Molly House Boy

Все горничные и лакеи шептались об этом… А кто не смел говорить такие непристойности вслух, просто погружался в мысли на этот счет в гордом одиночестве. Дома у Генри Джекилла недавно поселился юноша. При одном только взгляде на его дорогую одежду и уверенный, надменный взгляд, кто угодно причислил бы его к людям высшего общества, богатым наследникам… или даже членам королевской семьи. Но все так же знали, что его бесчисленные сокровища достались ему от Генри. Поговаривали даже, что чертенок получит все наследство врача в будущем, вот только почему? Кто-то считал, что Эдвард Хайд (именно так звали наглеца, который разделял с известным на весь Лондон доктором каждый светлый день и жил в его спальне) является незаконнорожденным ребёнком Джекилла. Кто-то опасливо полагал (и попадал в самое яблочко) о том, что юноша стал его любовником. Таких людей было довольно мало, ведь Генри Джекилл был известен своей порядочностью и высоким положением в пуританских кругах. Он был святым. Неприкосновенным, идеальным... О нём взыдхали, на него молились. Ни одна душа не смела упомянуть Джекилла в дурном описании, о нём слагали различные речи и сплетни касались его только раз в несколько лет. Однако они быстро пресекались. Он не мог пасть до мужеложества, что уж говорить о том, чтобы согрешить с юным Эдвардом. Он, со своими чудными кудрями цвета угольков и скорби, с горящими глазами-чертиками, с сильными руками... едва отпраздновал двадцать пять лет на этой земле. Люди, осведомленные о новом домочадце, говорили, что причина для такого странного (на первый взгляд) решения точно есть. Зачем тревожить доктора, особенно сейчас, когда под его окном так часто происходят странные, пугающие до мурашек и инфарктов убийства?! Ему не до объяснений. И о каких объяснениях речь? Да, Генри поселил у себя незнакомца, которого так легко узнавали в барах и Молли хаусах, с очень сомнительным прошлым, но раз он так сделал, причина точно есть! Так люди и шептались между собой, пока за закрытой дверью спальни Хайд опускался на колени и, улыбаясь, ублажал хозяина дома талантливым ртом, с радостью отрабатывая роскошные подарки… Но обо всем по порядку. Хайд был одним из самых популярных проститутов в ближайшем к дому Джекилла Молли Хаусе. Поздним вечером, доктор любил натягивать цилиндр на самый нос, скрывая своё знаменитое благодеятельное лицо, и нырять в подпольный бордель с тонной молодых особ и сладострастных юнош. Однажды, в таком излюбленном изголодавшимися проповедниками заведении появился Он. Хайд был неутомим. Он изгибался, стонал, устраивал шоу, наряжался, глотал и раздвигал, каждый день, часами напролет. Джекиллу "повезло" один раз увидеть, как его берут сразу трое мужчин… Он никогда не забудет эту цепь эмоций: Удивление, ужас, восхищение, возбуждение… Ревность. Такие чувства были для него в новинку. На лице у Эдварда всегда плясала либо раззадоривающая нахальная улыбка, либо искажённое выражение чистого удовольствия. Он был громким, несносным, и готовым на любые пытки, от одного размытого описания которых у любого уважаемого джентльмена вставали волосы дыбом на затылке. Генри и сам не заметил, как попал в омут. Он часто заглядывал к Хайду, исцелял его ранки и синяки, целовал отметины от жадных рук, хватавших его еженочно, и, наконец, пошел к хозяину борделя, пряча своё очевидное смущение. Они тогда даже не спали друг с другом, хотя Эдвард сильно его звал и стремился соблазнить каждый Божий раз. Однако, двое неразумно поцеловались, и это стало для Джекилла решающим моментом. Он имел совесть, в конце концов. (Он еле держался, чтобы не согласиться на большее) Стараясь изменить свой громкий, звонкий голос до неузнаваемости, доктор бубнил в тесном кабинетике, пропахшим потом. «Сколько за Хайда?» «Понравился? Мечтай. Он — моя золотая жила, его все берут направо и налево, а тот только рад. Нет уж, мальчишку не продам.» «Что, если я предложу пятьдесят тысяч?» Неприятный мужчина поперхнулся своей догоравшей сигарой и пересчитал деньги. «Папаша, да ты свихнулся… Что же, забирай… С вами приятно иметь дело.» Генри объяснил Хайду, что тот может идти куда угодно, если пожелает, но ему всегда будут рады в особняке. На такие слова чертенок захлопал длинными ресницами и обвился вокруг Генри, как смертоносная змея. Он умел убеждать лучше самогó рогатого Дьявола «Неужели я не могу остаться у вас, сэр? Насовсем? У меня нет другой работы, и совсем нет семьи…» Едварду явно нравился добрый доктор. Да, он был действительно благодарен ему за финансовую помощь, и вскоре с радостью начал радовать своего спасителя, раздвигая перед ним ноги. К тому же, Джекилл был весьма хорош собой, хоть и вдвое старше… Эдвард часто дразнил его ласковыми прозвищами. Красавчик, дорогой, сладкий, господин, уже избитое «доктор»… И, наконец… Папочка. Генри просил его почаще оставаться дома на ночь глядя, опасаясь, что его славного мальчика кто-то обидит. На улицах было неспокойно. Никто не знал, где Хайд проводит время. Казалось, он появился в Молли Хаус из ниоткуда. Порой он бродил, как тень, по улицам Лондона, в безбожные часы ночи, заглядывал в бары и пугал постояльцев стуком паучьих пальцев по дереву, стонами, жутким смехом, оставлял за собой странный первобытный ужас в воздухе… А порой исчезал без следа. Генри это подметил, но не стал тревожить своего драгоценного любовника расспросами. К тому же, по приезду домой он тут же ложился спать. Дремлющий Хайд походил скорее на ангелочка, чем на паразита, коим являлся, и Генри ничего не оставалось делать, кроме как влюбиться в него.