Последний раз

— Ты уверена? — Ага, давай только скорее, уже четыре. Нам надо нормальными домой дойти. Так странно. Раньше домом для Алины была ее квартира. Теперь дом — это когда рядом с Софьей. Наверное, именно так должно быть. Алина обязана ей. Соня спасла её. Или потянула на дно. Она ещё не определилась, что происходит. Наконец Алина улыбается, глаза сияют — должно быть впервые так за последние два месяца. С момента встречи с ней… Они сидят на ступенях главной площади, каждая ночь только их. Соня получает особый вид кайфа, наблюдая за тем, как Алина после затяжки сначала ложится на ступени, подёргиваясь, закусывает фалангу пальца и медленно вытаскивает его изо рта, размазывая помаду по щеке. Самое время получить реальную дозу. Соня почти затягивается, но чей-то белый силуэт мелькает за кустом и исчезает. Стоит подождать. Галлюцинации, впрочем, ничего плохого не делают. Они даже классные. Но эта была какой-то моментально-реалистичной. Возможно реальный человек. Становится подозрительно тихо. Уходить. Туман застилает глаза Алины, но несколько мгновений мозг все ещё транслирует танцующие на стенах буквы. По телу разливаются волны. Еле заметные подкатывают к горлу, проходятся по рукам. Слабость окутывает Алину, погружая на неизвестную глубину. Кромешная тьма. Она идёт по коридору. Коридор ли? По колено в воде. Что-то мерзкое, чёрное, липкое сочится из потолка, перебирается на стены, на водную гладь, на тело. Подбирается к лицу и наконец берёт контроль над организмом. Проникает внутрь через приоткрытый рот и глаза. Невозможно дышать, черная дрянь заполнила собой лёгкие, не оставив шанса на дыхание. Она погибает. Перед глазами в последний раз мелькает рыжий фантом девочки. Соня рассыпает траву, будучи почти в трезвом состоянии, но все же не сильно сконцентрированной. Однако сейчас ее это не особо волнует. Она пытается поднять Алину, тянет ее за руки, заодно прощупывая пульс на запястьях. Рукава длинной серо-белой рубашки спадают к локтями, и Софья видит порезы на предплечьях. На левом значительно больше. Алина резко выдыхает, в страхе приходя в себя. То ли боль в руке, то ли страшный приход заставил её очнуться. Но она по-прежнему под кайфом. Соня матерится про себя и вслух. Ей легче, когда Алина просто подчиняется её воле, идёт, пусть немного криво, что-то говорит. Про солнце, про рыжих, про старую квартиру. Про Женю. Соне больно слышать это имя, оно как будто разрезает сердце. Но до ушей Софьи долетают оскорбления в его сторону. — Алина, ты меня слышишь? — Да, солнце. — Ты меня понимаешь? — Да. Наверное, да. — Тогда послушай меня. Останься здесь, подожди меня. Я сейчас вернусь к тебе, — Алина садится рядом с подъездной дверью дома около площади, куда привела её Соня. — Если кто-то будет проходить мимо, закрывай глаза. Ясно? Повтори. — Закрою глаза, подожду тебя, — Алина со ступени дотягивается только до ключиц пригнувшейся Софьи, поэтому целует туда и чуть выше, в шею. Алина беспечно откидывается на кирпичную стену и прикрывает глаза. Соня молится, чтобы в такое утро все спали или хотя бы не бродили в этом районе. За несколько минут она возвращается на площадь. Вокруг ни души. Но тишина пульсирует вокруг, отзываясь тревогой в голове. Соня пристально оглядывает пространство. Вот! За колонной с потрескавшейся краской виден кусочек белой кепки. Наблюдатель, вопреки ожиданиям, выходит из укрытия и идёт прямо к девушке. Софья беспокойно заламывает пальцы в карманах яркой ветровки. Она не двигается, даже не пытается уйти или убежать. Что-то подсказывает ей, что так уверенно к ней может идти только тот, кого она знает. — Привет, Сонечка. — Хмурый? — парень приподнимает кепку, опускает белую маску. Он полностью одет в белое, отчего у Сони болят глаза. — Жива ещё, — с неким облегчением произносит он. — Алина твоя как? — Здесь недалеко, отходит. — Ясно, ничего нового. Сама-то нормальная? — Да. Но очень хочу это исправить. Есть что-нибудь не на доставку? — из кармана джинсов Соня достает две пятитысячные. — Где-то здесь последнее потеряла, представляешь. — Есть, но опасно. Отходняк, говорят, жёсткий. А можешь вообще не проснуться, — Хмурый вытягивает деньги из рук девушки, из сумки достает несколько таблеток в блистере. Он знает, что Соню мало заботит, сколько это стоит на самом деле. — Хорошо. Давай две, Алина тоже будет. Соня снова идёт к дому, заворачивает за угол, входит во двор. Алина ждёт её, как и обещала, только немного отошла, а может отползла от двери. Софья не делится тем, что добыла. Кладёт свою таблетку на язык, а Алинину прячет в кармане — переживает, как бы не было передоза. Два девичьих тела со сплетёнными руками медленно опускаются на асфальт. Плевать, что кто-то может смотреть из окна или выйти из подъезда. Серьёзно. Это то, что волнует меньше всего. Алине хочется спать и она прислушивается к своим ощущениям, прикрывая глаза. Соня напротив не может расслабиться. Ей хочется сделать что-то для своей девушки, что-то хорошее. Добавить каплю ванильного сиропа в этот огромный чан с едким черным мазутом, который разъедает кожу и, кажется, мозг. Как хорошо, что ему не добраться до сердца. Поэтому она кое-как приподнимается и наклоняется к ближайшим растущим цветочкам, по цвету прямо как её волосы. Их название вертится на языке, но никак не желает вспоминаться. Как только пальцы помнят эти сложные алгоритмы плетения венка? Ни одной запинки — идеальное украшение готово. Соня кладёт венок на неприкрытый топом живот Алиночки, та не реагирует. Наконец наркотик начинает действовать в полную силу, проявлять себя во всей ужасающей красе. Поначалу изо рта Алины течёт кровь. Спускается тонкой струйкой по скуле куда-то к уху, приобретает графитовый цвет. Софье безумно хочется стереть её с лица девушки, но руки не слушаются, тело вообще больше не принадлежит ей, она вся во власти маленькой таблетки. После исчезают дома — все, что были вокруг. Вместо них — поле. Такое красивое, бескрайнее, какое они вдвоем посещали месяц назад. Сквозь пелену дурмана прорываются воспоминания о клятве, которую девушки дали там друг другу. О бесконечной любви, о доверии, о том, что их могилы будут здесь. Особую теплоту вносит тот факт, что и Соня, и Алина были абсолютно трезвы. Ни грамма порошка или травы, ни миллилитра алкоголя. Теперь Алина лежит перед Софьей посреди этого поля. Соне неприятно. Это вообще ощущается как оскорбление, ведь поле было символом чистоты во всех смыслах слова. Венок на мерно вздымающемся животе смотрится обворожительно. Но пара мгновений и тот превращается в траурный. Нет, нет, нет. Чёрт. Так не должно быть. Никогда, ни за что. Не таким образом, не при таких обстоятельствах. А как же их мечта? Одна на двоих, как последняя сигарета из пачки, купленной на последние деньги. Они ведь хотели… Нет! Они хотят создать группу, где Соня будет петь, а Алина играть на барабанах. Они позовут Хмурого, потому что с его талантом не дилером нужно работать. И Алина обязательно придумает название, как только очнётся. Что-то внутри Сони уже в который раз говорит о том, что пора завязывать, иначе в один момент Алина или она сама будет стоять над могильным камнем своей девушки и проливать слёзы. И никакие уговоры, никакие таблетки и порошки не помогут. Чёртово поле из беззаботных воспоминаний превратится в омерзительную сухую гору бесполезных трав. Наркотик всё же позволяет Соне пошевелить рукой. Такое разрешение она использует, чтобы достать таблетку, купленную для Алиночки и выбросить её куда-то далеко. Соня снова берет руку Алины. Соня находит пульс на чужом запястье и успокаивается. Соня клянётся, что это последний раз.