Личное божество

Арно и сам не понимает, кто он при Гае. Секретарь от слова «секрет»? Личная сиделка, отпаивающая всемогущего босса чаем, после того, как тот, хрипя и прогибаясь в хребте, возвращается в своё измученное тело? Обслуга, стригущая ногти, занимающаяся расписанием приёмов, поисками официального костюма и поправляющая микрофон на общих собраниях? Телохранитель, помимо основной четвёрки? Всё разом, без выходных и отпусков — про себя повторяет Арно. Какова роль Гая в его судьбе, секретарь уяснил давно. Гай — языческое, древнее божество. Полузабытый бог из тех, кто требует кровавых жертв и подношений. Такой запросто может изувечить за малейшее подозрение в неверности и редко когда приходит в милостивое и снисходительное настроение. Божество, которое не прощает слабостей даже себе. Особенно при свидетелях, вроде такой мелкой сошки, как Арно. Секретарь пытается отдышаться, выбегая из кабинета Гая. Рубашка липнет к телу, в зрачках ещё отражается ужас увиденного. Бежевый палас. Худенькое распластанное тело, изломанное, избиваемое изнутри. Белая рубаха расстегнута рывком — пуговицы попадаются Арно под изысканные туфли из кожи редкого питона-альбиноса. Чернильные кляксы гематом появляются на туловище Гая из-за воздействия вовне. Он хрипит, извивается, словно одержимый. Внутри хрупкого вместилища идёт борьба за право контроля, и в такие моменты лучше не попадаться тому, кто занял место. Чёрные кудри на безнадёжно спутались. Гая протащило от стола — широкого бюро из массива дуба к самому окну, где и случился очередной приступ. «Приступом» Арно называл состояние, когда эльбеус Гая приходил в ярость на носителя и швырял его в стены, как марионетку, колотился изнутри, смотря на мир его глазами, и заставлял Гая страдать. Мелко дрожа, Гай садится на ковре. Резкое движение приносит ему боль. Он утирает ещё не успевшую спечься кровь в уголке рта рукавом. Опекун не просто так разъярился на него. Триста пять лет они ищут способ заболотить мир, и уже сотню Гай сомневается, стоит ли продолжать попытки. В глубине сознания он таит надежду, что солнце двушки выжжет болото и не будет ни задохнувшегося мира, ни контролирующих разум эльбов. Если бы он сумел найти способ, то уже выжег бы из себя паразита, как убивают антибиотиками заразу. Секретарь подбегает к нему с опаской.  — Уйди, Арно! — вскрикивает Гай. Опять настырный мальчишка застиг его в минуты слабости. Гаю досадно. Секретарь начал проникаться к нему жалостью — редким проявлением чувств для Арно, на самом-то деле. В голове у юноши сплошные цифры и амбиции: место секретаря Арно давно не устраивает, но он знает слишком много о самом Гае. Хлопает дверь. Арно сбежал. Рядом с собой Гай находит продолговатый прямоугольник смартфона. Паренёк обронил его, когда нагибался к шефу. Гай многократно видел графический пароль Арно, незатейливый росчерк зигзага, и беззазорно повторяет его. Сообщения, банковские приложения, заметки — Гаю безразлична конфиденциальная информация, он тыкается по экрану ради пустого интереса, пока он случайно не натыкается на приложение для прослушивания музыки. В последний раз Гай слушал чужую музыку, когда Клавдий — одарённый предшественник Белдо, лучший из его соратников, монструозно мучил виолончель. Гай пришёл на звук — полнотелый, полный боли и отчаяния, то взлетающий ввысь, то падающий до самых глубин, безудержно страстный. Клавдий вскинул светловолосую голову в немом приветствии — волосы перелетели через лицо, и продолжил играть с пущим пылом. Втроём они провели целую ночь — виолончель, Гай и Клавдий. Музыка шла изнутри Клавдия — то трепетная, то ожесточаясь, то растекаясь каплями дождя по стеклу. Гаю почудилось, что Клавдий уже тогда преисполнился решимости вновь попробовать прорваться на двушку. Клавдия не стало через месяц. Гай видел его в гиелятнике, но не остановил. Опытный наездник, Клавдий самостоятельно совершал частые одиночные вылазки, и никто не сумел заранее предсказать его намерения. Наушники в кабинете у Гая находятся в верхнем ящике стола, куда Арно складывал необходимые, по его мнению вещи. Гай хмыкает. Новенький смартфон ждал его в том же ящике, как и тонкий, меньше сантиметра, ноутбук. Гай упорно продолжал пользоваться бумагой, сменив школьные тетради на элитарные блокноты в точку в аккуратных синих переплётах. Бумага не разряжается в самый неподходящий момент, — повторял Гай, заставляя Арно вести его ежедневник. Гай интуитивно пролистывает списки с названиями песен и групп, а затем нажимает на значок двух перекрещенных стрелок. Есть в нём что-то шныровское. Из наушников звучат перегруженные примочками гитары. Гай морщит лоб, удивляясь. Оказывается, секретарь слушает хэви-метал. Он листает списки музыки всё ниже, пока не натыкается на странный списочек, помеченный, как «Гай». Музыка здесь — более тихая, менее перегруженная басами и барабанами, что заставляет Гая облегчённо выдохнуть. Когда «метал» только появился, Клавдий — тот ещё приверженец новшества, натянул косуху и потащил Гая с собой на концерт. Парни со стоящими вверх волосами исполняли дикарские пляски, всё время толкаясь и пинаясь. Клавдий тогда даже подрался с длинноволосым юнцом и завербовал к ним пятёрку берсерков из байкеров. Второй раз за вечер поминаю ведь, — поражается Гай. После появления Дионисия Гай два десятилетия игнорировал своего подручного, занимаясь новым протеже. Дар Дионисия — вести за собой, влюбляя, Гай счёл более перспективным для набора новых инкубаторов. Клавдий не таил обиды, но отстранился. Грудной женский голос вступает в песню в тот самый момент, когда Гаю наскучивает слушать инструментал. На строчках «но где же покой?! Обрастут серым мхом мои кости. Забыто отныне и присно» Гай вздрагивает. Цепляет, — как выразился бы всё тот же приснопамятный Клавдий. М-да, спасенье ему действительно только снится — соглашается с текстом Гай. Ту часть стиха, где поётся про осыпавшееся пеплом сердце, Гай упорно игнорирует. Фактически такой орган присутствует в его груди. Припев окончательно заставляет сердце щемить. Пускай оно столетьями не бьётся в адекватном понимании, а в грудине тянет, болезненно сжимается нечто незримое, то, что эльб не сумел извратить. «Скалит зубы душа твоя, чёрный барон, и уже никогда в небеса тебе не возвратиться». Это мы ещё посмотрим! Гай сжимает зубы, сам того не замечая. Песня будоражит его. «Замолчи, Ты способен любого с пути совратить Ты еще никогда не рождался. Не ведаешь страха и смерти. Получить, Покорить своей воле звенящую высь. Твоя цель. Но финал не удался. И в рай попадают лишь дети.» Звонкий смех разносится по кабинету. А ведь действительно, чем двушка — не рай? И кто, кроме отроков сейчас попадает в её блаженный покой? ШНыр покидали по разным причинам. Не из-за закладок, нырков, вечной усталости и невозможности помочь себе, а из-за банальных человеческих желаний. Отучиться, поехать на море, выйти замуж, начать всё с чистого листа. Отбросив наушники, Гай входит в смежную с кабинетом ванную. Отражение в зеркале уставшее, с ввалившимися щеками и глубокой синевой залегших под веко теней. Арно изучил его слишком хорошо: взгляд падает на лежащие с края ванны чёрные брюки и зелёную футболку и блистер обезболивающего. Может, стоит показаться с новой, незнакомой Арно грани, дабы тот не зазнавался, что изучил начальство досконально? — Да уж, засиделся ты в Кубинке. — Обращается к своему отражению Гай. Арно обнаруживает пропажу столь ценного личного имущества, как телефон, спустя полчаса. От кабинета Гая он бежал через гиелятню и пытается возвратиться к кабинету теми же шагами. Проклятые надсмотрщики! По-любому уже успели утащить и теперь смотрят через камеры за тем, как Арно осторожно перебирает ногами, отпрыгивая от гиельих клеток. Телефон хранит всю его подноготную, все контакты, все счета, несколько безобидных паролей от соцсетей и приложений для знакомств. Гай застаёт его врасплох, неслышно подкрадываясь.  — Что-то потеряли, Арнольд? — С некой иронией спрашивает заметно повеселевший в эти полчаса Гай. Арно округляет глаза. Это что, шныровская куртка на шефе? Потертая косуха выглядит древней, затасканной и столь же грубой, как куртка ныряльщиков.  — Спасибо. — Холодно благодарит Арно за принесенный телефон. Машинально поправляет галстук.  — Какие у Вас планы на вечер, Арно? — Тон у Гая необычайно заинтересованный. Словно бы ему действительно есть дело до того, куда девается Арно, уезжая на спортивном авто с базы. Словно бы ему действительно есть дело хоть до кого-то в этом мире. Общие сборища и необходимые мероприятия Гай посещал неохотно, заранее представляя, каким утомительным будет вечер. Он едва выносит кудахтанье Белдо, презирает подобострастие Тилля и недоверчиво взвешивает каждое слово Альберта. На остальных же Гай обращал меньше внимания, чем сам Арно на бездомных с улиц Нью-Йорка. Они находились в разных плоскостях реальности. — Я ещё требуюсь Вам здесь, верно? — Убеждается Арно и, осмелев, задаёт Гаю встречный вопрос: — Откуда у Вас такая куртка? — Твой предшественник частенько мотался по сомнительным местам и считал подобное времяпрепровождение развлечением. Это его куртка. — Практически любовно сообщает Гай. Острая иголка ревности незримо впивается в кожу Арно. Кем бы ни являлся предшественник Арно, он подобрался к Гаю гораздо ближе, чем любой из ныне живущих. За время службы на Гая Арно так и не удалось вынюхать, имел ли Гай любовников или любовниц, или же он асексуален. Арно не стремился узнавать предпочтения Гая в интимной сфере, однако, несколько слабостей прибавили бы человечности к портрету практически неспящего, не нуждающегося в еде, устойчивого к любым ядам и урону Гая. — Отвезти Вас в город? — Уточняет Арно несмело. — Верно, Арно. Вы схватываете на лету! Гай весело запрыгивает в кабриолет, усмехается выбору авто. Зачем Арно кабриолет в Москве, где восемь месяцев крышу не откинуть из-за снега, а в остальное время то дождь, то тополиный пух, то мошки будут досаждать поездке? Чужая косуха невероятно идёт ему, оттеняя длинные кудри и пронзительно-синие глаза. Арно заглядывается на шефа, чувствуя возникшую между ними неловкость. Гай не выпытывал у Арно данных о его ориентации и до этого вечера Арно жил преспокойно, снимая парней на закрытых вечерах. Как назло, шеф вполне вписывался в типаж Арно, а точнее, являлся первопричиной появления у Арно типажа. — Поехали! У тебя ведь есть избранные злачные заведения? Арно тяжело вздыхает, заводя мотор. Видеть шефа в таком приподнятом настроении настолько необычно, что он предпочёл бы угрюмого, злющего Гая, требующего принести ему шнеппер в кабинет. Гай тянет руку к приборной панели и безошибочно включает магнитолу, манипулируя регулировкой громкости. — Вот уж не думал, что ты фанат тяжёлого звучания. «С Вами станешь», — проносится в голове у Арно. Хэви-метал помогал выплеснуть агрессию без ущерба себе или своему будущему. Только мысли о том, что помимо каземата, ныряльщиков и одержимости Гая существует целый прекрасный мир, подпитывали надежду на будущее.  — Я слушаю разное. — Выдаёт он вслух. Двигатель спорткара урчит, разгоняясь до ста километров в час за пятьдесят секунд. Арно стартует резко, оставляя позади и Кубинку, и изумленную охрану. Гай машет им рукой — отбой, он сейчас не нуждается в охране. Гай располагается максимально нагло, закинув ноги на приборную панель. — Гай, Вы… Пристегнитесь и уберите ноги, пожалуйста! Арно выкинул из салона бы любого, даже самого изумительного парня, если бы тот позволил себе подобное по отношению к его авто — да и к любым другим вещам. Но Гай игнорирует его требование с необычайным безразличием.  — Арно, если бы я всегда соблюдал все правила, нас бы с Вами здесь не сидело. Невыносимый. Невозможный. Надменный. Нахалистый. Требующий его развлекать по первому щелчку пальцев. Настоящие планы Арно волнуют Гая куда меньше, чем эльбов волнуют человеческие взаимоотношения и чувства. Они плетутся в пробке целый час. Закатное солнце слепит Арно и он вынужден щуриться. Гай придаётся воспоминаниям. Где два века назад мостили широкую дорогу для обозов, где погорел каретный сарай, а где и вовсе до середины двадцатого века оставался поросший бурьяном пустырь. — Гай, а что-то позднее эпохи Петра Первого Вы в состоянии вспомнить? — Дерзит секретарь. Его раздражает абсолютно всё: прилипшая к спине рубашка, отсутствие тёмных очков, пятизначная сумма на карточке вместо шестизначной и особенно босс на соседнем сидении. Арно уже мог бы оказаться в своей прекрасной квартире в Сити, откупорить бутылочку красного вина, заказать доставку из ресторана, но вместо этого он вынужден обслуживать Гая. — Видишь вон то здание? — Гай указывает рукой на жёлтый двухэтажный дом в полукилометре от шоссе: — в восьмидесятые там открылась скромная пельменная. Мы с Клавдием часто там пили пиво, а однажды Дионисий поспорил с ним, что сможет очаровать буфетчицу и та бесплатно даст ему вторую порцию. Девушка оказалась влюбчивой и до конца года всё спрашивала у нас, где же тот милый парень с ямочками на щеках и почему он ей не звонит. Дионисий не знал, куда ему спрятаться от поклонницы — он дал ей настоящий адрес. У Арно разрыв шаблона. Гай пил пиво?! А Дионисий с кем-то спорил ради тарелки пельменей? Что он ещё не знает о коллегах? Быть может, Долбушин начинал с финансовых пирамид? Тилль в девяностые крышевал рынки? Хотя последнее не лишено смысла. — Разве Вы пьянеете от алкоголя? Вы и пиво? — Сомневается в правдивости байки Арно. — Ты прав, Арно. Я больше по коньяку или ликёрам. — Улыбка у Гая зубастая, хищная. Арно едва не пропускает поворот от столь разительных перемен в шефе. Ещё немного — и Арно окончательно сгинет в пучине сумасшествия, но пока что он вежлив и обходителен с Гаем. Открыв перед боссом дверь, Арно достаёт из кармана тонкие ментоловые сигареты и закуривает. Бросает Арно каждые два-три месяца, но раз за разом закуривает после очередного «приступа» у шефа, после общего слёта, в те моменты, когда его и упертую Лиану Григорьеву оставляют в холле их руководители. Самоуверенная Лиана начинает всем своим видом показывать независимость от решений Долбушина, а Арно молчаливо предлагает ей сигаретку. За перекуром они обмениваются красноречивыми бессловестными жалобами на руководителей. Гай беззастенчиво забирает из пачки ещё одну и прикуривает от той, которую Арно зажал губами.  — Дышите, Арно! — Задорно подначивает его Гай. Смешливый, по-юношески гибкий, Гай держит сигарету между безымянным и средним кончиками пальцев. Он отводит со лба длинные вьющиеся пряди и выдыхает дым узкими кольцами. — Тоже предшественник научил? — Скорее я — его. — Этот вечер пронизан воспоминаниями о Клавдии. В нём горела искра жизнерадостности и кипучее желание прыгать в омут с головой. Клавдий обожал эксперименты и умело терзал себя в муках раскаяния. Но что-то в нём заставляло самого Гая забросить все свои планы, мысли и переживания и полноценно жить, а не влачить многовековое существование.  — Расскажите мне о нём. По-нормальному, Гай. Арно толкает дверь в клуб и пульсирующий синий свет отражается от его рубашки, придавая лицу мертвенное выражение. Они усаживаются за барную стойку. Арно без колебаний заказывает мартини, а Гай — шоты с крепким травяным ликёром.  — Клавдий представлял из себя натуру увлекающуюся и безумно талантливую. Он хватался за различнейшие увлечения и многое превращал в искусство. Раз в десятилетия он пересматривал свои взгляды и вкусы, опасаясь закостенеть. Когда мы познакомились в 1880 году Клавдию исполнилось двадцать пять и он только выбыл из числа ныряльщиков. В 1991 он всё ещё оставался двадцатипятилетним. Арно быстро соображает, что имел в виду Гай. Не сохранение вечной юности, а бесконечно молодой, живой и пластичный разум. Гай убирает от лица волосы, протягивает ладонь за шотами. Кадык движется вверх-вниз, когда он прогладывает пахнущую полынью жидкость.  — Я видел его всяким. В послевоенные годы он стал жёстче и злее и уже не разменивался по пустякам. Организация крепла. Выбывших ныряльщиков становилось только больше. — Значит, глобальной организация стала только в двадцатом веке? — Верно. К последним годам Клавдий всё чаще и чаще раздумывал над тем, как уничтожить эльба. Я не вмешивался, ведь исход его экспериментов стал важен и для меня. Арно едва различает звонкий и высокий голос Гая за басами клубной музыки. Гай щёлкает пальцами. Посторонние шумы смолкают в один миг. — Так лучше, Арно? Сфера отрицания. Нашей беседе никто не помешает. — Продолжайте. Я хочу знать всё. — Разумеется, Арно имеет в виду всё, что Гай соизволит вымолвить. Гай кивает, опрокидывает ещё один шот. — Он метался, не находя себе покоя, и постоянно боролся с собственным опекуном. Надлом становился всё очевиднее. Клавдий часами спорил сам с собой, как умалишенный. Или, может быть, у него не осталось собеседника, равного ему по уму? Гаю тоскливо признавать, что большая ставка на Белдо принесла ему за десятилетия меньше, чем Клавдий за пару лет. — Но ведь многие боевые ведьмы ведут диалоги с опекунами. — Фикция. Настоящая связь не нуждается в словах, а исходит изнутри. Ты можешь сопротивляться ей, но эльб всё равно знает твои помыслы, мечты, желания, предпочтения. В противном случае эльбы играли бы нами на примитивных инстинктах. — Только самые стойкие из них способны противостоять опекунам и отличать поддельные фантазии от текучей и переменчивой реальности. — Учту. — Клавдия стоит считать праотцом трех фортов. Будучи магом, он нередко прибегал к рукопашному бою и отлично метал топоры. Дед Клавдия владел первопредметом и тот оставил на нем неизгладимый след. В зрелости Клавдия редко можно было лицезреть без длинной трости с чеканкой в виде лозы. Ирония таится в том, что именно трость сделала его хромым. Дед сёк его тростью, не ведая об истинном назначении камня внутри неё. Один удар по спине задел нерв и Клавдия могло даже парализовать. Он не сломался перед первой закладкой, обещавшей исцеление и мучился от невообразимой боли, которую не утихомирил даже морфий. Помогало только заклятие разделения — боль становилась почти терпимой, распределяясь меж двух людей. Гай проделывал эту магию далеко не единожды и до сих пор фантомные боли заставляют его кричать ночами. Каково же было самому Клавдию, если Гаю доставалась только половина? Арно одним глотком добивает мартини. — За год до своего опрометчивого поступка он попросил переделать трость в зонт. Гай прикрывает лавандовые от усталости веки. Он тосковал по Клавдию. Вся спина, плечи и ягодицы Клавдия были многократно иссечены широкими и узкими продольными шрамами. Самый толстый из них равнялся ладони Гая. Он с опасением касался Клавдия ниже шеи, но тот однажды заявил, что просто не ощущает касаний к спине, аккуратно заплетая волосы Мокши. — Гай, Вы молчите уже с минуту. — Напоминает о своём присутствии Арно. — Трость, пардон, зонт перекочевал к Альберту Федоровичу. Клавдий оставил многим из тех, кто сейчас с нами, что-то на память. Спросите у Дионисия, хранит ли тот белый фрак в своей комнате счастливых предметов. Да и у Тилля есть серебряные ножи, которые Клавдий подарил ему на свой сто десятый юбилей в организации. — Сто десятый?! — Арно знал, помимо Гая в организации есть долгожители: три боевые ведьмы, несколько пророков, один полумаразматичный богач, боящийся выходить из своего поместья, но сто десять лет бок о бок с Гаем? Будучи его главным пособником и, судя по косвенным фактам, любовником? Арно бы столько не выдержал. Чем ближе ты к своему божеству, тем острее и явственнее ощущаешь его гнев. Как же секретарь не похож на его верного соратника! Ни внешне, ни внутренне. Крайне высокий, плечистый блондин Клавдий с раскатистым шаляпинским басом и гнилушками зелёных глаз и Арно — сухопарый, едва выше самого Гая, русый с рыжинкой, в очках, со взглядом проворного лиса и вкрадчивым голосом, полным мёда. Но может, он сумеет ненадолго заткнуть ноющую пропасть в груди? Гай живёт так долго, и так долго подбирает тех, кто мог бы восполнить недостающее в нём, чтобы в итоге опять остаться одному. Гай заказывает ещё двенадцать рюмок настойки. Арно кажется, что он вовсе и не пьянеет, пока шеф не спрыгивает с табурета, протягивая ему ладонь.  — Потанцуем, Арно?  — Я бы воздержался. — Арно ещё не в том состоянии опьянения, чтобы танцевать с шефом. Ему многое необходимо тщательно обдумать происходящее. Арно предпочёл бы сидеть и отсортировывать полученную из первых уст информацию, но Гай сменяет весёлый тон на властный.  — Арно, я настаиваю. Арно знает мелодию — «Cat people» Боуи. Неожиданный вариант для танцпола. Возможно, потому что для танцев слишком рано и помимо них посетителей немного и те не спешат двигаться под музыку, воспринимая ту, как фоновый шум. Гай ведёт в танце, положив ладонь Арно прямо на талию. Голову кружит, а музыка оттеняет движения Гая. Лёгкость, с которой Гай то льнёт к Арно, то слегка отталкивает его, завораживает. Арно обоняет аромат старой кожи, травянистый запах ликёра и острый, хищно-животный запах, отдалённо напоминающий гиелий. Гай заставляет его извиваться, подаваясь навстречу, едва успевая следить за собственными ногами и вот — Арно всецело оказывается в руках Гая, развернутый к нему спиной. Тонкие длинные пальцы Гая скользят по батистовой рубашке по направлению к брюкам. Арно впервые лапают столь бесстыжим образом и к своему неодобрению он возбуждается. Пикантности ситуации добавляет неведение Арно — продолжает ли Гай удерживать заклинание, или они ловят на себе неодобрительные взгляды? Ладони у Гая приятно-прохладные, трепетные и к этому мгновению сползли на бедра Арно. Он разворачивается, обрывая контакт, и ловит очень заинтересованный взгляд Гая.  — Гай, пожалуйста… — Шепчет Арно испуганно: — не при людях. На немой вопрос Гая Арно уже готов ответить согласием, но не так. Публичные проявления эмоций настораживали Арно в прочих людях. Неумение контролировать себя — худший порок из наблюдаемых Арно вариаций. Именно эмоциональная распущенность вела к алкоголизму, нервному истощению, изменам и убийствам. Так легко один раз поддаться чувствам и взяться за арбалет или подойти к чужой жене и сказать «иди за мной». Капля псиоса — и та пойдёт.  — Чего ты боишься, Арно? Разве я даю тебе мало всего? Разве ты не можешь купить этот клуб или тех, кто решит скомпрометировать тебя? — Гай хватает его за запястье, всё ещё танцуя. Горячие бедра Арно соприкасаются с его телом, вызывая в нём полузабытое желание. Секретарь ведёт узкими плечами.  — Мне не нравится выставлять интимное публично. Арно опьянел куда сильнее Гая и не собирается садиться за руль. И до его квартиры, и до Кубинки очень далеко. Он остановился у первого попавшегося клуба.  — Хорошо. Как ты хочешь? — Ласково интересуется Гай.  — Я домой хочу! В кровать. Я устал, вспотел, вымотался, а тут ещё Вы на мою голову! — Срывается Арно беспомощно. Близорукие глаза за тонкой оправой умоляют отпустить его отдохнуть. Арно крайне привлекателен, когда не строит из себя владельца всего мира. Гай молча за руку тащит его к двери туалета. Арно брыкается, возмущаясь. — Если Вы думаете, что можете купить всех, купите себе проститутку! А я ваш секретарь! У меня третий год отпуска не было! Я эспрессо литрами пью! Я не трахаюсь в туалете! Это антигигиенично! Серебристый смех Гая отскакивает от чёрной плитки туалета московского ночного клуба. Двое мужчин, мывших руки, стремительно ретируются из помещения.  — Арно, у меня с собой прыгун. — Из кармана кожаной куртки появляется бледное стеклышко в рамке: — только скажи, куда тебя отправить. Арно сам рисует дверь. Криво, косо, ниже собственного роста, но внести коррективы он не позволяет.  — Проходите. — Тон у Арно извиняющийся. Что ему терять? Гай словно ждёт согласия на любое действие по отношению к нему. Арно чаще ютится на диване в кабинете Гая, чем бывает в квартире, о которой долго мечтал. Дизайном занимался модный стрит-артер, мебель Арно заказывал из Италии, обставляя свой дом всем самым лучшим, изысканным и дорогим. Гай мотает головой, оглядываясь. Первая ассоциация с квартирой Арно — необжитость. Аккуратист-секретарь даже кухонную утварь не успел распаковать из фирменных коробок, пакетиков и пластиковых лотков. Гай проходит по искусно подобраному паркету от возникшей из воздуха двери к имеющемуся в квартире бару.  — Бокалы, из которых никто не пьёт. Постель, на которой не спят. Кухня, где никто не готовит. Арно, ты не задумывался, что живёшь в имитации? — Произносит Гай. Арно вздрагивает.  — Гай, Вы… Утром я отвезу Вас в Кубинку. Дайте мне поспать, пожалуйста. Весь дом в вашем распоряжении. — Секретарь пытается сохранить остатки чести и субординации, но вместо этого натыкается на призывный взгляд Гая в окружении густых ресниц. Взгляд окончательно добивает разодранные в клочья нервы секретаря.  — Арно, у тебя завтра выходной. Позволь себе расслабиться.  — Я не могу расслабиться, когда Вы рядом! — Вскрикивает Арно, изчезая в недрах ванной. Он садится на край чаши, выполненной в виде морской раковины и опускает лицо в руки. Тонкокостная фигура Арно сотрясается от рыданий. Соберись, тряпка! — рычит сам на себя парень. Эмоции, комом копившиеся последние два года, прорываются из него острыми, царапающими кожу осколками, заставляя забывать, как дышать. Только не паническая атака, когда там, за стеной — Гай. Мастер удерживать маску хладнокровного терпения, когда из его жил вьют верёвки. Арно судорожно захлебывается такими нелепыми, горячими, горько-солеными слезами. Он столько таит внутри себя, не позволяет прорваться этому! Безупречный Арно! Пунктуальный, аккуратный, с опаской относящийся ко всякой грязи. В идеально отпаренных брюках, сшитых на заказ рубашках, туфлях ручной работы. Подбирающий уход за кожей лица или посуду часами. Внутри Арно весь изглодан собственной тревожностью, заставляющей секретаря пересчитывать миндаль к утреннему кофе — обязательно чётное число, прикуривать только от синих зажигалок и стирать руки в кровь, раз за разом намыливая ладони антибактериальным мылом. Потребительство уже два или три года перестало приносить Арно мещанскую радость. Из-за повышенной брезгливости Арно не способен даже на кратковременную связь, а постоянные любовники не выдерживают напряжённого графика Арнольда и того, что тот готов сорваться к своему шефу по первому звонку среди ночи. Арно ведёт список собственных компульсий и ходит к психотерапевту, но с Гаем каждый день, как смертный бой. Ни доза псиоса, ни очередная компульсия не спасают трепетного, нежного Арно от маячащей перспективы однажды выйти в окно. Каждый из его предшественников умер страшной смертью. Покинутые и забытые Им, они боготворили того, кому прислуживали? Или же тайно презирали, когда личное божество падало пред ними на колени, раздирая собственное горло? Если бы Гай мог, он бы вычленил из себя эльбеуса и отбросил бы существо, как грязную, распадающуюся на нити ветошь. И перестал бы быть его божеством — всемогущим, способным сокрушить в пыль всякого, кто усомнится в его власти. На пороге незапертой ванной возникает худосочная фигура шефа, держащего в руках чашку из сервиза Арно. Уже без косухи и ботинок — как минимум, Гай в курсе паталогической чистоплотности Арно.  — Я сделал тебе чай. Не знал, как ты предпочитаешь, так что вот… — Он автоматически отставляет чашку на раковину. Гай застал секретаря врасплох: юноша рыдает, а он — лишний. Вот и развеялся! Довел парня до истерики. В груди что-то ёкает и Гай опускается на пол возле Арно. Секретарь никак не реагирует на ладонь Гая на плече, продолжая шумно втягивать воздух носом. Горячий чай помогает от паники, застающей врасплох, накрывающей Арно пыльным и тяжёлым одеялом.  — С лимоном. Как я делаю Вам. — Отвечает Арно на такой далёкий вопрос Гая. Тот сидит рядом, успокаивающе взяв Арно за ладонь. Он не выпытывает причину такого резкого срыва и не сокрушается, а просто остаётся рядом. За один злосчастный вечер секретарь узнает о Гае больше, чем за все предыдущие годы, поражаясь своей наглости — разве же можно полностью изучить шефа? Они перед ним — распахнутые книги, к которым Гай может вернуться, чтобы вчитаться получше, а он для них незримый чтец, слишком великий для одномерного представления. Арно не в силах проговорить в слух то, что терзает его изнутри и как он близок к той грани, за которой Гай ещё никогда не был и, наверное, долго не окажется. Но Гай понимает. И молча сидит, прижимаясь спиной к спине до самого утра, убаюкивающе насвистывая непохожую ни на что известное Арнольду мелодию. И им хорошо втроём — Гаю, Арно и музыке.