Answer

Промозглый ветер завывает в ставнях, колышет деревья и развевает маленькие кусочки пепла, раскидывая истлевшую бумагу по всей комнате. Давно забытая сигарета свисает с пальцев, как будто являясь продолжением руки. Пол вокруг украшен целым ворохом окурков, ждущих, пока их радушный хозяин добавит в коллекцию ещё парочку собратьев. Сложившаяся картина у человека жизнерадостного не вызовет ничего, кроме уныния, печали и даже какого-то глубокого отчаяния. Эндрю к этому давно привык. Как однажды сказал один персонаж из мельком прочитанных комиксов: "Жизнь - это всего лишь бесконечный поток дерьма с короткими рекламными паузами на счастье." Чтобы не сдохнуть и не сломаться под гнётом суровых реалий, приходится перекраивать себя на ходу. Постепенно отключать все эмоции и чувства, заменяя те на апатию и безразличие, каменеть внутри и становиться пустым во избежание боли. Так просто легче. Сложно оставаться человеком, когда собственное существование периодически поворачивается к тебе задом, складывая огромный хуй на все желания и цели, которые ты, дурак, успел поставить. Держи удар, забудь про то, что можешь чего-то стоить и может быть, может быть, в следующий раз перед тем, как снова поставить тебя на колени, кто-то совершенно несмешной положит под них подушку. Какое-то время это даже работало. Приевшаяся маска похуиста настолько прочно въелась в мраморное лицо, что почти стала его частью. Почти. Ровно до тех пор, пока в относительно спокойную жизнь не ворвалось это рыжее безумие, сшибая привычный уклад будней одним хорошим ударом, словно тот был замком из песка. Для справки, Эндрю долго сопротивлялся. Имея такой отвратительный опыт в сфере межличностных отношений, достаточно трудно сразу поверить в то, что какой-то бегунок, с секретами даже от самого себя, делает что-то подобное с чистой совестью. Как бы не так. Теперь Миньярд по опыту может сказать: просто невозможно сопротивляться сладкому искушению, когда в режиме реального времени его желания, чувства и мысли, в том числе и не оглашённые, ценят, стараются услышать и делают всё, чтобы обеспечить такой необходимый комфорт. Эндрю считал это шуткой. Очередным жестоким розыгрышем, наваждением, галлюцинацией. Противился и огрызался на попытки сблизиться или залезть прямо под кожу. Ждал удара. Плевка в душу, который непременно напомнит о том, что извращение под названием "здоровые отношения" ему недоступны. Ждал предательства, чтобы подтвердить статус неудачника и залезть обратно в свою нору до скончания времён. Ждал. И провалился. Потому что вместо издевательств и стремления переступить границы, каждый грёбаный раз получал мягкую улыбку и полное принятие. Никаких скандалов, разборок, бессмысленного жужжания о чёрствости. С Нилом одного только "нет" всегда было достаточно. И если придурок таким образом хотел заиметь местечко под солнцем в числе людей, на которых Эндрю не положить, то он блестяще справился с задачей. Очень медленно, с трудом и страхом, Миньярд опускал внутренние стены, открывая всё больше пространства для воображения, пока на его теле не осталось мест, к которым удивительно нежные руки не успели прикоснуться. Джостен просто не мог быть настолько хорош. Но почему-то был. Был. А потом что-то случилось. Эндрю уже не скажет, в какой конкретно момент появились странности и несостыковки в поведении его не-парня, но со временем всё чаще стал замечать как на, изученном вдоль и поперёк, лице появлялось отсутствующее выражение, как он уходил глубоко в себя, полностью исчезая из реального мира, как перестал спать, есть, на глазах превращаясь в тень. Миньярд старался вытащить хоть какие-то обрывки правды из ужасно вылепленного образа "порядка" и каждый раз натыкался на глухую стену, что являлось резким контрастом на фоне такого недавнего доверия. Это беспокоило. По-настоящему беспокоило. От собственного бессилия впервые в жизни хотелось взвыть, сделать хоть что-нибудь, чтобы Нил перестал утекать сквозь пальцы подобно песку. Удивляя самого себя, Эндрю поделился переживаниями опасениями с Би. Та лишь грустно покачала головой, пробормотав что-то про накопительный эффект. С точки зрения психологии, картина действительно складывается, вот только никому от этого легче не становится. Ужасное состояние Джостена заметил бы даже слепой. И Эндрю захлёбывался в бессильной ярости, наверняка зная, что ничего не сможет сделать. Идиот всё ещё шарахается от психологов как от самой страшной проказы, а из Миньярда терапевт сомнительный. Всё, что остаётся: со стороны наблюдать за тем, как некогда самый стойкий, на его субъективное мнение, человек тонет в ловушке собственного разума, не находя выхода из бесконечного кошмара.                                          *** Сегодня это случилось снова. В связи с обстоятельствами, Эндрю научился отдыхать, балансируя на грани сна и бодрости, чтобы вовремя растормошить Нила, пока не станет слишком поздно. Этой ночью до боли знакомые признаки очередного дерьмового дня проявили себя во всей красе. Тяжёлое прерывистое дыхание с верхней койки, хриплое бормотание и зарождающийся крик. Как по ебучему шаблону. Миньярд подскочил с постели, буквально телепортируясь наверх. Он знал, что нужно быть осторожным, стараться не прикасаться до того момента, как остатки кошмара полностью не уйдут из пронзительной синевы этих глаз. Просто держаться в стороне так блядски сложно, когда его Нил мечется на кровати, стискивая покрывало в руках. Тёмные брови нахмурены, губы поджаты и даже в полумраке комнаты он выглядит таким несчастным, что хвалёная выдержка Эндрю впервые даёт трещину. — Нил, - шепчет тот и одновременно испытывает жгучее желание убиться за то, как жалко и хрипло звучит его голос. Джостен вздрагивает, всё ещё находясь в оковах сна. — Нил, - пробует снова, повышая тембр. Тело на простынях сворачивается в клубок, словно пытаясь укрыться от внешнего мира и его чудовищной жестокости. Эндрю больно. Он обязан что-то предпринять. Любыми способами вытащить его из пучины отчаяния и страха. Миньярд ловит себя на совершенно дикой мысли: если Нилу станет легче, он забудет про собственные границы. Всего на мгновение. Но ради Джостена он готов на это пойти. — Десятый номер спортивной команды Пальметто, - стараясь контролировать свой голос, начинает он. — Ты - Нил Абрам Джостен. Главная заноза в моей заднице, ходячая катастрофа и стихийное бедствие для журналистов. На сегодняшнем матче ты лично разгромил ворота соперника, сверкая своим потрясающим задом. Ты нужен, Нил. И я буду ждать тебя. Где-то на середине своего монолога Эндрю теряет связь с реальным миром. Он смотрит исключительно в окно, взглядом следя за передвижением облаков и цепляясь за неподвижные звёзды. Они такие яркие в отсутствии света. Такие холодные. Ночью небо кажется просто громадным, плотным куполом закрывает всю территорию, на обхват которой хватает глаз. Он знает, что там дальше тоже темно и почему-то именно тогда начинает казаться, что он один на бескрайних просторах вселенной. Тихий шёпот где-то на задворках сознания напоминает, что это совсем не так. — Будешь ждать меня? - хрипит Нил. Эндрю так резко опускает голову, что его шея отзывается ощутимым хрустом. Прямо на него смотрят огромные ярко-голубые глаза. Миньярд с нечеловеческим трудом сдерживает вздох облегчения, когда понимает, что дурной сон окончательно отпустил рыжего из своих когтистых лап. Взгляд Нила - его погибель. На дне этих бездонных омутов плещутся неверие, осторожность, отголоски паники и страх. Целое море этого первобытного чувства, из-за чего Эндрю тотчас хочет укрыть себя и Джостена от любых невзгод. Чтобы тот больше никогда не добивал остатки его душевного равновесия подобным видом. — Да, - шепчет Эндрю. — Буду. Что-то случается после этих слов. Даже не имея возможности прикоснуться, Миньярд ощущает, как Нил рядом сжимается. Голубые глаза начинают подозрительно блестеть и он, вопреки всем убеждениям и принципам, молится, чтобы это не было тем, чем кажется. Не в этот раз. Когда по изрезанной щеке скатывается блестящая слеза, мир Эндрю падает. Соль скапливается в уголках глаз Джостена, лишая его возможности чётко видеть, и сплошным градом льётся по лицу, словно впервые за много лет наконец находит выход. Нил действительно плачет, пока Миньярд медленно цепенеет. Несмотря на то, что происходило между ними, Джостен никогда не показывал эту свою сторону. Только завидев Эндрю, тот всегда старался как можно быстрее вернуть себе самообладание и принять очень хреновый, но достаточно беспечный вид. И сейчас это рыжее безобразие захлёбывается от боли и пустоты, что уже чисто физически не может сдерживать, и крупно содрогается всем телом при каждом новом всхлипе. Он подтягивает колени к груди и утыкается в них носом так, если бы хотел стать меньше прямо сейчас. Эндрю больно. Потому что впервые на его идеальной памяти Нил выглядит настолько хрупким и мягким. Ребёнком. Эндрю тоже был ребёнком. Когда-то. Он не отдаёт отчёт собственным действиям, когда протягивает руку и совсем невесомо касается обожжённой щеки, лишь кончиками пальцев стирая влагу. Он хочет это прекратить. Надрывные рыдания его маленького человека острыми кольями впиваются прямо в сердце, лишая кислорода. Эндрю сделает что угодно, найдёт любое место в мире, только пусть это закончится. Он просто не выдержит. — Нил, - зовёт так тихо и не узнаёт собственный голос. Кажется, таким он был в какой-то другой жизни. Ласковый, тёплый и мягкий. — Нил, ну... Его старания дают прямо противоположный эффект. Джостен съёживается в клубок, начиная выть. Он не поднимает голову, не смотрит в глаза, словно стыдится того, что сейчас буквально разваливается. Словно ему противно от того, что этот момент видит кто-то другой. Словно ему противно от самого себя. Эндрю понимает. — Эй, Нил. Посмотри на меня, - просьба, почти мольба. Нил очевидно спорит с самим собой, когда зарывается ещё глубже, хоть и кажется, что дальше уже некуда. Миньярд знает, что должен дать ему время. Он подождёт столько, сколько нужно. Наконец, его старания награждаются. Джостен поднимается как в замедленной съёмке, с явным трудом садится на кровати и глубоко вздыхает, перед тем как заставить себя остановиться. Это точно не конец, потому что его продолжает трясти. Голову он держит низко опущенной, прижимая челюсть к груди. Эндрю, со всей осторожностью, на которую только может быть способен человек, протягивает руку, цепляя острый подбородок пальцами, и аккуратно тянет вверх. Сначала Нил сопротивляется, но Миньярд готов потерпеть. На это уходит время, но в какой-то момент его рука не встречает препятствия и он завершает начатое. Мокрые красные глаза теперь смотрят прямо на него. Только тогда Эндрю вспоминает, что может дышать. Джостен выглядит зашуганным, испуганным и таким открытым, что бедное сердце расщепляется на атомы. — Иди сюда, - шепчет он, несмело раскрывая руки. Эндрю боится не за себя. Нил в отчаянии. Недавно пережитая истерика ещё блестит на дне глаз, но после озвученного предложения его тело дёргается, словно он с трудом держит себя на месте. — Это "да", Нил. Давай. Джостен падает на него в ту же секунду. Сжимает плечи в мёртвой хватке, прячет лицо в воротник толстовки и глубоко вздыхает, сильно вжимаясь в тело под собой. Эндрю не против. Какая-то маленькая его часть замирает в удивлении, потому что физического контакта сейчас слишком много, но паника или годами выработанный страх молчат, ни единым шорохом не напоминая о своём существовании. Эндрю думает, что сейчас это последнее, о чём хочется вспоминать. Он руками обвивает талию Нила, прижимая ещё ближе и баюкая, как малыша, раскачиваясь из стороны в сторону. Им не нужно говорить или задавать вопросы. Тишина окутывает пространство, лишь иногда сменяясь шёпотом простыней или размеренным дыханием, разделённым на двоих. Постепенно Нил расслабляется, превращаясь в вату в его руках. Он дышит. Он рядом. Он здесь. Пальцы Эндрю находят путь в рыжие пряди, слегка сжимают и отступают, только чтобы их хозяин мог оставить трепетный поцелуй на всколоченной макушке. — Я не вывезу ни капли твоих слёз, - чётко проговаривает он в яркие вихры. Нил вздрагивает. Его только нормализовавшееся дыхание опять теряет всякий ритм. Эндрю отстраняется с явной неохотой, пытаясь не обращать внимания на широко раскрытые глаза. Стирает, уже начавшие засыхать, слёзы с щёк и целует холодный лоб, прижимаясь к нему и делясь теплом. Миньярд делает глубокий вдох, будто Нил - то, чем он дышит. Так хорошо. Так нужно. Пальцы порхают по шрамам на щеках, очерчивают каждую полосу от начала до конца по давно изученному маршруту. Снова. И снова. Потому что всегда мало. Они сидят в уютной тишине и почему-то становится теплее. — Эндрю, - сорванным голосом начинает Нил. Миньярд возвращает взгляд и видит. Глаза Джостена - реки эмоций, чувств. Их так много, что становится интересно, как вообще столько всего здесь умещается. Он замечает то самое. Что Нил сказал не так давно и что окончательно перевернуло его мир. Эндрю наверняка знает, какие слова прозвучат прямо сейчас. — Я люблю тебя, - сообщает Джостен, словно это самое естественное, что может быть на свете. И Эндрю наверняка знает, что ответит. — Я тоже тебя люблю. Вот и всё. Прошло несколько жизней, с тех пор, как он слышал эти слова. Несколько столетий, с тех пор, как разочаровался в них и несколько веков, как кто-то убедил его в обратном. Эндрю никогда не думал, что однажды вот так просто скажет это вслух. Но с Нилом невозможно иначе. Каждым шагом, словом, взглядом Джостен неосознанно убедил его, что это нормально. Что испытывать эмоции, проживая их, а не заглушая в самоистязании, правильно. И сейчас, произнеся их, Эндрю действительно верит в то, что говорит. Нил улыбается. Впервые за несколько недель по-настоящему улыбается, как может только он. С ямочками на щеках, тёплыми глазами и лучезарным счастьем. Миньярд совсем немного приподнимает уголки губ в ответной улыбке ровно в тот момент, когда Джостен воровато целует его. Это лёгкость и нежность, что бывает редко, но каждый раз остаётся глубоко внутри. Эндрю уже хочет поддержать игру, тянется ближе, но Нил отодвигается, начиная хихикать. — Я же говорил: вредитель, - принимая свой обычный скучающий вид, говорит Миньярд. — Ты любишь меня, - свободно парирует Джостен. — Я уже жалею, что сказал это. — А я нет. Спасибо, Эндрю, - начинает он, прямо как тогда. Этого слишком много для одного вечера, поэтому на рот Нила в ту же секунду опускается крепкая рука, прерывая дальнейший поток слов. — Скажешь ещё что-нибудь, и я точно тебя задушу. Нил - дурак. Поэтому даже сквозь ладонь Эндрю чувствует его расцветающую улыбку. Пальцы Джостена осторожно ложатся сверху и убирают возникшую преграду, вынуждая отступить. Он двигается ближе, замирая в сантиметре от желанных губ и перед тем как коснуться их, шепчет в пространство между ними: — Я тебе не верю.