Жажда жизни

Летняя пора, и жизнь беззаботна. И ещё только около восьми после полудня, а закат уже путается в пыльной занавеске, что принадлежит окошку мотеля на окраине. Начало жизни, хотя три недели (не) римских каникул и скитаний по штатам подходят к концу. Они сменили бессчётное количество городов и, может и не забрались на L(ove) на знаке Голливуда, но, кажется, вполне исполнили свою американскую мечту. Виктория крутится перед зеркалом в топе, сделанном из (когда-то) его футболки и черной юбке, увешанной цепями и едва касающейся бёдер. На лице длина стрелок перешла границы здравого смысла, а тёмная помада слегка вышла за контуры. Выглядит, как ведьма, как выгнанная с урока школьница, как чёртова рокзвезда. Глядя на неё, Дамиано решает заменить свою гавайскую рубашку неопределенной окраски, купленную за бесценок на местной барахолке, на обычную белую футболку. Кто-то в их паре должен выглядеть скучно и серьезно, и сегодня эта роль на нём. — Мне идёт?! — Вик подмигивает не спрашивая, утверждая. Конечно идёт. Ей идёт всё в этом мире и за его пределами. Любая одежда или полное ее отсутствие. И багровеющее клеймо на шее тоже. И она даже не против, но только до тех пор, пока Дамиано носит такое же. А ещё она говорит, что инфантилизма у мальчишки не убавилось, и, показывая на свои коленки, напоминает, что они все ещё разбиты, вообще-то, и виноват в этом он, конечно же (конечно же), потому что предложил взять скейт на какой-то калифорнийский пляж с кривым спуском. И он соглашается с обвинением, продолжая дуть и аккуратными крестиками лепить на её кожу розовый лейкопластырь с красными сердечками. Двумя часами позже их встречает звёздное небо, неприметный фасад бара без вывески и милый вышибала на входе. Чудом не опоздав на концерт местной группы они пытаются затеряться в толпе и горят, как в последний раз. Всё вокруг в разноцветном, режущем глаза неоне. И песни ужасные, а слова в них — едва различимые, но определенно про любовь (а как иначе). И завтрашнего дня нет. Атмосфера буквально кричит, что, ещё несколько минут, и это место действительно взлетит. Выходят на улицу только когда головы уже совсем идут кругом, а души порываются покинуть тела. Избавляют шумное заведение от своего присутствия, оставляя его на растерзание ночи. На адреналине и паре стаканов виски Виктория вещает что-то в такой манере, словно ей забыли вколоть дозу галоперидола. Пустая трасса и время за полночь ощущаются так, будто во всем мире больше никого, будто июль будет вечным. Они двигаются вдоль дороги к мотелю, и под бесконечно-бессвязный поток её сознания Дамиано думает о том, насколько он любит такие моменты. Насколько он любит жизнь. Насколько он любит ее. И, вообще-то, гораздо сильнее, чем жизнь. И он умереть готов за этот поцелуй на едва освещенной обочине. Жаркий, горький, как полынь, которой почему-то пахнет в пустыне, и сладкий одновременно, как cherry blossom на её шее. На рассвете в шестом часу под фоновое радио, что навека прибито к бежевой картонной стене, она дремлет у него груди. У Дамиано сна ни в одном глазу. Слушает ее сердцебиение, что мешается с глухим инди-поп, и борется с адреналиновым желанием танцевать до изнеможения. Наслаждаться моментом и жаждой жизни.