Цветок из Букингемского дворца

      В первый раз я увидел тебя в пабе. После дня рождения Денис, мы с остальными девчонками пошли пропустить по паре стаканчиков пива в единственный паб деревни. Вечером там было довольно много людей, почти все жители местности: Том — хозяин паба, его мутный дружок Мэтт, пара каких-то туристов, их тут было не очень много, эти же казались какими-то особенными, и ты — новое лицо в Богом забытом Уиллоу Крик. Ты сидел в углу, в полном одиночестве, сгорбившись над кружкой. Ты казался уставшим, но, все же, ты с интересом разглядывал местный сброд, что сразу выдавало в тебе туриста. Ты, определенно, был не из Англии, да и одежда твоя кричала об этом — спортивная куртка, как у американских футболистов, и слишком модные джинсы. Не спрашивай, как я рассмотрел нижнюю деталь твоего гардероба.       Я не мог отвести от тебя глаз. Слушая болтовню подруг вполуха, я рассеянно прихлебывал свой Гиннес, беспрестанно пялясь на тебя, словно какой-то маньяк, но мне так хотелось запечатлеть твой образ в своей голове. Этот лоб, эти брови, этот нос, эти глаза, эти губы… Боже, они были такими пухлыми и розовыми. А этот подбородок с ямочкой. А эти светлые золотистые волосы до середины шеи. А эта шея и кадык…       Кажется, меня пихали в бок, но я ничего не замечал. Лишь Денис бросала на меня понимающие взгляды. У меня несколько лет не было отношений, и я совсем забыл, как себя вести.       Когда ты повернул голову, мне показалось, что ты заметил меня, и я резко пригнулся, сгорая от стыда, а мое сердце бешено стучало. Я решил больше не рисковать, иначе местные могли бы что-то заподозрить. Мне удалось прожить здесь всю свою жизнь, скрывая, каков я на самом деле.       Когда я увидел тебя во второй раз, мне показалось, что в меня ударила молния. Я убирался в теплице мистера Гордона (совершенно заброшенной, скажу честно, предыдущему садовнику, кажется, не было и дела до этой теплицы. Сад совсем был запущенным), и вышел на улицу, чтобы убрать старые ящики и поддоны подальше, чтобы выкинуть или сжечь их в итоге, и ты был там, словно Солнце в хмурый день: красивый, яркий и ослепительный. У меня закружилась голова, и затряслись руки, а сердце пронзило от боли, словно в меня швырнули копье, вышибив из меня дух: я с грохотом уронил все, что держал в руках и даже не заметил, что у меня из носа пошла кровь, обратив на это внимание лишь тогда, когда я ощутил щекотку над верхней губой.       Ты стоял там, крепкий, сильный, прекрасный, словно статуя. Твои соломенные волосы развевались на ветру, а футболка, что явно была тебе мала, слишком туго обтягивала твои мускулы. Я схватился за лицо, устыдившись своей крови, и убежал, спрятался обратно в теплицу, мельком заметив на твоем лице неодобрение. Тогда я подумал, что ты решил, что я выгляжу жалко.       По прошествии нескольких дней, я тенью прошмыгивал в теплицу, чтобы поработать с засохшими растениями, стараясь вернуть их к жизни. Кто бы мог подумать, что ты и мистер Гордон друзья, и ты теперь живешь в замке? Лорду хотелось обедать вместе со своими рабочими, и, признать, для меня это было тяжко — сидеть с тобой за одним столом, не в силах промолвить и слова, и лишь изредка бросать на тебя несмелые взгляды. Ты шутил, громко говорил, и смеялся, с наслаждением откидывая голову назад, обнажая шею и выпирающий кадык, столь соблазнительный, что мне приходилось сжимать кулаки под столом, чтобы ненароком не сболтнуть чего-либо лишнего.       Мои мысли путались, словно густой терновник; они вились только вокруг тебя. Я не мог спать — ты приходил ко мне во снах, все такой же солнечный и яркий, ослепляя все вокруг своей улыбкой с белоснежными ровными зубами, и заполняя мои уши задорным смехом. Стоило мне прикрыть веки, хоть на мгновение, перед моим взором тут же представали твои глаза — голубые, словно летнее небо, лучистые и такие пронзительные, словно они могли заглянуть в мою душу и вытрясти на свет все мои чувства.       Чувства. Сначала мне казалось, что я просто помешался, что я просто никогда не видел столь красивых людей, что у меня настолько давно не было отношений, что я загорелся лишь похотью, но нет. Мое сердце колотилось каждый раз, когда ты был слишком близко, а стоило мне учуять твой запах — мужской, теплый, нежный и такой густой; он обволакивал мои ноздри так, что я не мог дышать, и я задыхался.       Мне стало казаться, что это любовь, но разве мне должно было быть так больно?       Мы практически не общались, но в этом, отчасти, была моя вина — я сторонился тебя, мне было страшно. Страшно, что я открою рот и мой голос, и мои мысли тут же разочаруют тебя, и ты перестанешь с интересом бросать на меня взгляд, в попытке разгадать, кто же я такой, и что я из себя представляю. Моя стеснительность мучила меня, и хоть я и грезил тем, что тоже тебе нравлюсь, я все же не мог отрицать, что тебе просто хотелось подружиться. Ты уже расположил к себе практически всех в замке, а твое природное обаяние притягивало и манило.       Однажды произошло чудо, и я каким-то образом предложил тебе показать местный церковный приход, а ты согласился. Это был лучший день в моей жизни. Я решил — хватит, больше не буду вести себя как безмозглый дурак, пора познакомиться, как следует и поговорить хотя бы о погоде.       Ох, как же ты был интересен. На твоем фоне мое лепетание об истории местной церкви просто меркли во мраке, и я быстро переключил разговор, расспрашивая тебя обо всем на свете. Ты, кажется, и не заметил этого, с готовностью отвечая, и иногда хихикая.       Мы гуляли по тропинке и иногда сталкивались плечами, отчего моя кожа там начинала гореть, а сердце биться чаще. Хоть я и был немногословен, ты смог быстро расположить к себе, и я даже не заметил, как стал поспешно, захлебываясь словами, рассказывать о себе, а ты с интересом слушал, сверкая своими чертовыми топазовыми глазами. Вот какие они — словно драгоценные камни, инкрустированные в золотую каемку светлых ресниц. Я глупо улыбался всю дорогу, а ты улыбался мне в ответ. Мне было очень хорошо.       Мы шли домой и мне, окрыленному этими чувствами, казалось, что еще пара дней, еще пара таких душевных разговоров и немного приятного времяпрепровождения, и я признаюсь в своей симпатии. Да, это было бы поспешно, но мне так хотелось выплеснуть тебе свои чувства! Они клубились в моей груди, словно небольшое торнадо, и так и норовили вырваться наружу. Я бы все равно проболтался.

***

      Что-то произошло. Я не надеялся на взаимность, не думал, что могу хоть кому-либо понравиться, но мне казалось, что ты и я подружились, и мне этого было бы достаточно, правда. Но я вдруг понял, что твое сердце занято. Ты любил мистера Гордона, своего друга.       Сердцу не прикажешь, я понимаю. Всякое случается. Но что-то оборвалось внутри, и в моих глазах потемнело. Пришлось спрятаться, чтобы никто не видел, как я сгибаюсь в три погибели, хватаясь за левую сторону груди. Что происходит? У меня инфаркт? Почему так больно…       Следующие несколько дней мне приходилось наблюдать, как ты смотришь на него, как ты прикасаешься к нему, как ты все время стараешься быть рядом. И как я раньше этого не замечал? Наверное, был просто ослеплен тобой и своими чувствами. Больше они не приносили мне радости, мне хотелось избавиться от них. В груди болело, и с каждым днем мне становилось хуже. Стоило обратиться к врачу, что я и сделал.       Анализы были в норме, и врач разводил руками. К боли в сердце присоединился и кашель — сухой, надрывной, словно что-то шкрябало меня по легким. Все нутро болело. Врач прописал мне какие-то отхаркивающие и на этом попрощался. Может, у меня бронхит?       Боль усиливалась, когда я находился в одной комнате с мистером Гордоном и тобой, поэтому я все свое время проводил в теплице. Она изменилась до неузнаваемости, я постарался на славу. Прибрался, пересадил некоторые растения, засеял семена чудных цветов, так что оставалось немного подождать, но только сухие черенки, что я пообещал оживить, потому что это был особенно редкий тип кустарника из Букингемского дворца, не желали возвращаться к жизни. Сколько я с ними бился! И менял им грунт, и купил специальное освещение, проверял температуру комнаты, настраивал идеальные условия, в общем, делал все, что в моих силах! Единственной причиной, почему я не сдался, было то, что растение все же не было мертвым — оно просто почему-то не желало возвращаться к жизни. Это угнетало. Все же растения — моя страсть, и я не мог бросить все на полпути.       Однажды утром, ты заглянул ко мне: говорил, что соскучился по нашим разговорам, и что ты переживаешь обо мне. Все в замке слышали мой кашель, я и пытался объяснить, что уже был у врача и все со мной в порядке. Ты присел на диванчик, пытался отвлечь меня от моих дум, рассказывая истории со времен своей учебы, в попытке развеселить меня. Я улыбался, и боль, казалось, отступила, но тут ты решил поделиться своими переживаниями и рассказал о своей влюбленности в мистера Гордона еще со времен колледжа, ведь вы учились раньше вместе. Ты сокрушался и просил совета, как у друга.       Как друг, я поддержал тебя. Как друг, я посоветовал, что делать. Как друг, я посочувствовал, и ты обнял меня в знак благодарности. Как друг…       Когда ты ушел, я упал на колени рядом с рассадой и прикрыл лицо руками. Боль разрасталась, и я ощутил подступающий кашель. Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы ты успел отойти подальше, и не слышал, как я был готов разразиться рыданиями, потому что взаимности мне не суждено было добиться. Я бился в конвульсиях и мне казалось, что меня сейчас стошнит. Когда в легких совсем не осталось воздуха, я оторвал ладонь от лица и зашелся в самом худшем кашле в своей жизни. Я упал на четвереньки, а из моих глаз брызнули слезы: мне казалось, что кусок острого стекла разрезал меня изнутри, двигаясь вверх по трахее, и я решил, что скоро умру.       Я кашлял, разрывая себе горло, пока не сплюнул на пол нечто окровавленное. Решив, что меня стошнило своей же печенью, я со страхом дотронулся до комочка на полу, с удивлением обнаружив, что это был лепесток. Обычный такой лепесток, как у цветка, нежный и розовый, хоть и окрашенный в мою собственную кровь. Я не понимал, что это такое. Может, по незнанию, я проглотил цветок и меня им же и стошнило?       Дверь теплицы скрипнула — я быстро подхватил лепесток и не нашел ничего лучше, чем запихнуть его в первый попавшийся горшок, присыпав его землей, решив избавиться от него позже. Не хватало еще, чтобы люди в замке узнали, что я ем цветы, словно психопат какой-нибудь.       Это оказалась Сьюзан, кухарка и моя подруга: она звала на обед. Незаметно вытерев рот рукавом, я кивнул ей, сказав, что скоро буду.

***

      В размышлениях прошло несколько дней. Я все так же наблюдал взаимоотношения тебя и мистера Гордона, кажется, тот начал проявлять благосклонность. Однажды, я случайно увидел, как вы держитесь за руки, и мне показалось, что земля разверзлась у меня под ногами — я побежал в уборную, потому что к горлу подкатил очередной приступ, и, включив воду на полную мощность, чтобы заглушить звуки, зашелся в кашле. В этот раз это не было случайностью — на полу вновь оказались лепестки, и теперь их было больше. Я не понимал, что со мной. Боль в груди становилась все сильнее, а мое сердце начало работать с перебоями — иногда казалось, что оно пропускает удар, или, наоборот, вместо одного биения совершает два.       Я перестал есть, я боялся, что схожу с ума и подъедаю цветы с горшков. Я убрал все растения из своей комнаты, опасаясь, что ем их во сне. Я боялся идти к врачу, да и что бы я сказал им? «Здравствуйте, меня тошнит лепестками»? Меня бы точно посадили в дурку.       Следующие несколько недель прошли, словно в тумане. Я занимался своей работой, избегая встреч с друзьями или жителями замка, чтобы никто не увидел моего состояния. Я боялся посмотреть в зеркало — однажды я уже совершил эту ошибку: на меня оттуда уставился исхудавший рыжий паренек с бледной кожей и темными кругами под глазами, с растрескавшимися губами, потому что я все так же отхаркивал эти чертовы лепестки, которых было все больше и больше. Однажды я выплюнул целое соцветие мелких желтых цветочков. Я таращился на них, думая лишь о тебе и твоих волосах. Зажмурившись, я лишь вновь избавился от них.       Казалось, я уже принял свою судьбу — что бы со мной ни происходило, я, определенно, умирал. Мне ничего не хотелось, меня ничто не интересовало. Я не сгорал от ревности, мне просто было больно.       Еще через неделю произошло чудо — черенок, над которым я бился все это время, ожил и позеленел. Он стал расти со стремительной скоростью, словно тут была замешана магия — еще через какое-то время на нем появились почки, а позже и цветы. Они были нежно-розовыми, крупными и восхитительно пахли. О моем успехе прознали все, и каждому хотелось глянуть на чудо ботаники. Однажды заглянул и ты.       Я избегал тебя, правда, делал все, что в моих силах, чтобы не встречаться с тобой, потому что знал, как ты отреагируешь. Ты впал в ступор, когда посмотрел на меня, а затем бросился ко мне и обхватил за плечи, с беспокойством вглядываясь мне в глаза своими невыносимыми топазами. Ты переживал, расспрашивал меня о моем состоянии и отчаянно предлагал поехать в больницу. Было приятно почувствовать твою заботу, но я отказался.       Оглянувшись через плечо, я посмотрел на свое творение, на свой успех — на изумительное растение, что мне удалось спасти и отстраненно подумал о том, что именно в этот горшок я закопал свой первый лепесток, что был весь в крови, тот, что извергнулся из меня. Интересно, была ли здесь связь?       Затем, я посмотрел на тебя, склонив голову в бок, слушая твои обеспокоенные речи, наслаждаясь теплом твоих рук, что покоились на моих плечах. Рассматривал твои черты, твои волосы и бессовестно вдыхал твой запах. Странно, но это унимало боль в легких, словно ты — идеальный ингалятор, лекарство для израненных органов, истощенных от постоянного кашля.       Не понимая, что творю, я поднял свою руку и дотронулся до твоего лица, оглаживая твою нежную кожу впервые. Ты замер, но не отстранился, и лишь твои брови поползли наверх.       «Я все равно умру от неизвестной болезни», подумал я тогда, и, наклонившись, поцеловал тебя в сладкие уста, приминая твои пухлые розовые губы. Ты не шевелился, и я использовал эту возможность, чтобы без зазрения совести испробовать тебя. Я целовал тебя и даже успел использовать язык, чтобы слизать твой вкус, который я никогда не забуду и перед тем, как ты медленно отстранился, я ощутил некое облегчение в сердце. На мгновение, лишь на незначительное мгновение, боль отступила.       Я боялся, что ты оттолкнешь меня, может, ударишь, но ты не такой. Ты благородный, добрый, честный и тебе действительно было до меня дело, раз ты лишь мягко отстранился и грустно мне улыбнулся. Ты сказал, что я красивый. Ты сказал, что я интересный и тебе нравилось проводить время со мной, пока я не стал избегать тебя, причинив немало страданий. Ты сказал, что в другой жизни, ты был бы счастлив встречаться со мной, но в этой реальности ты любил другого. Ты пришел сказать, что он ответил тебе взаимностью, и скоро вы улетите в Вегас, чтобы пожениться и тебе жаль.       Я извинился за свой поступок и поздравил тебя. Ты сказал, что извиняться не за что, и ты хочешь, действительно, хочешь остаться друзьями. Я лишь кивнул.       Когда ты ушел, меня стошнило целым бутоном розы.       Через несколько дней вы улетели в Америку, и я не видел причины выходить из комнаты — большего я не мог сделать в теплице, а для работы в саду у меня не было сил. Я лежал ничком в постели, разворошив простыни и скинув одеяло и подушки на пол, прижимая руки ко рту, чтобы заглушить кашель и мучился в агонии. Мне хотелось расцарапать свою грудь, мне казалось, что что-то колется изнутри, прямо в грудной клетке. Оно кололось и, словно, бы хотело вылезти из меня наружу, и это было невыносимо. Я не понимал, сколько еще боли я смогу вытерпеть.       Однажды, утром, я все же встал, чтобы пойти в душ и, дотронувшись до своего торса, обнаружил странные бугорки между ребер. Проведя по ним рукой, я с ужасом наткнулся на большое количество бугорков, а отражение в зеркале показывало по-настоящему жуткую картину. Верхняя половина тела стала похожей на шипастый кактус. Что-то лезло из меня, что-то натягивало мою кожу, словно в попытке разорвать ее, вырваться наружу. Я не понимал, что происходит. Мои мысли путались. Мне казалось, что это нечто растет внутри меня, и это началось с моих легких. Или сердца? Да, словно, в моем сердце кто-то посадил пару семян, и теперь росток пытался пробиться на свет, используя меня, словно какой-то паразит. Может, я наткнулся на инопланетян и забыл об этом? Хотя, это было смешно.       Наутро в замок позвонили с вестью, что ты и мистер Гордон поженились и, теперь, вам не терпится устроить большой праздник, когда вы вернетесь вечером. Я был рад за тебя. Действительно рад. Найти свою любовь и, тем более, связать себя с нею узами брака — редкость, недоступная каждому.       Я с усилием подготовил цветочную арку и заказал большое количество букетов, чтобы украсить главный зал. Сьюзан пихнула мне корзинку с лепестками роз, попросив меня украсить ими главную спальню. Мне не хотелось этого делать, но у меня не было выбора.       Покончив с работой, я вновь согнулся пополам, задыхаясь от кашля. Я выплюнул бутон красной розы, отчего на ней не было видно крови и услышал треск. Оглядев себя, я увидел, что мой костюм порвался, и из меня торчал побег растения. В голове вновь помутилось. Если из меня что-то растет, то это что-то вполне себе могло найти дорогу и до моего мозга. Значит, все кончено.       В каком-то порыве я положил бутон посередине постели и вышел из комнаты. Спотыкаясь, я брел по коридорам, по которым сновали слуги, подготавливающие все для праздника и вышел через черный ход в сад. По пути мне пришлось несколько раз остановиться, чтобы перевести дух и не свалиться прямо на пол. Нет, я не хотел умирать здесь и портить всем настроение.       Я прошел мимо теплицы в дальнюю часть сада, оставляя за собой дорожку из окровавленных цветов, не имея сил подобрать их, чтобы никто не нашел меня. Пройдя вглубь чащи, я облокотился о старое дерево, кажется, это был орешник и посмотрел в голубое небо. Голубое и ясное, как твои глаза. Солнце слепило и согревало, как и ты сам. «Я люблю тебя», подумал я в последний раз и завалился набок.       Все мое тело пронзила ужасная боль, словно меня одновременно проткнула сотня тонких шпаг. Я слышал треск ткани и на краю сознания наблюдал, как из меня со стремительной скоростью вырываются на свет тонкие зеленые побеги, уже покрытые почками. Я не знал, видел ли я себя со стороны или же своими собственными глазами, но мне удалось рассмотреть чудесную картину — я лежал на земле, мертвый, а из меня росло нечто прекрасное. Цветы мгновенно распустились, и они были совершенно разными: нежно-розовыми, как моя любовь; красными, как моя боль; желтыми, как твои волосы; голубыми, как твои глаза. Цветов было так много, что моего тела, что стало для них идеальным удобрением, было совершенно за ними не видно. Я стал холмом, на котором проросло чудо света и никто меня не найдет. Что было к лучшему, я бы не хотел портить праздник.

Конец.