Шут комнатный, необыкновенный

Жизнь редко бывает такой, какой мы ее представляем себе в детстве, еще ничего не познавшими за свои короткие годки. Разве что совершенных людей, с идеальными семьями, карьерами, успехами – жизнями. У таких, все получается и все по расписанию. Они встречают нас в самый неподходящий момент, на улицах, в магазинах, устраивают допросы на встречах выпускников, в те моменты, когда мы разбиты, когда страдаем, когда нам больно и всегда для нас, сломанных, это заканчивается самокопанием и страданиями. Они выставляют свои достижения напоказ и точно знают рецепт всемирного счастья. Дают советы по мотивации и прочей ерунде, не подозревая о том, что в мире обычных смертных царит хаос. А по ночам, иногда, плачут в подушку, ведь блестящая обертка со временем затирается они знают – их место займут другие, такие же, и от этого под сердцем все равно скребет тоска, достало притворяться. Я тоже мечтал стать тем самым идеальным человеком, идти по широкой правильной дороге, но потом за меня сделали выбор, заставив свернуть не туда, и я запетлял узкой тропинке, через густые непроходимые заросли. «Лес чуден, тёмен и глубок…» - наверное Фрост писал обо мне. Я часто оглядывался назад, пытаясь найти тот самый, неверный, поворот, быть может, удастся вернуться? Был ли у меня вообще шанс, остаться на правильной дороге? Этот вопрос останется без ответа, скорее всего навсегда… Гон и Хисока стояли на перроне, ожидая свою электричку. В тот день лил дождь, а небо было затянуто черными тучами, отчего утро было похоже на поздний вечер, то и дело громыхало, била молния, рассекающая дождевые облака своей силой. Такие же молнии метали золотые глаза, и такие же тучи затянули его душу, а ненавистное чувство страха перед этой ежегодной поездкой, царапало треснувшее стекло кривым сломанным ногтем, что отражалось мерзким скрежетом где-то внутри, снова заставляя кровить зарубцевавшиеся раны прошлого. В последний раз и он наконец-то свободен. Хисока курил тонкую ментоловую сигарету, выпуская клубы серого дыма в небо, чтобы они затерялись в такой же серости облаков, а его лицо сегодня непривычное в своем виде, без излюбленного грима, то и дело ловило холодные капли, значит чувствовать себя живым и вдыхать петрикор*, что немного отрезвляет эмоции. На его лице не было привычной, и так полюбившейся Гону, усмешки, золотые глаза игриво не блестели, а необычный «обычный» повседневный вид, как будто и вовсе делал из Хисоки другого человека. Это не пугало, не отталкивало, не было чем-то непонятным, ведь даже у самых ярких личностей, бывают серые эпизоды, Гон уже как-то говорил «…звезды тоже плачут…». Помня тот взгляд, ту необходимость ласки и близости, которая была не просто ради удовлетворения собственной похоти, в тот момент он сломался, и это было хорошо, так было нужно, чтобы перешагнуть прошлое, перебороть свои страхи. Сломаться – значит переродиться, но не все это могут, куда удобнее собрать щепки, следом пытаясь склеить их дешевым ПВА, в надежде, что сломанная душа еще немного прослужит, пока вовсе не рассыплется в прах, оставляя внутри лишь золу, что горечью отдает на языке, вызывая тошноту и отвращение к самому себе. У Хисоки был такой момент, когда он уже почти ощущал на кончике языка ту самую горечь, но ее очень вовремя сменила яблочная сладость, которую подарил ему Гон, своим появлением в его жизни. Хисока взял Фрикса за руку, крайне неожиданно, но сейчас ему нужно тепло, под этим дождем, нужна поддержка, чтобы надавать поджопников страху, и нужна решимость, чтобы вырвать эту страницу. Окурок, что держали на вытянутой руке уже потушили дождевые капли, а поезд прибыл на станцию, молния снова блеснула в своей красе, отражаясь в золотых глазах, пора вырывать страницу… *** Ехать до места назначения три часа на электричке и еще полтора автобусом. Всю дорогу Хисока и Гон слушали музыку с одними на двоих наушниками и почти не разговаривали. Второгодка положил голову Фриксу на плечо, а тот, в свою очередь, время от времени гладил его по голове, то и дело, пропуская меж пальцев рыжие прядки, а второй рукой легонько сжимал руку фокусника. Это был не тот обычный Хисока, не тот, что отпускал пошлые шуточки, не дерзкий и властный, не азартный и страстный, а словно ребенок, что боялся уснуть из-за подкроватного монстра. Слова были излишни, нужна лишь эта незримая связь и легкие поглаживания по голове, чтобы показать, что рядом с ним есть тот, кто может поддержать, а не просто наговорить кучу бессмысленных слов, что по мнению большинства, должны успокоить и поддержать, ведь подобные чувства нужно доказывать действиями. Они наконец-то прибыли, и сейчас, стоя перед огромными кованными воротами, по телу прошла дрожь, что заставляла все тело неприятно зудеть, а затем ощущение, будто на Хисоку вылили что-то липкое и мерзкое, начинало подташнивать, лицо выражало обеспокоенность… - Ты впорядке? – негромко спросил Гон, слегка касаясь плеча рыжеволосого. - Как же я здесь все ненавижу, - выдохнул Хисока, на его лице проскользила первая глумливая усмешка, он достал сигареты, - сейчас перекурю, и пойдем, - он оперся о кирпичную колону забора, закидывая голову назад, всматриваясь в серое осеннее небо, это напомнило ту пелену перед глазами, которая преследовала его на протяжении почти пяти лет. Он докурил и выкинул бычок за забор, на территорию лечебницы – маленькая месть. Гон приблизился к Хисоке и взял его за руку, они подошли к воротам. Шатен обнял парня, следом легко целуя в губы. - Помни, что я рядом, и никому тебя не отдам, - нежно улыбнулся Фрикс, а в его взгляде читалась забота, - и уничтожу любого, кто допустит само существование мысли, о том чтобы тебе навредить. - Знаешь, мне иногда кажется, что то, что происходит сейчас, это просто наркотический сон или фантазии коматозника, - Хисока выглядел напуганным, впервые Гон видел его таким, - а я до сих пор там, на той кушетке, где догорают последние остатки моего рассудка… Я так не хочу, чтобы это повторилось, я до сих пор не понимаю, в чем я был виноват и почему все это со мной произошло, - сейчас монолог Хисоки еще больше давил на Фрикса, он разделял его боль, но все же, не мог уже ничего исправить… - Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Но все через что мы прошли, сделало нас теми, кем мы есть сейчас. Самые яркие алмазы, проходят самую сильную полировку, что закаляет их и делает прекраснее. Ты же самый яркий из всех бриллиантов, - говорил Гон, следом стирая выступившие из золотых глаз слезы большими пальцами и легонько обхватывая лицо руками, - нет, нет никого кто мог бы сравниться с тобой, подари мне вечность рядом с собой, а я отдам тебе всего себя, до последней клеточки, - сказал шатен, не разрывая зрительный контакт, а следом ласковым и чутким поцелуем скрепляя этот договор. *** Гон и Хисока шли по длинному коридору лечебницы, держась за руки. Поднявшись на второй этаж, они уже стояли перед той самой дверью, тем самым жалким куском дерева, что разделял прошлое и настоящее, а всему виной человек сидящий внутри. Поворот ручки, даже без стука, он знает, кто должен придти… Сидевший за столом мужчина поднял взгляд на вошедших, впервые за всю жизнь Хисока заметил на лице дяди удивление. - Кто это с тобой? - никаких слов приветствия, лишь сухие вопросы, по сути, обычная манера общения для Сато. - Это мой парень, - так же сухо, без намека на эмоции ответил Хисока, садясь на кресло перед столом, с намеком Гону тоже присесть рядом, во второе. - Хммм, как интересно, - лицо врача скривилось в ухмылке, - и как же ты его выносишь? – спросил мужчина, покосившись на Гона. - Когда любишь человека, то принимаешь его таким как он есть, всего без остатка, - констатировал Фрикс, - а, вам, я бы порекомендовал строить вопросы более корректно, ведь если вы думаете, что Хисока вам ничего не сделает, да вы правы, но меня вы абсолютно не знаете, - серьезно предупреждал шатен, на что Сато рассмеялся. - Тут два варианта, либо «они нашли друг друга» либо «ты не знаешь с кем связался», - злорадно высказывался доктор, искоса поглядывая на Хисоку, что спокойно «нога на ногу» сидел на стуле, рассматривая свой маникюр, пытаясь не обращать внимания на провокации, но все же намечалось шоу, какой то даже слегка приятный мандраж прошелся по коже. - Знаете, - Гон присмотрелся к имени на бейдже врача, - Сато, как для человека, что пять лет пытал ребенка, из-за своих параноидальных, - подчеркнул слово Фрикс, как бы невзначай проводя параллель с болезнью его погибшей сестры, намекая генетику, - идей, вы достаточно слепы к собственным расстройствам, среди которых нарциссизм, макиавеллизм, психопатия, - ухмыльнулся первогодка, откидываясь на спинку кресла, складывая ноги «четверкой», - ну надо же какой букетик, на могилку собственных амбиций, - злорадственно щурился Гон. - Ну, надо же, - театрально развел руки врач, - а вы стоите друг друга, но с этого момента он мне больше не интересен, его время прошло, как и всех реликвий здесь, он просто еще один неудавшийся эксперимент всего-то, - парировал Сато. Фрикс не был дураком, он понимал, что врач пытается вывести его на эмоции, но нет, не будет ему такой радости, тем более, после ранее сказанного, уничтожу, и сделаю это красиво. - Знаете если долго бить собаку палкой, то она будет делать вид, что стала покорной, на самом же деле выжидая момента вцепиться в глотку, не провоцируйте меня, ведь если у Хисоки не было выбора, то меня ничто не сковывает, - на лице шатена появилась улыбка похожая на оскал, что поразило и даже начало возбуждать второгодку, да и эта перепалка, аахх, кто ж знал, что Гон настолько потрясающий, золотые глаза вновь заблестели страстью, - да и жизнь такая непредсказуемая штука, кто знает, что может случиться завтра, - Гон вошел в рашь. - Не смею больше вас задерживать, прощай племянник, надеюсь, твоя шиза когда-то откроет ему глаза, - ухмылялся Сато, ответа от Фрикса долго ждать не пришлось. - А вы, Сато, полны яда, а человек носящий за лацканом пиджака яд, имеет все шансы им отравиться, - на лице парня расплылась хищная улыбка, а во взгляде было нечто зловещее, что заставило врача вздрогнуть, - случайно, конечно же, - теперь же наигранная невинность украсила лицо Фрикса. Не урыл а закопал, потрясное ощущение. *** Чувство свободы окрыляло, тело казалось невесомо легким, все закончилось совсем не так как представлял себе Хисока, и он уж точно не ожидал того что Гон так себя поведет. Находясь в кабинете Сато, рыжеволосый произнес лишь три слова, которыми можна было бы, не только начать, но и закончить диалог, следом добавляя какой то гангста-жест, уж это подчеркнуло бы крутость Фрикса в тот момент. Тогда Хисоке показалось, что он влюбился в Гона еще сильнее, и что его котик стал настоящей пантерой, как же это завораживало. Стоило тяжелым воротам закрыться, а двум парням оказаться наконец-то свободными от этой ненавистной поездки, как жизнь заиграла новыми красками, голубое небо, что скоро в вечерних лучах закатного солнца окрасится в оттенки оранжевого, алого, а следом и почти багряного, день закончиться наступит сумрак ночи, что окутает своей темнотой все секреты и боли оставленные, отпущенные, забытые, и те два силуэта, что будут стоять на перроне в ожидании электрички, чтобы вернуться в свой уютный мирок хозяина и котика, под названием «Комната сорок четыре»…