***
Свадебный паланкин. Се Лянь не подумал бы никогда, что сможет в таком оказаться. И пусть, что это лишь работа. Все кажется сном очередным, в котором, возможно, глаза вновь способны на свет реагировать и чуть щуриться счастливо от того, что предстает перед ними. Но если бы они могли - что б увидели? Сейчас, должно быть, самое начало Осени. Листья наверняка все еще на деревьях шелестят - их слышать можно, - и не думая даже под позолоты весом падать на землю. Должно быть, киноварь яркая лишь самые кончики их тронула, словно мягкими подушечками пальцев прикасаясь. Еще немного, и лес запестрит. Но это, конечно же, если только Осень все та же, что и века назад. Услышав шуршание полога шелкового, Се Лянь голову повернул инстинктивно на звук - будто бы мог увидеть, что алые занавеси подняло. Будто надеялся увидеть. Но взор пустой вновь лишь во тьму уткнулся. Сердце отчего-то дрогнуло. И в следующий миг слабый, различимый едва ли света луч заставил его замереть. В неверии, словно галлюцинация, прекрасная в своей нереальности, мысли запутала. Широко веки распахнув, Се Лянь впервые за... семьсот? Или все же семьсотпятьдесят лет? Он уже не помнил. Но он смотрел. Смотрел, и видел маленькую бабочку серебрянную, будто из тонких нитей светящихся сплетенную. Бабочка легко крыльями трепетала, освещая холодным серебристым сиянием чужую руку, сквозь полог протянутую. Словно человек предлагал сидящему внутри приглашение принять и выйти наружу. Рука эта, бабочкой освещенная, лишь очертаниями костяшек острых из тьмы выделялась. А чуть выше, от запястья - наруч, орнаментами витиеватыми украшенный - такой же серебрянный, как и свет его освещающий. Во тьме все, что Се Лянь мог видеть - лишь бабочка и эта рука. Больше ничего. А вчера он все еще одну только пустоту темную видел. И отчего-то... Отчего-то Се Лянь решил довериться. Настороженно кончиками пальцев ладони чужой коснувшись, Се Лянь ощутил лишь холод кожи под ними. Такая холодная... Словно то не живой человек, а статуя ледяная, лишь чудом каким-то научившаяся двигаться. Однако холод этот опасным не казался - он больше Осень позднюю напоминал, когда зима уже верх берет, а листья красно-золотые уже все почти опали. Принц увереннее свою ладонь в раскрытые объятия пальцев чужих вложил. А пальцы эти вздрогнули едва заметно, нежно руку им отданную обнимая.***
Дыхание несуществующее - сбивается, сердце, не бьющееся давно, - замирает. Бабочки призрачные взволнованно кружат рядом, заразившись будто настроением своего хозяина. Нашел. Он все же нашел. Пройдя сквозь все эти сотни лет, они встретились вновь. Трепетно ладонь бледную сжимая, Хуа Чэн со всей осторожностью помог Его Высочеству преодолеть низкий порог паланкина, не спуская с него взгляда пристального. Должно быть, любой, кто взгляд такой на себе поймает, тотчас краской зальется. Возможно, оно и хорошо, что лицо изящное покров красный заслонил. Пускай лучше Его Высочество не увидит все же своего сопровождающего. Хуа Чэн не достоин его взора.***
Се Лянь привык на слух полагаться. Он слушал шорох шагов собственных, шелест травы и листьев, голоса, дыхание, иногда сердцебиение даже людей вокруг. По утрам слушал пение птиц ранних, а по вечерам - стрекот сверчков или же ветра мимолетного вой. Но теперь, плечо к плечу вышагивая подле незнакомца, Се Лянь лишь собственное дыхание слышал, легкие шаги двух пар ног, да тихий звон - словно цепочки тонкие друг о друга ударялись. Почему же не слышно сердца второго, что биться наверняка должно? Или же тот, кто рядом - и есть демон, за которым принца сюда отправили? Се Лянь уверен был отчего-то, что этот человек - кто-то другой. Зачем бы беспощадному демону так нежно за руку жертву держать? Выглядело так... Будто незнакомец помогал, а не в ловушку вел. Осмелившись голову повернуть в сторону своего провожатого, Се Лянь напряг глаза неуверенно, силясь сквозь покров рассмотреть фигуру, что свет бабочек из тьмы выхватывал. Этот человек - явно мужчина - высок и строен, волосы растекались мягкими волнами по его широким плечам и спине прямой. Вокруг него неусыпными светлячками вились бабочки, словно нитями невидимыми привязанные. Принц не мог видеть цвета чужих одежд, не мог рассмотреть и лица. После многовековой тьмы глазам больно было даже от слабого такого света, потому долго смотреть тоже не вышло. Отвернувшись неохотно, Се Лянь вновь в темноту погрузился. Неужели лишь свет этих загадочных созданий серебрянных позволяет ему видеть?.. Они шли молча. Шаг за шагом, сопровождаемые звоном едва слышным. Незнакомец говорить не намеревался явно, а Се Лянь - не осмеливался. Между ними нитью протянулось кожей ощутимое безмолвное доверие, будто они друг друга вот уже много-много лет знали. Человек все еще ладонь Се Ляня сжимал - так осторожно и трепетно, как будто разбить боялся, а принц и не стремился освободиться. Ладонь чужая - загрубевшая немного, с мозолями ощутимыми, держала его, Се Ляня руку так, словно тот был создан из фарфора хрупчайшего. Это... Смущало самую малость. Еще три шага - и они остановились. — Мы пришли. Первые слова, которые человек загадочный произнес. Се Лянь даже опешил слегка, стоило голосу этому - глубокому и ровному, - донестись до ушей чутких. Он был похож на реку бездонную и спокойную, что ласково берега каменные омывала. Его хотелось слушать еще и еще - в конце-концов, слушать - это все, что принц мог. До сегодняшнего дня. Но мужчина не произнес более ни слова. Се Лянь чувствовал, как чужая ладнонь осторожно из-под его выскальзывает - и бессознательно пытался отчего-то задержать на ней пальцы еще хоть на секунду дольше. Просто чувствовать холод кожи чужой еще хоть секунду. Осмелившись вновь на человека взглянуть, Се Лянь обнаружил, что тот повернулся, и стоял теперь прямо напротив. Лицом к лицу. Так близко, но не рассмотреть все равно этого лица. Что принца изнутри снедало - любопытство, или... Или что-то еще? Он и сам ответ дать был не в силах. Сверкнул ярко в серебрянном свете наруч богато изукрашенный, что оказался теперь ближе намного. Незнакомец руку протянул к покрову, коснувшись в нерешительности самого краешка. Зачем? Неужели все же это тот самый демон? Полог начал подниматься. Се Лянь мгновенно отстранился. Жое, давно в рукаве поджидавшая, метнулась с готовностью в человека напротив. Послышался смешок, такой тихий и горький словно бы. А затем тьма взорвалась светом ослепительно ярким - незнакомец рассыпался тысячей бабочек серебрянных, заставив принца от боли жмуриться. Так светло. Светло, но вместе с тем - больно. Но вот бабочки разлетелись, и мир вновь погрузился во мглу.***
Теперь, верно, Осень играет уже всеми красками. Се Ляню нравилось представлять, как пейзаж вокруг выглядит - золотой или красный? Пробиваются ли сквозь листву солнца лучи, или же облака беглые напускают на землю тень? В голове порой картины ярче рисуются, чем они есть в реальности. Стук колес повозки, дыхание хриплое старика-возницы, шуршание сена за спиной. А в воздухе приятный аромат листвы чуть пожухшей, да запах земли влажной. Такой спокойный вечер. Се Лянь чувствовал, что рядом еще кто-то сидит. Не слышал, но ощущал. Человек явно тоже о его присутствии знал, но разговор начать не спешил. Потому принц лишь улыбнулся едва заметно, и принялся осторожно ощупывать содержимое мешка. Может быть, сегодня он что-то полезное подобрал? Взяв в руки непонятной формы предмет, Се Лянь опознать пытался, что же это такое. Предмет холодный, тяжелый, а поверхность его - словно бумага мятая. Может, кусок металла? Но сколько его ни верти, одними только пальцами не понять никогда. Некоторые вещи можно лишь глазами увидеть. Вспомнив невольно тех бабочек необычных, Се Лянь вздохнул немного даже с сожалением - каким бы страшным оружием они ни были, все же, их свет позволил ему вновь видеть. Пусть даже немного совсем. Рядом шорох едва слышный прозвучал - сперва как сено мягко чью-то спину отпускает, затем - скрип досок. И наконец - глухой звук чьей-то ладони, опустившейся рядом совсем. В воздухе повисла неловкость. Может, этот человек сказать сможет, что Се Лянь держит в руках? — Простите, Вы не подскажете, что это такое?***
Они так долго молча ехали. Алые и золотые листья плавно в воздухе кружились, оседая в траве и иногда - на плечах. Так красиво. Хуа Чэн не мог слов подобрать, чтобы заговорить. Но вот же, прямо рядом наконец тот самый человек. Человек, ради которого были прожиты эти невыносимо долгие века, утопленные во тьме и крови. Какой он все же трус. Но... Его Высочество сам заговорил. Первым. И голос его легкой песенкой дорогу к сердцу проложил, сметая всю тьму, что там скопилась. Такой яркий, словно солнце. — Разве даочжан сам не видит? — Хуа Чэн прищурился, всем видом словно искорки лукавые пуская, — Это же... Его Высочество повернулся. Свет мягко на его волосы упал, золотом пряди высвечивая, как самую прекрасную картину. Он поднял голову. И пустыми блеклыми зрачками словно бы сквозь собеседника посмотрел. В этих глазах не было света. И в то же мгновение все вокруг мгла бесконечная затмила. Хуа Чэн готов был прямо сейчас, в эту же секунду вырвать себе язык. Да так, чтобы не заговорить вновь никогда. — Простите, но я... действительно не вижу — Его Высочество улыбнулся неловко, но в голосе ни капли обиды не звучало. Ни единой нотки боли или разочарования, словно он... привык давно. Хуа Чэну хотелось выть в голос. Как же... как же он мог пропустить такое? Как он мог позволить такому случиться? Он клялся себе, стенам, всем вокруг - что защитит. Во что бы то ни стало защитит. Но он не смог. Никчемный, ни на что не годный. Отвратительный лжец.***
Ветер гонял по земле листья увядшие, шепотом тихим сквозь щели в стенах пробираясь. Осень понемногу уступала, покровом ярким землю укрывая. Должно быть, сейчас закат - солнце сквозь окно едва ли лучами кожи доставало. Похолодало - зима близится. — Гэгэ, позволь спросить... — слышно было, как Сань Лан неуверенно рукава собственные мнет, — А как... Как так случилось? Ты... Ты говорил, что раньше мог видеть. — Ох, это... — Се Лянь замялся на мгновение, невольно в прошлое возвращаясь. Яркие краски Осени словно пожар в темноте вспыхнули, тоску по ним навевая. — Прости... — в голосе сожаления бесконечные, словно бы он себя винит во всем, — Если не хочешь, можешь не отвечать. Принц улыбнулся. Так солнечно и мягко, будто действительно видел. Так же тепло, как сама Осень, как Солнце. — Глупый. — улыбка еще ярче лицо озарила, цветами полевыми расцветая, — Нет ничего дурного в том, чтобы спросить. Да я и сам не прочь был бы узнать, почему. Се Лянь поспорить готов был, что Сань Лан выглядит сейчас как бездомный кот, которого впервые в его маленькой жизни кто-то приласкал. Мысленный взор даже ушки голове чужой пририсовал. Все же, разум - удивительная вещь. Но... Хотел бы он и в самом деле увидеть. Не обязательно Сань Лана с ушками - достаточно и просто Сань Лана. — То есть, — Сань Лан ближе подсел, а голос дрожал едва слышно, — ты и сам не знаешь? — Да. Это случилось несколько столетий назад, и с тех пор... — принц напряженно пальцами краешек ленты теребил, словно эта лента - последняя опора в его темном мире, — С тех пор я не задумывался даже. Что могло бы быть причиной. Между ними тишина нитью тонкой повисла - не тяжелая совсем, а приятная и светлая будто. В такой не страшно спиной повернуться, не страшно идти наощупь. Довериться тоже не страшно.***
Ночь укрыла домик ветхий теплым одеялом звезд, скрыв мягкой темнотой чужой силуэт. Ветер успокоился, покорно ставни оставив, словно тишину создав только для тех двоих, что внутри. Тепло, хоть осень уже и уходит. Хуа Чэн не спал. Он смотрел пристально в затылок чужой, бессознательно пряди мягкие пальцами перебирая. Будь он в себе, вряд ли осмелился бы даже прикоснуться. Что-то все же послужило причиной. Причиной того, почему Его Высочество жил во тьме. Хуа Чэн обязательно найдет. Найдет, и вернет этому человеку свет. Его Высочество не будет больше во тьме блуждать. "Ты обязательно снова увидишь Осень. Верь мне, Ваше Высочество" "Верь мне"***
Темно. Темно, темно, темно, так темно но теперь тьма эта не только в глазах - но и в сердце. В сердце, которое сейчас на части рвется, пока руки за одежды чужие цепляются. Как за единственное, что в этой жизни смысл имеет, как за Осень. Хуа Чэн, как оказалось, все то время и был Осенью. Теплой, светлой даже в темном мире Се Ляня, и такой нежной. Нежной, как руки матушки, как трепещущий вздох. Так хочется его увидеть. Хотя бы сейчас. И тьма... Тьма отступать стала, словно услышав немые мольбы. Впервые за сотни лет Се Лянь действительно увидел. Цвет земли, что колени пылью покрывала, цвет мрачного купола каменного над головой. Кроваво-красные одежды прямо пред собой и бездонную черноту единственного глаза, в чьей глубине плескалась любовь бесконечная. Любовь, вина и... надежда. — Ваше Высочество. — а голос все такой же уверенный и мягкий. Будто и не его обладатель сейчас растворяется в предрассветной дымке, — Ты ведь говорил, что любишь Осень? Свет уже сквозь алые, как листья клена осеннего одежды пробивался. Невыносимо. — Да, но... — в горле комок противный, говорить мешающий. А в глазах, наконец вновь свет видящих, лишь отчаяние от бессилия собственного, — Но какой в этом смысл, если в ней не будет тебя? "Ты... Ты и есть самая прекрасная Осень. Ты должен понять!" Хуа Чэн улыбнулся лучезарно, ладонями полупрозрачными утирая слезы, по щекам чужим пролившиеся. — Дождись... Дождись следующей осени. Я обязательно вернусь, и мы вместе будем любоваться алыми кленами. Верь мне, Ваше Высочество. "Верь мне " Красный растворился совсем, взорвавшись затем ярким светом серебрянным - тысячи крохотных бабочек роем взмыли вверх, рассыпаясь постепенно в крупицы света. Те самые бабочки, что не так давно подарили Се Ляню первые лучи света во тьме, теперь забирают его с собой. До следующей Осени. А в ладони пульсировало мягко кольцо хрустальное - словно сердце. Мертвое, но отчего-то такое живое. И такое безумно прекрасное.