почти сразу, но это отозвалось такой болью в груди, что он согласился: — Позови. Хотя подожди. — Он прикрыл глаза, собрался с мыслями и спросил о чертовски важном: — Ноги у меня на месте? — На месте, — прозвучало в ответ с такой теплотой и нежностью, что пришлось сжать веки плотнее, чтобы себя не выдать. Клаус, перед тем как выйти, подошёл и осторожно коснулся его плеча: — Ты спас мне жизнь, Стивен. Спасибо. И Стивен улыбнулся ему — наверное, впервые от чистого сердца, потому что захотел, а не потому что улыбнуться должен был тот, кем он уже несколько месяцев притворялся. Шрама на подбородке у него не осталось. — Повезло тебе, Скарфейс, — зловеще прищурилась Кей-Кей, когда увидела его в штабе после выписки. — Как на вампире всё заживает. Стивен отбился-отшутился глупостью вроде «а почему не как на собаке», даже не похолодев внутри: он ощутил мимолётный взгляд Клауса, в котором не было ни малейшего подозрения. Клаус ему верил. Что теперь будешь делать?.. Оставалось только смириться. Так они и жили — до того самого дня, когда мальчишка, которого Клаус притащил в штаб в первый раз, посмотрел прямо на Стивена своими удивительными проклятыми глазищами, хлопнул ресницами и вдруг тихо сказал: — Ой. Какая интересная у вас аура — будто алые крылья.