Мёд

Узкая ладонь с тихим шорохом ведёт по кромке белоснежных страниц. Заинтересованный блеск в глазах заунца, кажется, можно ощутить кожей, и Джейс готов положить к его ногам все галактики целиком, лишь бы за изучающим взглядом напарника стояло нечто большее, чем простое любопытство. Талис еле слышно выдыхает, не смея обернуться, цепляется одеревеневшими пальцами за столешницу лаборантского стола перед собой. Всё тело сейчас словно натянутая струна — того гляди, и порвётся от любого прикосновения. И его касаются. Касаются вниманием лукавых глаз, оглаживают цепким взором натруженную спину, ласкают обтянутую светлым жилетом талию, ерошат коротко отстриженные волосы на затылке — лёгкие пилтоверца горят, сдерживая горький ком, сковавший глотку от нахлынувшего щемящего желания дотронуться в ответ. Словно дорожка невесомых поцелуев, торопливая волна мурашек мягко скользит по застывшей фигуре вслед за потемневшим взглядом. Джейс не оборачивается, не говорит, лишь жмурится до цветных пятен под кожей век. Вряд ли он уже вспомнит, как всё началось. В какой момент хамоватый ассистент декана стал центром микро-вселенной Джейса Талиса, вытеснив из глубины души всё, что могло помешать с комфортом в неё вцепиться, осесть где-то на дне тяжёлым, пряным осадком? Кто знает. Возможно, это произошло в тот раз, когда чужой голос остановил его от свободного полёта в небытие. Может, тогда, когда собственный взор впервые столкнулся с золотом в глазах напротив, паря в невесомости кабинета Хеймердингера. Или всё это и вовсе не имеет смысла, а Джейс с самого начала принадлежал тонкому мужчине, твёрдым изваянием возвышающимся среди обломков его дома? Вряд ли он когда-нибудь найдёт верный ответ. Взгляд Виктора — что тягучий мёд. Обволакивает до кончиков пальцев, проникает к самым потаённым уголкам самой сути Талиса. Пилтоверец чувствует себя до удушающего липким. Одними глазами напарник изучает каждый дюйм его тела с дотошностью поистине увлечённого исследователя. Подобное внимание будоражит внутренности, дразнит, заставляя спутанный разум подкидывать всё больше смазанных образов, разнося едкий яд по паутине вен. Ещё немного, и в лёгких закончится воздух. Ещё немного, и тяжёлый стук сердца остановится навсегда. Ещё немного, и… — Джейс. Внутри что-то оборвалось. — …М-м? — Горло предательски сдавило спазмом. Низкий, чуть охрипший от длительного молчания, металлическим привкусом оседающий на языке — голос Виктора это особенная пытка, в мгновение ока подкашивающая и без того ватные ноги. Грубые звуки, грязные ругательства, короткие, хлёсткие предложения. Непривычные для жителей Верхнего Города, чьих нежных ушей касались лишь переливы заунывных скрипок, для новоявленного «лица прогресса» они казались тончайшей музыкой, своими загребущими руками сжимавшей горячее сердце пилтоверца в тиски. — Посмотри на меня. Собственное тело стало до скрипа неповоротливым. Талис растерянно распахивает глаза, медленно выглядывает из-за собственного вздёрнутого плеча. Когда-то янтарные, сияющие глаза сейчас казались чернее ночи, сравнимые, разве что, с углями антрацита. Во рту пересыхает лишь от одного взгляда, плавящего Джейса своей насмешкой. Виктор явно доволен своим положением: расслабленная поза, задумчиво изогнутая кисть, сейчас легко удерживающая склонённую к ней голову, чуть приподнятый подбородок, позволяющий смотреть на пилтоверца сверху вниз, прямые в коленях ноги. Он чуть ведёт головой, опуская её ниже, и на светлую, молочную кожу срывается несколько тёмных прядей, от которых Джейс никак не может отвести взор. Он скользит по тонкому лицу, впитывает в себя каждую морщинку, каждый блеск в огненных самоцветах глаз, каждый отсвет настольных ламп на прозрачной коже. Виктор прекрасен в своём молчании, в своём хаосе размышлений, в твёрдой непоколебимости, несмотря на внешнюю хрупкость. В своей немыслимой силе, уверенности. Его слова не приемлят возражений, обманчиво мягкий карамельный взор не терпит бессмысленных сомнений, он властен, дерзок и самобытен. Виктор рождён, чтобы брать от жизни всё — обладать. Джейс лишь желает быть послушной куклой в чужих руках. Бледные губы растягиваются в сытой улыбке, подавляя тихий смешок. Голос мужчины сух, но не лишён скрытой издёвки. Он медлит, чуть тянет гласные звуки: — Достаточно. Можешь вернуться к работе. Улыбка на лице заунца становится ярче, столкнувшись с разочарованным выдохом напарника. Мужчина, явно удовлетворённый произведённым эффектом, деланно отворачивается от Талиса, возвращаясь к стопке записей на широком столе. В этот момент пилтоверец как никогда хочет накинуться на Виктора, сомкнуть крупные кисти на мраморной шее. За то, с каким садистским удовольствием учёный смеётся над ним. За то, каким самодовольным тот выглядит сейчас. За елей в низком голосе, заставляющий Джейса плавиться под его звучанием. Но Джейс лишь отворачивается, опускает голову к металлической конструкции перед лицом и возвращается к работе, послушно взяв тонкую отвёртку со стола. Он всегда играл по правилам Виктора.