пластырь со звёздами

Лёгкие горят, в них ураган, дыхание сбивается так же как и колени об асфальт. Подростки валятся на дорогу и заползают за стену, вжимаются в неё и друг друга, задерживают дыхание и ждут. Громкие крики, звук арматуры и железных бит, волочащихся по земле, проходит, и тогда они наконец выдыхают. Не заметили. Оторвались. — Я тебя ненавижу. — звучит после двух минут тяжёлого дыхания и учащенного сердцебиения. Раздаётся смех и шуршание, парень достаёт пакет и спрашивает: — Какой тебе пластырь, любимый? Джисон смотрит на Минхо с напущенным презрением и вытягивает свой любимый пластырь. Со звёздами. Они лепят друг другу пластыри на лица, руки и колени, которые выглядывают из-под ободранных джинс. Джисон такие купил, а у Минхо это — последствия тысячи драк и пьяной попытки ездить на скейте. Им обоим кажется что это романтично. Но они об этом, конечно, никому не скажут вслух, ну, может только друг другу, когда они будут достаточно пьяными, чтобы никогда об этом не вспомнить. Так уже было. Наверное, каждый раз, когда они пьют. Хан встаёт, отряхивая с чёрных джинс пыль, и протягивает руку второму парню. Подростки больше не говорят, лишь молча плетутся до ближайшего места, с которого рассвет будет выглядеть лучше. Они держатся за руки и ужасно краснеют, хотя это далеко не самое откровенное проявление их чувств. Им по семнадцать, и они привыкли драться, пить пиво по вечерам, тушить сигареты пальцами и грязно трахаться на вписках. А не держаться за руки. Кожу прожигает смущение, но замок из рук не ослабевает, они не хотят друг друга отпускать. А ещё, кажется, нашлось подходящее место. — Хён, смотри! Я думаю, там классно будет. Давай уже посидим, я устал плестись. Хан, если честно, не ждёт ответа, как всегда, и просто тянет Минхо за руку. Они наконец уселись на скамейку и, оглядываясь, заметили, что эта площадка довольно милая, все такое яркое и детское. Им нравится. Джисон падает головой на колени Минхо и расслабляется от того, как тот расчёсывает и перебирает его волосы. Он переходит подушечками пальцев на его лоб и начинает своё путешествие по лицу парня. Очерчивает брови, спускается к ресницам, трогает щеки, тыкает пальцем и растягивает в стороны, вызывая смешки, проводит пальцем по растянутым в ухмылке губам и прерывается словами: — Ты такой милашка когда так делаешь. Это очень слащаво, но мне нравится. — говорит и улыбается. Минхо слегка бьёт его по лбу и бормочет: — Я не милашка. Я вообще самый грозный из нас. Но улыбается. Ему приходится приложить больше усилий, чем когда-либо, чтобы не улыбнуться слишком сильно и не начать пищать и накручивать волосы на палец. Боже, как он влюблён. Джисон соглашается со своим парнем в шуточном тоне, сладко улыбается и кивает, получает щелбан и кричит что-то о несчастной судьбе его лба. Вскакивает, даёт по лбу в ответ и уносит ноги в сторону горки. Минхо, конечно же, должен дать сдачи. Парни бегают друг за другом под солнцем, которое ещё не успело начать греть, и утренняя прохлада пробирается под футболки и бомбер. На коже мурашки, новорождённые синяки рядом со старыми и пластыри. Хан загоняет себя в ловушку, когда забирается на горку и скатывается. Там его и поджидает Минхо. — Это была твоя ошибка, беглец, теперь мы встретились лицом к лицу, и ты ответишь за всё. — он говорит это, ловя его лежащего, и садится сверху. Наверняка. Чтобы не сбежал. Чисто в целях безопасности. Парень под ним улыбается и спрашивает: — Какое же наказание ждёт меня? Я признаю свою вину и принимаю свою судьбу... ах, только не лишай меня жизни, Господин Ли! — парень смеётся от тычков в бока и недовольных просьб заткнуться. И замолкает. Когда Минхо наконец опускается, чтобы поцеловать его. Минхо любит его целовать и делает это часто, любит брать его лицо ладонями или одной рукой зарываться в волосы, пока другая пробирается под футболку. Джисон всегда покрывается стаей мурашек и отвечает с таким же детским трепетом и любовью. Любовью к поцелуям и Минхо. О, как же он его любит, любит его губы, его котов, его синяки и его пластыри. Даже его коллекцию кастетов и кассет любит. Любит, любит, любит. Они так любят. А ещё они обожают обниматься, что они и делают после того как устают целоваться. Минхо всё ещё сидит на парне и утыкается лицом в плечо, а Хан обнимает его, гладя спину. Минхо никому не признается, но он обожает, когда Джисон так делает, ведь мама делала так в детстве. — Не устал? Я спать хочу. Может, пойдём домой? — спрашивает Минхо, поднимая голову с плеча Джисона. — Конечно, я тоже хочу поспать, уже 6 утра… мы потеряли счёт времени, — улыбается и говорит — Снова! Подростки хихикают, встают с горки и плетутся неровной походкой. Хан заваливается на Минхо, и от этого они идут зигзагом, но он не жалуется. Ему нравится. До тех пор, пока Джисон прижимается к нему, пытается его постоянно касаться, вжаться в него, словно слиться в одно целое, Минхо не будет жаловаться. Ему очень нравится. Эти дети дойдут до дома несколько раз поменявшись местами, на спинах друг друга, бегом, снова шагом, дав пинки, поцеловав щеки и макушки и сплетя руки. Завалятся спать на одну кровать и откроют окно, чтобы было чем дышать, пока они будут закапываться в друг друге. Как же они влюблены.