путь домой

      Это было отвратительной идеей. С самого начала все понимали, чем окончится корпоратив в честь удачного показа очередного фильма. И Лола понимала, конечно же, но кто сможет переубедить ее не идти туда, где главная звезда — именно она? И уж конечно Лола представляла, что выпьет бокала три шампанского в честь своего безукоризненного превосходства над остальными; как три бокала превратились в две бутылки, увы, уследить не смогла. Впрочем, кто заметит эту ее минутную слабость? Людям плевать, люди пьют вино и танцуют на столах. Ах, точно, вино! Было бы замечательно прихватить его на дорожку.       Еще более отвратительной идеей было надеть на алкогольную вечеринку туфли на высоких шпильках. Хотя, в конце концов, не в кроссовках же ей идти? Шпильки украшают ее, в шпильках она красива — а Лола хочет быть максимально красивой, когда смотрит в зеркало. Жаль только, что на улице зеркал нет, и в пьяном виде на каблуках не походишь. Снять их, что ли?..       Больше всего Белль ненавидела такие ночи. На звонки Лола не отвечает, сообщения игнорирует, а дома ее нет. Не было бы дела, да вот краем уха услышала про корпоратив. Конечно, ее подруга не упустит шанса показать, кто лучший, а про ее любовь выпить и говорить не стоит. Каждый раз встречать Лолу было отвратительно — идет больной кошкой, но смотрит с таким плохо скрываемым презрением, что хочется отвернуться и от души проматериться. Вот и сейчас все повторяется по новой. — Дорогая моя, неужели встретить пришла? Премного благодарна.       Молчать. Ничего не говорить, заткнуть пасть, как будто все еще привязана к стулу в жарком подвале кабака и терпишь ноющую боль там, где раньше были ногти. Тело Белль выдержит многое, а вот нервы при виде такой подруги грозятся сдать. — Пошли. И туфли сними, босиком проще, — коротко, максимально безэмоционально — самое то.       Лола на удивление спокойно спустилась со ступеней здания, сняла туфли и протянула Белль. Рукой привычно потянулась через плечо подруги, устроилась поудобнее и поковыляла рядом. — Белль, милая, а помнишь, как я подожгла твою машину? Уморительно было, шутка великолепная.       Говорит это, а сама глазами по сторонам водит, будто режет. Глянула на фонарь и тихо чему-то усмехнулась. Конечно, Белль помнит. И дикое пламя, охватившее дорогой сердцу внедорожник, и пустой одурманенный взгляд Лолы. Бутылка в руке, слезы где-то совсем близко, так и не показавшиеся, потому что сильные женщины не плачут. В тот день Белль собиралась переехать в другой город. Вещи сгорели вместе с машиной.

***

      Магазины вокруг уже закрылись, и только маленькие круглосуточные киоски светили открытыми дверями. Шумели с центральной дороги машины, а сзади отдаленно доносился гогот опьяневших гостей корпоратива. Фонарь далеко впереди мигал, и редкие прохожие старались проходить затемненную часть дороги как можно быстрее, чуть ли не бегом. Каково, интересно, бояться темноты? — Я тогда сорвала большой куш. А ведь совсем не ожидала, думала, проиграюсь в пух и прах!       Лола была в банде золотой руки, можно сказать, вторым главарем. И если абсолютно все, кто хоть раз слышал о банде, боялись Белль, то сама Белль боялась Лолу. Она рисковала деньгами, жизнью — ставила на кон все и всегда побеждала. Именно Лола вытащила ее тогда из заварушки в кабаке. Наспех перебинтовала пальцы без ногтей, глянула насмешливо, сказала какую-то колкость и потащила так, как сейчас придерживает ее Белль. Операцию по спасению так и назвала — "Большой куш"; никогда не заморачивалась с названиями.       Что-то изменилось с тех пор, а что — Белль не понимала. Не так страшно стало проворачивать грабежи, ведь в перестрелке точно будет кто-то, кто спиной к спине прижмется и защитит от всего, что есть в мире плохого. От всего, кроме себя. Лола въедается, под самую кожу пускает пальцы, и не денешься никуда от ее презрительно-услужливой улыбки, от кромки острых зубов и такого же острого взгляда. "Опасно", — заливается криками мозг, но Белль тушит о глупые мысли воображаемую сигару и нагло улыбается подруге, протягивая руку в ответ.       Тридцать семь фонарей насчитала. Дом Лолы уже скоро будет виден на горизонте, осталось лишь свернуть и обойти пару многоэтажек. Ее подруга хочет жить в роскоши, и кто ей в этом откажет? В квартире девушки много зеркал и целая барная стойка — иногда кажется, что это все, что ей нужно. А за панорамными окнами город в огнях и маленькие люди — конечно, Лола возвышается над остальными даже так. Всегда она ставила между собой и людьми эту стену, но стояла не за стеной, а на ее вершине. — Вижу-вижу, вон и гнездышко мое виднеется. Ах, приду домой — откупорю еще бутылочку чего-нибудь. Белль, солнце мое, не составишь компанию?       Главным отличием Лолы из банды золотой руки от нынешней — прошлая Лола не переносила алкоголь. Терпеть не могла празднества, которые устраивала подруга, чтобы подбодрить соратников. Начинала истерично возмущаться, стоило Белль взять в руки граненый стакан с виски. Хлесткой пощечиной заставляла покинуть веселящихся товарищей и пропускала мимо ушей крепкие ругательства, которые Голденхенд выплевывала ей в лицо. Строила из себя ненормальную, а в пылу битвы вновь и вновь выдергивала из клещей смерти и смотрела-смотрела-смотрела.

***

      Сидя за столом в квартире на самом последнем этаже небоскреба и наблюдая, как Лола сначала достает бутылку чего-то дорогого — им обеим плевать, чего именно, — а затем разливает алкоголь по бокалам, Белль не думала ни о чем. Ни о брошенной на полу сумке, ни о собственном доме, ни о том, выключила ли утюг, уходя встречать подругу. Что-то из прошлого чувствовалось в атмосфере, и хотелось за это ухватиться, да не получалось. — Белль, — совсем спокойно, но все еще нетрезво позвала Лола. — Ты помнишь... его?       В тот июльский день стояла невыносимая жара. Желтое небо плавилось над головой, под ногами от каждого шага клубами вздымалась пыль. Пахло потом и помоями, кроме небольшого дома на километры вокруг не было ничего, что напоминало бы о людях. Белые легкие занавески раздувались от редких порывов ветра, а на кровати умирал человек. Его била лихорадка, он то приходил в бешенство, то начинал горланить какие-то старые, жестокие песни, то совсем замолкал. Руки человека дрожали, пальцы скрючились и бились о простыни. Подушка пропиталась потом и засохшей, грязной кровью, и распространяла вонь по всей комнате — Несите бренди! — Закричал человек и затрясся сильнее. Принесенный стакан он опрокинул в пару глотков, тут же требуя еще. У кровати сидел лишь один человек — с момента прибытия на базу прошло уже семь часов, поэтому вся банда собралась наверху, оставив соратника умирать в этой комнате. Везти до больницы далеко, да и нет смысла — глядя на больного сразу становилось понятно, что ему уже ничем не помочь. Лола молча подавала стакан и забирала обратно. Противно, отвратительно было смотреть на своего друга, который не узнает в лицо даже ее. Он помнил только эту дрянную кровавую песню, которую не прекращал кричать со всей мочи. — Этот стакан будет последним, что я тебе дам, — Лола впихнула его в руку умирающему. — Покойся с миром, Уильям. — Билли пил до самого конца. Пил и распевал во всю мочь, и песня сливалась с предсмертным хрипеньем. Трясся в лихорадке и бранился десять часов напролет, а потом умер, не допив свой последний стакан бренди. — Люди умирают, Лола. — Знаю я, сама видела. Люди умирают в бою, от несчастных случаев, от старости, но не так. Белль, я не хочу умереть точно так же.       Сразу после смерти Уильяма Лола ушла из банды и привязалась к алкоголю. Шли годы, люди следовали ее примеру и покидали Белль, отчего ей пришлось распустить всех оставшихся. Она вернулась в город, купила квартиру и увидела ненароком самый первый фильм с Лолой в главной роли — то ли из любви ко вниманию, то ли со скуки та решила окунуться в мир кинематографа. И все шло своим чередом, но одно не давало покоя. Люди боятся смерти. Каждый день Белль напоминала себе об этом. Люди боятся, и ты бойся. Бояться хотелось, да не получалось. — Тише, — Белль накрыла ладонью ладонь подруги. Дрожит? — бояться смерти нормально. Смерти не боятся только мертвецы, а это доказывает, что ты все еще жива. — Возможно, — Лола вывернулась из-под руки, схватилась за бокал. — У Билла была только банда, а у меня теперь и ее нет. Жить, надеясь только на себя легко, а вот умирать как-то не очень.       Белль промолчала. Она не знала, что ответить, хотя чувствовала, что должна сказать что-то важное. — Не смей от меня уходить, Голденхенд. Вот оно как. — Не уйду.