Немного о пользе курсачей и лотосового масла.

- Как так вышло?! Ты... Ты кто вообще?! - глава ордена Цзян смотрел на незнакомого юношу перед собой. Оба явно были в огромном шоке от происходящего, потому только и могли, что пялиться друг на друга. И ведь мотивация смотреть столь пристально была у каждого. Найджел разглядывал Цзян Чэна потому, что ещё вот буквально полчаса назад парень сидел за компьютером и писал курсач, запивая это всë дело красным полусладким, а сейчас видит перед собой любимого персонажа... Прямо во весь рост, живого, говорящего... Да ещё и очень по канону сердитого до чёртиков. Кто тут не прифигеет? Как так вышло, вспомнить он не мог... Кажется, пару дней без сна дали о себе знать... Но чëрт, это всë было настолько круто...! "Чëрт, неужели я прямо сейчас стою... Стою в новелле! Я в блядской пристани Лотоса, да ещё и прямо перед настоящим Цзян Чэном!" А вот Ваньинь думал иначе... Этот человек его пугал. Внезапно выскочил неясно откуда перед самым носом, сорвав вечернюю тренировку, выглядит так, словно лютого мертвеца ещё раз убили и воскресили, хотя, наверное, при жизни этот юноша и был весьма привлекателен. Но это не отменяло того факта, что одет он был странно, молчал и смотрел на главу ордена тоже очень странно... - Кто ты? Как тебя звать? - помедленнее повторил Цзян Чэн, смотря на шокированного юношу. И вот, наконец... - Меня зовут... - и тут Найджел замялся. А как его зовут? Не то, чтобы он был силëн в китайских именах. А назваться кем-то из персонажей новеллы - та ещё глупость, его сочтут умственно отсталым или, что ещё хуже, насмехающимся над главой Цзян. Поэтому, после паузы в пару минут, он тихо изрекает: - Я Пинг, Хуа Пинг... - ему это показалось идеальным именем. Как поклонник новелл, он помнил, что фамилией Хуа в рамки себя не загонит, а рандомное имя его вообще не пугало. Вот только на Цзян Чэна это подействовало крайне странно... Тот весь сначала побледнел, сжав губы, а потом покраснел, и, казалось, что воздух вокруг главы ордена начал потрескивать от электричества... А это было ну очень уж дурным знаком. Кажется, кому-то несдобровать...: - КАК СМЕЕШЬ ТЫ?! - Резко рыкнул мужчина, выхватив меч из ножен. Саньду искрился фиолетовыми молниями, освещая прекрасное, утончённое, острое и совершенное лицо своего владельца, делая Цзян Чэна в вечерних сумерках и вовсе неотразимым. И всë бы прекрасно, но, лёгким движением руки, глава Цзян прижал лезвие меча прямиком к горлу растерянного юноши. "Пинг" испуганно застыл, не в силах пошевелиться и, почти шёпотом, спросил: - Что... Я такое сказал?! - То есть ты считаешь сказанное тобой нормой? - ледяным тоном переспрашивает Цзян Чэн, пристально смотря прямо в глаза Найджела. И, на крайнее непонимание, которое встречает Ваньиня, тот поясняет уже тише: - Ты в открытую назвался мне обрезанным рукавом?(1) - Я? Я назвался? - переспрашивает абсолютно ничего не понимающий Пинг, так и не осознавая, что же такое он сказал. И это вот стало последней каплей в чаше терпения Цзян Чэна, который резко отвёл меч, едва ли не порезав шокированного парня, после схватив несчастного за ворот домашней футболки, в которой Пинг стоял. А то негоже почтенному главе кричать о таком на всю пристань, стоя посреди открытой местности рядом... Рядом с этим. Потому было принято решение поменять геолокацию. И вот, наш обречённый герой уже собирает пятой точкой все камни тренировочного поля, ощущает каждый выступ узорной плитки, каждую шероховатость древисины пола, и пересчитывает абсолютно каждую ступень. Юноша лишь тихо скулит, пока его волоком тянут на второй этаж. В личные покои главы ордена. Там их точно никто не увидит. И, пока бедного юношу тащат через всю территорию пристани Лотоса, стоит рассказать немного о нём самом. Найджел - парень двадцати двух лет от роду, обыкновенный студент. Со всеми вытекающими проблемами... Но собой он очень хорош. С каштановыми волосами, кажется, они чуть длиннее чем каре... Голубыми глазами (и, конечно, синяками под ними), довольно ровными чертами лица, плавными и мягкими. А ещё природа наделила его выразительными бровями и пышными ресницами. В общем, сам по себе, он парень интересный и приятный. Но в данной ситуации, кажется, ему крайне не повезло. Ибо путь до покоев Цзян Чэна подошёл к концу, и, после того, как ноша Ваньиня была за порогом его комнаты, глава ордена захлопнул дверь, отрезав несчастному студенту пути к отступлению. Вот теперь то можно было осознать всю плачевность положения Пинга. Он один на один с крайне раздраженным Цзян Чэном, дверь закрыта. Да ещё и, до кучи, сам Пинг абсолютно безоружен. А у главы Цзян как минимум меч и его хваленый Цзыдянь. - А теперь объясни, какого чёрта ты делал посреди тренировочного поля моего клана?! Кто ты такой, и почему позволяешь себе насмехаться над главой этого ордена?! - тихо рыкнул Цзян Чэн, подходя к юноше, лежащему на полу. Пинг приподнимается на локтях, едва ли выдерживая прямой взгляд ярких глаз цвета самого прекрасного лотоса. Цзян Чэн смотрел на юношу холодно, сверху вниз, явно чувствуя своë превосходство. - Я... Понимаете... Я совсем не местный, - начал выдумывать Пинг, решив наделить своего персонажа аурой таинственности: - Я отшельник, очень долго жил вдали от людей, и вот начал путешествие, случайно сюда забрёл и наткнулся на вас. Я абсолютно не знал ничего о вашем столь высоком положении, - говорил он, видя, что глава ордена потихоньку успокаивается. Именно это юноше и было необходимо, поэтому он продолжил. - Я ни в коем случае над вами не насмехаюсь. Я ведь действительно Хуа Пинг, это моë и... - но он не успел закончить фразу. Со скоростью молнии Саньду вылетел из ножен. Парень успел лишь зажмуриться и... Вдруг почувствовал лишь лёгкий холодок чуть повыше талии... Оказалось, что меч, острый, словно язык его владельца, лишь с филигранной точностью разрезал на мелкие лоскуты домашнюю футболку Пинга. Тот остался в одних шортах... Посреди личной комнаты своего любимого персонажа. Ночью. Это всë больше и больше походило на его самую странную и смущающую фантазию. Или на дешевый нц фанфик с рейтингом за секс. А дальнейшие события так и вообще не поддавались никакому осмыслению. Даже самый преданный фанат не мог о таком мечтать, ибо сам Цзян Чэн наклонился к лежащему юноше, чтобы взять его за руку и рывком поставить на ноги: - Раз ты такой бесстыжий и бесстрашный, что заявился ко мне почти ночью с подобным заявлением, то тебе придётся отплатить за это. Незнание закона не освобождает от ответственности, ровно как и твоë неведение. Назвался обрезанным рукавом, так соответствуй! С этими словами сильная рука резко и быстро отшвырнула юношу прямиком на кровать, а сам Цзян Чэн неторопливо подошёл следом. И то, что меч из рук убирать он и не думал, навевало некоторые мысли о том, что данная игра может быстро стать опасной. "Блять... Это уже не смешно. Если он сейчас меня четвертует, то я и домой не вернусь, и тела моего не найдут. А ведь... Ведь Милки будет очень волноваться. Он не переживёт, если я вот так пропаду..." - тревожная мысль посетила юношу достаточно быстро. А стук сердца стал лишь громче, когда холодное лезвие прислонили вплотную к коже. "Ну вот и конец. Прощай, ëбаная жизнь... Я даже планы свои не выполнил..." - Найджел жмурится, осознавая, что погибнет не под своим именем, хрен знает где, и вообще... Лезвие вдруг аккуратно, почти даже нежно ведёт по телу, выбивая из груди прерывистый и горячий вздох. Нажатие строго контролируют, потому меч оставляет на коже лишь лёгкие розовые узоры, не царапая дрожащую грудь. Такая ласка явно непривычна обыкновенному человеку, однако, чувства опасности она не вызывала. Наоборот, желание приоткрыть глаза и посмотреть на самого Цзян Чэна. Тот, с лёгкой ухмылкой, почти невесомо водил лезвием по чужой груди, изредка спускаясь к животу или поднимаясь к ключицам. Ваньинь явно отлично контролировал ситуацию, отдавая себе полный отчёт о своих действиях. Он точно знал, что по телу молодого человека под ним, толпами бегают мурашки, что тот явно не знает, куда ему деться, и что делать дальше. Разумеется, ведь не каждый день происходит подобное... Не каждый день над тобой стоит прекрасный глава ордена Цзян, внимательно изучающий глазами полуобнаженное тело. Наконец, Цзян Чэн счёл, что пора переходить дальше, аккуратно обводя лезвием уже затвердевшие соски Пинга. Ваньинь пока отложил меч, чтобы ещё раз подробнее осмотреть юношу, который смущённо облизывает губы. Казалось бы... Он только что готовился к смерти, скоропостижной и бесславной... А сейчас не менее бесславно прячет стояк. Впрочем, ни умереть, ни скрыть что бы то ни было, у него не вышло. Потому, рука Пинга не очень ласково была отодвинута от паха. Возможно, даже резко отброшена. А в глазах главы ордена появилось совершенно особенное выражение. Это был тонкий баланс между самодовольством, гордостью и выражением глаз игривого большого кота. Кажется, на юношу больше не сердятся, а скорее наоборот, хотят воспользоваться его словами и положением. Возможно, это не совсем честная игра, но до чёртиков возбуждающая. Настолько, что Пингу достаточно было одного взгляда в бесстыже прекрасные глаза напротив, чтобы смешаться и потеряться в собственных чувствах. - Какой плохой мальчик... - бархатный голос вновь вызывает толпы мурашек от затылка и до самого копчика: - Ты посмел так нагло вторгнуться на мою территорию, столь беззаботно потешаться надо мной лично... А теперь... Теперь ты так бесстыже лежишь здесь передо мной... - после этих слов Ваньинь облизывает губы, тягуче, так медленно, так восхитительно... Словно смакуя свою речь: - Вместо страха перед лезвием Саньду, вместо ужаса перед мечом, что способен на лету разрезать листок бумаги... Ты... Испытываешь столь унизительное и развратное чувство. Дрянной мальчишка... Ты будешь наказан за свои слова. Жестоко наказан. Как представился обрезанным рукавом... - Цзян Чэн легко проводит ногтем по открытой части ноги Пинга... - Раз назвался обрезанным рукавом, так отвечай! - тут голос главы клана из бархатного урчания становится почти что рыком. И в ту же секунду, одним рывком, тело Пинга покидают шорты вместе с нижним бельём. Всë это комом отлетает в угол комнаты, словно ненужная тряпка, коей сейчас одежда и являлась. И миру открывается его крепко стоящий член. Средних размеров, но возбуждённый до крайности. Словно в довершение картины, из него сочится смазка, заканчивающая его образ поехавшего мазохиста, хотя таковым парень и не являлся... В любом случае отрицать своë возбуждение было уже невозможно. И вот только сейчас до сознания парня дошло то, что происходит. Он лежит на кровати самого Цзян Чэна, вокруг них нет ни души, лишь только полная луна, заглядывающая в окна, заливая просторную комнату мягким и холодным светом, будет свидетелем того, что сейчас произойдёт. А ведь глава ордена явно настроен серьёзно. И его не остановят какие-то там предрассудки... Он хочет наказать Пинга, а значит так и будет. Без наказания этот наглый обрезанный рукав не уйдёт. "Хотя, чего греха таить... Я явно не против того, чтобы меня наказал именно он..." - вдруг подумалось юноше. Но его раздумья прерывает чёткая и ясная команда: - А ну развернись и встань на колени. Не слезая с кровати, понятно? - резко и властно приказывает Цзян Чэн и, пока парень возится, принимая нужную позу, Ваньинь отходит к рабочему столу. Там, на полке, стоит разогревающее лотосовое масло. Оно точно пригодится этому отчаянному. И, когда Цзян Чэн разворачивается, осознаёт, что юноша действительно отчаянный. Ведь он послушно встал раком на кровати, да ещё и в спине прогнулся. - Посмотрите как на него... Точно как распутная девица. Я глубоко поражён этим... Неужели тебе не стыдно.. - вновь бархатно урчит глава клана, подходя к Пингу и резко опуская тому на спину свою руку, вызывая у парня дрожь в коленях. А ещё больше всë внутри задрожало, когда прямиком на плотно сжатый вход полилось холодное и вязкое масло, прозрачными каплями стекающее вниз на одеяло: - Какая развратная картина. Ни в одном сборнике нет подобных... - усмехается Цзян Чэн, поднимая с кровати Саньду и словно взвешивая свой меч в руках. Он неторопливо оглаживает рукоять меча пальцами, касается эфеса и гравировки, что явно выступала над поверхностью меча... Возможно, Саньду и великоват для неподготовленного человека... Но это ведь наказание. Поэтому, когда Ваньинь достаточно покрывает меч смазкой, он резко и без предупреждения проталкивает рукоять прямиком внутрь чужой хризантемы, легко преодолевая сопротивление мышц. А Пинг издаëт тихий вскрик. Это внезапно и достаточно больно. Словно все внутренности резко обожгло! Парень цепляется руками за одеяло, пробормотав лишь что-то невнятное. И это было его ошибкой: - Что-что? Тебе настолько нравится это наказание, что ты хочешь дать мне знать? - почти ласково спрашивает Цзян Чэн, ухмыляясь: - Ну тогда я продолжаю незамедлительно, - с этими словами он легко двинул мечом внутри Пинга, и только тогда до юноши дошло, что его ждëт сейчас. Да уж, глава Цзян не собирался быть нежным. Холодный металл заставлял всë внутри сжаться, вызывая тянущую боль. Возможно, чтобы отвлечься стоило... - Не смей его трогать. Я не разрешал... - вкрадчиво проговорил Ваньинь, заметив, что чужая рука тянется к стоящему члену. В ответ на эти действия Пинга, он начал неторопливо и тягуче двигать внутри юноши мечом. Цзян Чэн поразительно хорошо управлялся со своим оружием даже в такой ситуации, держа его за лезвие и вгоняя рукоять в чужое тело. Наконец юноша не выдержал и застонал... Но не от удовольствия. Было больно... Даже очень. И больно было до того момента, пока Ваньинь не толкнул Саньду под новым углом, задев тот самый комочек нервов. От такой резкой и прямой стимуляции простаты... По всему телу Пинга прошлась дрожь удовольствия, а сам юноша издал тихий скулёж, вновь и вновь размазывая по лицу выступающие против воли слезинки. И, каково же было его удивление, когда Цзян Чэн вновь и вновь начал толкать меч именно в сторону столь чувствительных нервов. Теперь боль уже смешивалась с удовольствием, это была тонкая грань, сорваться с которой было легко. И постепенно Пинга провалился в сторону удовольствия, осознав, что надо расслабиться и тогда будет намного легче. Это не укрылось от зорких лотосовых глаз... Потому Ваньинь прибавляет темп, заставляя парня под ним дрожать всем телом. И наконец... юноша не выдерживает и начинает стонать вновь, но на этот раз уже от резкого удовольствия, яркими волнами расходящегося по телу. Это было чертовски хорошо. И ведь Ваньиню понадобилось совсем немного времени, дабы так глубоко утопить Пинга в удовольствии, заставляя того всë крепче и крепче сжимать одеяло на мягкой постели. И так могло бы продолжиться, если бы в один момент Цзян Чэн резко не вытянул рукоять меча, кажется, что-то тихо рыкнув себе под нос. Оружие очутилось на кровати, поодаль от юноши. На такое Пинга лишь тихо и удивлённо простонал, чувствуя лëгкое разочарование. Ему ведь даже не дали кончить. И, отвлечённый своими мыслями, он даже не заметил Тихого шороха одежд, что быстро покидали чужое тело. Осознание пришло лишь тогда, когда его рывком развернули, уложив спиной на постель, а руки поднимая над головой и крепко фиксируя одной своей. В такой вот позе он смог лучше разглядеть лицо главы клана. На этом остром, властном и гордом лике выступал едва заметный румянец возбуждения, уголки глаз влажно поблескивали в бледном свете луны. Такое прекрасное зрелище доступно не каждому, каждое мгновение - на вес золота. Если опустить глаза чуть ниже, можно было увидеть грудь, крепкую, натренированную... С явными боевыми шрамами. И одним в области сердца... Длинным и изогнутым. "Ебать, это же точно канон... Даже шрам от пересадки золотого ядра завезли... Интересно, а за рамками новеллы Чэнсяни еб...?!" - и, столь возвышенные мысли, в такое пикантное мгновение прервал резкий и размашистый толчок. Цзян Чэн бесцеремонно толкнулся прямиком в нутро юноши под ним, выбивая у того из лëгких весь воздух. Да уж, природа не обделила почтенного главу клана размерчиком. А после началось что-то невообразимое. Толчок за толчком, сразу в достаточно быстром темпе и очень амплитудно. Кажется, сейчас Пинг вознесется от такого удовольствия. Цзян Чэн над ним прикусывал свою губу, слыша громкие стоны своего невольного партнёра: - Я... вытрахаю... из... агрх... тебя... в...всю... дурь! - на выдохах ронял глава Цзян, лишь крепче сжимая запястья парня, у которого уже глаза были вновь на мокром месте, но на этот раз от удовольствия. Жар тела Ваньиня был настолько силён, что, казалось, парень просто плавился под ним, становясь с каждым толчком всë более и более податливым, мягким. Становилось горячо, словно этот огонь главы ордена пропитывал Пинга, сжигая его изнутри с каждой секундой всë больше. Тело изгибалось, меняло положение, пытаясь принять в себя как можно больше, а после юноша и вовсе начал откровенно подмахивать бёдрами навстречу, насаживаясь прямиком на чужое достоинство. Парень уже не выдерживал, под конец начиная не просто стонать, а громко вскрикивать, выдавая то и дело что-то вроде: - Ахх... г...лава кла...ана! Пожалуйста... у...умоляю, быстрее! Г...глубже! - Пинг жмурился, силясь хоть за что-то зацепиться руками, но сделать этого не мог, ибо чужая ладонь крепко сжимала его собственные. Но даже эта сладкая пытка не могла длиться вечно. Вскоре юноша почувствовал, что тело против воли вытягивается в струнку, напрягаясь и поджимаясь. А через пару секунд Пинг тихо ахнул, чувствуя, что кончил, даже не касаясь себя намеренно. Это было безумно постыдно, однако сейчас думать о таком не хотелось, ибо всë тело затопила сладкая нега от достижения пика. И, казалось бы, всë отлично, вот только Цзян Чэн останавливаться явно не желал. Даже наоборот, тело юноши оказалось поднято в воздух словно пушинка. За пару размашистых шагов, они оказались у стены комнаты. А дальше, Цзян Чэн прижал Пинга спиной к стене, закинув ноги парня на свои бëдра. И, только юноша успел вцепиться ему в плечи, как Ваньинь начал не менее быстро и резко толкаться внутрь, придерживая своего партнёра за ягодицы. Так можно было войти максимально глубоко, заставив Пинга прочувствовать каждую неровность и венку на чужом члене. Нереально развратное, громкое и прекрасное действо. Всю комнату наполняли пошлые звуки, вскрики, шлепки, хлюпанье... и тяжкое дыхание. Глава Цзян, кажется, порыкивал всë громче, вновь и вновь налегая сильнее. Для неподготовленного юноши это было тяжело, но так дичайше приятно, что он вновь и вновь забывался, жмурился, подмахивал в такт движениям, видя лишь чуть смазанную от собственных слез удовольствия картину чужого лица. Ощущая лишь жар от контакта двух тел... и удовольствие. Необъятное, неповторимо развратное и неправильное, стекавшее по животу белесыми потоками, и вырывающееся из горла в виде вскриков. И вот, после маленькой вечности для Пинга, Цзян Чэн вдруг скомкано и сдавленно простонал ему на ухо, насадив юношу глубже обычного и... закончил. Бесцеремонно и грубовато, прямо внутрь. Но пока он не отпустил парня, осмотрев его немного туманными от удовольствия фиолетовыми глазами и, заметив, что у Пинга вновь стоит, он, парой движений руки, заставил закончить и парня. После этого юноша оказался снят с чужого достоинства и уложен на кровать. Найджел-Пинг был дико обессилен, доволен и счастлив. В конце концов... Не каждому выпадает возможность столь жарко потрахаться с собственным любимым персонажем. Оно того стоило. Парень начал следить глазами за Цзян Чэном, который ходил по комнате, убирая меч в ножны, протерев его, собирая одежду... И, от этого зрелища, у уставшего юноши начали слипаться глаза. И, стоило ему их закрыть, как он почувствовал, как его кто-то трясёт.

***

- Найджел, Най! - кто-то упорно звал его по имени, настоящему имени, а не тому, что он придумал...: " Твою ж мать, ну кто ещё? Вэй Ин пришёл?" - устало подумал он, открывая глаза... Вовсе не в пристани Лотоса, не в личных покоях Цзян Чэна... А в собственной съемной квартире! Перед ним стоял встревоженный юноша, по совместительству его парень. - Слава небожителям, ты очнулся...!! - его незамедлительно обняли за шею, в чужом голосе сквозило облегчение. Милки, кажется, только вернулся с подработки. И, найдя Найджела, спавшего прямиком на клавиатуре своего ноутбука, рядом с недопитым бокалом вина, был в откровенном шоке. - Пойдём, ты, дурачок такой, не спал уже несколько дней, а я говорил, чтобы начал заранее писать. - Легко тебе говорить, у тебя то только рефераты... - вздыхает Найджел, вставая со стула. Он медленно идёт в сторону их с Милки кровати, прокручивая в голове тот невероятно реалистичный сон... "А ведь жопа болит, словно меня реально ебали... Но не Цзян Чэн... А чертов курсач" - печально думается ему.