Три греха

You're the only one I got Plus a pocket full of forget-me-nots Then I fuck up, lost with no direction This is my one shot at redemption Oh can you, can you please Destroy me? I don't wanna come down. — Grandson, Destroy me В тот день, когда Кенго Морияма испускает свой последний вздох, происходят сразу три вещи, заслуживающие наказания; одна за одной, в идеальной логической последовательности, как цепь грехов. Первая неожиданна, Тетсуи удивлен и шокирован, что кровь стынет в жилах. Рико хочет присутствовать на похоронах отца. Требуя это, Рико стоит с гордо поднятой головой, смотрит большими черными глазами, глубокими, как темные колодцы. И все же его голос не твердый, а тихий, почти шепот, что звучал, когда ему было пять лет и он боялся спать один. — Я могу пойти? — произносит Рико, и что-то недопустимое для него и чужое появляется во взгляде темных глаз. «Грусть,» — понимает Мастер. Вторая вещь всего лишь неизбежное и очевидное следствие от первой. У Рико хватает смелости дать отпор, когда Мастер избивает его. Тетсуи понимает это, но ничего не может сделать, только лишь бьет все сильнее. И сильнее. И сильнее. Так сильно, что волосы племянника остаются между его зажатых пальцев. Темные пряди, некогда мягкие, а сейчас пропитанные кровью, запутавшиеся у него под ногтями. В избиении Рико нет ни ремня, ни трости, потому что Тетсуи хочет почувствовать. Почувствовать покрасневшую, опухающую кожу под своими ладонями. Собственными сухими костяшками проверить кости племянника. Он хочет, чтобы тот усвоил этот урок, чтобы он проник под плоть Рико раз и навсегда. Все кончается, и Тетсуи опустошенный и взмокший от пота, но возвышающийся над племянником, как ворон над гнездом с расколотым яйцом. Может быть он ударил его чересчур сильно? И Рико не сможет выйти на корт до следующих соревнований. Он бил слишком сильно, так ведь? Когда третья вещь наконец происходит, она как ответ для мыслей, бьющихся в его голове. Рико плачет. Перестает иметь значения, что ему только исполнилось двадцать, что он капитан сильнейшей команды экси в истории. Он стоит там, как маленькое, ничтожное и жестокое животное. Осмелившееся заплакать. Слезы стекают по его красным щекам, оставляя след чистоты, и Тетсуи следовало бы содрать с него шкуру за то, что он позволил себе такую роскошь. Он опускается на колени перед измученным телом Рико и хочет покончить с этим наконец. Я могу пойти? «Бедняжка, скорбит по отцу» Тетсуи обхватывает лицо Рико ладонями, с силой сжимает пальцами до побеления. Рико дважды моргает, и Мастер глядит на него по совсем иному. Рико было семь, когда дядя запретил ему плакать. С того дня мальчик не раз нарушал запрет, и на каждое нарушение приходилось свое наказание. Так много раз, что Мастер сбился бы со счета, если бы начинал считать. Несмотря на это, все-таки, он так и не смог привыкнуть к тому достоинству, что проявляет его племянник, испытывая боль. Его тихое, безмолвное отчаяние. Без единого звука, показывающего муку. Слезы льются по щекам из глаз, тихие ручейки, но Рико не издает ни звука. Это то, что Тетсуи никогда не был способен сделать, почувствовать, особенно когда этот сукин сын умер, не проявив никакого внимания к своему второму ребенку. Тетсуи вздыхает. После меняя свое мнение. Проглатывает все что у него есть — яд и ненависть, тайную эйфорию от мысли, что Кенго мертв — и проводит большими пальцами под глазами Рико. Они влажные и горячие, как кипящая вода. — Ты был для него никем, и он был для тебя никем, только тенью твоего Мастера. И твой брат будет никем, лишь призраком твоего отца. Ты понимаешь? Рико не отводит глаз от Мастера, но его дыхание дрожит. — Я вырастил тебя. Я защищал тебя и заботился от тебе. Я дал тебе все. Кенго никогда не был тебе отцом. Я был. Что он хотел этим сказать? Рико пристально рассматривает его с таким чистым презрением, способным поджечь что-нибудь. — Ты это понимаешь? — Тетсуи повторяет, и Рико, наконец, кивает, моргая, чтобы прояснить глаза от слез. Рико падает на тело Мастера, мертвым грузом, но все равно легким, как пушинка. Утыкается лбом в его плечо. Портит дорогую рубашку кровью и солеными слезами. Тетсуи должен был наказать его за эту четвертую роковую вещь. Напротив, кладет ладонь на затылок Рико, как простой, почти отцовский жест. «Один раз,» — говорит мужчина себе, — «Только один раз, пока никто не смотрит» Он заслуживает этого. В конечном счете, Рико его собственное творение.