Считая дни

Долгие гудки из телефонной трубки звучат раздражающе, но Мэй терпеливо ждет, вертя в свободной руке бейсбольный мяч. После тренировки, душа и ужина у него есть немного времени, чтобы поболтать по телефону и получить перед сном порцию приятных эмоций, которых сейчас особенно не хватает. Предпоследний семестр школы дается ему так же муторно и тяжело, как все предыдущие. Мэя никогда нельзя было назвать образцовым школьником, ему не нравилось учиться. Все эти книжки, скучные библиотеки, исписанные сложными формулами грифельные доски — не его. Его — это бейсбол, и единственное, что хоть как-то скрашивало перспективу скорых выпускных экзаменов, мысль, что после них Мэй сможет всю оставшуюся жизнь посвятить спорту. Просто играть, тренироваться, побеждать и никогда больше не прикасаться к ужасным тестам по математике. Он ждет двадцать, тридцать секунд, хмурится, когда непринятый звонок сбрасывается, и недовольно бубня под нос набирает еще раз, готовясь высказать все, что думает. Но как только слышится знакомый голос, желание ворчать сметает подчистую. — Привет, Мэй. — Маса, — расплывается в улыбке Мэй, слыша тяжелое дыхание на другом конце. — Чем ты там занят? — Уже ничем, только что пришел домой. На улице снег и ужасно холодно, руки чуть не отморозил, пока нес… — Масатоши шумно выдыхает, делает короткую паузу и добавляет тише прежнего: — Я решил, что… Все равно было нужно… В общем, я… Купил футон. Большой. Мэй сглатывает чувствуя, что чужое смущение заражает и его, но ни капли неприятного в этом смущении нет. Наоборот, в груди и животе зарождается щекотное тепло, от которого хочется жмуриться и улыбаться шире. Этого чувства Мэй и ждал. В съемной квартире Масатоши на Хоккайдо, выделенной командой, почти не было мебели, когда он только переехал, и футон пришлось покупать самому. Первый был достаточно большим для одного рослого парня, но в те два раза, когда Мэю удавалось приехать погостить с ночевкой, его размеры становились проблемой. Не то чтобы в те ночи им удавалось много спать, но… — Круто, — Мэй закусывает губу и переворачивается на бок на кровати, представляя, какое выражение лица сейчас может быть у Масатоши. Когда Мэй закончит учиться и тоже переедет на Хоккайдо, большой футон им очень понадобится. — Хочу его опробовать. На том конце раздается еще один глубокий вздох. — Я тоже, — негромко говорит Масатоши, и то, с какой интонацией он это делает, едва не заставляет Мэя застонать в голос. От радости, что эти приглушенные, но искренние слова вообще звучат, и от разочарования, что их нельзя воплотить в жизнь сегодня же. Как же хочется быть там, рядом. Как же хочется, чтобы следующий год поскорее начался, прошли экзамены, и Мэй снова оказался в одном городе и в одной команде с человеком, который двумя короткими словами способен заставить его чувствовать весь этот вихрь эмоций. — Когда ты вернешься в Токио? — задает он главный на данный момент вопрос. При всех невероятных способностях Мэя, заставить время идти быстрее он не может, поэтому правильнее сосредоточиться на том, что произойдет скоро. — Только под Новый год. — Под Новый год это уже сейчас, Маса. Вам сказали, когда закончатся тренировки? — Да, — цыкает тот, и Мэй может легко представить разочарование, написанное на его лице. — Двадцать девятого декабря. Двадцать девятое декабря. Как же поздно… Зачем держать команду на тренировках до последнего для Мэя настоящая загадка, но менеджеры Масатоши явно не собирались отпускать игроков на каникулы раньше времени. Но какой в этом смысл?! Зимой все равно межсезонье! Вся ситуация ужасно злила, потому что если бы Масатоши отпустили в Токио сейчас, у них с Мэем было бы время побыть вдвоем, а так получается, что даже в небольшой промежуток между окончанием учебы Мэя и началом празднования с семьями у них не будет ни дня. Родители Мэя собирались поехать на празднование и последующие выходные к сестре в Сендай и, конечно же, Мэй не может отказаться и не поехать с ними. Ему хочется увидеться с сестрами и племянникам и хорошо провести время всей их большой семьей, но и Маса… Мэй скучает и по нему. Не встретиться ни разу на праздниках будет просто ужасно. — Поскорее бы закончить учиться, — в сотый раз за последние месяцы раздраженно повторяет он и сжимает в пальцах ни в чем не повинный мяч, думая, что можно сделать. Внезапное решение приходит в тот же момент, когда Масатоши начинает говорить. — Маса!.. — Мэй… — перебивает тот, и Мэй замолкает, но Масатоши говорит ему продолжить. — Давай, ты первый. — Вообще-то, я могу приехать к тебе! — Мэй настолько воодушевлен, что даже садится на кровати, удивляясь, как эта простая, но гениальная мысль сразу не пришла ему в голову. Конечно, он рассчитывал, что Масатоши освободится раньше и сам вернется в Токио, но если у него не получается, ничего не мешает Мэю просто напросто поехать в Саппоро! Кроме родителей, разве что. Но им он уж точно найдет, что сказать. — Маса, это ведь отличная идея! Что скажешь? — Я хотел предложить то же самое, — хмыкает тот в трубку. — Но не был уверен, получится ли у тебя отпроситься. — Обязательно получится! — горячо заявляет Мэй, уже представляя себя через пару дней на том самом футоне, который сегодня Масатоши тащил по морозу. — Я могу поехать сразу, как закончится учеба, хоть в тот же вечер сяду на поезд! — Мэй, не вздумай заставлять родителей волноваться. Как ты им это объяснишь? — Скажу, что хочу лучше познакомиться с командой, с которой меньше чем через полгода подпишу контракт, — сходу придумывает Мэй, зная, что эта ложь стопроцентно сработает. Мама уже смирилась с его внезапным, но бесповоротным решением идти в Файтерс, а узнать команду звучало и впрямь логичным планом. Идея должна ей понравиться. А уж как она нравится Мэю… Возможно, Масатоши действительно возьмет его на одну из последних тренировок, если тренеры разрешат. Как же круто звучит! Теперь осталось дотерпеть два дня учебы и не завалить последние тесты. — Мэй, я серьезно, не заставляй родителей волноваться… — Угу, — перебивает тот. — Мы даже можем поехать обратно вместе на одном поезде. Я выйду в Сендае, а ты поедешь дальше до Токио… — Мэй… — Или можешь остаться в Сендае со мной, скажу родителям, что ты там проездом, и попрошу, чтобы сестра разрешила остановиться у нее. У нее большой дом, места должно хватить… — Мэй, — уже тверже прерывает Масатоши, и Мэй недовольно останавливается. — Да что такое? Я же сказал, что все объясню родителям. Они будут в курсе, что в Саппоро я не один, а с тобой. Почему ты волнуешься? — Я не волнуюсь, просто хочу, чтобы ты не делал ничего необдуманного. — Я и не собираюсь, — начинает раздражаться Мэй, хмурясь в пространство. — Я просто хочу поскорее увидеться и рад, что это может произойти. Мы последний раз разговаривали вживую в октябре, меня уже достало висеть на телефоне. Я соскучился. — Мэй… — тянет Масатоши, и Мэй продолжает хмуриться, пытаясь разобрать, что звучит в чужом голосе. Масатоши говорит глухо и несмело. Стесняется. И тоже скучает. — Я тоже хочу увидеться, но не хочу, чтобы у тебя были проблемы. — Не будет у меня никаких проблем, — вздыхает Мэй. — Сейчас моя единственная проблема в том, что я не могу тебя обнять. Воцаряется пауза, и Мэй гадает, что пересилит в Масатоши — сдержанность и смущение или желание сделать Мэю приятное, сказав, что для Масатоши невозможность обнять его тоже главная проблема. — А как же тесты? — Масатоши выбирает первое, и хотя Мэй немного разочарован, он знает, что скучный вопрос не означает, что Масатоши не соскучился. Мэй снова ложится на кровать и поднимает руку, с все еще зажатым в ладони мячом, трогая костяшками пальцев металлические перекладины верхнего яруса. Какой же он везунчик, что второй и третий год школы ему удавалось жить в комнате одному. Хотя, жить вдвоем с Масатоши, наверное, было бы тоже неплохо. — С тестами я легко справляюсь, — отмахивается он, хотя оба понимают, что это не так. — Если завалишь хоть один, придется ходить на пересдачи. — Я в курсе, — кривится Мэй. — До конца года осталось немного, не расслабляйся раньше времени. — Ты можешь сказать мне что-нибудь хорошее? — недовольно спрашивает он. — Я не хочу говорить про учебу, меня и так от нее тошнит. Мама каждый день звонит и спрашивает про оценки, если это будешь делать и ты, я повешусь. — Как раз собирался про них спросить, — хмыкает Масатоши, и Мэй закатывает глаза. Иногда ему кажется, что Масатоши врет, и на самом деле ему не восемнадцать, а девяносто, потому что как можно быть настолько нудным в его возрасте? Неужели ему правда интересны какие-то там оценки? — Так что с результатами? — упрямо спрашивает он, и Мэй кисло цыкает. — Нормально все, — по большинству предметов набранных баллов едва хватает на вожделенное «зачтено», но какая разница, на сколько он перепрыгнул порог? — Карлос каждый вечер хочет меня прибить, но все равно помогает. Не представляю, что ты ему пообещал, но тебя он, наверное, ненавидит уже так же, как и меня. — Передай ему мои благодарности, — тяжело вздыхает Масатоши. — И скажи, что он молодец. Мэй переворачивается на бок, недовольно поджав губы. — Почему Карлос молодец, а я — нет? — Ты тоже молодец, но тебе я это собираюсь сказать лично, когда мы увидимся. — А может, мне надо прямо сейчас, — бубнит Мэй, потому что это нечестно. Почему Масатоши в разговоре с ним хвалит Карлоса? — Я даже не знаю, когда мы увидимся, ты же не хочешь, чтобы я приехал в день окончания экзаменов. — Мэй, я хочу, — возражает Масатоши. — Если получится — приезжай. Но только при условии, что разрешат родители. — Они разрешат, даже не сомневайся, — пожимает плечами Мэй, прекрасно зная, что у них просто не будет выбора. Встать между ним и Масатоши не выйдет ни у учебы, ни у бейсбольных контрактов, ни у расстояния, ни у родителей. — Я приеду. — Хорошо. Тогда я спрошу у тренера, можно ли позвать тебя на одну из последних тренировок, — вдруг добавляет Масатоши, и Мэй от удивления открывает рот. — Если хочешь, конечно. А можно не хотеть?! — Маса, я только что об это думал! — выпаливает он. — Конечно, хочу, обязательно спроси! — Хорошо, — по голосу слышно, что Масатоши улыбается, и Мэй опять борется с невыносимым желанием уткнуться лицом в подушку и застонать в голос. Когда уже этот год закончится, когда у него будет возможность обнимать Масатоши в любой момент, когда тот говорит или делает что-то, что так явно демонстрирует, как он относится к Мэю? — Маса, ты лучший, — чувствуя, как от эмоций распирает грудь, ноет Мэй. — Хочу поскорее увидеться. — И я, — глухо отвечает Масатоши и через паузу добавляет: — И еще не хочу распаковывать футон один. Дождусь тебя. Все, на что хватает Мэя, прежде чем он утыкается лицом в подушку, это короткое «угу».