Сколько месяцев в году они мотаются по свету с концертами? Восемь? Девять? За это время можно зачать и выносить ребенка, но кое-кто детей не хочет. Кое-кто всего себя посвятил музыке и группе, которая стала делом всей его жизни и сбывшейся мечтой. Потому и не согласится растрачивать свои силы на каких-то там детей и сопутствующие им хлопоты.
Торильд сидела в тени за кулисами, и уже буднично наблюдала за очередным из выступлений сабатонов в очередном туре — медик должен быть всегда на месте на случай чего — тоскливо вздыхала перебирая невесёлые мысли.
За время работы с группой она уже привыкла и к оглушительной музыке и к выстрелам пиротехники и к мастерству парней. Люди перед сценой видели жизнерадостных крутых музыкантов, которые играют и в то же время успевают шутить, прикалываться друг над другом, с поразительной легкостью носиться по сцене, как угорелые и трясти хаерами или приседать чуть не в шпагате, но она видела и другое. Десятки часов репетиций и подготовки, недосыпа и сна в черт пойми каких условиях, километры и километры дорог. Усталых, злых, голодных или болеющих Криса, Йоке, Тоббе, Ханнеса и Пэра, которым в какие-то моменты катастрофически нужны даже те пару часов сна в неудобном автобусе или кофе и банальный бутерброд, всунутые в руки на бегу, ибо иначе поесть не успеют вообще. А иногда лекарства и медицинская помощь, ибо выступление отменить нельзя, травмы и болезни случаются со всеми, а в подобном состоянии много не сыграешь…
Бах! Заряды пиротехники по краю сцены выбросили длинные снопы искр и дыма. Торильд вздрогнула, Ханнес вскинул палочки и стал отбивать отрывистый, злой ритм Призрачной дивизии. Торильд скривилось — ей не нравилась эта песня. Слишком агрессивная. Гитаристы подхватили вступление и вертящейся гранатой на сцену из-за противоположных кулис вылетел Йоаким. Пробежал от края к краю, подскочил сначала к Крису, затем — к Тоббе, дёрнул того за волосы, пристроил рожки из двух пальцев, что-то сказал ему на ухо и тот одобрительно закивал. Потом снова к Крису, но ничего сказать уже не успел — пришло время его партии и он запел.
Перебежал к Пэру — тот стоял ближе к краю сцены, вскинув голову и подставив лицо ночному ветру — они в этот раз выступали на открытой площадке. Когда дошло дело до припева — они перебрались к микрофону на стойке и Йоке приобнял за плечи басиста, когда тот тоже запел.
После призрачной дивизии играли En Livstid I Krig. Очень красивая и проникновенна песня о человеке, который ушел на войну и понимает, что уже не вернуться ему домой. Что погибнет он за родину, но некому там будет его оплакивать.
Сундстрем вышел на передний край сцены, встал, широко расставив ноги, стал призывно размахивать свободной рукой, раскачиваясь в стороны, приглашая фанов петь с ними и вместо них. И они запели. Повторяли строчки песни вместе с Йоакимом, а потом продолжили вместо него, освещая темноту перед сценой мириадами огней от телефонов.
Пэр стоял, раскинув руки перед этим колышущимся морем света, трогательно-маленький по сравнению с ним и сценой, маленький, но непробиваемо-сильный, упорный, сумевший поднять вместе с друзьями группу до таких выступлений на больших площадках. Он смотрел на людей внизу, протягивал им руки в перерывах между партиями, играл и во всех его движениях и жестах чувствовалось вдохновение и едва сдерживаемое ликование.
Торильд с теплотой наблюдала, как он перебегал по сцене с места на место легко, и будто в танце кружился иногда вокруг себя, вскидывал гитару вверх, задирая голову — тогда волосы спадали ему едва не до поясницы. Как вставал к микрофону на стойке и подпевал Йоакиму в нужный момент вместе со всеми — разгоряченный и излучающий какую-то невыразимо-притягательную энергию, а когда подбегал к тому краю сцены, где она сидела в тени кулис — становилось возможным ближе разглядеть его лицо и отраженное на нем выражение счастья. Он получал настоящее удовольствие от того, что делал.
Удовольствие…
Непрошенная мысль-воспоминание полыхнула в голове яркой магниевой вспышкой. На прошлой неделе они выступали в Норвегии, в ее родном Бергене и потому Пэр не попал на традиционное афтерпати после выступления.
Она забрала его с собой. Или он ее тогда подбил поехать? Не важно.
У нее, в маленьком одноэтажном домике в восточной части города они наконец остались в полном уединении. Без извечных посторонних глаз и ушей за стенами, без опасений быть замеченными и не дай бог заснятыми на камеру. Едва вошли в дом и она закрыла двери — Пэр развернул ее к себе и поцеловал. Неожиданно горячо и настойчиво как для него, так, что у Торильд онемели ноги и она схватилась за его плечи, чтобы не потерять равновесие.
Пфффф… сцену заволокло густым туманом, послышались первые звуки вступления к песне Wolfpack: Крис и Тоббе за несколько секунд почти по пояс утонули в искусственном дыму, Йоаким снова убежал со сцены, Пэр взобрался на усилитель, чтобы не потеряться окончательно в белом мареве. Стоял, чуть разведя руки в стороны будто пытаясь схватиться за что-то позади себя, пока не началась его партия.
Примерно так же он пытался схватиться за стену, к которой прислонился, искал опору, потому что ноги дрожали и подкашивались. Торильд от нетерпения решила не тратить время на перемещение в спальню, начала прямо в коридоре. Пэр не сопротивлялся. Не пытался больше вывернуться из ее рук или улизнуть, расслабился и сам стал целовать женщину. Всласть, долго, крепко, так что дыхание перехватывало. Его борода колола ей щеки и подбородок, но она не обращала внимание на такие мелочи — слишком долго ждала момента, когда можно будет от души насладиться его вкусом. Он прижимал ее к себе, оглаживая плечи, бока, спину и ниже, она как тень повторяла его движения, зарывалась пальцами в его ещё немного влажные волосы, пыталась раздеть, но он не давался. Не отпускал ее от себя.
Потом, когда от возбуждения стало жарко, все же чуть отстранился и позволил расстегнуть на себе рубашку и светло-синие джинсы — они только успели привести себя в порядок и переодеться после концерта, когда она его утащила.
Торильд ловко справилась с ремнем и застёжками, и сама буквально стекла на пол, села перед ним на колени. Пэр растерянно округлил потемневшие глаза и отступил назад, прижался спиной к стене, понимая, чего она хочет. Она давно хотела, но он не разрешал, не хотел быть замеченным, но здесь, у нее дома можно было позволить. Тут никто не мог услышать или заглянуть.
Когда прикоснулась — он по привычке крепко закусил нижнюю губу, чтобы не застонать, но долго не выдержал. Содрогнулся и коротко ахнул, когда усталое после концерта тело неожиданно остро отозвалось на ее ласку. Судорожно вдохнул, запрокинув голову, зажмурил глаза и задержал дыхание — слишком хорошо, до дрожи в ногах. Выгнул спину и выдохнул с тихим стоном, а ещё через пару минут вовсе перестал себя сдерживать. Хватался только рукам за стену, чтобы не упасть — ноги однозначно подводили.
Торильд не заметила, сколько песен она пропустила, погрузившись в приятные воспоминания, поняла только, что много, и, что последней в текущем выступлении будет Konungens Likfärd. Вернувшись обратно в реальность, она узнала ее первые аккорды, увидела стоящих у края сцены парней. Все, кроме Ханнеса, они встали очень близко к нему, так, что неверный шаг — и можно рухнуть вниз, но они не двигались. Как солдаты почетного караула, отдающие последние почести погибшему королю Швеции, они вытянулись по стойке «смирно». Крис и Тоббе играли так, что движений рук сзади было не заметно, но когда Йоаким запел — ожили, отошли назад и разбрелись по сцене.
Ритм песни был размашистый и раскачивающий, Крис стал мерно прохаживаться туда-сюда, Тоббе обнимался с Йоакимом и они вдвоем пели в один микрофон, Пэр встал в центре сцены, широко расставив ноги и свесив голову, опустил гитару в вытянутых руках вниз и весь будто повис, удерживаемый на невидимых верёвках. Играл спокойно и размеренно, иногда только встряхивал волосами — было заметно, что все они устали к концу выступления, но никто не ошибался в своих партиях. Йоаким пел на шведском очень эмоционально, да и песни из этого альбома на их родном языке звучали естественнее и от того сильнее. Это была история их родины и звучать ей положено было именно на шведском.
Sista färden
Ny tid nalkas
Skall det äntligen bli fred
Men vi blir aldrig det vi en gång var!
Последние строчки песни Йоаким почти прокричал и они все вместе подхватили припев.
Död vid rikets rand, drömmen rann ut i sand, leve Carolus
Buren hem för hand, åter till Svealand leve Carolus Rex.
Последние аккорды Тоббе и Крис превратили в финальное гитарное сумасшествие — кто кого быстрее, Пэр присоединился к ним вместе с Ханнесом, довершая картину звукового хаоса, Йоакиму осталось только кланяться толпе перед сценой.
Через пару минут, когда запал кончился, они уже все вместе подошли к краю сцены, обняли друг друга за плечи и разом поклонились. Потом разняли руки и поклонились снова, кто на сколько уже был способен. Ханнес выбросил фанам свои палочки, Крис и Тоббе — медиаторы, Пэр встал на самый краешек сцены, тоже выбросил свой медиатор и прижал ладони к груди, окидывая всех сияющим благодарным взглядом. Потом вдруг резко переломился в поясе, кланяясь, и так же резко разогнулся, взмахнул длинными светлыми волосами, откинул голову назад.
Там, дома у нее, лежа на полу, он в последний момент похоже вскинулся, разметав волосы.
Им так и не хватило терпения дойти до постели — Торильд стащила с Пэра джинсы вместе с бельем там же, в коридоре, рубашку он скинул сам. Она тоже торопливо разделась. Целуясь, они отошли подальше от двери к облюбованному низкому столику возле зеркала, но на нём устроиться не удалось. Посмеиваясь и чертыхаясь в итоге сползли на пол, на толстый ковер, да там и остались. Торильд так и не вспомнила, когда раньше ей удавалось так долго целоваться с Пэром и когда он был так увлечен процессом и расслаблен. Не стеснялся своей наготы, не прислушивался ни к чему, не шикал на нее, если она делала что-то слишком громко, и был сосредоточен на ей одной.
Они несколько раз меняли положения (может, проще было перебраться в постель?) но для этой мысли не нашлось места в головах обоих. Торильд то оказывалась сверху и в процессе с упоением вглядывалась в лицо разметавшегося под ней шведа, в его глаза, подернутые сладостной мутью. То уже снизу, обвив ногами его талию, тянулась к нему, стараясь поцеловать, искала губами его рот — он запрокидывал голову, чтобы волосы не падали на лицо, в итоге она целовала его, куда достанет: шею, ключицы, вздрагивала от его сильных движений, стонала сама, кусая его в плечо, не в состоянии толком двигаться в имеющейся позе.
Потом они перевернулись на бок и нашли подходящее положение, в котором обоим было достаточно свободно. Торильд могла смотреть на него и смотрела, но он смутился ее неподходящего ситуации, изучающего взгляда, сгреб в объятия, крепко прижал к себе, движения его стали сильнее и резче…
В таком темпе Торильд продержалась недолго. Через несколько минут со стоном забилась в его руках, задыхаясь и чувствуя, как он сам ускоряется. Когда немного пришла в себя и открыла глаза — увидела его лицо. Он крепко зажмурился, сжал зубы, чуть вздернув верхнюю губу в страдальческом оскале. Понимая, что он на грани, Торильд крепче прижалась к нему, обвила руками его напряжённые плечи и шею, снова подхватила его ритм, задвигалась, потянулась поцеловать — отвернул лицо, а через несколько жестких толчков вдруг распахнул глаза и застонал, как от боли. Все тело его передернулось в сладкой судороге, он запрокинул голову, так что волосы рассыпались по полу, и обмяк, тяжело дыша.
Какое-то время лежали молча, не разлипаясь, потом он пошевелился и пьяно улыбнулся.
— Хороший город Берген. — Пробормотал, и глянул на нее блестящими глазами. Ещё более миловидный, чем обычно, взмокший и довольный, как сытая выдра. — Надо приезжать сюда к тебе почаще.
Торильд только усмехнулась и легонько щёлкнула его по носу пальцем.
Потом они перебрались в постель и ещё какое-то время лежали молча, потом разговорились, снова стали трогать и поглаживать друг друга и Торильд даже подумала, не повторить бы ещё раз уже в нормальных условиях? Но когда заметила, что у Пэра начали слипаться глаза, а движения стали вялыми и неловкими — решила оставить эту затею. Когда он совсем сник и закрыл глаза — прикрыла его до плеч легким одеялом, убрала падающие на лицо волосы, несколько минут полежала, разглядывая его. Тонкие складочки закрытых век, ресницы, густые брови и узкие, красиво очерченные губы — захотелось прикоснуться, погладить, провести по ним пальцами, потом ладонью по колючей щеке, от нее — к чувствительной шее и на плечи, руки… Но она снова себя остановила.
Им обоим нужно было выспаться, потому как утром вставать придется рано. Нужно было успеть вернуться в гостиницу, где остановилась группа, до того, как все начнут собираться в дорогу и искать товарища, ибо за кражу басиста из-под носа посреди тура ей никто спасибо не скажет.
