Отражение

Тяжело быть учёным. Не так. Тяжело, наверное, даже просто быть. Озвучивать свои самые умные и, иногда, не самые трезвые мысли на публику - риск. Всегда. Абсолютно всегда. Ошибся в цифрах - здесь. Оговорился - там. Раз к разу повторил уже пять секунд как неактуальную информацию - и вот тебя уже, кажется, гонят прочь, за границы научного круга. Мол, на задворках таким как ты, знаешь ли, живётся неплохо, Артур. Не потянешь. А там, вне науки, есть ли правда? А смысл - есть ли? Не так уж важно теперь для тебя. Подучи теорию, начни с азов. К примеру, сколько существует циферок в математическом ряду? Сколько будет дважды два? А там уже можно и дальше, куда-нибудь, до учителя математики второго-третьего класса. Личный, вечно нашептывающий на ухо монстр - итог отложенных детских страхов. Не решить пример у доски, не понравиться новому учителю, не стать любимчиком класса, ошибиться с подарком рыжеволосой девочке с двумя забантованными хвостами, что нравилась всем мальчикам в первом классе. Страшно. До дрожи в коленках - что тогда, что сейчас. Потому никаких подарков девочке с первого ряда, дома заучивать примеры для будущих занятий, заранее читать учебники по новым дисциплинам. Всегда. Всегда быть первым. И никогда не быть уверенным. Но то - раньше. Легче ошибиться в расчётах искажения действительности, сложнее - в детских задачках. Задачи, теряя между страниц учебников номера от одного до десяти, крупным шрифтом на странице с картинками, переходят в задачники в твёрдой обложке. Числа замещают цифры, между двух чисел появляются черточки деления, затем запятые. А потом, выкатываясь с таблицы в верхнем углу кабинета, на места чисел встают буквы. Учебники превращаются в сборники ОГЭ и ЕГЭ, наконец, в профильный по высшей математике. А потом начинается публика. И дрожь в коленях нарастает, кажется, в геометрической прогрессии. Раскачивая амплитуду колебаний грудной клетки, колотится сердце, как заведённое. И тогда появляется Женя. Приходит из ниоткуда. И, кажется, его колени никогда не подкашиваются, они, его ноги, будто две пружины - отталкивайся сколько влезет, будучи точно уверенным в прочности механизма. И тогда появляются Женя, его вечная непоколебимая вера в лучшее и новая, на полке, кружка, с высеченным на керамике НЛО. А вместе с ними появляется традиция. Сузив аудиторию с размеров медиа-платформы до двух сторон кухонного стола, заменив субъективные красно-зеленые оценки и их количество на неподдельную заинтересованность в глазах напротив. Становится легче. Становится легче говорить. И цифры больше не путаются в голове. И не стучит, загнанно, сердце. Вот он - живой отклик. Секунда в секунду - реакция на провокацию. Слово за слово - только успевай заваривать чай и сахар по чашкам раскладывать. Подобного рода еженедельная "вычитка" материала быстро становится привычкой. Также становится привычкой набирать сахар с горкой, когда речь идёт о чужой чашке и сметать лишнее, когда речь идёт о своей. Становится привычкой перенимать чужие привычки и набирать сахар с горкой в обоих случаях. Становится привычкой, не различая, называть обе чашки "нашими". Женя никогда не говорит о его мыслях плохо. Даже когда Артур пол часа объясняет тому, почему зеркало отражает его наоборот. Тогда Женя заинтересованно слушает, изредка сёрбая чай из кружки. И выдаёт в конце, до тепла меж ребер, привычное: "Это обязательно нужно заснять и как можно скорее, ты обязан открыть незрячим глаза". И Артур, скорее, сам перестаёт быть незрячим ровно в тот момент, когда замечает, что на него в зеркало глядят сразу два человека. И если сам на себя он до сих пор смотрит, исключительно как на очередного представителя рода хомо сапиенс, то второй взгляд видит, кажется, нечто большее. И как бы быстро второй человек не отводил глаз, в надежде остаться незамеченным, или, как минимум, иначе понятым - цифры в голове снова начинают плыть. И их место занимает та самая девчонка с рыжими хвостиками. И тогда, возможно. Только лишь возможно, Артур понимает, что вовсе и не хотел тогда дарить ей подарков. Мальчики хотели. Возможно ему никогда и не нравились рыжеволосые. Или, возможно. Только возможно. Никогда не нравились девочки. И тогда, вновь появившиеся дрожь в коленях и ускоренное сердцебиение, наконец, спустя столь долгое время, начинают казаться чем-то более ценным, менее губительным и более значимым, чем просто детский страх. И зеркало отражает то, как на кухне, впервые сразу над двумя кружками зажигается лампа. И стены эхом отражают впервые прозвучавшее предложение - остаться на вечер.