Carlando в их проявлении

      Ландо не слишком тактильный. Он не любит прикосновения, обращаясь к ним только по необходимости. Ну знаете, пожать руку или приобнять для фото — без проблем, но стоит прикоснуться к нему плечом в транспорте или оставить руку на предплечье в разговоре — он уклоняется, как если бы это были щупальца осьминога, со всей его «любовью» к морепродуктам.       Карлос наблюдает за тем, как супер-тактильный Даниэль обхватывает плечи младшего, искренне смеясь над какой-то, он уверен, глупой шуткой, а Ландо, как сливочное масло, натянуто улыбаясь, стекает все ниже в его руках. Он выдерживает еще около полминуты перед тем, как встать из своего импровизированного укрытия и пойти спасать своего уже бывшего напарника.       Глаза Ландо блестят, как и всегда, когда он видит Карлоса. — Пойдем поедим вместе, — рокочет он, утягивая младшего в приветственные объятья.       От его прикосновений Ландо, не уворачивается, разворачиваясь всем корпусом, грудь к груди, задерживаясь на столько, на сколько это позволительно, чтобы не показаться странным публике. — Пойдем, — отвечает Ландо, вместо приветствия.       Карлос жмет руку австралийцу, задерживая взгляд в глаза, безмолвно объясняя, почему двое пилотов будут какое-то время отсутствовать в поле зрения. Даниэль все понимает, заговорчески улыбаясь. Карлос ставит крестик в уме, о том, что необходимо прояснить с Риккардо этот момент, но он боится, что правда может оказаться глубже, чем медоед мог бы себе надумать.       Они идут окольными путями, мимо паддока, мимо камер и знакомых, мимо всех, кто может их задержать, в полной тишине. Старший оборачивается через плечо, на идущего чуть позади друга, чтобы убедиться в том, что тот даже не смотрит куда его ведут, всецело доверяя, задумчиво смотря под ноги, куда-то сквозь. Если первый резко остановится — второй стопроцентно врежется ему в спину. — Ты будешь мясо или кондитерку? — односложно спрашивает Карлос. — Я не голоден, — признается Ландо.       Испанец ничего не отвечает, чувствуя, как в горле распирает от невысказанных слов, его брови надламываются в эмоции без названия, чем-то средним между тоской и преданной любовью. Он успевает застыть и шагнуть к младшему, перед тем, как сознание снова берет контроль над его телом, отталкивая, как если бы они были магнитами с одинаковыми полюсами. Карлос роняет голову на грудь, усмехаясь, разворачивается на пятках и продолжает путь, с тихим «идем», случайно сжав пару раз ладонь, как призывают маленьких детей взяться за руку. Ландо очень хочет схватиться, но может лишь плотнее сжать телефон в кармане. Впереди идет пара, прижавшись друг к другу плечами. — «Нечестно», — думает Ландо, — иду, — отзывается он.       Никто не знает в какой момент они сменили маршрут, или он был таким изначально, но пилоты обнаруживают себя перед комнатой отеля Карлоса. Ключ-карта одобрительно пиликает, отщелкивая замки. Карлос отворяет дверь, пропуская напарника вперед себя. — Я хочу в душ, — немного нервно говорит Ландо, но между ними нет никакой неловкости, Карлос приглашающе взмахивает рукой, мол, пожалуйста, а его сердце отчего-то бухает в груди, по ощущениям больше напоминая китовое.       Ландо выходит из ванной намного менее дерганным, чем был по пути сюда. Он обнаруживает Карлоса на кровати, в форме звездочки, подложившего подушку под голову, рассматривающего потолок и нет ни единой причины, почему Ландо не может присоединиться к этому заманчивому времяпрепровождению. Он забирается на большую двуспальную кровать в своих серых трениках, утопая в мягкости матраса, переворачивается на спину и плюхается аккурат под боком у старшего, вытягивая ноги с блаженным выдохом. Карлос перекидывает руку над его головой, и тот уже лежит у него плече, повернув голову в его сторону. — Дэн бы очень расстроился, узнай, как много ты ему не позволяешь. — О чем ты? — хмурит брови Ландо. — Просто подумал не обременяю ли я тебя своими прикосновениями? — Кто сказал, что я не люблю прикосновения? — Ты б себя видел, cabrón, стоит задержать на тебе ладонь… — Но я же не делаю так с тобой… — немного расстроенно бормочет Ландо. — Да, я знаю, спасибо, — шепчет Карлос, поворачивая голову к чужому лицу, потираясь колючей щетиной и невесомо целуя в лоб.       У них было не так много времени, чтобы привыкнуть к друг другу, поэтому Ландо дергается, и тут же извиняясь бодает Карлоса куда-то в шею. — Я хотел бы больше… — подбирает слова, — трогать. — Что тебя останавливает? — Скромность? — Правильный ответ — ничего.       Общение между ними это про чувства. Это про «я люблю тебя» через букву, не произнося ни слова. Это про трогать не для «удерживать», а «ощущать». Ландо не был ни кем высмеян или опозорен даже близко, но в глубине души все равно взращено зерно сомнений, одна одинокая мысль, что это влечение порочно, неправильно, поэтому он сомневается в каждом своем движении, фактически, все это нелегально, он почти бандит, размышляет он. — «Бред» — думает Ландо, но продолжает сомневаться.       И этим мыслям не было бы конца, вот только, отношения — это про двоих. Поэтому Карлос впитывает чужое беспокойство, как губка, забирая и растворяя его в себе. Его касания — это правильно и у Ландо не остается поводов в этом разувериться. Они позволяют себе исследовать друг друга лежа на кровати. Просто водить руками по телу, наблюдая за реакцией, привыкая, запоминая и распробуя. Ландо смотрит исподлобья, робко протягивая ладонь к чужому лицу. Карлос не двигается, боясь спугнуть этот скромный позыв. Большая ладонь мягко гладит от виска, скользя за ухом, оглаживая мощную челюсть, шуршит по щетине, разглаживая мимические морщинки улыбки, большой палец скользит по пухлым губам. — «Сакрально» — думает Ландо, в его голове иконы с лицом Карлоса Saint Сайнза.       Гонщик выдыхает, согревая, ладонь теплым дыханием, сцеловывая едва ощутимое напряжение. — Ты прекрасен, — произносит он, и Ландо хочет поверить.       «Варево» — только так он может описать то, что чувствует. Возбуждение бурлит на медленном огне, согревая под кожей, перетекая, как и их тела в плоскости кровати, из груди, ниже и возвращаясь, не определившись. — «Не все в этом мире сплошная пошлость», — пытается убедить себя Ландо, ощущая, что хочет большего, но вдруг он один, кто хочет и что делать если не хочет Карлос, он ведь не один извращенец? Есть ли у него опыт? А если он испытает отвращение, узнав, что он парень? Узнав что, простите? — Если ты еще немного подумаешь, то, боюсь, что твоя голова лопнет, — бормочет Карлос, уже минуту наблюдая чужой тупой взгляд в пустоту. — Это, знаешь, эмм… слишком, да, я думаю, что может хватит на сегодня, нам кажется надо было… — Ландо тараторит, подрываясь, так резко, что Карлос успевает испугаться, что что-то случилось.       Ландо хочет заорать, от того, что не может себя остановить, повести иначе. Конечно легче глупо упрямиться, чем решать вопросы по-взрослому, брать ответственность. Страх сильней и он не может его пересилить, он почти тянется, чтобы закрыть себе рот, но продолжает говорить несусветицу. — Надо было встретиться с… — он даже не успевает придумать с кем, теперь видимо - с психотерапевтом. — Стой, — Карлос подскакивает за ним, смаргивая легкое головокружение. — Стой, остановись.       Ландо замирает на краю кровати, не оборачиваясь. Он уже видит, как горят мосты, думает, какое мороженое купит, чтобы заедать свою депрессию, скорее всего ему понадобиться 2 дня, чтобы наесться, а потом еще примерно целая жизнь, чтобы попытаться смириться… — Ландо, ты мне нравишься. Ты красивый. Я хочу быть с тобой, — Карлос не знает, что из этого может остановить Ландо прямо сейчас, но понимание, что все это правда — очень лично для него. Он сказал это, он это признал. Из этой комнаты выйдут либо два сердца, либо одна разбитая душа на двоих.       Нет, естественно, они оба изначально целостные, ну знаете, не как: «рожденный половинкой скитается всю жизнь в поисках недостающего пазла». Нет, это не так. Но они скорее целостные, как карьер с песком. Выкапывай из него машинами песок — он не перестанет быть карьером, но его ресурсы будут иссякать, и оставаясь собой он уже не целый, не тот, что был раньше, он мог бы быть полней, а у него забрали, и запасы, увы, не безграничны.       Это поразительная способность разогнать внутренний конфликт в своей голове, сделав выводы не проронив ни слова — сверхспособность Ландо. Ему иной раз вообще противопоказано думать. Карлос видит только напряженные плечи, не до конца понимая, что он может сейчас предпринять. — Мы запутались? — шепчет Ландо, — или только я не понимаю, что делаю? — Ты даже не взглянул на меня, а уже сдался? Что тебя пугает, я не смогу помочь если ты не позволишь мне. Мне казалось, что мы все решили. — Нет, ну, всмысле, ты же не предлагал, а я не понимаю, пониманию ли я. — он оборачивается. — Ландо, ты станешь моим, — он замолкает. Моим что? Мужчиной? Вульгарно. Парнем? Ммм… нет. Это не то, что он хочет сказать. — Ты будешь со мной?       Он хочет видеть его рядом, не подо-. Он хочет быть с ним, а не обладать им. Вот так будет правильней, в этом он может быть уверен, это знание без «но». — Д-да, — запинается Ландо, — я, точно, буду с тобой.       Ландо издает нервный смешок, потом еще один и начинает смеяться, пока не сгибается пополам, закрывая лицо руками и беззвучно содрогаясь. Он еще не решил. В самом деле — он действительно не знает, правильный ли это выбор, он скорее скептик, чем тот, кто склонен доверять своим инстинктам, но пока рядом Карлос он имеет возможность подумать. Карлос — тот оплот безопасности, гарантирующий опоясывающую стабильность, то, что называют «надежность», осязаемую, как большие ладони на лице Ландо, побуждающие его разогнуться и взглянуть в глаза напротив. Карлос перетекает с кровати ниже, оказываясь на коленях перед младшим, проводя пальцами по мокрым дорожкам слез. Ландо даже не уверен, что он плакал, оно само как-то, просто от переизбытка эмоций. Его легко довести до слез, смеха, удовольствия.       Карлос мягко улыбается, разглаживая большими пальцами напряженные брови, оглаживая скулы и тревожные веки, щекотящие касаниями влажных ресниц. — Ты мой самый лучший подарок.       Ландо конечно не уверен, что он хочет быть вещью, но быть собственностью Карлоса он не против. Испанец бегает взглядом между губами и выражением глаз Ландо, потому что второй упорно прячет их, пристыженно опустив куда-то влево на ковролин. Он наклоняет голову, влезая в личное пространство настолько, что оно становится одним личным на двоих. Все таки у всех есть допустимое время терпения, Карлос просрочил свое, кажется, трижды. Он привстает чуть выше, опираясь на свое колено, отвлекает Ландо, от изучения апартаментов, соединяя их губы в поцелуе. Ландо, знает, что такое поцелуи, он знает, что это приятно и знает разные примочки, что он вывел из своего пусть не грандиозного по количеству, но обширного опыта. Вот только, быть ведомым он не пробовал ни разу, подчиняться и быть подчиненным это совсем другое чувство, и, боже, щетина колется, возвращая его в реальность. Карлос разрывает касание на доли секунды, чтобы шепнуть смеющееся «Дыши», сминая губы снова. И Ландо дышит, понимая, что эта любовь — его кислород, живительная сила. И он отвечает, не боясь быть осмеянным в своих желаниях.