What about Now?

В открытое окно врывался сухой летний ветер, шурша бледно-жёлтыми занавесками. На белых стенах больничной палаты играли оранжевые солнечные зайчики, они игриво носились друг за другом, совершенно не подозревая, что это не то место, где можно так себя вести. В палате было всего две кровати, и только одна из них была занята. Лежащий на ней человек находился без сознания. Синие волосы топорщились из-за повязки, на скуле виднелся белый квадрат пластыря, смуглая некогда кожа на данный момент была сероватого оттенка. Над головой молодого мужчины пикали всевозможные приборы, отслеживающие его состояние. В воздухе витали резкие запахи лекарств, ими пропиталось абсолютно всё. И мебель, и белоснежное постельное бельё, даже синие волосы парня нестерпимо пахли медицинскими препаратами. Внезапно с тихим скрипом открывается дверь и внутрь заходит посетитель. Кроваво-красные волосы кое-как причёсаны, под карминовыми глазами залегли глубокие тени, порез на щеке заклеен телесным пластырем, а в уголке губ виднеется трещинка с запёкшейся кровью. Стоило парню увидеть синеволосого, он судорожно закусил губу и свёл брови на переносице. Схватив здоровой рукой перебинтованное запястье, мужчина некоторое время топчется на пороге, прежде чем решается подойти к постели. Некоторое время он смотрит на осунувшееся лицо мужчины и только потом садится на стул и неуверенно, будто боясь сломать или поранить, берёт в руку холодную, безжизненно лежащую ладонь и крепко сжимает на ней пальцы. В палате снова становится тихо, слышно лишь как разбиваются капли лекарства в капельнице. Этот звук раздражает. Он совершенно не нравится Кагами. Ему кажется, что с каждой упавшей каплей жизнь уходит из тела его напарника и любовника. Глаза предательски жжёт, и мужчина пытается проморгаться, чтобы прогнать слёзы. - Боже, какой-же ты холодный, Аомине, - хрипло шепчет он и невесомо касается пальцами повязки на лбу синеволосого. – Прости… прости меня… это я виноват… не спас, не уберёг! – Тайга жмурится и тихо всхлипывает. Сил терпеть больше нет. Эмоции так и рвутся наружу, но офицер пытается успокоиться, уговаривая самого себя, что если он сейчас разрыдается, это будет означать то, что он сдался. А в его случае сдаваться нельзя. Нужно верить и стоять до конца. Перед глазами снова пролетают сцены, которые ему хотелось бы забыть. - Эй, Бакагами, я уложил на одного больше, ха, выкусил? – на загорелом лице расцветает ослепительная белоснежная улыбка, а сапфирные глаза сверкают неподдельным и таким детским счастьем. Аомине всегда был таким. Ещё со школы они постоянно соревновались кто из них лучше и в спорте, и в отношениях с девчонками, и вообще в чём бы то ни было. А когда поступили на работу в полицию, этот вечный спор продолжился. Только теперь было одно «но». Они больше не соревновались в том кто больше закадрит цыпочек, потому что были вместе. Кагами закатывает глаза и устало улыбается. Он рад видеть Дайки таким счастливым. Как же порой мало человеку надо для счастья. - Я рад за тебя, Ахомине, - хмыкает он в ответ, доставая рацию. И тут его внимание привлекло какое-то движение сбоку от любовника. Один мафиози, которого они не заметили во всей этой кутерьме, появился позади синеволосого. Тайга роняет рацию и выхватывает пистолет, но слишком поздно. Рука бандита уверенным движением вгоняет нож по самую рукоять в бок полицейского. Глаза Аомине широко распахиваются, он будто в замедленной съёмке опускает взгляд на кровавое пятно, которое очень быстро расползается по светло-голубой рубашке, некоторое время отрешенно смотрит на него, а потом поднимает взгляд и смотрит на напарника. Вмиг побледневшие губы чуть приоткрываются, и до чуткого слуха красноволосого офицера долетает одно единственное слово, произнесённое сиплым шёпотом: - Та-йга… - и закатив глаза, мужчина падает на грязный бетонный пол. Звучит выстрел и мафиози падает следом, как подкошенный, а Кагами бросается к Аомине и, падая на колени, подхватывает его тело на руки. - Ахомине, Ахомине, ты меня слышишь? Дайки, чёрт возьми! – зовёт Тайга, но всё напрасно. Аомине болтается в его руках, как тряпичная кукла, не подавая признаков жизни. Страх накатывает волной на красноволосого, и он прижимается к груди ухом, пытаясь услышать биение сердца, но из-за нервозного состояния он не может ничего расслышать. С губ помимо его воли срывается отчаянный крик… Ком подкатывает к горлу и Кагами сжимает в кулаке рубашку на своей груди. - Дайки, прости… Это я виноват… - снова извиняется он, с тоской глядя на синеволосого. Полицейскому хочется кричать. Хочется сорвать голос до хрипа, но кричать до тех пор, пока Аомине не проснётся, пока не откроет глаза и не назовёт его придурком, как это обычно бывает. Хочется выть подобно дворняге, которую избили нерадивые хозяева и выкинули на лютый мороз подыхать. Страшно. Больно. –Дайки… я… я не знаю, что мне делать… Я не знаю, как жить дальше, если… если ты… твою мать, да я даже думать не хочу о том, что будет, если тебя не станет. Поэтому ты должен жить, слышишь меня? Чёрт, ты же Ахомине! Ты просто обязан выжить. Ты же сам говорил, что тебе всё нипочём! Или ты врал? Неужели ты врал, Дайки? Почему, ну почему ты не приходишь в себя? Чёрт, Ахомине… если ты умрёшь, я последую за тобой… Кагами замолкает, и не в силах больше смотреть на восковое лицо своего возлюбленного, отворачивается к окну. Солнце медленно, но верно прячется за высотками, а небосклон окрашивается тёмными, холодными оттенками, такими же холодными, как и руки Аомине. Тайга до хруста сжимает чужие пальцы, ему так страшно не было ещё никогда. Даже на опасных заданиях он не ощущал подобных чувств. Мужчина тяжело вздыхает и до крови закусив губу, поворачивается к Дайки. Ему хочется, чтобы именно сейчас, когда он, обернётся, синеволосый открыл глаза и вымученно улыбнувшись, обозвал его таким раздражающим, но ставшим за столько лет родным «Бакагами». Но чуда не происходит, лицо Аомине остаётся всё таким же безмятежным и неживым, как у манекена. Тихо взвыв, красноволосый сползает на пол и встаёт на колени перед постелью. Сухие, потрескавшиеся губы касаются холодных пальцев отчаянными поцелуями. - Ахомине, ну почему… почему это должен быть ты? Почему? Я бы сейчас всё отдал, чтобы оказаться на этой чёртовой койке вместо тебя… этого не должно было произойти. Ты же всегда выходил сухим из воды, тогда почему в этот раз всё сложилось подобным образом? – шептал Тайга, прижимаясь лбом к простыням. Продолжая бормотать что-то безсвязное, офицер не заметил, как дрогнули чужие пальцы в его ладонях. А шелестящий голос ему сначала показался игрой его воображения. - Чёрт, Бакагами, ты не мог бы заткнуться, а? Резко вскинув голову, красноволосый во все глаза уставился на пробудившегося Дайки. Любовник смотрел на него снисходительно даже в таком тяжёлом состоянии. - Ты… ты жив, - только и смог проговорить полицейский. Аомине слабо ухмыльнулся и с большим трудом проговорил: - Можно подумать я бы подох от эт… Но Кагами не дал ему договорить, он молниеносно подскочил на ноги и обрушился сверху на напарника. Прижавшись щекой к плечу мужчины, красноволосый зажмурился и дал выход своим чувствам. Горячие слёзы потекли по бледным щекам, орошая больничную рубашку Аомине. Когда парень закинул на него ногу и обнял рукой за шею, Дайки болезненно поморщился. Рана дала о себе знать острой болью. - Чёрт, Бакагами… у кого-то здесь ветер через дырку в боку сквозит, если не забыл. Нельзя аккуратнее? Снова услышав голос напарника, Кагами всхлипнул, и его тело стало содрогаться от беззвучных рыданий. - Ну чего ты? – спросил синеволосый, с большим трудом поднимая руку и зарываясь пальцами в жёстких прядках. – Хватит уже истерить в самом деле. - Я думал… думал, что ты погиб, - завыл Тайга, утыкаясь носом в загорелую шею и оставляя на ней влажные и солёные из-за слёз поцелуи. - Да чёрта с два я сдохну от какого-то ножичка, - фыркнул полицейский и опустил взгляд на плачущего любовника, а на его лице появилась такая непривычная для него ласковая улыбка. Его ждали, за него переживали. Это осознание разлилось приятным теплом в груди и Дайки вдруг понял, что у него есть для кого жить. Ради этого человека он выкарабкается и не из такой задницы. - Я рядом с тобой, Бакагами. Всегда буду рядом, слышишь?