***
— Вороная красавица, она тут самая старая, но самая опытная, — дергая длинную черную гриву пальцами, Юнги улыбается во все свои выбеленные зубы, а Чонгук лишь стоит за деревянной оградой и скептично осматривает вновь встретившуюся неизменную пару. Юнги только об этой лошади каждый раз и говорит. Все хочет забрать себе, выкупить, но в городе ему негде будет ее держать. Только если не променяет свой пентхаус на огромный особняк и не наймет кучу персонала для своего излюбленного хобби. Но у Мина ни времени, ни возможности, пусть денег дохера и больше. Потому и мотается в Кимчхон по несколько раз в месяц, в этот раз вот Чонгука с собой приволок, а Чонгук уже жалеет, что сделал такое одолжение и сел в машину. — Твоего жеребца скоро приведут, это сынишка моей Афродиты, — Чон кривится, потому что кличка лошади с уст Юнги всегда звучит чрезмерно слащаво, — А вот и он! — указывает рукой в сторону ворот ангара, откуда выходит огромный вороной конь во всей своей красе и при полном параде, а ведет его в замызганной одежде хозяин сего места, точно так же лыбясь во все тридцать два. А нет, кажется пару зубов все же не хватает, и лучше бы они были потеряны в кабинете стоматолога, а не оставлены на каком-нибудь камне в колючих зарослях можжевельника при падении с высоты в пару метров. — Добро пожаловать, господин Мин, господин Чон, — делает поклон, а Чонгук лишь голову слегка наклоняет, поправляя темные очки на переносице. — Вы сами разберетесь или мне инструктора к вам направить? — Конечно, сами! Ты меня что-ли не знаешь, Тасон?! — обижается Мин, а у Чонгука внутри что-то наподобие недоверия просыпается, хотя Юнги вроде как почти профессионал в делах коней. — Хорошо, — смеется Тасон, привязывая жеребца к ограде, — Тогда я оставляю вас. Лошади после перерыва и обеда, у вас достаточно времени до вечера, наслаждайтесь отдыхом, — снова делает поклон и уходит обратно к ангару. — Отдых, ага, как же! — цедит сквозь зубы Гук, поглядывая на вороного коня с какой-то брезгливостью. Зачем он вообще идет на поводу? И ведь даже подходить близко боязно, все так же стоит за ограждением и смотрит на безобидную на первый взгляд морду. Ладно, морда очень даже красивая, а тело словно выточено из камня и обтянуто иссиня-черным шелком, поблескивающим в солнечных лучах. А эти все ремешки и седло… — Красивый, — не удерживает на языке, чем удивляет Юнги, который будто новую волну вдохновения ловит и сразу просит зайти уже, наконец, в загон и поприветствовать своего нового друга как следует. — А если он меня лягнет? — с опаской, но Чон все же дергает калитку, медленно делая шаги по твердой земле. — Не подходи сзади и не пугай резкими движениями, — Чонгук останавливается в двух метрах, следя за реакцией коня, — И не крадись, он может подумать, что ты готовишься на него напасть. — Боже, почему так сложно-то? — А да, его зовут Аполлон, — Чонгук пропускает смешок, но это даже как-то расслабляет. — Тут всех лошадей зовут как Богов Олимпа? — Ага, — бросает Мин, отходя от своей лошади, чтобы помочь Чонгуку познакомиться. — Ничего сложного, не бойся его, просто возьми и погладь, — берет чонгукову руку и прислоняет к шее коня, мышцы которой приятно перекатываются под плотным слоем шерстяного покрова. Тепло и мягко, совсем не страшно. Конь реагирует на этот неспешный жест тихим фырканьем, слегка мотнув хвостом, а Чонгук улыбается, даже ловит приступ какого-то ненормального умиротворения. Юнги глубоко внутри радуется, потому что видит — они приняли друг друга. Да и знает, что Аполлон одна из самых спокойных лошадей на этой конюшне, никогда никого еще с себя не скидывал и всегда следует приказам. Он здесь самый послушный, поэтому Мин попросил подготовить именно его. Если вспыльчивому Чонгуку еще и неугомонную лошадь дать, то пиши пропало. Чон может вывести из себя любого, даже спокойного и уравновешенного Юнги. Но в случае с Мином надо приложить очень много усилий, потому что тот буквально непробиваем. Наверное, поэтому они дружат уже так долго, и никогда не ссорятся. — Самое первое правило верховой езды: на лошади безопаснее, чем рядом с ней, — начинает свой краткий инструктаж Юнги, а Чонгук продолжает наглаживать уже пышную гриву, подмечая, что смрадом от коня не несет. Должно быть, уход здесь на высшем уровне, — Поэтому давай залезай. — Что? Так скоро? — Ну да, ты же уже познакомился, — пожимает плечами, будто это проще-простого, — Все нормально, не ссы, забирайся верхом, — Чонгук бросает скептичный взгляд поверх солнцезащитных очков, а Юнги продолжает подгонять жестами, перекидывая поводья через голову Аполлона, — Давай, покажи свою потрясную растяжку! Ножку в стремя и… — А куда держаться? — За седло, ну или за гриву. — Ну нет, лучше за седло, — поступает, как было сказано, левой ступней опираясь о стремя, а правой с сопротивлением перемахивает через широкую спину коня, проклиная свои узкие джинсы. Но негодование в сторону одежды испаряется, когда Чон понимает, что сидит достаточно высоко, а седло не такое мягкое, как показалось на первый взгляд. Кажется, он сегодня отобьет все костяшки, а там и что-то еще более ценное. — На самом деле, лошади не больно, когда наездник держится за гриву, но да ладно. — А что дальше? — Поводья в руки и держись крепко, — Юнги подходит к Афродите, быстро забираясь на свое место, — Старайся не встряхивать поводьями для движения, если хочешь, чтобы он пошел, слегка подстегни ногой, — демонстрирует, сдвигаясь с места, — Тянешь на себя, он останавливается, тянешь вправо, то идет вправо, влево — идет влево. В стремени должен находится только носок, чтобы нога не застряла в случае чего, — Чонгук проверяет положение ног, подмечая, что язычок новомодного правого кроссовка успел уже застрять в креплении. Нагибается, стараясь не потерять равновесие и не свалиться на землю, и устанавливает ногу в правильное положение. Все-таки техника безопасности превыше всего. — А теперь попробуй его сдвинуть с места, — Чонгук слегка ударяет пяткой по крепкому боку Аполлона, мысленно прося пойти, а потом еще вслух, но тщетно. — Скажи «но» и подстегни. — Но! — конь делает первые шаги, а Чонгук готов в обморок грохнуться от собственного напряжения, для него что-то новое всегда страшно, а тут новое и непредсказуемое. Совсем неясно, что делать в случае потери контроля. Но конь идет, а на лице расплывается безумная улыбка, ведь получилось. — О, господи… боже… какая жесть! — Вот так, отлично! — А что, если он побежит? — Тянешь поводья, и он должен остановиться, а если лошадь успеет закусить удила, то просто крепко держись за седло. Рано или поздно они устают и останавливаются. — Пиздец, можно тогда не бегать? Давай просто походим. — Не, так неинтересно! — тянет Мин, а Чонгук в очередной раз жалеет, что подписался на эту опасную для жизни авантюру. — Давай за мной на поле. — Юнги, если я ебнусь с коня, тебе не жить. — Не ебнешься, все под контролем. — Что-то я сомневаюсь. Они идут неспешным шагом до противоположного края загона, и за эти несколько минут Чонгук успевает привыкнуть к размеренному темпу и приноровится управлять поводьями, заставляя Аполлона идти не по прямой, а зигзагами. Спрашивает у Юнги, правильно ли у него выходит, на что получает одобрительные возгласы и даже похвалу. Чонгук никогда бы не подумал, что действительно окажется в таком положении, и совершенно не подозревал, что ему все это дело правда понравится. Юнги не врал, когда говорил о свободе, верховая езда каким-то непонятным образом расслабляет голову, пусть все тело напряжено от неудобного положения. Пейзаж вокруг сменяется, но Чонгук видит перед собой лишь задницу Афродиты и протоптанную копытами дорогу, ведущую на близлежащие поля. Солнце припекает макушку, но приятный прохладный ветерок не позволяет голове нагреться сильнее. Вокруг летает аромат луговых трав, и только мелкие мошки раздражают, изредка врезаясь в покрытое испариной лицо. — Ладно, что там насчет бега? — Чонгуку приходится повысить голос, ибо Юнги находится в нескольких метрах дальше по дороге. — Все, страх испарился? — тем же тоном задается друг, посмеиваясь, — Чуть сильнее подстегни коня и он побежит рысью. Только давай дойдем до поля. — Окей! Страх оставил чонгуковы мысли еще в пределах загона, а размеренный неспешный темп немного раздражает своим однообразием. Чонгук очень хочет почувствовать скорость, ведь Юнги так часто об этом рассказывал. В голове всплывают кадры из разных фильмов про дикий запад и ковбоев. Наездники на экранах всегда выглядят круто, их езда безумна, завораживает взгляды. Чонгук не опрометчив, но внутри просыпается желание почувствовать дуновение ветра, почувствовать быстрый бег, на который способен его конь, и до конца понять, что так сильно нравится Юнги в лошадях, что он аж по несколько раз в месяц приезжает в эту деревню. — Готов? — посередине бескрайнего поля с низкой травой спрашивает Юнги, а Чонгук тормозит Аполлона, чтобы проверить, как тот повинуется очередной безмолвной команде. Конь останавливается сразу же. — Готов. — Еще раз повторяю, если он не реагирует на поводья, то крепко держись и просто жди, когда он остановится. Если что, мы с Афродитой вас нагоним. — Не пугай меня! — Лучше перестраховаться, — давит лыбу, ровняясь с Чонгуком. — Но не переживай, он так не поступит, Аполлон самый послушный и безобидный из всех лошадей. Скорее Афродита сорвется в бега, чем он. — Успокоил. — Мы побежим рысью, ты только не обгоняй и не ускоряй его. После громкого и синхронного «но» обе лошади начинают набирать скорость. Такая легкая пробежка ощущается уже совершенное иначе, прохладный ветерок выдувает из тела всю жару. На лице Чонгука расплывается улыбка, но первые несколько сотен метров он все равно пристально следит за своим конем, крепко вцепившись в ремни. А когда понимает, что его непременно слушают и сбрасывать со спины не собираются, то он отпускает страх окончательно. Наслаждается легким ветром и приятным звуком, вылетающим из-под четырех пар копыт. Где-то сбоку мелькает пейзаж рядом расположенного леса, темные отросшие волосы Юнги смешно подскакивают на каждом шаге, и седло уже не кажется таким жестким. Чонгук в прямом смысле кайфует от поездки, вот только теперь хочется еще быстрее, потому окрикивает Мина, предлагая ускориться. — Давай, подстегни его, — и Чонгук дергает пятку, заставляя Аполлона прибавить ход. Снова настороженно следит, замечая, что Юнги выбегает далеко вперед на своей давней подруге, даже выкрикивает что-то нечленораздельное, ликует. Чонгук улыбается шире, ему правда по душе все, что происходит прямо сейчас. Он действительно чувствует самую настоящую свободу. Никакая машина, никакой байк, ничего не может подарить это чувство полного единения с природой. А поле, тем временем, заканчивается, дальше только непроходимый лес, потому Юнги берет влево, а Чонгук повторяет. Теперь они бегут вдоль лесного массива, откуда отчетливо тянет ароматной елью, коих здесь предостаточно, но в полной мере не разглядеть, все смешивается в одно сплошное пятно. — Это прекрасно! — выкрикивает Чонгук, потому что держать в себе не может. До ушей сквозь топот доносится смех Юнги. — Ты потрясающий, Аполлон! — нагибается к лошади, и слышит, как тот фыркает. Они бегут совсем недолго, и хочется, чтобы минуты растянулись на бесконечность, но Юнги постепенно сбавляет темп, потому и Гук тянет поводья на себя, притормаживая у края поля. — Ну как? — Я в шоке! Это что-то нереальное, — чуть загнанно дыша, проговаривает Гук. — Больше не будешь меня стебать? — Кажется, я теперь каждый раз буду приезжать с тобой. — Я рад! — произносит, положа руку на сердце, — Еще пробежимся? — Да, конечно! И они снова бегут рысью по направлению к деревне, откуда вышли еще полчаса назад. В планах еще несколько таких кругов, пока не надоест. Но каждый для себя решает, что такое просто-напросто не может надоесть. Потому бегают до тех пор, пока ноги окончательно не превращаются в камень, а дыхание не сбивается, как при утренней пробежке на стадионе. Да и солнце уже висит над верхушками деревьях огромным оранжевым диском, напоминая, что закат уже совсем скоро. Они вынужденно возвращаются спустя пару часов от начала. Чонгук настолько сильно привыкает, что перестает так усердно наблюдать за каждым движением вороного красавца, который ровно шагает первым обратно к дому. Юнги не соврал, Аполлон очень послушный, не подвел своего нового друга. И Чонгуку очень хочется его как следует отблагодарить, а еще хочется научиться за ним ухаживать и сытно накормить. Впереди уже виднеется загон с ангаром, а у ворот кукует и ждет резвых наездников Тасон, пуская дым от сигареты в воздух. Волна грусти невольно прокатывается по телу, потому что все слишком быстро закончилось. Ехать обратно в Сеул нет никакого желания. — Может останемся до завтра? — предлагает Гук и оборачивается назад, чтобы увидеть на лице Юнги искреннее удивление, — Завтра еще покатаемся. — Ты серьезно? — Впервые в жизни. — Давай, я только за, Тасон найдет место для ночевки. — Отлично! — восклицает Гук, возвращаясь в исходное положение. А спустя мгновение краем глаза видит стремительно двигающееся по земле темное нечто, а после резкий толчок, истошный рев коня и простреливающая все тело боль от совсем не мягкого падения в высокие заросли травы. В глазах на долю секунды темнеет. То, что орет Юнги, Чонгук разобрать не может, собственный крик перекрывает все окружающие звуки. Сознание не потеряно, но из-за боли кажется, что совсем скоро он его лишится окончательно. — Гук-и… Господи, помоги, — суетится Мин и спрыгивает с Афродиты, чтобы осмотреть масштабы неожиданного бедствия. — Боже, прямо на камень, — переворачивает пострадавшего на спину и сам морщится, потому что видеть чужую боль невыносимо. — Где больно? — на вопрос Чонгук не отвечает, подавляет в себе вопль, но хватается в районе бедра, на которое грохнулся, и едва ли не прокусывает губу до крови. — Тасон! Вызывай скорую! — во все горло верещит Юнги, наблюдая, как хозяин конюшни быстро вылавливает испугавшегося коня и привязывает его к ограждению, шлепая по заднице вицей. — Потерпи немного, Чонгук. — Блять, какой пиздец! — скулит, а из глаз вырываются первые слезы боли. — Я тебя убью, Юнги! Тебя и твоих чертовых лошадей! — Ну-ну, тебе же понравилось, — Юнги весь дрожит. Лишь бы все кости остались целы, хотя спрятавшийся под травой камень оставляет надежды на менее травмирующий исход. — Так понравилось, что аж до слез больно прощаться! — цедит сквозь зубы. — Потерпи чуток… — Через минут десять приедет помощь, — подбегает Тасон, стопорясь в нескольких шагах, — Перелом? — Понятия не имею, но ему больно. — Если я что-то сломал, то пущу Аполлона на кровавую колбасу! — бросает в перемешку с очередным воплем. Попытка сесть проваливается. — Не злись на него, он так поступил не специально, его что-то испугало, — пытается оправдать поведение коня Юнги, но Чонгук лишь заливается сумасшедшим хохотом, пугая тем самым не только друга, но и хозяина конюшни. — Он же самый спокойный и послушный! — язвит, припоминая все сказанное. — Безобидный! — Всем свойственно бояться, не обижайся на него, — успокаивает Юнги, но проваливается, а глаза начинают застилать слезы, потому что страшно. — Захотел, блять, остаться еще на один день. Пиздец какой, получите распишитесь! Ругательства продолжается еще несколько минут к ряду, но никто Чонгука за гневную тираду не винит. Он имеет полнейшее право покрывать благим матом столько, сколько душе угодно. Говорят, что ругательства действуют по типу обезболивающего, Юнги очень сильно в это верит, потому просит не останавливаться и поносить их с ног до головы. Тасон тоже принимает каждое высказывание, заодно пытается понять, что именно напугало Аполлона, и спустя пару минут мимо пробегает серый заяц, останавливаясь неподалёку, чтобы взглянуть на вопящего Чонгука. Будто хочет убедиться своими глазами, что издевательство совершилось на пять из пяти. А потом убегает, как ни в чем не бывало. — Они приехали, — завидев мелькающие у ворот фары машины спасателей, Тасон сразу же устремляется навстречу ребятам в форме, чтобы встретить и сопроводить до места аварии. Команда реагирует моментально. Они на ходу расправляют носилки, быстро выясняют детали, вкалывают Чонгуку мощную дозу обезболивающего в предполагаемое место перелома, синхронно перетаскивают спиной на твердый щит, подкладывают под колени валик и всем скопом возвращаются обратно к машине. Юнги, кажется, получает прядь седых волос. Тасон уже готов проститься с жизнью, ведь его конь скинул с себя главную модель страны на землю, а Чонгук, пребывая в полнейшем ахуе, постепенно теряет связь с реальностью и собственным телом, потому что обезболивающее действует настолько же быстро, насколько разгоняется автомобиль, сокращая километры между конюшней и местной деревенской больницей.***
Секундная стрелка бьет с закономерной периодичностью по барабанным перепонкам и усыпляет монотонным тиканьем. Интернет здесь не работает, его просто-напросто нет, а радиоприёмник решил скоропостижнуться в самый неподходящий момент. Они битый час пытаются себя хоть чем-то развлечь, но выходит из рук вон плохо. Уже обсудили все насущные проблемы, это заняло не так много времени, перемыли косточки немногочисленному персоналу медицинского пункта и тем пациентам, которые изредка забегают за каким-нибудь советом в это небольшое одноэтажное здание. — Чимин-а, — зовёт Тэхен, перелистывая страницу потрепанной книги, что нашёл на стойке регистрации. Чимин от старого модного журнала даже не отрывается, сидит в неизменной позе будды и, кажется, залипает, — Чимин-а, ты уснул? — тот отрицательно мычит, все же двигая рукой, чтобы пролистнуть страницу, — Напомни, почему мы сидим в этой глуши уже два месяца? — Потому что без опыта работы в городские стационары не берут, а связей у нас нет, — мямлит, снова впериваясь взглядом в глянцевые листы, а у Тэхена уже шары ебутся от этих букв, потому книга летит на рабочий стол, захлопываясь в воздухе. — Вот ты не мог найти глушь побольше? Чтобы там хотя бы интернет работал или клубы были? — взрывается Тэхен, а Чимин это не один раз слышал, потому поднимает своё типичное раздражённое выражение лица на друга и, по совместительству, коллегу, вновь возвращаясь к журналу. — Помнится, ты был рад, что больница находится рядом с Тэгу. Ближе к родителям, — спокойно проговаривает каждое слово, а Тэхен уже от этого безделья начинает натурально закипать. — Ты тогда не упомянул, что рядом — это в пятидесяти километрах! — Всего-то пятьдесят километров! — фыркает, — До клубов своих за час доберешься. На следующих выходных как раз нет дежурства, сгоняй, подцепи кого-нибудь из местных. — Ты издеваешься? Половина Тэгу знает, кто я такой! — Тогда просто терпи свой спермотоксикоз еще десять месяцев и наслаждайся бездельем. — Я уже устал от безделья, честное слово. Здесь вообще ничего не происходит, — воет в полоток, — Как нам опыта набираться? Ко мне даже с ранами не приходят, потому что подорожниками лечатся! — Ну не знаю, ко мне бабульки и дедульки частенько захаживают. И это все потому, что Чимин — терапевт, ему только таблеточки и выписывать да дневники давления проверять у гипертоников, а Тэхену надо руками работать. Руками! Он зря что ли убил несколько лет своей не такой уж долгой жизни на травматологию? Кажется, из-за этой скуки жизнь закончится в ближайшее время, он уже порядком заебался сдавать пустые отчеты главному врачу захолустной больнички. Больницей даже язык не поворачивается назвать это безлюдное место. Они в своих белых халатах выглядят как настоящие призраки, ошивающиеся по заброшенному зданию, пусть и с капитальным ремонтом. — Боже, ну хоть кто-нибудь хоть маленькую косточку сломал бы за месяц, а то я тут так повешусь на бинтах! — Не произноси подобное всуе, щас как прилетят старики с переломом шейки бедренной кости, будешь вешаться, — Тэхен встаёт со своего кресла и с грустной физиономией подходит к сидящему в углу другу, а тот не обращает ровным счетом никакого внимания. — Чимин-а, — ноет доктор Ким, присаживаясь на корточки, и крадущимися движениями подбирается к чужому рукаву белого халата, — Давай я тебе руку сломаю, а потом иммобилизирую отломки гипсовой повязкой? — Совсем крыша едет? — Пак резко отдёргивает свою конечность, на которую один неугомонный травматолог решил позариться, — Ты сам еще ни разу гипс не накладывал! — Я столько раз заучивал алгоритмы… — мямлит обижено, оседая на пол, но глаз с чужого предплечья не сводит, — Да и в академии часто практиковался, пока ты свои задачи дурацкие решал. — Иди чай попей или подрочи… хватит на мою руку смотреть! — Злой ты, — бросает, вновь поднимаясь на ноги, — На больное все давишь и давишь… нет бы вылечить, врач ты или кто? — Ни кости для тебя ломать, ни дрочить тебе я не буду! Поэтому прекрати смотреть на мою руку! — Ну может хотя бы одну фалангу пальчика? — оттопыривает и нижнюю губу, и указательный палец, а Чимин не удерживается и швыряет журнал в своего слетевшего с катушек друга. Да, воздух пинать сложно, но не до такой же степени! — Да ты чего? — Я тебе щас сам палец слом… — договорить угрозу не успевает, оба взгляда мигом обращаются к окну, за которым постепенно нарастает громкость сирены, — Допизделся? Они оба срываются с мест, чтобы собственными глазами убедится — им не кажется. Машина спасателей действительно двигается в сторону медицинского пункта, а за ними едет еще одна — старенькая потрепанная шкода. Тэхен с какой-то безумной улыбкой следит за мелькающими на горизонте огнями, а Чимин ничего радостного в этой вечерней неожиданности не видит. Он готов Киму уже не только палец сломать, но и язык вырвать. Хотел работу, вот пусть теперь сам разгребает, а Чимин посмотрит, поржет в сторонке и спокойно пойдет спать в свободную и единственную палату. И машина спасателей, и шкода тормозят у крыльца со скрипом шин о гравий. Команда из четырёх человек в униформе сразу же вываливается на улицу. Тэхен, сломя голову, мчится сначала к ним и на ходу выкрикивает стандартный набор вопросов. — Мужчина, двадцать семь лет, упал с лошади, — тараторит командир бригады, которого Тэхен видит впервые, но уже очень сильно благодарит за разбавленную скуку, — Предположительно: травма левого бедра. Вкололи успокоительное с промедолом пятнадцать минут назад, иммобилизация на щите, — и на этом самом щите, точнее на обычных жестких носилках, из кузова выносят пострадавшего, Тэхен даже рассмотреть особо не успевает. — В смотровую его, — кидает, подбегая ко второму автомобилю. — А с вами что, дедуля? — Он поскользнулся на крыльце, — спокойно отвечает за старика молодой человек, которого Тэхен частенько видел в этих краях. Помнится, Сокджин в медицинский пункт заходит только за лекарствами для своего дедушки, которого Тэхен видит теперь воочию, и понимает, что тому чертовски больно. Глухо постанывает и старается не шевелиться, а лицо искажено маской страдания, — Жалуется на ушибленное бедро, глянете? — Да, конечно, — сразу же кивает травматолог, намереваясь подозвать освободившихся спасателей, — Командир!.. — Да можно просто Намджун, — устало бросает, стремительным шагом сокращая расстояние, — Дедуля, мы вас перенесем в травм пункт, хорошо? — Пожалуйста, аккуратнее, — просит внук, а спасатель и без него знает, что лишние движения могут навредить. Помогает лечь на носилки, и они снова всем скопом разворачиваются ко входу в здание. Вот только третий подъехавший автомобиль не дает Тэхену зайти внутрь. Из белого внедорожника фурией вылетает взмыленный водитель, не удосужившись прикрыть дверь. Сразу же подбегает к первому попавшемуся человеку в белом халате и вцепляется крепкой хваткой в лацканы. — Доктор, он будет жить? Ему нельзя умирать! — брызжет соплями, а Тэхен, мягко говоря, в шоке от душераздирающего зрелища, — Доктор, спасите его, пожалуйста… он еще так молод… — Да никто не умрет, вы чего? — пытается вырваться из хватки, но безуспешно. Чимин в нескольких метрах стоит и угорает над развернувшейся сценой, даже не думает подойти и помочь, хоть Тэхен его всеми жестами и мимикой просит. — Умоляю, доктор… — молодой человек оседает на землю, заходясь громкими рыданиями. — Господин, мы тратим время! — парень все же отпускает халат, а Тэхен в этот момент срывается в сторону входа, останавливаясь около истерически ржущего друга, — Дай ему успокоительное, что ли? — указывает на содрогающуюся на земле фигуру, — Это по твоей части. — Ага, налью ему коньяка. — Ахуенное лечение! — оттопыривает большие пальцы, широко улыбаясь, и скрывается в здании медицинского пункта. Тэхен хотел работу? Получил. Сегодня хоть будет о чем написать в отчете.***
Рук доктору Киму прямо сейчас очень сильно не хватает, да и места тоже. В смотровой всего одна кушетка, а у него два пациента с аналогичными травмами. Вот только молодого человека уже уложили, а дедулю некуда деть, не оставлять же в коридоре на каталке? Чимин накаркал, когда заикнулся о стариках с переломами шейки бедра, будь неладен его длинный язык! — Где Хосок? — орет на весь коридор Тэхен, отчего Намджун даже уши прикрывает, покидая здание со своей командой, — Где этот?.. — Да что тут за суета? — вываливается зевающий медбрат из сестринской, прикрывая рот ладонью, — О, Джин, привет! — Хоби салютует знакомому, и тот делает вежливый поклон, — Что происходит? — Ты дрых? — взрывается доктор Ким, а Хосок лишь продолжает шаркающими шагами сокращать между ними расстояние, вновь зевая, — Ты вообще аху!.. кхм… — останавливает себя, ведь рядом лежит дедуля и стоит Сокджин, они такое поведение видеть не должны, жалобу еще накатают. — Короче, определи дедушку в палату и сделай обезболивание в левое бедро, а я пока в смотровую, — Хосок устало кивает, хватаясь за ручки каталки, — Потом подойди, нужна помощь! — бросает на бегу и врывается в кабинет с ошалелой физиономией. — Мой первый полноценный пациент, — с какой-то дикой улыбкой бурчит себе под нос, но быстро ее сбрасывает с лица, потому что на стульчике рядом с кушеткой сидит Чимин с успокоившимся, должно быть, другом пострадавшего. — Итак, что мы имеем? — Он с лошади грохнулся… боже, это моя вина, — зарывается в ладони, а Чимин рядом едва ли сдерживает смех, старается хоть немного сочувствия проявить, но все, что может, это опустить ладонь на спину и слегка похлопать, — Я могу что-то для него сделать? — Вы можете пойти и выпить чаю вместе с доктором Паком, — Чимин весь аж напрягается, — Мне нужно сделать вашему другу снимок, чтобы сказать точно, целы кости или нет, — Тэхен снова смотрит на мужчину двадцати семи лет, быстро пробегаясь своим профессиональным взглядом, и замирает на непозволительно длинное мгновение. Интересного пациента ему обеспечила судьба этим вечером, аж дыхание сбивается. — Кхм… но судя по его возрасту и телосложению, вряд ли будет перелом костей. — Господи, бедный Гук-и… — снова начинает рыдать, но Чимин все же решается утащить в свой кабинет эту истеричку, — Это все моя вина! — воет в голос, медленно шагая к двери, а Тэхену даже как-то жалко становится этого нерадивого друга пострадавшего. — А как вас зовут, господин? — останавливает в дверном проеме, а на него сквозь слезы смотрят, шмыгая носом. — Мин Юнги… — отвечает, смешно выпучив нижнюю губу. — Юнги-щи, с вашим другом все будет в порядке, не переживайте так сильно. Его жизни ничего не угрожает, — пытается успокоить, и должно быть, справляется, а Чимин кивает ободряюще, окончательно уводя Мина. Убедившись, что дверь хлопнула, Тэхен берет заполненную корявым почерком анкету, ужасаясь на долю секунды, но основную информацию все же разбирает. Пациента зовут Чон Чонгук, имя кажется знакомым, но Тэхен особо не задумывается, подходит к изголовью, обращая наконец-то все свое внимание на тело, которое ему предстоит подлатать. Но прежде всего, необходимо выяснить, что именно подкинула на стол случайность в качестве работы. Лицо молодого человека бледное, влажное, с грязными от земли разводами, веки закрыты, дыхание не шумное, размеренное, пульс на сонной артерии умеренный. Кажется, что он просто спит, а не отключился под действием чудо-укола из аптечки спасателей. В иссиня-черных волнистых волосах мелкие травинки и песок, одежда тоже вся в грязи, и от нее Тэхену нужно избавиться. Вот только когда изучающие глаза добираются до травмированного места, то Тэхен в полной мере осознает, что без помощи Хосока эти узкие джинсы с парня не стащить. Пока медбрат не спешит показываться в стенах кабинета, Тэхен идет к двери в смежную небольшую комнатушку, которую называет лабораторией, потому что там находится все необходимое для работы травматолога. Самое главное, конечно же, — это переносной рентгенологический аппарат и оборудование для проявления снимков. Тэхен два месяца мечтал все эти штуки использовать. Наконец-то время пришло! Лишь бы не накосячить с первого раза, но он вроде бы не глупый и с подобным уже сталкивался не один раз на практике в стационаре. Докапывался до преподавателей и врачей тысячей и одним вопросом, даже свои конечности переснимал и повесил в комнате над кроватью. Все должно пройти гладко, если от штанов эти массивные накаченные бедра все же получится избавить. Падение с высоты чуть меньше, чем пара метров, для молодого организма не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Вот то, что дедушка Ким поскользнулся на крыльце — да, страшно, в его возрасте кости хрупкие, точно фарфоровые. Установив переносную рентген машину, Тэхен гордо потирает руки, а пациент, кажется, в этот момент выказывает признаки пробуждения. Короткий стон разбавляет приевшуюся тишину, а тяжёлый вздох, за которым следует попытка открыть глаза, доказывают тэхенову догадку. Он сразу же подходит к пациенту, повышая голос: — Господин Чон, старайтесь не двигаться, скоро мы сделаем вам снимок таза, — пациент на звук особо не реагирует, но двигаться прекращает, снова погружаясь в дрему. Оно и к лучшему, в таком положении быть в сознании — совсем не то, что этому молодому человеку нужно. — Я пришел, — устало оповещает Хосок, хлопая дверью в смотровую, — Что от меня надо? — Помоги снять штаны, — Хоби фыркает, но приказу врача все же следует, осматривая до невозможного узкие черные джинсы пациента с несколькими металлическими вставками на поясе, — Это будет сложно, — обреченно выдает, дергая бляшку чужого ремня, — Кто летом ходит в джинсах вообще? — Оставь комментарии при себе, он может все слышать, — шипит Тэхен, заставляя Хоби недовольно скорчить лицо. — При себе, так при себе, — бурчит под нос, едва ли не плюясь от тугой пуговицы. Тэхен за потугами Хосока справится со всеми замками косо приглядывает, а когда очередная попытка стянуть ткань терпит полный крах, доктор на свой страх сам подходит ближе, подкладывая руку под чужую поясницу и приподнимая далеко не легкую тушу. Мышцы плеч безбожно напрягаются, а в глубине души весь Тэхен уже обливается какими-то ненормальными слюнями, потому что тело пациента, с которым еще работать и работать, словно сошло со страниц модного журнала. Кажется, Чимин сегодня имел наглость швырнуть в Тэхена чем-то подобным, вот только тот смог увернуться, а от этого неизвестного Чонгука уворачиваться не хочется, вдруг хочется чтобы тот влетел в Тэхена со всего маху, одним жестким толчком, чтобы до звездочек перед глазами. И когда Хосок начинает стягивать с бедер ненужную джинсовую ткань, то случайно задирается еще и подол черной рубашки с неброской эмблемой шанель на груди. Тэхен видит звездочки, а еще чувствует, как весь организм прошибает колючим электрическим импульсом. Лицо Хосока тоже выражает шок, но менее явный. — Ох, ебать, — только и проговаривает губами медбрат, а Тэхен думает точно так же. Брать и ебать, желательно Тэхена, у которого двухмесячное воздержание от каких-либо половых контактов вышибает из мозга здравые мысли с каждой секундой все стремительнее, ведь вокруг лес, поля, а в деревенских домах неподалеку консервативного склада ума немногочисленное пожилое население. Да, Тэхен врач, по определению асексуальное и бесполое существо с объективным взглядом на многие вещи в мире, но бордовые джоки на широкой резинке, едва ли скрывающие внушительное хозяйство и дающие полный обзор на голые ягодицы, прорывают реку там, где течь не должно. Момент, когда ноги освобождаются от тугой джинсы, зацикливается в башке озабоченного проснувшейся похотью врача травматолога замедленным видеорядом. Он своего первого пациента не забудет еще очень долго. — Готово, — оповещает Хосок, а Тэхен как стоял, сжимая край кушетки и скрипя кожаной обивкой до побеления пальцев, так и стоит, — Что-то еще? — А? — тупит заплывший взгляд, насильно переводя своя внимание на Хосока, — Что ты сказал? — Тебе еще что-то надо? Надо, чтобы медбрат свалил куда подальше, и надо, чтобы этот незнакомый Чонгук не был в отключке, был геем и не имел травмированного бедра, но согласился поиметь Тэхена прямо на этой устойчивой широкой кушетке, желательно не один раз. — Я сделаю снимок и позову, — выдавливает из себя хоть что-то членораздельное, суетливо подхватывает картридж с пленкой и дергается в сторону машины, чтобы настроить до конца. А Хосок, хмыкнув, молча выходит в коридор, оставляя Тэхена наедине с проснувшейся фантазией и полуголым мужчиной, пребывающим в своем бессознательном. Еще раз оглядев искусно выточенный образ, пусть и с гематомой на левом бедре да измазанной грязью кожей лица, Тэхен в полной мере осознает, что прямо сейчас не может сконцентрироваться должным образом. Пальцы трясутся, картридж с первого раза в отсек не попадает, приходится поднять небольшой шум. Установить точную траекторию лучей не получается, а про защитные экраны он вспоминает в последний момент, когда уже шаткой походкой идет в лабораторию, чтобы выключить свет и завести все это малогабаритное добро. Выругнувшись, Тэхен все же подхватывает тяжеленные свинцовые накладки на тело, вновь возвращаясь к столу. Одной накрывает весь живот, а другую кладет на ноги чуть ниже зоны поражения. Взгляд невольно пробегается по паху, замирая на одной маленькой детали, что вызывает огромный вопрос и беспощадную волну дрожи по всему организму. — Да ебаный в рот! — бесшумно сокрушается, скуля где-то внутри самого себя, ибо у этого парня металл не только на джинсах, но и на члене, призывно выпирает и заставляет прибегнуть к опасным для тэхеновой души действиям. — Лишь бы не очнулся, — молится глубоко внутри себя, пока натягивает на ладони латексные перчатки. Грузно выдохнув, Тэхен продевает пальцами широкую резинку нижнего белья, приспуская. И, кажется, прямо сейчас он готов спустить в свои собственные штаны от одного только вида поблескивающих в свете ламп двух небольших шариков с двух сторон от уздечки. Он подобное видел только в откровенной порнухе, в голову сразу забираются кадры высокорейтингового контента. Как снимать это чудо — доктор Ким не имеет ни малейшего понятия, но все же подрагивающими пальцами касается полированного металла, стараясь не задевать обнаженную плоть. Вот только все тщетно. Приходится напрячь не только пальцы, но и каждую мышцу в теле. Механизм тугой, не поддается, да и травматолог не уверен, что эта конструкция работает по типу винта и гайки. Облившись с ног до головы постыдным потом, Тэхен все же справляется с преградой, вновь возвращает белье на место и откидывает злоебучую стальную штангу в лоток на столик у окна. Вот теперь точно все, теперь ничто не помешает сделать снимок. — Что?.. — звучит приглушенно, Тэхен замирает, стараясь не взорваться невзначай. — Где я?.. — и почему он решил очнуться именно сейчас?! Брать себя в руки, когда сперма из ушей хлещет, чертовски сложно, но доктор Ким натягивает дежурную улыбку, надеясь, что лицо не красное от стыда, и поворачивается к пациенту, пресекая попытку подняться. — Господин Чон, вы в больнице, пожалуйста не двигайтесь, — хватает выбившиеся из-под свинцового экрана чужие руки, вновь укладывая обратно, а Чонгук не то, чтобы слышит, но перестает пытаться подняться, — Я вам сделаю снимок, полежите три минуты, я быстро. Да уж, подготовка ко всему этому действу заняла больше времени, чем Тэхен с безумствующей башкой залетает в лабораторию, гасит свет, нажимает кнопку включения машины, которая сразу же заходится тихим шумом, и облучает тазобедренную область низкой дозой радиоактивного излучения, вновь возвращаясь к пациенту, вернувшемуся в мир живых и бодрствующих. — Не шевелитесь! — случайно выкрикивает, от чего Чонгук аж замирает на столе, а спустя мгновение все же приподнимает голову и вновь падает, скривившись. — Я все уберу, а вы пока расскажите, как себя чувствуете? — принимается за свинцовые накладки и пытается вести себя непринужденно, профессионально, пытается дышать и не думать о том, что произошло и было увидено несколькими минутами ранее. — Клонит в сон, тело кажется деревянным, — смазано выговаривает каждую свою жалобу, а Тэхен, закончив с освобождением пострадавшего от свинца и отогнав машину чуть дальше, выходит в коридор, кивая скучающему напротив кабинета Хосоку, чтобы зашел. — Что-то болит? — продолжает закидывать вопросами, — Надень на него халат, а потом обработай кожные покровы, — чуть более тихо добавляет медбрату. — Чонгук-щи, у вас что-то болит? — Я не могу понять, — снова пытается сесть, но Хосок не дает, — Вроде бы нет. — Должно быть, на вас очень хорошо подействовало обезболивание, — предполагает Тэхен, мельком наблюдая за манипуляциями Хоби, который принимается сначала за рубашку, обнажая рельефную грудь, а там и плечи, предплечья… Тэхен проваливается сквозь землю, его внутренний фетишист падает в обморок от разноцветного полотна татуировок на правой руке этого чертового Чонгука. — Сейчас мы вас переложим на каталку и определим в палату, — все же берет свое взбунтовавшееся внутреннее «я» в ежовые рукавицы, иначе реально ебнется на пол от переизбытка всего самого ненормального в башке, — Вы задержитесь здесь на пару часов, максимум на сутки, — судорожно проговаривает, закатывая упомянутое средство передвижения внутрь смотровой. Больше в сторону этого Чонгука старается не смотреть, но взгляд то и дело обращается к столу, на котором тот лежит уже в одноразовом халате, — Если переломов нет, то пропишем уколы, чтобы нивелировать болевой синдром, а если есть, то примем решение о дальнейшем лечении. — А я вообще где? — В больнице недалеко от Кимчхона, — помогает с ответом Хосок, а Тэхен этот долбанный Кимчхон сплошным потоком нецензурной брани молча проклинает.***
С дедушкой Кимом все проходит гораздо спокойнее, только Тэхен сам себя заводит с половины оборота, мусоля в мыслях того, кто покинул смотровую минутами ранее. Сокджин помогает справится со всеми раздеваниями и переодеваниями, внимательно слушает, врача не перебивает, наблюдает, совсем не переживает, хотя дедушка тоже не то чтобы волнуется. Лекарства смогли притупить боль и он даже улыбается лежит, пока Тэхен как ошпаренный носится с этими дурацкими снимками, лишь погоняя Хосока, что делать, а о чем даже не думать. Сам травматолог думать тоже не может. Чимин приходит немного погодя после ухода Сокджина и Хосока, которые вместе повезли дедулю обратно в палату. И Пак совсем не радует новостями о том, что накидался вместе с Юнги, но тот все равно продолжил рыдать и сотрясать своими всхлипами воздух некогда пустой больницы. — Его нытье можно слушать только под градусом, честное слово, — жалуется Чимин, грузно приземляясь задницей на табуретку, на которой Тэхен на протяжении тридцати минут сидел и заполнял отчет об использовании рентгенологической установки. Дважды пришлось переписать, ибо слова в резко опустевшую голову идти не желают. Да и снимки ждать утомительно. — Бедный Чонгук, лошади, самый лучший на свете Чонгук и опять лошади… я столько о лошадях узнал, пока сидел с ним. Тут оказывается конюшня есть, недалеко совсем. — А о Чонгуке что-нибудь узнал? — Чимин прыскает от смеха, качая головой. — Только кучу синонимичных эпитетов о том, какой он замечательный, и как Юнги его не заслуживает. — Да, действительно невозможно слушать, я бы тоже не отказался от выпивки прямо сейчас, — вздыхает Ким, закатывая машину обратно в лабораторию, — Всегда мечтал бухнуть на рабочем месте, потому что член пациента не выходит из головы, — глаза Пака закономерно увеличиваются в размерах, а Тэхен лишь плечами пожимает, скрываясь в темноте лаборатории. — И что с его членом? — чуть повышает голос, но Тэхен и так все прекрасно слышит, лишь бы в коридоре их разговор ни до кого не долетел. — Тоже будешь говорить, какой он замечательный? — Ким на это усмехается и подхватывает высохшие снимки, возвращаясь обратно в смотровую. — Опять на больное давишь, — встряхивает пленки и подходит к доске с подсветкой, чтобы уже наконец-то пролить свет и узнать, с какими травмами они сегодня встретились. — Но да, там действительно было кое-что интересное, — указывает на оставленный на столе лоток, а Чимин сразу же обращает внимание. — Ебать! Ты снял с него пирсинг? — Ага, — невозмутимо подтверждает, закрепляя пленки рядом друг с другом. Постепенно, но Тэхен остывает, — Итак, что мы имеем? — Чимин тоже подходит ближе, присматриваясь к черно-белым снимкам. — Ну, тут изолированный вертельный перелом левой бедренной кости без смещения, в простонародье — трещина. Небольшая совсем… — тычет пальцем в нужную область, Чимин поддакивает, даже пьяным взглядом видит, — А на этой рентгенограмме… — Тэхен сощуривает глаза, будто так получится рассмотреть лучше, но не находит ничего патологического, — По-моему, тут вообще все целое… я имею в виду, кость не поражена. Может просто сильный ушиб? — Ага, походу так и есть, — кивает Пак, скрещивая руки, — А где чье? — травматолог хмурит брови, не совсем понимая вопрос, — У кого в итоге перелом? — глаза Тэхена резко расширяются, — Только не говори, что ты… — Блять! — резко сгибается пополам, — Какой же пиздец! — разгибается, едва ли не вдаривая своей тупоголовой головушкой Чимину под челюсть. — … забыл подписать снимки, — заканчивает свою фразу доктор Пак, прикладывая ладонь к плечу друга, который снова принимается ошарашено разглядывать безымянные фотографии костей, до боли вцепляясь пальцами в собственные волосы, потому что проебался, потому что думать надо было мозгом, а не членом. — И как теперь быть? Заново же не привозить их сюда? — захлебывается воздухом, негодованием, злостью на самом себя, а Пак всеми силами держится, чтобы не заорать в голос, но алкоголь внутри решает иначе, потому и срывается. Над потерянным и испуганным Тэхеном грех не поржать. — Ну ты и еблан, доктор Ким! — не скупиться на громкость и слова, а Тэхен подходит к снимкам еще ближе, но выцепить хоть что-то имеющее вес в данной ситуации не может. В голове закоротила паника. — Не надо было пирсинг снимать, дубина! Сразу бы понял, где чьё! — Он бы засветил снимок! — кидает аргумент в оправдание, вот только это делу не поможет, потому что надо было подписывать пленку сразу же, как только вытащил из картриджа! — Блять, что теперь делать? — Ну, тут видны очертания члена, может это поможет? — Тэхен цокает, но к совету друга все же прислушивается. — А хотя они одинаковые, — оповещает доктор Пак с видом знатока, добавляя: — Крутой дедок у Сокджина, оказывается. Как тебе? М? — Ты щас допиздишься! — цедит сквозь зубы, кажется, даже слышится скрип эмали. — Ты сам виноват, я лишь пытаюсь расслабить обстановку. — Не помогает, знаешь ли! У каждого случая свой вариант лечения! — Тогда просто отправь их обоих в город, чего мучаться то? — Какой ты простой, я не могу! — язвит, хоть Чимин подобного тона не заслуживает, Тэхен сам виноват и ему теперь это дело расхлебывать, — Обычный ушиб там с распростертыми объятиями не примут, а любой перелом по всем правилам надо сопоставить и иммобилизировать в ближайшие три часа после травмы. — Тогда загипсуй обоих и отпусти по домам. Насколько я знаю, в случае с трещиной особого ума не надо. Остеосинтез никто делать не будет даже в стационаре, а у тебя и возможностей таких нет, мы все еще в глуши, — хоть какие-то здравые мысли срываются с этого захмелевшего языка, Тэхен даже немного успокаивается, — Так что, гипса будет достаточно, а кому-то из них даже чересчур, — ухмыляется, ободряюще похлопывая по плечу, — Дерзай, ты же так хотел поиграть в травматолога на протяжении двух месяцев. — Ты мне поможешь. — Что? — Возражения не принимаются!***
И вот как теперь Тэхену понять, где чей снимок? Может быть так, что дедушка Ким получил трещину при падении на крыльце, потому что возраст играет ключевую роль в этой догадке: кость треснула, как фарфоровая чашка. А может быть, это Чонгук при полете с коня заработал себе травму, потому что летел с высоты в полтора метра, приземлившись на твердую землю. Помнится, Юнги упоминал камень? Кость раскололась о камень? Тэхен понятия не имеет, поэтому уже минут десять стоит напротив доски с рентгенограммами, держит в руках коробку с гипсовыми бинтами и не решается выйти в коридор, чтобы сказать Хосоку, кого первого привести в процедурный кабинет. Он не может загипсовать обоих, его могут за эту ошибку наказать, ибо кокситная повязка при данной форме поражения отнюдь не щадящая, она безумно ограничивающая в повседневной деятельности, потому что накладывается на весь таз и ниже по бедру, до самого колена. Идея измерить размеры таза самой обычной линейкой уже не кажется такой дурацкой, какой являлась изначально. Тэхен действительно берет несчастный метр, бросает коробку с бинтами у двери и выбегает в коридор, чтобы оказаться в единственной на всю больницу палате, где двое обездвиженно лежат и не издают ни звука. Обозначив свое присутствие нервным покашливанием, доктор Ким подходит сначала к дедуле, задергивая штору, чтобы второй пациент ничего не увидел. Быстро рассказывает, что собирается сделать, а тот лишь махает рукой, молча разрешая делать все, что душе угодно. Да, со стариками работать намного проще, им вообще все равно на то, что с ними происходит, слепо доверяют и прислушиваются ко всему, что говорит врач. А вот с молодыми сложнее. И дело даже не в том, что они могут возмущаться сильнее, дело в самом Тэхене и в одном конкретном пациенте. Ему сложно работать с тем, кто одним своим видом вызывает приступ неконтролируемого возбуждения. И чтобы подойти к Чонгуку, Тэхену надо приложить немало усилий. Но он шагает, тоже задергивает штору, выпуская наружу тяжелый выдох. — Чонгук-щи, мне нужно измерить ваши кости, — пытается звучать уверенно, но затуманенный успокоительным чужой взгляд ломает всю стойкость. Кажется, если Тэхен увидит этого молодого человека не под кайфом, то вообще заговорить не сможет. Может попросить Хосока сделать еще одну инъекцию чудо-коктейля? Желательно и Тэхену в ударной дозировке. — Я что-то сломал? — бьет вопросом по врачебному спокойствию. И как ответить на этот вопрос? Тэхен понятия не имеет: Чонгук сломал или рядом лежащий дедушка. — Пока что не могу сказать, — благо этого достаточно, пациент кивает, откидывая одеяло в сторону, а Тэхен своим хронически дрожащими пальцами хватается за край халата, оттягивая к животу. И снова эти компрометирующие бордовые труселя режут на живую тонкую душевную организацию закоренелого гея, а пациенту хоть бы что. Тэхен очень сильно надеется, что парень привык к подобным осмотрам и не станет вспоминать эту больницу, красное от стыда лицо доктора и странные действия, которые Тэхен вынужден совершать по своей собственной глупости. Белье в этот раз остается на пациенте, хватило одного раза, и если все же перелом схлопотал именно Чонгук, то придется его раздеть снова, чтобы загипсовать. Но это в ближайшем будущем, сейчас Тэхен просто старается с нечитаемым выражением лица снимать мерки и чиркать в блокноте набор цифр, которые, — он очень на это надеется, — помогут решить проблему. — Я подойду через двадцать минут, — записывает последнее значение, кивая самому себе, поправляет чужой халат и вновь прикрывает одеялом. — Можете его убрать? Жарко здесь. — Что убрать? — не понимает доктор, и их взгляды пересекаются на непозволительно долго. — Халат? — Я про одеяло, — морщится пациент, а Тэхен обращает внимание на вцепившиеся в край одеяла собственные пальцы, но спустя мгновение все же догоняет, о чем его просят. — А… да, конечно, — сразу же принимается сворачивать ненужное одеяло, оставляя в ногах. — Скоро подойду, отдыхайте и не шевелитесь. — Доктор, — зовет, когда Тэхен стоит уже у двери, — А можете позвать Юнги? Он куда-то пропал, — неловко улыбнувшись, Тэхен кивает и все же сваливает из этого помещения, надеясь, что больше не придется обращаться именно к этому пациенту. Он никогда в жизни никому не желал зла, но прямо сейчас всей душой молится, чтобы с переломом оказался дедушка Сокджина. В противном случае, Тэхен не переживет этот вечер, грядущую ночь, что обещает быть бессонной, укоренившийся за последний час нервяк и отсутствие перерыва, в который он мог бы элементарно подрочить, чтобы не быть на взводе так долго. Тэхен уже жалеет о своем рвении поработать. Наработался, хватило, спасибо. Лучше правда сидеть и пинать хуи в воздухе, читать потрепанную книжонку со второсортным романом двадцатого века и задалбливать Чимина отсутствием интернета в их кабинете и в целом. Пак, кстати, стоит на улице рядом с Юнги, они о чем-то переговариваются и, кажется, курят. Тэхен тоже хочет нервно покурить в сторонке, а не вот это вот все! — Юнги-щи, — вскрикивает доктор Ким, останавливаясь у двери в смотровую, названный моментально поворачивается, выкидывая сигарету в урну, — Ваш друг просил, чтобы вы вернулись, — тот без слов срывается в сторону палаты, а Чимин руки на груди скрещивает, медленной поступью подходя к Тэхену. — А куда делся Джин? — Домой поехал, у него появились неотложные дела, попросил позаботиться о дедуле, — Тэхен задумчиво мычит, а Чимин обращает внимание на блокнот в руке, — Ну и? — А… Щас будем вспоминать азы черчения, пошли, время не ждет.***
Юнги прямо сейчас задохнется, потому что ржать в себя умеет только задержав дыхание, а Чонгук пристыжено смотрит на белую штору, дожидаясь хоть какого-нибудь слова, а не эти вот звуки захлебывающегося тюленя. Он не мог оставить все просто так, пусть потеря не то чтобы значимая, ему нужно было кому-то сказать, и подходит под роль свободных ушей только единственный и неповторимый лучший друг, по чьей вине все эти потрясающие сознание события и произошли. До сих пор происходят. — Блять, я не могу! — Мина все же разрывает, — И как ты это себе представляешь? — Просто сходи и забери. — А ты сам не можешь? — Я, блять, даже пошевелиться не могу! — Я позову доктора, и ты сам скажешь, что хочешь вернуть свою штангу. — Нет! Даже не думай! — рыпается в сторону и, кажется, жалеет об этом в тот же момент. Боль понемногу возвращается, но не до такой степени, как было пару часов назад, не до звездочек перед глазами. — Просто забери, я о многом прошу, что ли? — кряхтит, вновь замирая в постели. У Чонгука больше спина болит от положения на жесткой кровати, чем ноет бедро, на которое он имел возможность неудачно приземлиться. — Ты когда его вообще успел сделать? Тебе татух мало? — Да какая, к черту, разница? — шепотом возмущается, а Юнги снова угорает. Благо, что больше не рыдает, эти завывания окончательно выбили из Чонгука сон. А теперь еще и навалившееся осознание не дает покоя. Ужасно неловко представлять, как его член трогал тот, кому могут позавидовать все модели самого популярного в стране агенства. — Действительно, разницы никакой, но факт, что с твоего члена сняли пирсинг, убивает. — Я поражаюсь, как он смог, даже я без плоскогубцев не могу это сделать. — Сильные пальцы у этого травматолога, — на выдохе тянет друг, а Чонгук жмурит веки, потому что ситуация комичнее некуда. — И ты прям очнулся, когда он снимал? — Сложно от такого не очнуться, знаешь ли. Спасибо, что под успокоительным у меня не встал, — Юнги снова заливается хохотом, Чонгук только зашипеть и может, чтобы друг сбавил децибелы, они ведь здесь не одни. — Почему меня привезли именно сюда? Что за наказание такое? — сокрушается, елозя затылком по подушке, — Они не могли поехать в другое место? — Это ближайшая к конюшне больница, спасатели следовали протоколу, — уже более серьезно проговаривает и получает тяжкий вздох от Чонгука. — Увези меня отсюда, я не выдержу еще одно появление этого доктора Кима! — тихо ноет, а Юнги и рад бы, вот только Чонгуку сидеть нельзя, да тот и не сможет. — А чего не выдержишь то? — Ну как тебе сказать… — такое произносить в слух не стоит, но и от Юнги Чонгук секретов не хранит, разве что наличие пирсинга в интимном месте. И это не потому, что поделиться было сложно, а потому, что тупо забыл о такой неоднозначной детали. Встала на место, как влитая! Кто же знал, что кому-то эта самая деталь помешает? Вот Чонгук точно не мог подобный исход событий предугадать. — Успокоительные вроде бы прекращают действовать, так что следующий заход травматолога в эту палату может спровоцировать то, что я не смогу проконтролировать, — произносит все шепотом. Неизвестный дедок на соседней койке не должен слышать нюансы личной жизни главной модели всея Кореи. А вдруг он с интернетом в ладах? Накатает еще статейку с разоблачением, а Чонгуку такого не надо, ему хватает назойливой прессы в Сеуле, та и шагу не дает ступить в сторону, вечно на стреме. — Оу, мой Гук-и запал на врача из деревни? — наигранно удивленно вылетает, а Чонгук качает головой. — Скорее мой член. — Ты же в курсе, что он подчиняется мозгу? — Я смотрю, ты в физиологии стал разбираться? Это на тебя так окружение больницы влияет? — глядит с подозрительным прищуром, — Может тогда скажешь, что у меня с ногой? — Да я… айщ! Травма у тебя, хер знает, какая! Мне тоже ничего не говорят, они там снимок сейчас смотрят, скоро должны выдать диагноз и начать что-то с тобой делать. — Просто убейте и все на этом, — вздыхает, принимая позу мертвеца, — Бля, я даже в туалет не могу сходить. — Погоди. Щас позову медбрата, — сразу же поднимается со стула, а Чонгук даже не успевает остановить, ибо Юнги вылетает в коридор так же быстро, как и возвращается с парнем в медицинской форме. — Что случилось? — Ему надо в туалет, — Юнги кивает на дверь с табличкой, а Хосок поджимает губы, потирая нос. — Господин Мин, выйдите в коридор. Юнги на долю секунды тупит, всматриваясь в лицо работника больницы, а потом до него все же допирает, что его персону попросили на выход, только не совсем понятно почему. Недоуменно кивнув, он с хмурым выражением лица выходит за дверь. Поглядывает на дисплей телефона, подмечая, что время уже перевалило за восемь вечера. За целый день ни одного звонка. Хотя оно и неудивительно, в выходные никто обычно не трогает, но даже как-то грустно становится, потому что кроме Чонгука у Мина друзей то нет, и этот друг после сегодняшнего может обрубить их многолетнюю дружбу, потому что Юнги не сумел рассчитать риски. Даже представить не мог, что какой-то проворный заяц может испугать огромного коня прямо на подходе к загону. Да, Юнги в полной мере ощущает себя виноватым, извинился за последние пару часов уже тысячу раз во всех видах, но Чонгук ни разу не сказал, что прощает. Грустно все это. Чужое падение вновь перед глазами, и Юнги вновь морщится, потому что представляет, как это больно. Сам же тоже не один раз падал, вот только обходился лишь ушибами, растяжениями связок, однажды подвывихнул лодыжку, потому что нога застряла в стремени, а Чонгук… Он после идеального забега сразу же угодил в больницу. — Господи, за что? — взывает к белоснежному потолку, но отвечают ему из дверного проема. — За все хорошее, — кидает с ухмылкой Хосок и уходит по пустому коридору прямо. Юнги тут же залетает обратно в палату, но у самой кровати стопорится и шокировано оглядывает мертвенно бледного Чонгука, который именно сейчас особенно сильно похож на труп в морге из сериалов на Нетфликс. Его пустой взгляд устремлен точно вверх, а руки лежат по швам белого халата. На зов реагирует не сразу, и Юнги боится догадываться, что послужило причиной такому состоянию Чона. — Ничего не говори, на меня не смотри, и вообще… испарись куда-нибудь подальше, — могильным тоном произносит, а Юнги ведь некуда испаряться. — Но, Чонгук, что?.. — Просто забудь, я не отвечу, — прикрывает веки, поворачивая голову в сторону, чтобы взгляды больше не пересекать. Этот день из Чонгука выбивает уверенность в самом себе все больше и сильнее. Бьет так, что полно сгибаться и плеваться кровью, ведь он даже представить себе не мог, что когда-нибудь, в какой-нибудь глухой больничке за три пизды от огромного мегаполиса он будет лежать на жесткой койке и ждать вердикт о своем дальнейшем существовании. А когда захочет в туалет, то ссать будет чуть ли не под себя, да еще и под пристальным надзором чувака в медицинской форме, чтобы не дай Бог, если он все же существует, пустить струю мимо и хоть как-то дернуть больную конечность. Чонгук в шоке, и это мягко сказано еще.***
— Как будто тяжесть с плеч, честное слово! — Ты уверен? — на всякий случай переспрашивает Чимин, а то как-то сильно радуется этот несносный травматолог, потому что в кой-то веке у него все подсчеты сошлись. — Вот прям на сто процентов уверен? — Да! Точно тебе говорю! Я все трижды перепроверил, ты же сам видел, — восторгается Тэхен и машет бумажками перед глазами Пака, — Да к тому же, видишь вот эту линию? — тычет карандашом справа от тазового бугра на снимке, а Чимин не видит ничего. — Присмотрись, видна резинка от джоков, я сразу не заметил, можно было и не устраивать все это исследование с расчетами. — Вообще нихуя не вижу, — комментирует Чимин, — Погоди, джоки? — чуть ли не пищит, — На нем джоки? — Ага, — посмеивается Ким и подписывает, наконец-то, снимки, чтобы больше не перепутать. Кости Чонгука оказались немного уже, чем кости старичка, — Ну все, теперь можно дальше продолжать работать! — как-то слишком радостно Тэхен произносит все, что связно со словом «работа», Чимину вот вообще не до веселья. — И куда-ты? — стопорит друга в дверном проеме, а тот указывает рукой в сторону палаты, — Бинты взять не хочешь? — А, точно! — подхватывает брошенную коробку, все еще продолжая улыбаться во все свои тридцать два, которые Чимин очень хочет сократить в количестве. — Пошли? — Ага, только давай быстро все сделаем, я планирую сегодня все же поспать. — Да это дело сорока минут, не больше! — вприпрыжку скачет до палаты, напротив которой расположен процедурный кабинет и кукует, прохлаждаясь, Хоби. — Я тебе магнезию в чай подмешаю, если задержимся хоть на минуту, — но колкость пролетает мимо тэхеновых ушей, потому что тот засовывается в кабинет, будто готовится на кого-то напасть. — Хосок-и, — тянет травматолог, а названный жопой чует, что сейчас будет очередное поручение, — Мы будем гипсовать! — не хватает только злорадного смеха слетевшего с катушек безумца. — Кого? — уточняет медбрат, потирая переносицу, потому что от сегодняшнего дня башка так и раскалывается, намереваясь все же треснуть пополам. — Дедулю! Развернув все необходимое на столике у окна, Хосок уходит за каталкой, Чимин выискивает взглядом склянку с магнезией в шкафу среди прочих препаратов, намереваясь все же устроить Тэхену диарею по окончанию всего этого ошеломительного действа, потому что в сорок минут они не смогут уложиться, Пак точно знает. А Тэхен с лыбой до ушей идет к горе наездникам, чтобы выдать радостную новость и поставить капельницу с витаминами, желательно в вены на той руке, где нет сплошного полотна чернильных рисунков. — Вы не шутите? — переспрашивает Юнги, пока Тэхен пытается приметить область вкола иглы, вот только напряженные от жгута чужие вены отвлекают сильнее, чем Тэхен мог себе представить. Бери любую, точно попадешь, вот только руки трясутся, пусть даже за его манипуляции субъект вновь накатывающего возбуждения не наблюдает. Зато наблюдает удивленный Юнги, едва ли удерживая в себе благодарные возгласы, потому что тогда серьезная маска доктора Кима точно треснет на лице и он вообще не сможет поставить капельницу, а Хосок сейчас занят транспортировкой дедули. — О таком разве шутят? — как-то сердито получается, Юнги аж улыбку теряет, — Ушиб, не более. Гематома сойдет окончательно через пару недель. — Тогда почему ему было так больно? — а вот на этот вопрос Тэхен ответить не может. Хотя нет, может, но получится грубо и непрофессионально. Не имеет права называть пациента чересчур чувствительный размазней. Да даже язык не поворачивается подобное выдать. — Возможно, потому что низкий болевой порог… Чонгук-щи, как вы относитесь к боли? — вопрос вылетает необдуманно, но Тэхен успевает проколоть кожу, и кажется, сам догадывается об ответе, потому что пациент едва ли не скрючивается, подавляя вопль от одной только тонкой иголки. — В общем да, только такое объяснение и могу дать, — открывает поршень капельницы, регулируя скорость потока, — Чувствительный у вас друг, Юнги-щи, берегите его усерднее. — И что делать дальше? — подает голос пациент, а Тэхен даже как-то теряется, он так далеко еще не заглядывал. — Полежите здесь до завтра. Я выпишу лист назначений, сможете лечиться дома. Первую неделю все же рекомендую соблюдать постельный режим, двигаться как можно меньше, есть правильную еду, пить достаточно жидкости, — на последнем слове Чонгук кривится, — Физические нагрузки под запретом как минимум две недели, — продолжает перечислять, вспоминая, все ли сказал. Хотя если даже что-то забыл, то есть время напомнить, он до утра сегодня дежурит, — Если нужна будет помощь с физиологическими нуждами, то наш отзывчивый медбрат вам обязательно поможет, кнопка вызова на изголовье кровати, — указывает в нужную сторону, а Чонгук готов провалиться под землю от вновь накатывающего стыда. — Если готовы поесть, то могу прямо сейчас организовать для вас ужин. Чуть позже мы будем заняты в процедурном кабинете, не знаю, сколько времени это займет. — Все в порядке, делайте вашу работу, — комментирует Юнги, поднимаясь с пригретого стула. Он уже с ним породнился, кажется, — С едой я и сам могу разобраться, — доктор Ким кивает, направляясь к двери. — В общем, если в течении часа произойдет что-то срочное, то сразу же сообщите, мы постараемся решить проблему по мере возможности. — Ничего не произойдет, — успокаивает Юнги, провожая доктора до процедурного кабинета. А Чонгук, тем временем, снова начинает думать о туалете, потому что пакет с литром жидкости на штативе его чрезмерно напрягает. Сколько он продержится без нормального, человеческого похода до белого и самого лучшего друга на всем свете? — Ну что? Мои поздравления, ты почти невредим! — Юнги возвращается в палату, вот только Чон его веселья не разделяет. — Юнги, я хочу домой, — тихо произносит, не отрывая взгляд от капельницы, — Я не хочу лежать здесь до завтра. — Нет уж, лежи и не рыпайся, доктор ясно дал понять, что тебе нельзя. — Но мне почти не больно, — приподнимает голову и дергает ногой, но в тот же момент жалеет о своем опрометчивом поступке, — Ладно, немного больно, — шипит, откидываясь затылком обратно на подушку. — Еще и ехать до Сеула три часа… вот на кой черт ты нашел конюшню в дурацком Кимчхоне? — А на кой черт, ты такой неженка? — Я тут жертва, вообще-то! — вскрикивает, но понижает тон голоса, потому что процедурка совсем рядом, — Жертва твоего излюбленного времяпрепровождения в выходные! — глухо рычит, а Юнги вот прямо сейчас реально больно, только не физически, душевно, ведь он все прекрасно знает. — Ну прости, сколько раз мне еще повторять? — Чонгук стреляет злым взглядом, — Зато тебе достался хорошенький доктор, какие-нибудь плюсы найди во всем произошедшем. — И че мне с этих плюсов? Я даже поговорить с ним нормально в своем положении не могу! Прикован к этой долбанной койке, в этом убогом халате… А еще он меня видел в отключке и снял с меня пирсинг, который я даже обратно попросить не могу, потому что боюсь показаться каким-то конченным извращенцем! — И это мне говорит расхититель сердец всей Южной Кореи, а там и мира… Ну пиздец, приплыли, — присвистывает, — Не хило ты так на землю ебнулся, головушка то цела? — тянется к чужим волосам, но Чонгук отталкивает руки. — Да иди ты! — психует, вновь отворачиваясь в противоположную сторону, больше свободы действий нет, а хочется взять и сбежать, куда подальше. — Сгоняй лучше до забегаловки какой-нибудь… еды принеси, только не вздумай тащить напитки из машины. — О, малыш Гук-и хочет кушать? — слащаво лепечет, а Чонгук закипает, вот теперь успокоительные точно перестали работать как надо. — Еще слово, и малыш Гук-и сквозь боль и слезы оставит след от своего кулака на твоем лице, и тогда ты тоже ляжешь на соседнюю койку с переломом челюсти! — Юнги сразу подскакивает, потому что обычно каждую свою угрозу Чонгук реализует четко по плану. — Не надо! Еды так еды… я скоро! — бросает и уматывает за дверь. Резкий и громкий хлопок отдает в ушах протяжным звоном, но Чонгук лишь облегченно выдыхает, вновь впадая в состояние глубокого самоуничтожения, перемалывая в мыслях все, что сегодня произошло. — Угораздило же!***
— И чего мы тут туман нагоняем? — заходит в кабинет Чимин, а за ним залетает аромат кофе и свежей выпечки, — Чего такой грустный? — ставит переноску с двумя стаканами латте с автозаправки, где делают неплохие напитки, а следом и коробка с пышками опускается, — Ну, что опять случилось? — Не знаю, — вздыхает Тэхен, дотягиваясь до одного из стаканов, грустно протыкая вакуумную крышку трубочкой. — Ты магнезию не подливал? — Ты каждый раз теперь будешь это спрашивать? — недовольно сокрушается Пак, качая головой, а Тэхен просто помнит, как он плевался чаем с привкусом соли и горечи, благо не успел проглотить. И все из-за того, что они потратили на гипсование дедули Кима на час больше обозначенного. Чимин разозлился, Тэхен обиделся, но долго это не продолжилось. Пообещал, что впредь пиздеть не будет, а начнет работать усерднее. — Не подливал, стакан даже не открыть, он с пленкой, пей спокойно. — Хорошо, — все так же серо и бесцветно выдает, делая первый глоток ванильного латте. — Тебя уже даже работа не радует? — Чимин падает на свой стул, тоже принимаясь пить утренний кофе. — У тебя по несколько пациентов на дню после того случая, каждый долгом своим считает, показать тебе свои больные колени и плоскостопия. Да ты теперь главная звезда в этой деревне! Дедушка Ким слишком хорошую рекламу тебе обеспечил, — снова от Тэхена исходит тяжкий выдох, — Ну чего ты? Все не можешь выкинуть из головы этого Чона? — Ага, он мне даже прямо сейчас мерещится, — тыкает пальцем на чиминов стакан с кофе, — Вон, улыбается весь, а тогда таким злым был, будто я его тут пытал сутки, а не на ноги пытался поста… погоди… — Тэхен подскакивает с насиженного места, за три шага пересекая расстояние, — Это Чонгук? — вцепляется пальцами в стакан Пака, — Это Чонгук?! — орет, будто до друга так быстрее дойдет. — Чимин? — Да что? — тот тоже смотрит на стакан, а Тэхен еще и к своему брошенному на столе подбегает, вылупив оба глаза точно на фотографию знакомого мужчины двадцати семи лет. — И правда… это он, — злорадно посмеивается. — Пиздец! — Тэхен судорожно кидается искать свой телефон среди кучи разбросанных по столу историй болезни и прочих листов, которые с каждым днем на протяжении трех недель растут в геометрической прогрессии. Нормального интернета здесь по прежнему нет, но значок слабого сигнала антенны все же вселяет надежду хотя бы на скорость улитки. Ему много не надо, лишь уточнить одну небольшую деталь. Он ждет, когда гугл прогрузится до конца, и вбивает в строку поиска имя бывшего пациента и название кофейной компании, которая вдруг решила сменить свои одноразовые стаканы. И когда на экране начинают высвечиваться результаты поиска, Тэхен оседает на пол, судорожно бегая зрачками по заголовкам сайтов. — Чего замер? — Чимин садится рядом, тоже всматриваясь в буквы и картинки, которые видел уже не один раз, просто он шарит за мир моды, а Тэхену стало все по по-барабану после приезда в Кимчхон. Он сам себе каторгу устроил. — Да… Вот что значит — жить без интернета, — тянет Пак, похлопывая друга по сгорбленной спине. — Почему я о нем вообще ничего не слышал? — бесцветно задается Ким, выпуская телефон на пол. — Потому что перестал интересоваться модой? Потому что не пользуешься косметикой, не ешь в сетевых ресторанах и не пьешь газировку? — Чимин поднимает тэхенов телефон, открывая первую ссылку с биографией знакомого им пациента, — А еще он начал брать рекламные контракты не так давно, — бегает взглядом по печатному тексту, — В основном участвовал в модных показах дорогого сеульского бренда, из-за чего получил свою славу, как подающая надежды модель, — зачитывает вслух, но может и по памяти воспроизвести. — Его даже в дорамы приглашали сниматься, но он пока эту перспективу только рассматривает. — Я чуть не заключил в кокситную гипсовую повязку национальную звезду, — обреченно проговаривает, опуская лицо во вспотевшие от чрезмерного стресса ладони, — Как же хорошо, что контрольный снимок дедушки Кима подтвердил перелом. Да, Пак тогда тоже порадовался, только молча, не стал говорить, кого именно подначивал загипсовать. Таких травм травматолог не зауживает. Вот как стало все более спокойно, так и решился продемонстрировать, заодно и рассказать. — О, смотри, тут есть видео! — Чимин тыкает на кнопку воспроизведения, но плеер не реагирует, как и доктор Ким, — А, блин, интернета то нормального нет, — Тэхен поднимается с пола, перешагивая через Чимина, а тот отрывается, — Ты куда? — Познавать бренность бытия, — бурчит, шаркающими шагами двигаясь к выходу из кабинета. Кажется, Чимин проебался. — Ой, ну че ты начинаешь снова… А Тэхен не начинает, все еще продолжает то, что не закончилось три недели назад. Он особой благодарности не ждал, но Юнги все же сказал спасибо и за лечение друга, и за рекомендации, даже притащил бутылку коньяка. Чонгук же смерил гневным взглядом и заковылял к выходу из больницы под ударной дозой обезбола. Сказать, что Тэхен расстроился, это очень сильно смягчить. Он правда расстроился, ведь старался сделать все, чтобы за сутки хотя бы попытаться посадить травмированного пациента на задницу и отправить домой, в комфортную среду. Но на него смотрели как на изверга, а он таким казаться совсем не хотел. Он даже переборол в себе синдром простоя и принял обет воздержания, который продолжался до выписки пациента из больницы, ибо Тэхен понимал, что бросаться со своей неконтролируемой похотью на первого попавшегося красавчика, подходящего под все его чертовы фетиши, что дали о себе знать в самый не подходящий момент, он не имел права. К тому же, он не знал, мог ли вообще о чем-то подобном думать. Яркий и неоднозначный образ выкинуть из мыслей так и не получается. Пропадает в своих фантазиях, вспоминает, мечтает. Да и че уж там от греха таить, дрочит до посинения. Даже наваливавшаяся работа не помогает абстрагироваться, Чонгук буквально мерещится на горизонте, что даже закрадывается мысль обратиться к психотерапевту. Но это уже крайний случай, когда совсем тяжко станет. Еще пара недель беготни по кабинетам, и все должно вернуться в норму, до бесконечности он же не будет мусолить в своей голове то, что никогда реальным не станет. Теперь уж точно. Где Тэхен, а где Чонгук? Он шаркает до рентгенологического кабинета, который был смотровой еще полторы недели назад, и размеренно дышит, потому что дыхательная гимнастика понемногу помогает успокоится. Благодаря успеху травматологического пункта, главный врач решил переоборудовать смотровую и закупил много новой техники. Событие вроде бы и радостное, потому что свершившемуся поспособствовал непосредственно Тэхен, но что-то как-то не до улыбок. Зачастили пациенты. Жалобами на свою боль постоянно напоминают о самом первом пациенте, который оказался моделью. Знаменитость, до которого обычному травматологу из деревни даже на пушечный выстрел в перспективе не подойти, чтобы хотя бы просто поинтересоваться, как поживает некогда ушибленное бедро. — Доктор Ким, — зовет очередной проходимец, мельтеша своим образом на периферии тэхенового зрения. — Прием начнется через полчаса, — безэмоционально бросает приевшуюся фразу и дергает ручку рентген кабинета. — Доктор Ким! Стойте! — выкрикивают. И Тэхен все же переводит свой хронически печальный и уставший взгляд в сторону выхода из больницы и в тот же момент напрягается всем телом, а в голове оркестр начинает играть похоронный марш. — Подождите! — не то чтобы Тэхен куда-то спешит, он вообще пошевелится не может, потому что к нему подбегает Чонгук на своих двоих, — Доброе утро. — Доброе, — делает поклон головой, отпуская несчастную дверную ручку, в которую вцепился до онемения, — А вы тут… — Я тогда кое-что забыл, решил вернуться, заодно поблагодарить, — вытаскивает из-за спины огромную корзину с фруктами. Тэхен ее даже не заметил, да и не смотрит на эти фрукты совсем, все внимание забирает забитый татуировками рукав, что так и не удалось рассмотреть тогда. Прямо сейчас Чонгук в футболке, Тэхен готов заскулить в голос, но держится на каком-то честном слове. — Спасибо, — все же забирает подношение, делая еще один поклон, — А что вы забыли? — Ну как вам сказать, — тянет с какой-то смущенной улыбкой, рушит в Тэхене все основательно, потому что не злится, не проклинает безмолвно, не корчится от боли, а очень даже мило сияет, перетаптываясь на месте. — Вы тогда у меня кое-что забрали, а я не смог взять себя в руки и попросить вернуть. Припоминаете? — глаза Тэхена невольно расширяются, а Чонгук губы поджимает, кивая, — Да, я про пирсинг. — А, да, подождите здесь, — кивает, нервно дергая ручку рентген кабинета, и скрывается как можно быстрее, ибо чувствует, как стремительно заливается постыдной красной краской резко вспотевшее лицо, да и тело. — Черт! — выругивается, ставит корзинку с фруктами в угол и забегает в лабораторию, а там и к столу, куда однажды зашвырнул эту дурацкую стальную серьгу с чужого члена, который ему теперь каждый день снится. Да и прямо сейчас рисуется во всех деталях, а фантазия набирает обороты, ибо он всегда представлял, каким мог быть этот замечательный член, когда предстает в полной боевой готовности. — Черт! Черт! Черт! — шебуршит бумажками, выискивая пакетик со штангой. — Ну почему именно сегодня, какого хрена? — и момент, когда дверь хлопает, Тэхен по-тупому пропускает, потому что занят поисками и борьбой с самим собой. — Прием через полчаса? — Что? — аж дергается, сваливая стопку бланков с согласием на медицинское вмешательство. А Чонгук спокойным шагом топает глубже в кабинет. — Вы тут ремонт сделали? — вновь доносится голос из основного помещения. Тэхен теряется на долю секунды, но все же выдает свое глупое: — Ну типо, ага, — и вновь принимается за поиски, менее судорожно, но так же нервно. Больших усилий стоит то, чтобы наконец-то найти злосчастный пакетик. — Фух… — вздыхает и выходит из лаборатории, протягивая руку, — Вот. Прошу прощения, что сразу не вернул, — Чонгук смотрит на свою вещицу, ухмыляясь слишком уж для Тэхена непривычно. Хватается за край пакетика пальцами и поднимает взгляд на зашуганного доктора. — Установите обратно? — встряхивает перед собой, а Тэхен выпадает в осадок. — Что, простите? — голос дает петуха, глаза, кажется, готовы вывалиться из орбит. Чонгук вдруг поиздеваться решил? — Я сам не могу без плоскогубцев, а вы так лихо его сняли тогда. — Вам прямо сейчас надо? — Тэхен краснеет пуще прежнего, пусть не видит себя, зато отчетливо чувствует, а Чон угукает, все так же веселясь. — До дома и плоскогубцев дело не терпит? — еще немного этого активного издевательства над тэхеновой душевной организации, и он за свои действия не отвечает. Он уже едва ли может держать себя в руках. — Три недели уже терпит, — лицо Чона суровеет, голос понижается на несколько октав, — Еще чуть-чуть и терпение закончится, — добивает тем, что делает шаг вперед. Тэхен врастает в пол, задержав дыхание на вдохе, взгляд устремлен точно в чужие глаза напротив. — Вы должны вернуть на место то, что забрали, доктор Ким, — горячее дыхание совсем близко, — Не только пирсинг, но и спокойствие, сон, свой материальный образ перед моим взором. — Чонгук-щи… — задыхается. — Просто Чонгук, — шепчет едва ли не в губы. Тэхен тушуется, в ушах поднимается шум, тело сводит дрожью, он чуть ли не заваливается назад, но его мигом подхватывают за поясницу, прижимая к твердому выточенному телу. Ловушка захлопнулась, а Тэхен даже не пытался бежать. — Зачем… — Хочу так, — перебивает, и Ким под чужим напором и внимательным взглядом умирает окончательно, теряет связь с реальностью. Он точно спит где-то за столом в кабинете, потому что не может все это происходить на самом деле. Точно не с ним. — И ты тоже хочешь, я чувствую, — дергает некогда ушибленным бедром по компроментирующему стояку Кима и выбивает из него сдавленный стон. Перед глазами резко чернеет, во тьме сверкают звезды, губами чувствуется настойчивый, дерзкий поцелуй. Сопротивляться желанию бесполезно, оно разом охватывает весь организм, натягивая каждый нерв, сводя дрожью каждую мышцу, сдавливая горящие огнем легкие и выпуская на волю все то потаённое, что так тщательно скрывалось и заглушалось. Тэхен поддается, ощущая поясницей край стола стационарной рентгеновской машины, чувствует, как ладони бывшего пациента, неожиданно сорвавшегося с цепей, мнут ткань белого халата, в котором уже чертовски жарко находиться. Велико желание сорвать с себя всю одежду, но не в кабинете же! — Чонгук, остановись, — загнанно дышит, с трудом отстраняясь от чужого страстного порыва, но тот не желает слушать, принимаясь беспощадно выцеловывать уже вспотевшую от жары шею доктора, — Это же больница. — У нас физиотерапия, — емко выдает, засасывая кожу тэхеновой шеи и слишком громко причмокивая. Тэхен в откровенном ахуе, но все же пытается схватиться за разум, который с каждой секундой испаряется вместе с потом. — И ты еще не закончил свою работу. — Хорошо, я установлю его обратно, только остановись. — Ты правда хочешь, чтобы я остановился? Нет, Тэхен не хочет, но он обязан. Вот только Чонгук по глазам видит, что внутри доктора борется здравомыслие с жадностью. Своим пахом в полной мере ощущает чужую потребность во внимании. И в голове своей точно знает о взаимной симпатии, потому что Юнги совсем недавно распиздел по пьяне, что доктор Пак всю подноготную на доктора Кима сливает каждый божий день. Именно поэтому, взяв волю в кулак, закинув неловкость и страх куда подальше, он рванул ранним субботним утром в Кимчхон на пару с Юнги, чтобы рассказать, а там и показать, что интересы сходятся, и убедить, что упускать такой шанс Чонгук не намерен. Он намерен забрать Тэхена себе и исполнить мечту, которую в этой затхлой деревушке доктор Ким еще очень не скоро сможет реализовать. — Тэхен? Ответишь? — Не хочу останавливаться, — качает головой, позволяя себе улыбнуться. И эта не та вежливая улыбка, которую Чонгук имел возможность лицезреть, лежа на жесткой койке. — И я не хочу, — улыбается тоже, добираясь пальцами до впалой тэхеновой щеки, ощущая подушечками всю мягкость, точно бархат, — Дверь закрыта, если боишься, что кто-то зайдет. Прием через полчаса, а новая кушетка так и манит, чтобы испробовать ее на прочность. — Меня уволят, если мы ее разъебем, — совершенно серьезно произносит, а Чонгук ошеломлен неожиданной бранью, сорвавшейся с зацелованных уст. — Тогда разъебем, пусть увольняют! Сможешь поехать со мной в Сеул, у меня есть знакомые в одной шикарной больнице, — Тэхен вдруг усмехается, потому что это уже слишком, да и не получится у них сломать эту огромную конструкцию, даже если очень сильно постараются. — Я не шучу, но давай обсудим это позже, — поддевает пальцем верхнюю кнопку на белом халате, а звук щелчка бьет по барабанным перепонкам ударной волной, — Времени может не хватить, — резко дергает края халата в стороны, сразу же припадая к обнаженной груди доктора, что стремительно покрывается гусиной кожей. Дрожь уже не унять, она сопровождает поцелуй за поцелуем. Чонгука потряхивает, он совсем уже не крепко стоит на ногах, наваливаясь своей массой на задыхающегося Тэхена. И тот вдруг решает поменять их местами, вдавливая в широкий край столешницы, проворными пальцами забирается под футболку и вцепляется в кожу вмиг поджавшегося пресса, а спустя секунды, Чонгук стоит уже по пояс оголенным. Язык мокрыми зигзагами спускается ниже, а глаза то и дело бегают по чернильным линиям на всей правой руке, которые Тэхен очень хочет изучить детально, но чуть позже, если шанс вновь предоставится, конечно же. Прямо сейчас в помутненном рассудке Кима только одна цель, к ней он и стремится, постепенно стекая на колени. Знакомая бляшка брендового ремня звякает металлом, а сверху слышится глухой резкий выдох. Пуговица на все тех же узких джинсах поддается сразу. Чонгук стонет в голос, потому что ладонь доктора томительно прокатывается по изнывающему члену. Надолго мучения Тэхен растягивать не намерен, принимается стягивать ткань с массивных бедер и замирает, когда глазу предстает другого цвета пара все тех же печально известных джоков. — Ебаться в рот! — не удерживает в себе, поднимая удивленный взгляд на Чонгука. — Мне нравится твой план, — хохочет, но перестает это делать, когда Тэхен запускает руку под резинку, обхватывая истекающую головку своими до невозможного длинными пальцами. — Ох… — Интересный выбор белья, — комментирует, пока другой рукой стягивает ненужную ткань ниже. Графитовый тоже неплох, но бордовый цвет выглядел гораздо сексуальней, вот только Чонгуку говорить он не будет, пусть останется тайной. — Нравится? — Каждую ночь снятся, — продолжает надрачивать, размазывая Чонгука все сильнее, поэтому он не имеет возможности сказать еще хоть что-то, но пытается нащупать брошенный на кушетке пакетик со штангой. — Это ищешь? — ехидно посмеивается, демонстрируя потерянную вещицу его законному хозяину. — И когда только успел? — Когда пациент не видел. Оторвав руки, Тэхен быстро достает из пакетика серьгу. А Чонгук пытается не пустить свои собственные в ход, терпит, смотрит, наслаждается развернувшейся картиной, чувствует некое дежавю, хотя в реальности всего этого продолжения не было. Прямо сейчас даже вспомнить не может, каким именно было первое появление Тэхена в его жизни, ведь он лежал тогда в этом самом кабинете под успокоительными и едва ли в сознании. Теперь же в полной мере ощущает осторожные касания сильных пальцев, которые медленно и аккуратно вставляют тонкий стержень на место, сразу же закручивая свободную деталь до упора. Все же, удобнее именно этой штанги нет ничего, сколько бы всевозможных вариантов Чонгук не перепробовал за последние пару недель. — Хорошая работа, доктор Ким, — проговаривает на выдохе, а вдохнуть не дают. Тэхен сразу же погружает головку себе в рот и принимается с жадностью обсасывать горячую влажную плоть. Подключает к сладкой экзекуции еще и проворный язычок, которым теребит стальные шарики, ощущает что-то новое для себя и ему чертовски нравится. Обоих разрывает от ощущений, но ограничиваться одним лишь «ебаться в рот» Чонгук не хочет, потому отвлекает Тэхена от своего члена и тянет наверх, вновь припадая к раскрасневшимся губам. Стягивает белый халат с острых плеч, а сам старается избавиться от штанов и белья, ногой отшвыривая дальше по полу. — Черт! — ругается Тэхен, когда Чонгук хватает его за задницу, с силой сминая половинки. — Вазелин есть только в процедурке. — У меня все есть, — смеется Гук, пользуясь ступором, чтобы развернуть Тэхена лицом к столешнице и уложить грудью прямо на жесткую гладкую поверхность. — Я верил, что ты меня не погонишь куда подальше, — шепчет у самого уха, толкаясь между прикрытыми тонкой брючной тканью ягодицами. — Тогда не томи, времени все меньше. — Действительно, — бросает с улыбкой, оставляя укус на загривке, подхватывает джинсы и вытаскивает пару алюминиевых квадратиков из заднего кармана, а из другого пакетик с лубрикантом. Тэхен времени зря не теряет, избавляется от брюк, откидывая на стул, куда пациенты обычно складывают свои вещи. Боже, после сегодняшнего, он им в глаза спокойно смотреть не сможет, но о каждом своем действии совсем не жалеет. Грех о таком жалеть, личные фантазии становятся реальными с каждой секундой. Никакого стыда, никакого страха, лишь полное погружение в происходящее и взаимная отдача при каждом касании. Даже томительная растяжка, которую Тэхен полностью принимает без каких-либо болезненных ощущений, дарит не меньшее удовольствие, чем предвкушение, куда в итоге их заведет этот спонтанный секс на рабочем месте. Тэхен благодарит сегодняшние мокрые сны, ибо после безрадостного пробуждения пришлось пустить в ход не только пальцы, но давнего резинового друга, который каждый раз спасал одинокими вечерами в глуши. — Какой ты податливый, — шепчет Чонгук, орудуя двумя пальцами, обтянутыми латексом перчатки, но можно было даже не утруждаться, — Ты готовился, что ли? — Я каждый день готов… — стонет в голос, когда чужие изворотливые пальцы прокатываются по чувствительной простате. — Ох, давай еще, — но Чонгук больше не дает, вынуждая Тэхена заскулить от ощущения пустоты внутри. Сбрасывает перчатку в урну, натягивает на свой член презерватив и выдавливает остатки смазки меж аппетитных ягодиц, размазывая, чтобы попало везде. — Хочу, чтобы ты стонал от моего члена, — рычит, закусывая кожу над лопаткой, оставляя красный след, а Тэхен весь изнывает, растекаясь по столу. Ноги едва ли держат расслабленное ласками тело. — Меня услышат… — Плевать, — снова кусает уже с другой стороны, подбираясь ладонью к колом стоящему возбуждению Тэхена, все же получая его мелодичный низкий стон в ответ на свои действия, — Вот так, умница! — размазывает смазку по его головке, намечая траекторию первого толчка, и после очередного грузного выдоха проникает на половину, едва ли соображая от давления тугих стенок на чувствительную плоть. — Так лучше? — фокус зрения сужается катастрофически, Чонгук принимает комментарии о том, что он чувствительный неженка. — Боже, да! — снова толчок, сотрясающий всю нервную систему Тэхена электрическим импульсом. Как он там хотел? Чтобы замерцало все перед глазами? Оно мерцает, ослепляет. Чонгук же может видеть только искусанную спину Тэхена, его идеальный профиль, когда тот пытается бросить взгляд через плечо, а внутри все огнем полыхает, подпаливая кожу изнутри. Размеренные толчки сменяются резкими размашистыми, стоны буквально оглушают из-за обострившегося слуха, ладони блуждают везде, куда способны дотянуться. А губы требуют чужие, зудят. Потому после очередного интенсивного рывка, Чонгук разворачивает своего любимого травматолога, подхватывает под ягодицы и усаживает на столешницу, заставляя лечь на спину, и забирается сверху, чтобы вновь припасть с нетерпимым поцелуем к покусанным влажным губам, размещаясь между призывно разведенных стройных ног удобнее. Он все же готов разъебать здесь все, лишь бы снова была возможность оказаться так же близко, как сейчас. Выцеловывая Тэхена, ловя его вдохи и выдохи, Чон вновь возобновляет процесс, набирая скорость, чтобы довести до пика быстрее, чем хотелось бы. Времени совсем не остается, они даже запаздывают, стрелка часов неумолимо летит к десяти утра. А Тэхен мечется, подмахивает тазом, блуждает ладонями по напряженным мышцам, пропадая окончательно, когда его буквально добивают точными ударами, выкидывая из реальности в самую настоящую эйфорию, где из звуков лишь синхронное загнанное дыхание. — И как мне теперь работать? — забирается пальцами во влажные волосы Чонгука, голова которого покоится на его груди. А тот от легкого массажа расслабляется еще больше, но все же собирает себя из лужи в более оформленную кучку, усаживаясь на колени и улыбаясь какой-то безумной улыбкой. Тэхен этот порыв тоже подавить не может, его пробивает на смех. — Прости, разъебать не получилось, крепкая конструкция, даже не скрипнула ни разу, — кивает в сторону основных деталей машины, — Остается один вариант. — Какой еще вариант? — Тэхен приподнимается на локтях, хмуря бровь. — Помнится, Чимин ныл Юнги, что вы не можете тут нормально работать… интернета нет, да и деревенский уклад жизни порядком надоел за три месяца, — Тэхен нихера не понимает, — Чего ты так на меня смотришь? — Чимин ныл Юнги? — недоуменно переспрашивает, а Чонгук со смешком кивает и спрыгивает со стола, поднимая и Тэхена из лежачего положения в сидячее. — Они вроде как общаются после того случая, ты не знал? — Я убью этого недомерка, — сетует Ким, опускаясь слабыми ногами на пол, но благо не валится, — И что он вам наговорил? — Что без связей в городские больницы сложно попасть, как хорошо, что у нас они есть, — слишком довольно все произносит, хватает Тэхена под поясницу, прижимая к себе, и плевать, что они потные как скаковые лошади. Только вот доктор Ким не может догнать мысль, которую Чонгук намеренно четко не формулирует. — Хочешь работать в лучшей клинике Сеула и чаще устраивать такую физиотерапию? — Ты мне щас предлагаешь уволиться и побежать за тобой на край света? Вот так сразу? — Ну не сразу, я готов подождать, — звучит обиженно, но Чонгук говорит искренне, действительно готов, очень жаль, что тогда сбежал, не попрощавшись. И даже телефон не взял, чтобы хоть смску написать, когда осознание все же вдарило по головушке, а боль от чудо-уколов оставила травмированный организм значительно раньше, чем прогнозировал доктор Ким. Юнги вот взял номер Чимина, как оказалось позднее, даже уговорил Чонгука приехать сюда снова и высказать уже наконец все, что терзало влюбленную душу. — Зачем тебе этот Кимчхон? Он слишком маленький для подающей надежды звезды травматологии. — Я даже не знаю, что сказать, — смущенно приподнимает уголки губ, отводя взгляд. — Да — мы сваливаем в ближайшее время. Нет — я буду тратить кучу времени на дорогу, чтобы мешать тебе работать. — Вот ты сейчас шутишь так, я понять не могу? — Нет, я предлагаю тебе весь мир, который мне доступен. — Звучит, как сказка, в курсе? — Чонгук поджимает губы, задумываясь на короткое мгновение, а потом как выдает: — Травматолог в глухой деревушке два месяца скучал на своем рабочем месте. В одну из своих дежурных смен уже готов был сломать руку другу и коллеге, чтобы наконец-то самостоятельно наложить свою первую гипсовую повязку. Но вдруг, откуда ни возьмись, на парковке тормозят два автомобиля, откуда выносят двоих совершенно разных пациентов с аналогичными травмами. И что же делать? Доктор сначала одного принимает и случайно узнает, что на его члене пирсинг, потому рвется убрать, ведь помешает снимку эта дурацкая металическая штука! — повышает голос слегка, а Тэхен просто в шоке и, кажется, готовится Чимину свернуть шею, — А потом разбирается с другим. Но из-за того, что первый пациент вдруг очень сильно взбудоражил чувства и перевернул спокойствие с ног на голову, забывает подписать эти самые снимки… Продолжать? — Да, — ляпает неконтролируемо, все так же не выражая эмоциями ничего кроме ошеломления. — Так вот, тот пациент от доктора тоже был, мягко говоря, в ахуе, потому и не мог нормально в глаза посмотреть, злился на стечение обстоятельств и на долбанную конюшню, где имел удачу навернуться с лошади прямо на бедро, которое позже пришлось лечить. И благо никакого перелома не было, хотя лучше бы был. Подольше бы тут задержался… полежал бы недельку, другую, может и смог бы перебороть стыд, страх и подойти наконец, чтобы сказать… Тэхен, — подхватывает трясущийся подбородок, глядя точно в заплывшие смущением глаза напротив, — Хочу познакомиться с тобой как следует, и быть на расстоянии объятий. И прости, что ушел так же неожиданно, как появился на пороге. Так что, исполнишь мое желание? — Тэхен в ступоре, в голове подсознание в рупор орет громкое «да! да! да!», а губы не шевелятся, подрагивают, ведь Чонгук настоящая звезда, а Тэхен обычный травматолог в деревенской больницы без выдающихся заслуг в чемодане. — Жарко тут, — все, что может из себя выдавить, потому что он снова пылает огнем, ведь все навалилось слишком уж неожиданно, а времени переваривать вообще нет, ни капли. — Мне нравится, как ты горишь, — улыбается. Тэхен пропускает усмешку, Чонгук невозможен. — Но ты же вроде как модель? — Это вот вообще никак не помешает, у нас отличный пиар отдел, справятся с любой проблемой, а их не будет, я не доставляю проблем. — Господи, меня так еще никто не уговаривал, — Тэхену стыдно за отсутствие реакции, но он просто не может вымолвить хоть что-то вразумительно из-за бушующих внутри эмоций. Не вешаться же на шею Чонгука как радостная девица? Он все же парень, травматолог! Чтоб эту профессию черти закопали! — Ну так что? — Я хочу познакомиться с тобой поближе, но для начала я должен сломать Чимину не только руку, но и челюсть, он выдал меня со всеми потрохами, — негодует, но маска злости трещит, потому что губы вновь оказываются во власти Чонгука еще на короткую минуту. — Одевайся, рабочий день уже начался, — подбегает к брошенным Тэхеном брюкам и подхватывает белый халат, вручая законному владельцу, — А потом можешь сделать для себя первого пациента, я очень хочу услышать, как трещит кость. — Ну и дела! — А еще, — кряхтит Гук, натягивая свои до невозможного узкие джинсы, но зато самые любимые и выигрышно обтягивающие ляхи, над которыми он работал до седьмого пота. И пристальный взгляд Тэхена утверждает, что не зря, — Мы должны обязательно покататься на лошадях. Так что да, у меня на тебя грандиозные планы. — Не боишься снова грохнуться на землю? — как бы между прочим вставляет, возвращая халат на место, вообще, его надо поменять, в помятом к пациентам выходить нельзя. — У меня теперь есть личный травматолог, подлатает, — лукаво ухмыляется и подмигивает, а Тэхен окончательно сдается перед Чонгуком и его харизмой. Вот угораздило же Тэхена нарваться на того, кто сначала лишь разбавил скуку, позже подарил своим уходом кучу далеко не позитивных мыслей, а теперь просит бежать за мечтой, оставив все далеко позади. И почему-то Тэхен готов броситься на амбразуру, поймать удачу за хвост и любить так, как никогда никого не любил. Ведь жить серой, скучной и монотонной жизнью в глухой деревенской больничке недалеко от Кимчхона и за пятьдесят километров от Тэгу — совсем не то, что просит душа. А Чонгук уже не жалеет, что поехал тогда с Юнги на дурацкую конюшню за три пизды от огромного мегаполиса, чтобы впервые покататься на лошадях, получить свою первую травму и в итоге встретить того, кто наконец-то сможет подарит жизни яркий вкус.