Часть 1
26 сентября 2013 г. в 13:49
Когда я в первый раз его увидел, подумал: «Господи, что этот сладкий здесь делает?»
Мальчик был очень молоденький, на вид — хорошо, если восемнадцать-девятнадцать. Я бы вообще больше шестнадцати ему не дал, однако в охотники за головами раньше двадцати нечего было и соваться. Он был такой глупенький, такой наивный. Длинные реснички, доверчивые голубые глаза. Все время молился и призывал на помощь Бога.
Я еще подумал: «Не может быть. Такого не бывает. Наверное, сучка играет…»
Но потом пригляделся к нему — все так и есть. Не играет. Действительно боится. Вот буквально всего пугается, маленькая, сладкая моя девочка. Я и не думал, что такие бывают. Он будто соткался из моего мокрого сна. Такой светлый, добрый, ранимый.
На планете, где приземлился корабль лицензированных охотников, больше всего было песка. И солнца. И ветра. И совсем немного воды, во всяком случае, большую часть времени. Слава за это небесам! В воде жили большие злобные твари. Ядовитые к тому же.
Я хотел корабль. Всего лишь. Потому буквально сам их вызвал. Бесплатное такси, да…
Сантос и остальные — они мне были не нужны. Я уже давно не тот зверь, что был раньше. Размяк. Да, не тот… не хотел их убивать, вот правда, Богом клянусь! И даже предложил этим ушлепкам выбор. Если бы они оставили мне корабль — я бы их не тронул. Слово дал.
Но они ведь были ушлепками, верно? Такие ребята не привыкли слушать голос разума. Им неприятно думать, что кто-то может быть круче, чем они. Говнюки не отступились.
Я склонен считать это скорее глупостью, чем храбростью. Они ведь знали, кто я.
Обо мне легенды слагают. И это — не хвастовство. Я — последний представитель своей расы. Ну, насколько это известно. Лично я предпочитаю думать, что где-то еще сохранились подобные мне. Мы слишком упрямы, чтобы вот так просто сдохнуть. Вселенная чересчур велика. Уверен, мои соплеменники просто затаились.
Полагаю, что смогу найти их. Не знаю, зачем, но мне это надо. Я отличаюсь от людей, им сложно меня понять, и я нигде не могу почувствовать себя дома. Это ужасно, когда нет дома. Во всяком случае, мне нелегко жить с этим ощущением чуждости.
Из-за своих попыток найти материнскую планету я и оказался здесь. На безымянном шарике, черт-те где, без корабля и припасов.
Зато обнаружилась стандартная база охотников. И, увидев приближающийся грозовой фронт, ведущий за собой опасных ядовитых тварей, ваш покорный слуга принял решение съебывать на единственно возможном транспорте — корабле охотников.
Эти тупые твари, так называемые «гаранты справедливости», повели себя предсказуемо. Развернули лагерь и начали на меня охоту. Все было как всегда: семеро человек, все — почерневшие от солнца, задубевшие на ветру профи, а потом за спинами я приметил его.
Луна, так его называли, стоял почти всегда немного поодаль от остальных. Его не травили, но и не уважали. Сантос называл парнишку «наш талисман». Слишком пренебрежительно он это произносил, на мой взгляд.
Но парень ничего не замечал. Ни снисходительных смешков других членов команды, ни оскорбительно-покровительственного тона, ни того, что ему поручали лишь самые простые задания.
Он сиял своими небесными глазами, застенчиво улыбался, неловко держал автомат и лажал на каждом шагу.
Я даже разозлился на него поначалу. Ну как можно быть таким безответственным идиотом? Засмотрелся на грозовое облако, раскрыл свои розовые губки и считает ворон! Ну, в переносном смысле… ворон-то как раз не водилось… но ствол оружия был опущен вниз, и мне бы хватило этих пары секунд форы, чтобы свернуть цыпленочку шею…
Конечно, я не стал покушаться на длинную, ровную шейку Луны. Красивая она у него…
Дело понемногу двигалось. Один за другим умирали товарищи Луны, Сантос, изворотливый сукин сын, пока избегал этой участи.
Луна каждый раз трогательно расстраивался, читал над убитым молитву и даже проливал пару слезинок.
Просто удивительно, где Сантос такого откопал? Молодой, гладенький, прокачанный — картинка, а не пацан. Красивый до умопомрачения. И при этом трогательно-мягкий, всегда и всем готовый помочь, столь явно не замечающий своей привлекательности, не пользующийся ею ни на грамм. Повезло ему, что его так называемая «команда», хоть те еще мудаки, но все ж не зарятся на подтянутую попку мальчишки. Похоже, они больше по женщинам. А мне вот все равно, кому засаживать. С мужиками даже интересней.
Только увидев эту прелесть, не смог ни о чем больше думать. Кружил вокруг, словно стервятник над умирающим, сужал круги, ждал того сладкого мига, когда мы окажемся только вдвоем…
Кажется, Луна — совсем глупенький. Вот, скажем, стоите вы в дозоре. Два человека. Рядышком. И в какой-то момент напарник начинает хрипеть и булькать перерезанным горлом. Неужели ни на минутку не придет в голову, что ты — следующий? Может, какие-нибудь меры для продления жизни предпринять? Но нет! Глупыш падает на колени, в грязь, и пытается ладошкой закрыть смертельную рану. Идиот!
Черные ресницы трепещут, ноздри раздуваются… автомат положил на землю. Ох, дурашка!..
Вот уж что я люблю, так это доказывать свое превосходство. Стоять близко-близко, не касаясь, но ощущая, что одно движение моей руки — и жизнь прервется… в общем, отчаянные вопли-всхлипы Луны провоцируют, заводят почище любой запрещенной дури, уже в следующее мгновение мой нож упирается острием между лопаток, и я шепчу прямо в покрасневшее ухо:
— Не кричи. Ему уже не поможешь. Лучше подумай — скоро мы останемся совсем-совсем одни… и тогда… мне нужна будет причина, чтобы не убить тебя…
Я оставляю его на песке: тяжело дышащего и мокрого от пота, беспомощно вцепившегося пальцами в одежду умершего товарища.
*** Луна***
When you are ready, I will surrender
Take me and do as you wish
Have what you want, your way's always the best way…
(Когда ты будешь готов, я сдамся
Возьми меня и делай, что хочешь
Обрети то, чего хочется, твой выбор всегда лучший)
Боже, помоги мне! Помоги!
Я же говорил, говорил Сантосу, что это плохая идея! Не надо было нам садиться на планету! Деньги, конечно, нужны, но мертвецам-то они без надобности!
Про Риддика известно только то, что он невероятно опасен. Его даже рекомендуют сразу отправить в мир иной, иначе — слишком высокий риск. Но Сантосу — море по колено. Особенно как накурится. И вот теперь мы здесь, и из семи человек осталось лишь трое.
Не могу понять — почему он меня выделяет. Но что выделяет, это точно. Он, словно тень, все время рядом. Я вижу его отражение в зеркалах, когда умываюсь, его пальцы касаются моей спины в душе, а неотрывный взгляд преследует, стоит только выйти на улицу… Господи, прости… даже в туалет по-нормальному не сходишь…
Мы здесь всего пару дней, а мне уже кажется, что я схожу с ума. Ведь человек не может быть сразу в нескольких местах одновременно? Он же должен есть и спать, как все обычные живые существа! Почему же тогда такое чувство, будто он ВСЕГДА поблизости? Иногда мне мерещится его дыхание. Оно обжигает кожу, я боюсь обернуться и упереться взглядом в страшные белые глаза…
У меня колени подгибаются от ужаса, когда я думаю о Риддике. Вот тот же Сантос испытывает только злость и азарт, а я с каждым трупом все более явственно понимаю: это мы здесь добыча. Он охотится на нас в ночи, и никому не удастся спастись.
Почему, ну почему это понимаю только я? Остальные радостно подсчитывают, сколько получат за голову преступника, меня же охватывает липкий страх. Пульс панически бьется в ушах. Какое вознаграждение?! Надо бежать, бежать, пока не поздно!!!
Я говорю про это Сантосу и ребятам, но они ржут, как кони. Говорят — я трус, и рекомендуют сменить памперс.
Ну да, в смысле советов меня ни в грош не ставят, я же с ними в общем-то случайно. Не боец. Хоть внешне выгляжу ненамного менее мускулистым, это все — заслуга тренажеров. Драться почти не умею. Послушник. Меня вместе с наставником занесло на отдаленную планету, и мой спутник, помогающий мне в вопросах веры, погиб из-за нелепого несчастного случая. Я несколько месяцев метался, не знал, что делать, чуть не загнулся там, пока меня не подобрали Сантос с ребятами.
Риддик подбирается все ближе. Мне чудится, что он получает удовольствие, изматывая все нарастающим страхом, впитывая дрожащую в моих зрачках панику загнанной жертвы. Я все понимаю, не дурак же. Он играет. Ловит кайф от того, что все контролирует, решает, когда мы будем умирать и как.
Сегодня он перерезал горло Диазу. Буквально в двух шагах от меня. Я запаниковал, совершенно перестал соображать, кинулся к напарнику… что-то острое уперлось прямо в то самое место, которое постоянно зудело от тяжелого взгляда убийцы, я еле сдержал рвущийся из груди вопль. Он надавливал не сильно. Даже кровь не пошла. Однако, я не сомневался, что умру, если посмею хотя бы дернуться. Пальцы заледенели, конечности перестали слушаться, и я не смог бы пошевелиться, даже если б захотел.
Горячее дыхание опалило кожу на шее, когда он наклонился и проурчал низким вибрирующим голосом какие-то слова, я сумел разобрать только конец фразы:
— …мне нужна будет причина, чтобы не убить тебя…
Он ушел, а я еще долго пытался восстановить дыхание, унять дрожь в руках и успокоить взбесившееся естество.
Да, кроме вымораживающего ужаса я ощущал также и возбуждение. Риддик был огромным, горячим, опасным, сильным, и его хриплый голос заставлял растекаться лужицей, мечтать только об одном: чтоб он меня разложил и трахнул.
Тем более будет обидно, когда эта воплощенная мечта придет убивать.
Еще несколько дней я борюсь со страхом и желанием. В сотый раз рассматриваю изображение убийцы и в сотый раз понимаю, что он — идеальный мужчина. Я всегда таких обожал. Прокачанных гигантов. Но этот еще и умный. И жестокий. Я не мог отказать себе в удовольствии помечтать перед смертью, как сильные руки сжимают в объятиях, представить, каково было бы ощутить в себе его каменно-твердый член. Уверен, что смог бы кончить только от его тяжелого тела и хриплого голоса. Интересно, Риддик любит шептать всякие грязные словечки?
В голову закралась мысль — а не предложиться ли мне самому? Все равно же помирать! Позориться неохота… стыдно… даже обидно, до чего некоторые глупости успешно вдолбились воспитанием: я же умру, какая, казалось бы, разница, что обо мне подумает мой палач? Но все равно, как представлю, что он скажет «шлюха!», так все тело заливает мучительным румянцем, и хочется зажмуриться от стыда и сжаться от неловкости.
Вот что значит пуританское воспитание! Сколько ни пытался вытравить из себя этот провинциальный подход, пока никак не получается. Я — истовый политеист*. Да, это не самое распространенное учение, тем горше была моя потеря, когда Эрешкигаль** забрала наставника в царство, из которого нет возврата.
О Прекраснейшая Иштар***, помоги мне! Иисус, надели смирением, смягчи жестокое сердце преследующего нас Зверя…
***
I have succumbed to this passive sensation
Peacefully falling away
I am the zombie your wish will command me
Laugh as I fall to my knees…
(Я уступил этому пассивному чувству
И теперь мирно падаю
Я — зомби, по твоему велению, я буду подчиняться тебе
Смейся, пока я падаю на колени)
Кажется, у богов есть дела поинтереснее, чем отвечать на мои неумелые молитвы… Сантос тоже умер. Я остался один.
Риддик медлит, наверное, смакует победу. Ну и хорошо, у меня хоть есть время подготовиться. Я знаю: раньше человек, зная о близкой гибели, мылся и переодевался в чистое, чтобы встретить смерть с достоинством.
В собственной способности не сорваться на плач и мольбы я очень сильно сомневался, но вот хотя бы быть чистым — это я могу.
Я стоял под тугими струями душа, упираясь руками в холодный искон, которым были обшиты стены малюсенького закутка на одну персону, и старался выкинуть все посторонние мысли из головы. Воду надо было беречь, она — дефицит. Желтая табличка на стене строго сообщала, что одному человеку положено не более семи минут. Но я решил плюнуть на все это. В конце концов, для кого теперь беречь воду? Риддик, я уверен, принимает ванны каждый день. От него почти не пахло, только — совсем капельку — потом. О!.. сам не заметил, как мысли перескочили на убийцу. А ведь именно от них я старательно прятался в душе.
Передернув плечами, уже было решил выключить воду, но знакомый озноб продрал кожу, колени дрогнули от ужаса.
Пришел.
Дыхание хрипло вырывалось через рот, я малодушно закрыл глаза, понадеявшись, что меня убьют быстро.
Скрипнул вентиль, перекрывая воду, сзади обдало жаром большого тела, открывать глаза совершенно не хотелось. Зачем? Обострившиеся чувства и так передавали мне общую картину происходящего.
Тихий шорох кожи. Этот звук издает его одежда, когда Риддик наклоняется вперед, ко мне. Тепло справа — положил руку на стену, рядом с моей скрюченной кистью. Если открою глаза — увижу широкую ладонь и уверенно-неподвижные пальцы.
— Ты подумал?
Тихий рычащий голос возле щеки вымывает все связные мысли из головы. Черепушка становится звеняще-пустой, я с тихим ужасом чувствую, что у меня встает только лишь на его голос, поясница почти против воли похабно прогибается, и только чудовищным усилием воли вместо «возьми меня» произношу:
— У меня нет ничего, что ты не можешь взять силой.
Раздраженное фырканье стало мне ответом, пальцы невесомо прошлись вдоль руки: от плеча к кисти и обвернулись железной хваткой на запястье, пришпиливая одну из рук к стене. Мои глаза распахнулись почти против воли, и я имел возможность пронаблюдать, как под кожей убийцы вздулись жгуты жил, это было настолько красиво, что я чуть не пропустил его слова.
— Думаю, кое-что у тебя все же имеется, — проворчал низкий голос.
К заду притерся пах Риддика, я почувствовал твердость, несомненно доказывающую его заинтересованность. Из моего горла вырвался еле слышный хныкающий звук, и я толкнулся навстречу, мою руку отпустили, и горячие пальцы скользнули по холодной коже вниз, к стоящему колом члену. Риддик хмыкнул, нащупав мой восставший орган, погладил его по всей длине, сжал и начал медленно двигать ладонью, заставляя сердце стучать все быстрее. Я прижался пылающим лбом к стене, издавая тихий скулеж. Хотелось большего. Хотелось, чтобы он уже засадил мне.
В уши вновь ввинтился его завораживающий голос:
— Я скажу, как это будет. Сейчас я тебе вставлю по самые гланды, а ты будешь стонать и подмахивать. А потом я заберу твою сладкую задницу с этой чертовой планеты. И весь полет ты будешь заниматься тем же, то есть стонать и подмахивать.
Ответа не требовалось, но я все равно полузадушено прохрипел:
— Отличный план. Может, уже приступишь к исполнению?
Сильнейшее возбуждение почти вытеснило страх, я даже осмелился повернуть голову в сторону убийцы. Он приподнял очки, в полутьме энергосберегающей лампы глаза светились белым. Риддик усмехнулся, наклонился ближе и вовлек меня в поцелуй, я растворился в ощущениях, до того невозможно хорошо это было. Мне думалось, что он будет груб, я был почти уверен, что мужчина не пройдется даже мимолетной лаской по моему телу, и тем приятнее было чувствовать, как его язык забирается во все укромные местечки рта, вылизывает, выглаживает, изучает. Я так увлекся, что не заметил, в какой момент он успел приспустить штаны. Очнулся, только ощутив упирающуюся в анус головку.
Под ребрами кольнуло страхом. Риддик огромный. Думаю, что член у него тоже не маленький. Я постарался максимально расслабить мышцы и сам толкнулся навстречу. Убийца успел чем-то смазаться, не знаю, что это была за штука, но боли я не почувствовал, даже когда член начал неуклонно продвигаться внутрь. Он не спешил, проталкивался медленно, но без остановок. Я… наверное, так чувствует себя перчатка, когда ее натягивают на руку — заполнен. Немного тянет, чуток больно, колени слабеют от восторга, а когда он начинает размеренно, словно поршень, двигаться — я не могу сдержать всхлипы, шепчу бессвязно «пожалуйста!», подаюсь навстречу, мечтая, чтобы он брал меня более резко.
— Скажи, что ты хочешь, сладкий? Быстрее? Или остановиться? Может, тебе надо немного привыкнуть?
— Нет! — я испугался, что сейчас он остановится. — Быстрее, пожалуйста!
— Это можно! — довольно проурчал Риддик и начал вбиваться именно так, как мне хотелось — мощно, сильно, не жалея.
Перед глазами у меня поплыли пятна, кажется, я скреб руками стенку, выгибался, стараясь встретить каждое движение, руки и ноги дрожали от напряжения, голова откидывалась назад, глотка издавала хрип, я пылал от смущения и не мог прекратить свое, возмутительное с точки зрения пуританина, поведение. Риддик беспорядочно дергал мой член, слепящее наслаждение накатывало, погребало под собой, и я засипел, выламываясь, корчась от наслаждения…
Политеи́зм *(от греч. πολύς, «многочисленный, много» + греч. θεός, «Бог, божество» — «многобожие») — система верований, религиозное мировоззрение, основанное на вере в нескольких божеств, обычно собранных в пантеон из богов и богинь.
Эре́шкигаль** (дословно «великая подземная госпожа») — в шумеро-аккадской мифологии богиня, властительница подземного царства, известного под названием Иркалла.
И́штар (араб. عشتار Иштар, перс. ایشتار Истар, ивр. עשתרת Ашторет, др.-греч. Ἀστάρτῃ Астарта; Анунит, Нана, Инанна) — в аккадской мифологии — богиня плодородия и плотской любви, войны и распри; ассоциируется с пятницей. В вавилонском пантеоне астральное божество, олицетворение планеты Венера. Соответствует шумерской Инанне. Иштар считалась покровительницей проституток, гетер и гомосексуалистов.
*** Риддик***
Мальчик-колокольчик оказался горячей штучкой. Вот уж не ожидал, что пацан будет так счастливо сиять мне глазами и притираться как можно ближе после того, как я, не особо миндальничая, поимел его в душе.
Тогда, сразу после оргазма, он обмяк, и мне пришлось прождать минут десять, прежде чем он, медленно двигаясь, включил воду ополоснуться; я ушел ждать наружу, иначе все пошло бы по второму кругу.
Он вышел из дверей уже одетый, смущенно пряча глаза, волосы влажными прядками падали на лоб, я подошел поближе, Луна вскинул взгляд, и я замер, ошеломленный неприкрытым восхищением, читающимся во взоре.
Он тоже остановился, внимательно разглядывая фигуру, облизывал каждый сантиметр моего тела, вот просто лапал меня глазами. Я с трудом собрал себя для одного слова:
— Пойдем! — еле сдержался от желания снова завалить.
Парень перестал трахать меня глазами, трогательно покраснел, опустил свои бесстыжие зенки вниз и засеменил следом, как послушная девочка.
На корабле было достаточно места, чтобы успешно избегать моего общества, в нем жили семеро, а нас — лишь двое, но парень спокойно уселся рядом, застенчиво спросив «можно?» Мне стоило больших трудов сосредоточиться на взлете, частое дыхание мальчишки било в уши, тонкий запах молодого отзывчивого тела будоражил кровь.
Едва включился автопилот, я рванул крепление ремня безопасности и навис над мгновенно сжавшимся парнем. Он испуганно распахнул глаза, но, втянув воздух у его шеи, я почувствовал отчетливый запах возбуждения. Хочет. Боится до смерти и все равно хочет.
Пока я его обнюхивал, Луна не шевелился, только моргал. Я, не глядя, потянулся к пульту и щелкнул тумблером, выключая лампы, поднял очки, защищающие чувствительную к свету роговицу, и вперился в парня взглядом.
— Будешь так фонить желанием — затрахаю! — предупредил я.
Вопреки здравому смыслу паренек оживился, заблестел жадно глазами:
— Это обещание?
— Угроза!
— О! Но угрожают обычно чем-нибудь неприятным! — игриво протянул Луна, заливаясь краской от собственных смелых слов.
Я зарычал, почти с мясом выдернул крепление, рванул одеревеневшее тело к себе и впился в нахальный красный рот. Луна тут же расслабился, зашарил по спине руками…
— Не шевелись! — прошипел я.
— Почему? Ну пожалуйста, разреши потрогать!..
Он начал бесстыже тереться, и я решил, что вряд ли этот олух успеет вытащить и использовать заточку до того, как я среагирую, потому позволил ему гладить плечи, мять спину и виснуть на шее.
Парнишку вело, он сам скинул шмотки и бесстыже прогнулся, опираясь на перегородку. Кажется, он плохо контролировал себя — взгляд сделался совершенно бессмысленным. Обычно я так действую на девчонок, мужчины же, как правило, напрягались и злились в моем присутствии, ощущая, что я сильнее.
— Нравится, когда тебя ебут? — прохрипел я, чувствуя, что тоже совершенно теряю голову, мальчишка вскинулся. Эти слова ему не понравились.
— Нет! — бровки нахмурились, он пытался углядеть в темноте выражение моего лица. Разозлился. Я недовольно заурчал, пригнул голову к переборке, накрыл своим телом, еле касаясь, давая почувствовать твердость мышц, ощутить исходящий от меня жар.
— Значит, нравится, когда Я тебя ебу?
Луна расслабился, прильнул ко мне, и я с трудом услышал тишайшее:
— Да…
***
Can I control this empty delusion?
Lost in the fire below
And you come running your eyes will be open…
(Могу ли я контролировать это бессодержательное наваждение?
Потерян в пылу...
И ты уже бежишь... Ты здраво оцениваешь перспективы.)
Через пару дней мы достигнем обитаемого космоса. Пора решать, что мне делать с Луной.
Мы провели вместе достаточное время, чтобы я уяснил, что парень из себя представляет. Очень милый мальчик: горячий, открытый, красивый, но… опять это проклятое «но»… Луна — обуза. При первых признаках опасности каменеет. Он наивен и глуповат, слишком доверчив и склонен не думать головой, а действовать по велению сердца. Это значит: если мальчик останется, придется заботиться не только о себе, но и о нем.
Сам я привык останавливать кровь прижиганием раны, шить кожу наживую, могу много дней не пить, питаться сырым мясом. Луна так не сможет. Он… совсем иной. Нежный. Чтобы оставить его рядом, нужно принять на себя ответственность. Я не уверен, что хочу быть чьим-то опекуном. Даже такой лапушки, как Луна…
Значит — расставание. Высадить солнышко, где укажет, и… ну, наверное, отправиться искать Фурию. А, может, сначала наведаться к некромонгерам, которые так удачно высадили меня на НЕ ТОЙ планете. Устроить кровавую баню, раздать всем сестрам по серьгам… это — в моем стиле. А нянчить мало приспособленных к жизни мальцов — нет.
Все правильно. В моих рассуждениях нет изъяна, и все же не оставляет ощущение беды. Будто я совершаю огромную ошибку. Я уже испытывал нечто подобное в прошлом. Тогда все кончилось не очень хорошо. Уверен: прояви я чуть больше участия, Кира была бы еще со мной. Или, по крайней мере, жива… неприятные мысли. Я тогда проебал что-то важное. Потом, в суматохе дней, все стерлось, я научился жить без нее. Мне никогда не снится моя кудряшка, моя безумная девочка. Почти такая же злая, как я… только иногда что-то тянет в груди. Может, простудился…
Луна не похож на нее. Другой. Кира могла дать сдачи, она кидалась, даже зная, что проиграет. Парень покорно растекся, стоило только мне появиться. Он и не думал бороться. Это и бесит (теперь бороться за него придется мне), и нравится неимоверно.
Я хожу, словно зверь, из угла в угол, злюсь и понимаю — что бы ни сделал, все равно местоположение моего бренного тела определяется емким выражением «в жопе».
Вышвырнуть мальчишку нахер — потерять нечто важное.
Взять с собой — получить полуразумную зверюшку, печься о безопасности которой придется мне.
Я прикидывал так и эдак, результат не устраивает в любом случае.
Собственная нерешительность раздражала, времени до самому себе установленного срока оставалось все меньше, и я решил, раз собственный котелок варить отказался, спросить, что на эту тему думает сам Луна.
Мальчик глядит настороженно. Он так и не научился расслабляться в моем присутствии. В его запахе всегда присутствует нотка страха. Стоит подойти поближе — плечи каменеют, глаза испуганно расширяются, и он весь становится как натянутая струна. Однако парень не пытается прятаться от меня, наоборот — ищет прикосновений, легко идет на контакт, отвечает на любые вопросы подробно, тщательно подбирая слова, словно ему очень важно ни в чем не отойти от истины.
Вот и сейчас — я захожу, он еле заметно вздрагивает от звука моего голоса:
— Скоро будем на развилке. Тебе куда?
Луна изламывает брови и вопросительно круглит глаза.
Я вывожу на экран карту, и Луна, будто очнувшись торопливо тыкает пальцем на одну из планет. Ничем не примечательный шарик.
— Почему сюда? — хмыкаю я, щеки парня вспыхивают, и он еле слышно бормочет.
— У нас тут должно быть отделение… я слышал, здесь где-то был храм Иштар, мой… мой наставник советовал присоединиться к жрецам хотя бы на год, а потом уже окончательно решить с составом моего личного пантеона.
Я ничего не понял из этого путаного объяснения. К тому же, подробности вероисповедания Луны мне совершенно ни к чему, я неопределенно хмыкаю и забиваю в компьютер курс. Сжимаю зубы от досады. Наверное, надо было спросить как-то иначе. Так, чтобы было понятно, что я хотел бы видеть его рядом с собой… в смысле — готов потерпеть бестолковое создание еще какое-то время. Почти готов. Если он сам попросит.
…он так и не попросил остаться. Даже не намекнул. Я спокойно высадил Луну на планете, и… все-таки кольнуло. Весьма ощутимо сжало, когда силуэт парня растворился в проеме шлюза, подумалось — в конце-то концов, я же никуда не спешу? И Фурия, и некромонгеры никуда не денутся. Просто проверю, чтобы все было нормально, и отчалю.
Или решу, что он нужен, схвачу в охапку и заберу с собой!
***
And when you come back, I'll be as you want me
Only so eager to please
My little song will keep you beside me
Thinking your name as I sing…
(И когда ты вернешься, я буду таким, как ты хочешь,
Страстно желающим доставить удовольствие...
Моя песенка удержит тебя рядом со мной,
Я думаю о тебе, когда пою...)
Болтаюсь на планете десять дней. ДЕСЯТЬ ебаных дней! Сам не понимаю, какого хуя все еще не улетел. Вроде все путем. Луна пришкандыбал в свой храм, там встретили его с распростертыми объятьями, кажется, народ к празднику готовится…
Но мне не очень нравится настроение Луны. Какой-то он… грустный. Или мне кажется? Ох, ебические тентакли, кажется, я все-таки умудрился привязаться к мальчишке. Мне все время мерещится его запах. Такой притягательный, с ноткой страха. Он никак не выветрится из ноздрей.
А еще — когда парень взглядывает из-под ресниц на этого… Таммуза, вот как его зовут, рычание рвется из глотки. Мой! Луна должен быть только моим. Глупый малек…
Не нравится что-то мне этот дядя. И не только потому, что его руки слишком часто приобнимают плечи Луны. Сломать бы… руки, я имею в виду. Не плечи. Нет. Красивые, гладкие плечи…
Надо затаиться и послушать, что жрец говорит глупышке-Луне.
Кажется, я принял решение. Вернее — понял, чего хочу. Непросто было это принять, осознать свою потребность. Я — одиночка, мне никто не нужен… так было. Но все меняется.
В храм проникнуть легко. Его не охраняют, камер тоже не видно, зато в избытке разнообразных темных ниш, и освещается все при помощи факелов и свеч.
— … ты же понимаешь, что это — большая честь: послужить Иштар таким образом?
Таммуз пытается что-то впарить мальчишке, тот понуро кивает, но все же решается возразить:
— Я еще не выбрал других богов своего пантеона… не знаю, оскопление — это немного слишком для меня… чересчур радикально…****
Таммуз снова обнимает парня. Теперь за талию.
— Ну ты подумай. Время есть…
Никогда Луна еще не был так близок к смерти. Мысль о том, что парень всерьез рассматривает предложение... что он может отрезать... блядь, да как вообще такое может прийти в голову?
**** — есть данные, что на празднествах Иштар практиковалось самооскопление.
***
Я взываю к тебе, страдающий, изнуренный,
измученный твой служитель.
Узри меня, о моя госпожа, прими молитвы!
С доверьем взгляни на меня, услышь мольбу!
Смилостивись надо мной, и сердце твое смягчится.
Смилостивись над несчастным телом моим,
полным тревог и бедствий.
Смилостивись над скорбным сердцем моим,
полным слез и рыданий.
Смилостивись над предзнаменованиями моими,
несчастными, тревожными, беспокойными.
Смилостивись над домом моим бессонным,
охваченным горьким плачем;
Смилостивись над скорбью моей,
полной слез и рыданий… *****
Луна раскачивался и тихонько бормотал какую-то ерунду речитативом, я раздумывал, что же мне делать с этим ушибленным.
— Знаешь, я резко против, — уведомил я, появляясь из темноты.
Луна вскинулся, глядя на меня расширившимися глазами, облизнул губы и выдохнул:
— Риддик?.. Как?..
— Детка, что у тебя в голове? Религии бывают разные, я все понимаю. Но одно: бить поклоны на коврике, читать молитвы; или там не есть мяса, а совсем иное — отрезать кусок своей плоти. И я хочу спросить… — я придвинулся ближе и рявкнул, заставив парня побелеть и отшатнуться. — Ты с ума сошел?
Луна закусил губу, схватился за предплечья и застыл, глядя на меня огромными испуганными глазами. По виску скользнула капелька пота.
— У тебя на лбу кровь…
Я вытер лицо рукой — и впрямь, пробурчал недовольно:
— А нечего было всякие гадости тебе предлагать!
Луна страдальчески сморщился и поджал губы, но ничего не сказал. Не похоже, что он рад моему появлению… не важно. Привыкнет. Мое.
— Ты идешь со мной.
Я вздернул мальчишку на ноги, он не сопротивлялся, только неотрывно глядел на мое лицо.
Мы почти дошли, когда я все-таки не выдержал его молчаливой покорности:
— Скажи уже что-нибудь!
— Что?
— Что-нибудь. Так, чтобы стало понятно: рад ты меня видеть или я на хуй тебе не сдался!
Вместо ответа Луна прильнул всем телом, прижался, обнял крепко. Я втянул его запах: возбуждение и страх.
— Не нужно меня бояться.
Луна фыркнул куда-то в плечо:
— Ты специально пугаешь. Тебе это нравится.
Я согласительно хмыкнул. Так и есть — пугаю. Нравится. Люблю игры со страхом: подойти, встать близко-близко, окружить кольцом рук, но не прикасаться, только молчаливо угрожать всем своим телом. Я быстрее и сильнее любого человека. Прирожденный убийца. И мне нравится заставлять всех этих самодовольных, уверенных мужиков признавать мое превосходство.
Но с Луной — другое дело. Его и мужиком-то странно называть. Мальчишка. Парень. Вечно всего боится, и взгляд — словно у серны. Есть такие животные: у них огромные влажные глазищи.
— Всерьез. Не бойся всерьез.
— Риддик, зачем ты здесь?
Я досадливо повел головой, но Луна вперился в меня прозрачными голубыми глазами, и я подумал: может, он и впрямь не знает? Или хочет, чтобы я произнес это вслух…
— За кем. Ты мне нужен. Мое.
Луна отстранился, вытер вспотевшие ладони о штаны:
— Конкретнее. Извини, но ты появляешься из ниоткуда, хватаешь и тащишь не пойми куда. Мы оба понимаем, что сопротивляться — у меня кишка тонка, — Луна опустил глаза, уголки его рта поползли вниз, я даже забеспокоился, что парень начнет разводить сырость, но он продолжил, внимательно разглядывая свои руки, — но я хочу знать — нужен как кто?
Ну, хотел я ему сказать «как тупая, не способная сама о себе позаботиться зверюшка». Я был все еще зол из-за этого подонка, который чуть не отчикал Луне весьма важные части. Но взглянул на несчастную мордаху Луны и не стал. У него и так губы начали подрагивать. А я не люблю истерик.
Некоторое время раздумывал, как получше сформулировать свою мысль. Погладил плечи Луны, перенес руки на талию, втянул дурманящий, манящий запах его тела.
— Не хотел брать с собой. Но не смог оставить. Со мной опасно. Но, блядь! Ты, кажется, и без меня себе приключений найдешь… так хоть подсоблю…
— А… — Луна хотел спросить что-то еще, но я не собирался больше обсуждать эту тему, я и сам еще не до конца понял, почему.
В общем, закинул я парня себе на плечо и без разговоров потащил на корабль. Нечего здесь рассиживаться. Труп уже скоро обнаружат, а насколько хорошо у них тут организована охрана правопорядка, проверять на своей шкуре неохота.
***** — найденная на просторах инета якобы молитва к Иштар. Ну… не знаю! У меня серьезные сомнения! А кошерный ли перевод? А правильные ли слова до нас дошли? Но, тем не менее, текст нашелся и был вставлен!
***
If you desire to lay here beside me
Come to my sweet melody…
(Если хочешь лечь рядом
Иди на мою сладкую песню…)
Несколько дней Луна был тише воды, ниже травы. Косил на меня недоверчивым глазом и почти все время молчал. Может, обиделся? Но отдавался с энтузиазмом, стоило только подойти и сжать ягодицу, тут же таял, облизывал губы и лез обниматься. Так что насильником себя не чувствовал.
Однако ж день на четвертый парень на мои телодвижения отвечать не пожелал, и я с недоумением отступился. Между нами установилась неприятная тишина. Я злился все сильнее. Прижал Луну к переборке. Тот голову отвернул и обмяк. Не отталкивал, но и не отвечал. Почти потеряв разум от злости, сорвал очки, вырубил освещение и потребовал:
— Ну?
Парень поджал губы в упрямом молчании.
Я взбесился: зарычал и начал кусать его шею. Несильно. Даже не до крови. Укусив раз пять, понял, что причинять боль милому Луне… упрямому говнюку… но все равно — нехорошо. Неприятно. Укусы стали поцелуями, потом мне захотелось облизать его ухо, и местечко под ним, и…
— Что ж ты делаешь?! — задыхаясь, простонал Луна. — Это нечестно! Запрещенный… А! прием! У меня же шея очень чувствительная…
Я засмеялся, продолжая целовать и покусывать, теперь уже — совсем легонько, парень извивался и пытался потереться пахом о мою ногу. Его рот распахнулся, горло издавало невнятные хрипы, глаза закрылись. Я полюбовался мгновение на этот прекрасный вид, потом отстранился и твердо спросил:
— Луна, ответь, что случилось?
Парень поглядел на меня мутно, но в глубине зрачков зажглось упрямство, и он мотнул головой.
— ЛУНА! — рыкнул я угрожающе.
Парень вздохнул и понурился:
— Ничего…
— Чего тогда ты?..
— Чувствую себя шлюхой, — пробурчал он неохотно.
— Ты не шлюха. Я никогда так про тебя не думал!
— А кто же я? Скажешь, что я здесь потому, что тебе не с кем поговорить?
— Ладно.
Я фыркнул, сдаваясь. Вот ведь: мелкий, пугливый, а как насел — не стряхнешь.
— Я скажу, почему ты здесь… Мне люди рядом — только мешаются. Раздражают. А ты — нет.
— Ага. Я не бешу и потому жив, — кисло резюмировал парень.
— Ты недоволен? — я навис над Луной с намеком на угрозу, он уставился, не моргая, зрачок пополз вширь, запах возбуждения усилился. Прикоснулся к припухшим губам и почти сразу отстранился, крепко взял мальчишку за руку и потащил в каюту. Он никогда не пытался сопротивляться физически, не стал и сейчас. Я сел на койку, дернул его за руку, роняя рядом:
— Слушай… когда-то давно я был словно бешеный зверь. Убивал, не задумываясь. Это доставляло удовольствие… отнимая чью-то жизнь, я облегчал собственную внутреннюю боль. Затыкал пустоту. Люди казались мне отвратительными, и не было ни одного… ни единого человека, про которого я мог сказать, что уважаю его. Они врали. Все время. Красивые слова скрывали их гнилую сущность, но, стоило лишь поставить их лицом перед опасностью, смертельной опасностью — они ломались, гниль брызгала наружу, отравляя все вокруг мерзостным запахом. А потом случилась самая удивительная вещь в моей жизни. Человек рисковал жизнью ради меня. Она умерла. Но с того момента я уже не был прежним. Я не сразу понял, что случилось. Только через какое-то время до меня дошло — нет больше той ненависти и всепоглощающего брезгливого отвращения. Я узнал доподлинно, что люди — не все гнилые.
Луна слушал, приоткрыв губы. Очень внимательно. Я все еще не отпустил его ладонь и чувствовал, как он взволнован моим внезапным откровением.
— Следующим важным открытием стало то, что даже я способен влюбиться. Ее звали Кира, и она тоже умерла из-за меня. Луна, я веду опасную жизнь и не стал бы тебя во все это втягивать… мне будет очень, ОЧЕНЬ неприятно, если и ты погибнешь… но, блядь, будь я проклят, если это не так — тебя же нельзя оставлять без присмотра! Ты и без меня себя отличным образом угробишь!
— Иными словами, я — идиот, а ты — моя нянька, — Луна мгновенно вспыхнул обидой.
Ну до чего же он милый! Совершенно не умеет скрывать чувств. Вот: покраснел, насупился и пытается вырвать у меня свою руку. Я усмехнулся и потянул его к себе, Луна скривился и замер, больше не сопротивляясь, но выражая свой протест оскорбленным молчанием.
— Беззащитных идиотов — пруд пруди. Так что ты — слишком доверчивый глупыш, а я — влюбленный в тебя шанс уцелеть.
Никогда никого не уговаривал не обижаться на меня. Обычно мне похер. Всегда было. Наверное, мягчею с годами. Чем дольше живу, тем больше встречаю хороших людей, и каждый из них падает в черноту души светящейся крупинкой, разгоняя тьму. Все реже становятся приступы холодной ярости, все чаще я даю своим жертвам возможность выжить.
Парень от моих слов еще пуще залился краской, теперь уже от удовольствия, я улыбнулся его ярко светящимся глазам и потянулся к мягким губам. Ох, чувствую, будет скоро детка вить из меня веревки…