Мое маленькое солнце

      Странный переулок, обложенный старинным кирпичом, исполненным в готическом стиле, становился все меньше и меньше с каждым шагом темного плаща, устремляющегося в белый свет. Свет с каждым шагом отстранялся на еще пять таких же, хотелось хоть кончиком пальца прикоснуться к нему. К нему тянула какая-то сила, вложенная в каждый блик коротких лучей малого светила. Да, это было подобно маленькому солнцу, уместившемуся в сужающееся пространство. Наш герой и не герой вовсе, просто случайный прохожий, повернувший не туда в затопленном переулке ночного Лондона. Капюшон сдавливал голову, хотелось оторвать его со швами, но внимание все же почти полностью перешло к свету.       — Мое маленькое солнце, — проговаривал путник. Его пальцы скручивались в неестественных позах, но боли замечено не было. Кровь словно бы утекала с его ладоней и до самых плеч. Он находился на нервах, трепет охватил его, а как с ним управиться он не знал, раскрывая рот от удивления и выпучив глаза так широко, что белый свет просто сжег его веки. Теперь они никогда не отвернут свой взгляд от этого великолепия, созданного Богом.       — Мое маленькое светило, — продолжал он, иногда не замечая, как прокусывает язык до такой степени, что он чуть ли не падает с изношенными мимическими мышцами. С новым предложением, нет, даже не так; с новым словом, что высыпает низкорослый мужчина, его язык отсыхает, становясь темнее и темнее, уходя в оттенки фиолетового.       — Мое маленькое чудо, — его ноги стерты в кровь, ведь подошва на его туфлях начала отслаиваться с его же кожей. Все потому, что шаги мужчины были настолько невысоки, что ступни его прикипели к обуви. Однако и там красная жидкость перестала течь, уходя видимо к сердцу. Оно продолжало фильтровать кровь, но уже не прогоняя её по телу. Только забирая, вместе с остатками кислорода, коего становилось куда меньше, ибо пространство стало еще уже. Сюда мог попасть только самый настоящий карлик.       — Мое маленькое счастье, — лицо мужчины охвачено в безумной улыбке, растекающейся кончиками рта к мочкам ушей. Ныне он безумец, увидевший в этом свете что-то настолько невообразимое, что-то настолько невероятное. Возможно, он увидел там осуществление всех его мечтаний и желаний. Все, что он хотел до самой сокровенной струны его души, находилось там. Это был Рай, отобранный Создателем, от нас, низших тварей. Глядя на светило, желания только усиливались и скорее всего именно они уродовали его тело. До такой степени, что он превращается в комок мяса.       — Мой маленький Эдем, — скатываясь в маленький комочек, он почему-то все еще был в состоянии говорить. Но как? Все просто: это не его тело. Так выглядит человеческая душа. Именно, это — просто фарш, обросший мясом и костями. Оболочка выглядит обманчивее, она утаивает за собой тайну мироздания и сущности человека, от которой путник уже избавился, представ пред тобой, читатель, в своем подлинном обличии. И ты таков, и я таков, но это уже неважно. Душа нашла свой рай, попадя в то место, где все ее желания будут исполнены, только свет, почему-то, становится темнее.