Кровь
Парень, лет семнадцати девятнадцати безучастно смотрел замогильным взглядом на тела. Окровавленные тела. Много, десятки. Вырванные с суставами руки, оторванные и отрубленные головы, колотые раны на животе из которых медленно сочилась кровь, расползаясь по паркету. Она хлюпала под ногами, прилипая к подошве. Запах крови стоял в воздухе. Отрубленные конечности, залитые крови, разрубленные пополам тела – все это окружала парня. Но он смотрел на все это обычным взглядом. Похожим на человека, что не спал всю ночь и просто смотрел на предметы. Не заинтересованно. Не скучающе. Не привычно. Никак. Просто взгляд. Безжизненный, бесстрастный, пустой. В голове у него также не было мыслей и эмоций, как и во взгляде. Он сделал это. То что должен был. Огромное количество потраченного времени и ресурсов и теперь он смотрел на гору трупов и слой крови на полу. Молодые, старые, женщины, мужчины, подростки, дети. Семейные пары и холостяки и холостячки. Разная одежда. Цветастая. Вычурная. Исшитая золотом, серебром. Украшения. Сумочки, обувь, часы. Все очень дорогое. Все не нужное. Мертвецам не нужны деньги. Мертвецам ничего не нужно. Они просто тела. Трупы. Много трупов. Очень много трупов. Очень много крови. Очень. Много. Крови. Парень взял упавший стул и сел на него, перед этим поставив его. Он бесстрастно оглядел гору трупов. Пустота. Сколько бы их здесь не лежало, это не заполняло пустоту в нем. Он не устал, не хотел пить или есть, не хотел отвернуться или спать. Ему ничего не хотелось. Он был мертв в душе. И он разглядывал лица. Девушка, молодая, лет двадцати. В красивом черном ночном платье. Зеленые, яркие глаза с миндалевидными разрезом в удивлении и наверии уставились в пустоту. На ее лице остался след уже засохшей крови. Крови из ее перерезанного горла. Оно было разрезано идеальным точным движением. Предметом с остротой бритвы. Обнажая гортань, горло и мышцы шеи. Все в крови. Все залито кровью. Мужчина, в возрасте, но еще не старый. В черных волосах проступили седые волосы. У него была отрублена часть головы, обнажая мозг, точнее то, что от него осталось. Дорогой костюм был залит кровью и заляпан ошметками мозга. Глаз лежал недалеко от его головы. Карие. Второй глаз был проткнут насквозь. Рана выходила с другой стороны головы, образовывая сквозное отверстие. Его черная, густая борода была также заляпана внутренностями его головы. В руках он сжимал медальон в котором была фотография его шестилетней дочери. Маленькая, с рыжими волосами и веснушками, которые она унаследовала от матери. Любопытный и такой жизнерадостный живой взгляд, который так и норовил посмотреть куда угодно, но только не в камеру. Она лежала недалеко от него, как и ее мать. Порубленные. У девочки отсутствовала нижняя часть тела, а ее мать была разрезана от левого плеча до правой ноги. Идеальный срез. Внутренности вывалились и были разбросаны в метре от нее, так и не отсоединившись до конца он тела. И все в крови. И таких людей здесь была сотня. Все разные, у каждого своя судьба, свои цели, свои мечты и желания. Свои секреты. Конечно, это кажется жутким. Расчлененные женщины, старики, мужья, их жены и дети. Глаза некоторых раскрыты. У кого-то удивленные, у кого-то непонимающие. У некоторых в глазах было отчаяние, у других злость, у третьих в глазах плескалось море боли. Все были живыми, каждый из сотни холодных трупов имел чувства и жил. Жутко. Жестоко? Нет. Каждый из всех присутствующих виновен. Работорговля, продажа людей на органы, детоубийство, каннибализм, жуткие садистские ритуалы, которые проводили некоторые фанатики. Педофилия, изнасилования, запугивания, вымогательства, грабеж, пожары, взяточничество, убийства. Некоторые оставляли людей навсегда калеками. Некоторые убивали семьи прямо на глазах их детей. Сжигали заживо детей на глазах родителей. Другие же, устраивали из этого шоу и весело смеялись, наблюдая за мучениями родителей, не способных ничего с этим сделать. Им было весело. Очень. Они радовались, смеялись, наслаждались этим зрелищем. Удовлетворяли свое эго, своих внутренних садистов. Упивались чужим горем, болью, страданиями и отчаянием. Им было весело. Было. Потому что мертвецы не веселятся. Средний сотни трупов были дети. Но это было мерой. Их воспитывали как садистов. Искоренили в них чувство жалости и сострадания. В каждом из них. Каждом. Теперь они все – трупы. Холодные, с остекленевшими глазами. С вырванными конечностями, выпотрошенными внутренностями, залитые своей собственной и чужой кровью. Потому что они заслужили. Каждый. Каждый труп в этой комнате был виновен. Парень перевел безучастный взгляд на комнату. Светлая, освещенная множеством фонарей и люстр, она подчеркивала то кровавое месиво, что сейчас раскинулось под ее светом, позволяя рассмотреть лицо каждого трупа. Светлый паркет контрастировал с кровью и внутренностями тел. Белые стены были полностью измазаны в кровавых разводах и покрыты ошметками тел. Мебель была сломана, на некоторых виднелись следы крови, явно попавшие туда не от косвенного воздействия. Много крови. Очень. Много. Крови. Черноволосый парень продолжал смотреть на все это. Отстраненно, отчужденно, словно его тут нет. Его взгляд блуждал по комнате, смотря на все вместе и одновременно не смотря на что-то конкретное. Казалось, он смотрит сквозь стены и тела. Он встал. Медленно. Идеально. И пошел к резной деревянной двери. Каждый его шаг отдавался небольшим эхом по комнате и сопровождался чавкающим звуком его подошв. Он переступал через тела, конечности и внутренности. Грациозно. Идеально. Черные короткие волосы слегка подрагивали от каждого его шага, но парень не обращал внимания на это. Вообще ни на что. Дверь бесшумно открылась, открытая вид на вторую комнату. В полтора раза больше предыдущей. И в ней было в полтора раза больше тел. Он проигнорировал их, идя к другой двери и, открыв ее, вышел в длинный коридор. Чистый коридор. Стены и пол были идеально чистыми, контрастируя с предыдущими комнатами. За исключением дверных ручек по обе стороны от него. Каждая из них была измазана в крови. За каждый из этих комнат находилось тоже самое что было и до этого. Парень дошел до последней двери и вышел на улицу. Капли теплого дождя начали медленно капать на его идеально чистую белую форму. Не костюм, не спортивная одежда. Что-то другое, не понятное, не привычное глазу. Теплый ветер обдувал лицо. Такое же обычное и бесстрастное. Чистое, симметричное, незапоминающееся. Такое, которое можно увидеть на улице и больше никогда не вспомнить. Парень отправился на другой конец города. Его рука медленно, идеальным и плавным движением вонзила клинок в ножны. Ярко-белое лезвие и противоположная этому черная, матовая рукоять. Не большой, не маленький клинок. Идеальный. Сейчас покоился в ножнах из красного материала. Изначально бывшее белым, но пропитавшиеся кровью. Нужно идти.Мстить.