Вопреки

Бернар лежит на полу, согнувшись в три погибели. Когда бьют ногами в живот – это чертовски больно и, кажется, что больше никогда не сможешь вздохнуть. Потом, через некоторое время способность дышать возвращается, вместе со страхом. Хочется прекратить все это, выдать интересующую мерзавцев информацию, но нельзя. Невозможно, ведь тогда погибнут его хорошие друзья. Бернар стискивает зубы и молчит. И надеется, что будет молчать и дальше. Мучители о чем-то тихо совещаются, и это дает ему крохотную передышку в полминуты. Он дышит жадно, громко, стараясь захватить как можно больше воздуха. Избитое тело отзывается тупой болью. Он надеется, что его выдержки хватит на большее. Громким гулом отдается в голове голос Рикки: — Ты храбрый человек, но все имеет свой предел. Я советую тебе перестать сопротивляться и рассказать все. Если продолжишь молчать, то пожалеешь об этом. Бернар приподнимается на руках — ладони скользят по полу, измазанному в его крови и блевотине. Измученные мышцы надсадно болят, а в глазах мелькают яркие пятна. Не в силах совладать с собой он дрожит и самое противное, что эта дрожь заметна его мучителям. Не дождавшись ответа, Рикки идет к нему. Бернар неотрывно смотрит на носки его сапог: они круглые, тусклые и грязные. Противно и мерзко. Как было бы здорово, если бы все это оказалось сном. Рикки хватает его за волосы и вздергивает вверх, принуждая подняться. Сжимает рукой шею, больно надавливая на кадык, и внимательно наблюдает за реакцией. У него черные как у цыгана глаза и кажется, что временами где-то в глубине смоляных зрачком вспыхивают красные искорки. Бернар старается держаться, но никак не может унять предательскую дрожь. Внезапно Рикки ухмыляется и оборачивается к другим тюремщикам. — Поверьте моему опыту, этот засранец ни хрена не скажет, даже если мы у него все жилы вытянем и шкуру сдерем. Давайте другого, того щупленького. Бернар вздрагивает. «Щупленьким» ублюдок Рикки назвал Майка. Они вместе с Бернаром попались на саботаже, но Майк и, правда, слабак. Он, скорее всего, расколется. Бернар открывает рот и хочет солгать, чтобы выиграть время. Но в голове плавает серый туман, а перед глазами расплывается кровавая пелена. Ни одной хорошей мысли, и даже если он солжет, это ничего не изменит. — Ладно, — отзывается один из тюремщиков со смехом. — Поверим тебе. А с этим что делать? Пристрелить? Рикки поворачивает голову и насмешливо смотрит. Бернару чудится, что земля уходит из-под него. Вот и все, конец. Однако Рикки толкает его в сторону двери и кивает одному из охранников: — В камеру. Я сегодня устал, надо бы вечерком душу отвести. Так что пока не смейте его трогать. У Бернара перехватывает дыхание, он себя чувствует как приговоренный к повешению после обрыва веревки. Охранник хватает его под локоть и тащит в коридор, а за спиной слышны смешки палачей. В коридоре прохладно, здесь везде гуляют сквозняки. Свежий воздух действует на Бернара положительно: в голове проясняется и даже боль немного отступает. Только сейчас он осознает смысл слов, сказанных Рикки, и испытывает ужас. Лучше бы его пристрелили! *** В маленькой грязной камере темно, холодно и сыро. Под самым потолком есть небольшое продолговатое окошко и сквозь него пробивается тусклый лунный свет. Бернар подходит ближе, касается стены и становится на цыпочки — чувствуется свежесть. Там, за этими мрачными стенами идет дождь. Господи, как бы ему хотелось оказаться на воле. Он вздыхает и идет к узкой лежанке покрытой тонким матрасом. Ложится, подтягивая ноги к животу. Холодно. Бернару кажется, что уснуть не удастся. Он неотрывно смотрит в грязный темный угол и слушает едва различимые шорохи: это мыши скребутся за стеной. Чтобы чуть-чуть согреться, он обхватывает себя руками: создается иллюзия теплоты, будто его кто-то обнимает. Невольно вспоминается мать — она обнимала его крепко-крепко. Единственный человек в мире, который любил его по-настоящему. Она регулярно принимала издевательства и побои от мудака-мужа, чтобы только отвлечь его внимание от Бернара. У матери были темные грустные глаза, тонкие запястья с извилистыми синими венами и темные волосы, уложенные в аккуратный пучок. От нее всегда пахло лекарствами — она работала на фармакологическом заводе «Грэйт Фармасьютикалс Инк». От работы у нее развилась астма, и дыхание было тяжелым, со свистом. Бернар укладывается на спину и смотрит в потолок. Будучи маленьким, он каждую ночь вот так же смотрел в потолок, пытаясь заснуть. Он боялся темных теней на потолке, страшился силуэта разлапистой люстры, похожей на гигантского спрута, и еще опасался больших крыс, которые с наступлением темноты наглели и приходили в комнату. А еще был отец — Джон Райхоф. Само воспоминание этого имени вызывало у взрослого Бернара приступ неконтролируемого отвращения. Папа был гораздо хуже любых крыс и монстров в ночи. Отвратительный, ужасный, вечно пьяный Райхов-старший терпеть не мог Бернара, и причина была на удивление проста. Бернар появился на свет с дополнительными, не свойственными мужчине, органами и маленьким мозговым рудиментом, который вырабатывал специальные гормоны. Он был омегой. Это автоматически предопределяло судьбу Бернара — ему была уготована участь всех людей с подобными отклонениями: закрытая резервация с трех лет и аукцион, а потом жизнь под крылом богатого «папочки». Но ничего этого не произошло. Мать, желая смягчить отношения отца к Бернару, стала давать ему гормональные таблетки с десяти лет. Они смягчали эффект и он практически ничего не чувствовал в периоды течек, разве что дрочить хотелось больше чем всегда. Еще от этих дерьмовых препаратов его тошнило. Неделю выворачивало наизнанку, так что он терял пять-шесть килограмм и становился худой как скелет. Такие странные метаморфозы в его внешности не могли не заметить одноклассники. По документам он проходил как бета, как обычный человек, так что учился вместе с альфами. Было ужасно, когда на большой перемене собиралось скопище придурков, чтобы поиздеваться над ним. Били нещадно, издевались, тыкали мордой в толчок, а он лишь молчал и стискивал зубы. Чужой тяжелый запах все-таки оказывал на него действие: его чмырили, а член в это время распирало от желания. Ужасные были ощущения, и как же он ненавидел всех этих ублюдков. Именно поэтому, став взрослым, Бернар вступил в организацию «Сопротивление» безо всяких колебаний. Отличные ребята с не блещущими новизной идеями: все отобрать и поделить, а также уравнять всех в правах. Утопия, но для него она была мотивацией в серой беспросветной жизни. И вот теперь он в тюрьме, где жизнь его не стоит и ломанного гроша. Ночью придет ублюдок Рикки, гребанная неудовлетворенная жизнью альфа и будет измываться над ним. И если Бернару повезет он сдохнет раньше, чем из его организма уйдет искусственный гормон. По предварительным прикидкам это произойдет часа через четыре. Бернар закрывает глаза и вздыхает. Главное не пить и не мочиться. Может, пронесет и чертов Рикки не почувствует его запах. Сейчас ведь течки нет. Может, все обойдется. За этими невеселыми мыслями Бернар засыпает. Последнее, что он слышит — это звук капель, стучащих по железному козырьку над окном камеры. Кап-кап, кап-кап.