На живца

Игорь ещё раз обводит взглядом место преступления — подрагивающая на ветру заградительная лента, флажки рядом с уликами, меловой контур на влажном после ночного дождя асфальте — и машинально тянется к карману. Ругается про себя. Карман, конечно же, пуст: бросил неделю назад, не стоит так быстро срываться. Хотя повод есть, и немалый: три трупа всего за неделю. Картина во всех трёх случаях схожа: тело выброшено возле дороги, на лице — платок, одна нога босая. На шее — след укола, яд быстродействующий. Ножевые по всему телу. Ни одного отпечатка, ни крупицы биоматериала — умная и аккуратная сволочь, всегда прибирается за собой. Игорь сплюнул: лучше бы это был неаккуратный помешанный псих, а не циничный маньяк. Ему и Чумного Доктора в своë время хватило. — Журналисты уже были? — Димка ловко влез под ограждение. — Да, уже уехали. Им же факты нужны, что-то жареное. А мне в третий раз сказать нечего. Глухарь, мать его... курить не будет? — Ты же бросил! — Человек ты или кто?! Через три часа они собираются за одним столом в «Райдо». Конечно, подобные совещания лучше проводить в участке, но, по мнению Игоря, там слишком много отвлекающих факторов. Даже в закрытый личный кабинет обязательно кто-нибудь завалится по неотложному делу «у-нас-кулер-сломался-чай-заварить-нечем-пышки-будете?» В кофейне спокойнее, хотя Уля и никогда не закрывает кофейню лично для них. Но почему-то именно в общественном месте никому не кажется нормальным беспокоить чужую компанию. — У всех девушек пропала одна туфля. Заметьте, так были обуты все три. Ни одна из них не была ни в босоножках, ни в джинсах с кроссовками. Только юбка, туфли, колготки… — Фетишист? Ножки нравятся… — Похоже на то, хоть и довольно банально. Что будем делать? Стук ножей на кухне, шипение масла, звяканье посуды, лёгкая музыка, пульсирующий гул голосов. Уютно, спокойно. Иногда Игорь даже завидовал такой жизни, в которой нет помешанных психов, которых непременно нужно поймать. — Не знаю. Возможно, придётся ловить на живца. — Я согласна. — Юля! — Спокойно. Ты ведь будешь со мной. Да и ребята будут где-то поблизости. Напомни, ты ведь танцуешь? Игорь танцует. Специально навещает Игната, возвращается с дорогущим костюмом в сумке и двумя пригласительными. На Юле — вечернее платье и туфли на шпильках. Она сходила на педикюр и надела пару колец на пальцы ног — Игорь даже не знал, что такие бывают. Бывают, как и браслетики на лодыжку. В общем, по мнению Грома, ножки что надо. Они танцуют несколько раз, привлекают к себе внимание. Скорее всего, маньяк посещает именно это казино — девушки пропали в окрестностях, хоть тела и нашли потом далеко за городом. Ничего. Никого. Лишь на третий вечер Гром замечает чужой взгляд. Он крутится вокруг себя, изучает посетителей. Где же ты, где? Покажись, ублюдок! Увы, все ведут себя более чем прилично. — Уходим врозь, — шепчет он Юле в баре. — Ребята на посту, он где-то тут, я его чую. Пойдёт за тобой — тут-то его и хлопнут. Шокер с собой? И шокер с собой, и баллончик и даже тяжёлый словарь, притаившийся в сумочке. Есть чем отбиться, пока парни добегут. Игорь провожает красные волосы взглядом, изо всех сил убеждая себя, что всё будет хорошо. Ведь будет, правда? Снова хочется закурить, но на этот раз всё своё и с собой: Бусти расщедрился и на понтовую жигу, и даже на портсигар. Игорь останавливается между домов, достаёт сигарету, выбивает огонь. Он успевает заметить мелькнувшую тень, кажется, даже пару раз удаётся хорошенько сунуть локтем кому-то под рёбра. Потом к лицу плотно прижимают платок — и мир исчезает.

***

Apocalyptica — Hope

Просыпаться тяжело. Голова будто ватой набита, зрение ещё немного плывёт. Из тумана выплывает вовсе не улица. Потолок — бетонное перекрытие, выкрашенное некогда дрянной белой краской, уже порядком потрескавшейся и облупившейся. Свет идёт откуда-то снизу и сбоку — оранжевый, тёплый, подрагивающий. Свечи. Игорь оглядывается. Ну да: два позолоченных канделябра, один на колченогом столе, другой прямо на голом бетонном выступе. Сам Игорь лежит на кровати. Обычная такая кровать: высокая спинка решёткой, жёсткий матрас, скрип пружинного основания. Никакого белья. Гром дёргается, но без толку. Запястья крепко прикручены к спинке. С ногами сложнее: задраны вверх, притянуты верёвками к блокам под потолком. Во рту — кляп. Штаны с Игоря сняли — вон они, валяются вместе с носками и нижним бельём чуть в стороне. Туфли надели обратно. Игорь рычит от злости, бьётся всем телом, проверяя путы на прочность. Как они не подумали?! Потому что первые три жертвы были девушками? Потому что такие маньяки обычно не похищают парней? А кто им, кстати, сказал, что маньяк — парень? Чёртовы шаблоны, заложенные в мозг со времён академии. Времена изменились, неужели так сложно было понять, что старые правила если работают, то далеко не всегда?! — Зря стараешься. Здесь никого нет, хвост я сбросил ещё на выезде. Присматривали не за тобой. Так что времени у нас предостаточно. Голос низкий, глубокий, чуть хрипловатый. Всё-таки парень. Игорь поворачивается на голос, щурится. Маньяк пока остаётся в тени, лица не видно. Пиджак, брюки, туфли. Руки в перчатках из кожи. Он точно был в казино. Но пошёл не за Юлей. За ним. За Игорем. И вот что теперь делать, скажите на милость?! Гром снова рычит, дёргает путы. Тот, в тени, тихо смеётся: — Какой ты горячий. Не нервничай так. Я буду с тобой аккуратен. Преступление — красоту такую испортить. Маньяк выходит из тени. Толку мало: на лице у него чёрная маска. В руке — стакан с виски. Он делает глоток, облизывает губы. Смотрит жадно, липко, изучающе. Игорь смотрит в ответ. Глаза голубые, усы, борода… маньяк улыбается: — Надеешься потом найти меня? А захочешь ли? Ведь и о тебе тогда станет известно кое-что интересное. То, чего люди обычно стыдятся. Не понимаешь, о чём я? Позволь, я тебе покажу. Он убирает стакан и подходит ближе Игорь дёргается снова. Всё бесполезно. Маньяк аккуратно снимает обувь с одной его ноги. Целует лодыжку. Обводит языком пятку, щекочет ступню. Медленно забирает в рот большой палец, посасывает. Пальцами в перчатке гладит колено, очерчивает мышцы выше и ниже. Игорь отворачивается, жмурится изо всех сил. Непрошенный жар пробегает по телу, скапливается внизу живота. Нет, нет! Это преступник, маньяк, убийца! Он похитил и прикончил тех девушек, он и Грома так же прикончит, когда наиграется! Игорь мотает головой, грызёт кляп, стремясь сбросить душный морок. Наверняка урод ему что-то вколол. Иначе как объяснить… как объяснить… нет, пожалуйста, нет! Маньяк ведёт языком по ноге вверх, гладит бедро, целует под коленом, слегка прикусывает кожу. Снимает вторую туфлю, жадно ласкает уже обе ноги. Взгляд ярких голубых глаз жадный, горящий азартом и предвкушением. Игорь тяжело дышит, стонет, вновь мотает головой. Мужчина смеётся, кладёт руку в перчатке на член, неторопливо обхватывает пальцами, двигает вверх-вниз. Насухую это немного больно, боль слегка отрезвляет. Но только слегка. Маньяк отстраняется и что-то достаёт из кармана. У него в руках теперь нож. Обычный, складной, маленький. Игорь замирает и рыкает в кляп, когда лезвие рассекает кожу. Порез на груди не очень глубокий, но всё же кровит. Мужчина приникает к нему губами, собирает алые капли, жарко и тяжело дышит. Снова режет — в другом месте. Отстраняется. — Жарко здесь, не находишь? От одежды он избавляется быстро — Игорь мельком успевает заметить татуировку на половину спины — и снова забирается на кровать. Он возбуждён и довольно сильно. Снова порез — Игорь вскидывается, мычит в кляп, скулит, когда маньяк обводит порез языком. Перчатки не снял, но всё же… почему они не нашли других следов на телах? Ни волоса, ни частиц кожи, ни хоть одной капли семени? Неужели этот гад только на Игоря так завёлся? Можно ли это считать успехом с учётом того, что живым он отсюда едва ли вернётся? Думать так сложно. Тело горит — от боли, от прилива адреналина, от чужой грубой ласки. Маньяк отвлекается, берёт в руки тюбик, смазывает перчатки. Игорь дёргается всем телом, напрягает живот, бездумно пытается вырваться — словно не убедился уже много раз, что связан надёжно. Пальцы в его теле. Сначала пальцы, затем — язык. Мужчина совершенно бесстыдным образом ласкает его там, пальцами грубовато мнёт член и мошонку. Больно и жарко. Игорь всхлипывает от беспомощности. Тело уже решило всё за него. Телу плевать на внешние обстоятельства. Ему хорошо от этой жадности, грубости. Даже от боли ему хорошо. Мужчина придвигается ближе, садится между задранных ног и берёт его. Двигается, чуть меняет позу, снова двигается, медленно, но верно набирая темп. Игорь не может сопротивляться маньяку. Похоже, что и не хочет уже. Мужчина груб, но Игорю нравится эта грубость. Он мычит в кляп, рычит, стонет в ответ на каждый толчок. Извивается, натягивая жёсткие путы. — Хорошо, правда? — шепчет мужчина на ухо — жарко и с придыханием. — Горячий такой, майор. Любишь, когда тобой обладают? Играл так уже? Или я у тебя первый? Игорь, конечно, не может ответить. Но мужчина не ждёт ответа. Тело говорит ему больше и откровеннее, чем сказал бы он сам. Жар внизу живота стягивается тугой пружиной и взрывается яркими фейерверками. Игорь рычит в проклятую тряпку, корчится под мужчиной, выгибается и дрожит. И почти не воспринимает ощущение чужого жара, растекающегося внутри. Тишина. Пустота, только свечи потрескивают и шипят, разбрасывая причудливые живые тени вокруг. Мужчина гладит Игоря по лицу. И снимает маску. Осторожно освобождает от кляпа. — Будешь меня искать, майор? Игорь смотрит. Смотрит в эти невозможно яркие, бездонные голубые глаза. Ему не обязательно отвечать. Они оба знают ответ.