Люди любят

Каждый год в Хогвартсе был для Марка своеобразным открытием. Начиная с того момента, когда они столкнулись с Сашей возле поезда — ещё там он заприметил маленькую девочку, отличающуюся от всех остальных — слишком тяжело она смотрела, с опаской оглядываясь на прохожих. И чемодан стоял рядом с ней — в полтора раза больше, чем она сама. Маленькая, хрупкая — словно самая красивая роза в саду, которую хочется оберегать. Он тогда подошёл к ней и предложил свою помощь, но упрямая девчонка сказала идти ему, куда подальше. После этого понял, что и у роз бывают шипы. Первый год. Распределительная шляпа отправляет его — о чудо! — на Гриффиндор. Факультет смелых и отважных, ходящих за руку с безрассудством. После него Саша присаживается рядом — тогда он и узнал, как её зовут, когда профессор МакГонагал озвучивала списки. Он сердито осмотрел её ещё раз и все-таки подумал о том, что первое впечатление бывает обманчивым, и лучше бы Шляпа отправила её на Когтевран, потому что таким зазнайкам как она, там и место. Позже, всем своим видом он показывал, что общаться с такой как она не будет, желания не имеет. А Трусовой было всё равно. Быстро найдя себе друзей, она и забыла про надоедливого мальчишку. Только позже — уже после окончания Хогвартса она созналась, что тогда на вокзале просто испугалась того, что он шутит над ней, именно поэтому ответила так грубо. Второй курс их с Сашей обучения начался с очередной стычки на вокзале. Марк снова решил предложить помощь с чемоданом, но получив высокомерный взгляд в ответ снова понял — зря. Наплевав на заносчивую девчонку, он быстро зашёл в поезд, даже не став наблюдать за её попытками поднять этот огромный чемодан — не хочет, значит и не нужно. Переломным моментом стала сломанная рука Кондратюка, как бы каламбурно это не звучало. Получилось как-то нелепо, он просто попросил карточку Рона Уизли — ему не хватало её для коллекции, а ей она была не нужна — он видел, как Саша отдавала её сокурсникам, вот и решил попросить. — Нет, — она отвернулась, показывая всем своим видом, что диалог закончен. — Тебе жалко что ли? Она же тебе не нужна! — Кондратюк ловко сел на диванчик перед ней. — Отдай мне! — Для непонятливых два раза повторять не буду. Нет, — Трусова закатила глаза. — Уже повторила. Отдай! — Марк решил, что ничего лучше, чем выхватить карточку из рук девочки и убежать, он не придумает. Но мальчик и не подумал, что Саша, занимавшаяся все жизнь спортом, сможет толкнуть его с такой силой, что отлетевший Кондратюк очень хорошо впишется в стоявшую рядом тумбочку. В больничном крыле он пролежал неделю, но карточка пополнила его коллекцию. А непонятно откуда взявшиеся ромашки и пакетик шоколадных лягушек, лежали на его столике, вызывая улыбку. На третьем курсе случился первый поход в Хогсмид. Саша тогда только-только покрасила волосы в красный, что отчетливо выделяло её из всех. Когда они шли в деревню, Марк засмотрелся на неё — из всех её макушка маячила перед глазами. Захотелось увидеть, как они выглядят на снегу. Он тряхнул головой, выгоняя непрошеные мысли. А потом, по какому-то случайному стечению обстоятельств, он увидел, что они с сокурсницами лежат на снегу возле озера — делают ангелочков. И подбежал к ним, желая оставить свой след, которые ночью заметёт вьюга. Саша лишь крикнула, что мальчишки им тут не нужны. Кондратюк всё равно успел. Рядом с рисунком Саши появился и его. Утром, прогуливаясь с друзьями он их там не увидел. Метель сделала своё дело. Четвёртый курс принёс Святочный бал. Кондратюк недолго думал кого позвать. Его подруга с третьего курса Камила, которая не могла на бал в силу возраста, упросила взять себя с собой. Поэтому спутница была найдена с самого начала. Марк лишь смеялся над друзьями, которые за неделю до праздника бегали и предлагали девочкам — не только с их факультета — пойти с ними. Трусова опоздала всего на каких-то десять минут, но произвела фурор, забыть который невозможно до сих пор. Длинные рыжие волосы были уложены в красивую прическу, а платье темно-алого цвета струилось, подчеркивая фигуру. — Рот прикрой, — Валиева толкнула его в плечо, заставляя отвести взгляд от Саши, которая выглядела донельзя смущенной таким вниманием, но и обворожительно симпатичной, как отметил у себя в голове Марк, — муху поймаешь. В этот вечер говорить ей колкости не хотелось. Он подошёл к ней, чтобы сделать пару комплиментов в тот момент, когда начался медленный танец. Упускать такой шанс Марк не решался. Знал же, словно чувствовал — не откажет. Кружа её под самую красивую — как ему тогда казалось — музыку, Кондратюк затаил дыхание, не мог и вздоха сделать. — Ты же знаешь, что нужно говорить во время танца? — Саша заглянула ему в глаза, всё ещё пылая алой краской от смущения. — Или несносных мальчишек этому не учат? — Ты сегодня очень красивая. — Марк посмотрел на неё сверху вниз. После этого вечера Кондратюк всё чаще стал замечать Сашу в толпе, специально выискивая её, а не натыкаясь на неё случайно. Их первый нормальный разговор на случился на пятом курсе. Тогда команда Гриффиндора по квиддичу праздновала победу над Пуффендуем. В гостиной устроили вечеринку, которая затянулась до самого утра. Сашу только назначили на должность префекта. Лишать ребят веселья она не хотела, да и сама была не прочь развеяться. Вот и вышло, что в пустом помещении их осталось двое. Кондратюк, захмелевший от сливочного пива и Трусова, которая пыталась его разбудить. Когда у неё это получилось, то она услышала самую странную просьбу. Марк предложил ей поговорить — просто обсудить то, что их волнует — без подколок, шуток и упреков. Поговорить по душам без продолжения. — Ты же знаешь, что доверять тайны незнакомцам проще, чем самым близким людям? — Чуть пьяным голосом протянул Марк, поправляя волосы. А Трусова тяжело вздохнула, прикрывая глаза. Завтра с утра занятия по нумерологии, которые пропускать не хотелось. Не хотелось и находиться тут, но она присела рядом, забирая из рук Марка подушку. — Так о чём ты хотел поговорить? Можно и не упоминать то, что на первое занятие Саша не пошла, а Марк и вовсе пропустил весь учебный день, проснувшись к обеду. Трусова теперь тоже бросала короткие взгляды на Марка, краснея, вспоминая тот ночной разговор. Слишком много личного было сказано незнакомому человеку. На шестом курсе Марк осознал, что влюблён окончательно и бесповоротно. В жизни он не чувствовал такой радости от того, что Саша — которая стала мягче рядом с ним — улыбалась ему так открыто и нежно, как никому другому в жизни не улыбалась. Он обнимал её, вдыхая аромат шампуня, которым пахли её волосы. Никогда он ей не признался бы, но волосы — первое, что его зацепило. Часами они могли проводить время в общей гостиной, где он лежал у неё на коленях и игрался с кончиками волос, то накручивая их на палец, то заплетая их в небольшие косички. Больше всего Кондратюк любил заправлять пряди ей за уши — она смущалась каждый раз, что заставляло его сердце делать кульбиты в миллион оборотов. И пришли они к этому как-то быстро. На вокзале Саша уже не смотрела на него грозно, а на ежегодное предложение помочь с чемоданом лишь мило улыбнулась, кивая в знак согласия. Не было долгих ухаживаний и публичных признаний — то, чем грешила половина парней на его курсе. В один из вечеров, когда они прогуливались после отбоя в замке, Марк ловко затащил её в какую-то нишу, лишь услышав шаги Филча. Темнота не выдавала лихорадочного блеска в глазах Марка, который слишком близко чувствовал тело девушки рядом со своим. Горячее дыхание опаляло его шею, а её руки из-за недостатка места оказались на его плечах. Кондратюк сомневался недолго — пара щелчков в его голове — и его губы, словно по какому-то наваждению нашли её, мягко сминая в поцелуе. И не увидя возражений, а наоборот — ярое согласие, положил свои руки на талию Саши, оглаживая её ладонями. Она таяла в его руках словно пломбир на ярком солнце. И уже не важны были шесть лет взаимной неприязни, Филч, ходивший где-то недалеко, и нумерология, почему-то опять стоявшая первой завтра в расписании. Седьмой курс знаменовался первым «я тебя люблю» брошенным вскользь, когда они лежали после экзаменов возле озера, где когда-то — непозволительно давно — они делали снежных ангелов. И Марк, опешивший от таких слов, поднявшись на локтях, вглядывался в родное лицо. Россыпь еле заметных веснушек, зеленые глаза, в которых блестели солнечные лучики, волосы, переливающиеся всеми цветами рыжего, отдающие огнём, настоящим пожаром. Ответное признание шепотом сорвалось с его губ, словно он наконец-то признавал то, что отрицал практически все семь лет. Полюбил он её ещё тогда на вокзале — маленькую и до ужаса красивую. Роза, которая скрыла свои шипы, позволяющая наконец-то по-настоящему рассмотреть себя. Люди любят вопреки, а не за что-то. Карточку со второго курса он хранил до сих пор, напоминая каждый раз, за что он полюбил свою девочку со жгучими волосами и ещё более жгучим характером.