***
Мицуки была очень гордой матерью. И кто мог винить её? У неё был заботливый, честный муж, которого она любила до смерти, и замечательный, сильный сын, которому был уготован весь мир. Она всё еще не могла поверить, что заслужила такое благословение, особенно учитывая все те недостатки и проблемы, скрытые у неё глубоко внутри. В конце концов, она смогла создать что-то хорошее, не правда ли? Вот почему она всегда купала Кацуки в комплиментах, любви и привязанности. Хотя частично она делала это также, чтобы компенсировать те моменты, когда она теряла контроль и позволяла своему гневу выйти наружу, но Мицуки работала над собой. По сравнению с тем, как она вела себя в старшей школе, она далеко продвинулась. Но главной причиной такого отношения к сыну было то, что Мицуки действительно верила, что Кацуки был самым лучшим ребенком на свете. Сильный, красивый, способный, умный, уверенный… Да ещё и с такой мощной причудой! Не сосчитать, сколько людей делало ей комплименты, говоря, что Кацуки был рождён стать героем. И как после этого мать не должна была позволить таким мыслям запудрить ей голову? Она всегда плохо себя контролировала, никогда не умела делать всё в меру. Она позволила всему этому ослепить её. Глупо, да? Затем начали накапливаться вроде бы мелкие вещи… резкий комментарий, фраза, из-за которой она чуть ли не огрызнулась, синяки на его коже, упрямые ответы, раздраженный цык языком… Маленькие вещи, которые должны были сказать ей, что происходит, заставили бы её понять. Однако… она не желала их видеть. Кацуки, возможно, был самым лучшим, что случалось в ее жизни, и Мицуки не хотела признавать, что она, скорее всего… всё испортила. Она не была готова. Она была в ужасе. Она хотела верить, что всё это были лишь издёвки, что они скоро пройдут. Это продолжалось до того момента, пока правда не ударила её в лицо, и у Мицуки просто не осталось выбора.•••••
Она полностью осознала, что стало только хуже, когда в один тихий вечер она забрала Кацуки и Мидорию из детского сада. Обычно мальчишки шли играть в парк напротив дома, но в тот день… ах, в тот день Мицуки попросила их поиграть в саду. Даже заметив, что её сын выглядит более раздраженным, чем обычно, а второй мальчик более нервным, она махнула на это рукой. Дом был пуст, ей нужно было заняться стиркой, но Мицуки не хотела чувствовать себя одиноко, а по большей части ей просто было интересно, во что они будут играть. Прошло уже так много времени с того момента, как она видела, что они веселятся друг с другом. Дети так быстро растут. Поначалу вечер шёл гладко. Мицуки закончила стирку и начала пылесосить спальни на втором этаже. Мальчики играли в какие-то приключения во дворе, но внезапно она услышала болезненный вздох. Бросив всё, женщина побежала вниз по лестнице, задыхаясь от волнения. — Кацуки! Мидория! — позвала она, оказавшись в саду. — Что? — ответил Бакуго с явным раздражением в голосе. Мицуки застыла. Её сын стоял на траве с палкой в руке, пока Мидория лежал на земле. Младший мальчик был одет в какие-то лохмотья и на его лбу было написано «Плохой», коленки были содраны, из глаз лились слёзы, а сам он сильно дрожал. — Ч-что происходит? — спросила Мицуки. Бакуго закатил глаза. — Мы играли в героя и монстра. Деку — слабак. — Деку? — она широко раскрыла глаза, но мальчишка даже не вздрогнул. — Да, я выбрал ему это имя. Мы играли, я начал побеждать его, но тут он упал и сказал, что больше не хочет играть. Мицуки посмотрела на маленького мальчика, который пытался быстро остановить слезы. — Ты в порядке, Мидория? Он кивнул и выдавил улыбку. — Д-да! — Не похоже. Изуку испуганно метнул взгляд на Кацуки, который сердито цыкнул языком, и снова кивнул. — Я в порядке! Правда! Мицуки подошла поближе и нахмурилась. — Почему бы вам не поиграть в другую игру? Вы оба можете быть героями, а я буду монстром! — предложила она, помогая ребенку встать. Странная тревога пробралась в её сердце. Мидория, казалось, засветился, но Кацуки сразу запротестовал. — Нет. Мицуки строго взглянула на него. — Почему нет? — Потому что он — слабак. Его мать в шоке моргнула. — Что? — Деку — слабак. Он не может быть героем, у него даже причуды ещё нет! — Бакуго сильно сжимал кулаки, создавая маленькие взрывы. — Тц, я даже не хотел играть с ним, но ты привела его домой… — Конечно, он может! Что ты говоришь про своего друга! Очевидно, что Мидория может быть героем! И перестань называть его Деку, это некрасиво! — сердито огрызнулась женщина; её тон был острее, чем она того хотела. Бакуго сделал шаг назад, удивленный, но тут же уставился на неё, ещё сильнее распаляясь. — Он мне не друг! И он не может! Только сильные дети могут стать героями! А он не сильный! — закричал мальчишка, топнув ногой. — Он тоже может быть сильным! — Мицуки должна была помнить, что разговаривает с ребенком, но что-то в поведении Бакуго не нервировало её. Его взгляд? Или уверенный голос? — Нет! Все знают, что он — слабак! Я — сильный! Я буду героем! — она не заметила страх в глазах сына. — Я — лучший! Ты так говоришь, папа так говорит, учителя так говорят! — Но это не значит, что Мидория… — НЕТ! Я ОДИН ЗДЕСЬ ГЕРОЙ! — зарычал Бакуго. Взрывы стали сильнее, он повернулся и снова толкнул Изуки на землю. — ОН — НИЧТО! Сердце Мицуки остановилось Её рука двинулась быстрее, чем она могла сообразить. Шлепок эхом раздался в саду. Бакуго уставился на неё с открытым ртом. Скоро его глаза наполнились слезами. — За что? — всхлипнул он, растерянный, злой и напуганный одновременно. Мицуки посмотрела на свою руку, страх душил её изнутри. Она никогда прежде не била своего сына. Никогда. Мидория тоже начал плакать. Женщина запаниковала, не зная, что делать. — К-кацуки! Иди в свою комнату! Сейчас же! — приказала она, пытаясь спрятать свою растерянность за маской гнева. — Но я не… — Сейчас же! Мальчик сжал кулаки. — Я ненавижу тебя! Лгунья! — со злостью шикнул он прежде, чем убежать. Мицуки с тяжелым сердцем и опустошенным разумом смотрела, как её сын исчезает внутри дома. — Бакуго-сан? — Мидория в отчаянии потянул её за рукав. Женщина моргнула на него и нагнулась, чтобы поднять мальчика, двигаясь инстинктивно. Она чувствовала себя, как пустая кукла. Мицуки могла думать лишь о том, что она всё испортила. Она всё испортила. Она прокручивала всё, что только что случилось, у себя в голове снова и снова в состоянии ужаса, пока несла Мидорию домой. Вся эта похвала, все комплименты, её дурацкая гордость… она всё испортила. И только когда она низко поклонилась Инко, извинялась всем сердцем за поведение сына, то поняла, что натворила с Кацуки. Это её вина. Она всё испортила. Снова. Теперь она это должна исправить.•••••
С того дня Мицуки постепенно всё меньше и меньше хвалила Кацуки. Теперь она видела, насколько сильно они раздули его гордость и ослепили его взгляд, и хотела это как-то исправить, но не знала как. Она прятала свои страхи и сожаления за вспышками гнева; она делала жестокие замечания, как только он начинал вести себя плохо; притворялась, что не видела, как он был хорош во всём и как много стараний он к этому прикладывал, предпочитая находить только недостатки, чтобы уменьшить его растущее эго. Не важно, как больно это было, как быстро увеличилось количество ссор между ними, как похожи стали их взрывные характеры, и как горькая обида в глазах Кацуки только росла. Она закрыла своё сердце. Женщина искренне думала, что это было правильное решение, верила, что редких и неловких моментов привязанности будет достаточно, чтобы поддерживать нормальные отношения между друг другом. Мицуки лишь хотела, чтобы он осознал свои границы и минусы, покорно принял тот факт, что другие люди тоже могут быть хороши в чем-то. Она просто хотела быть прекрасной матерью прекрасного сына. Однако когда Мицуки поняла, что все это привело лишь к отрицательному эффекту, было слишком поздно. Снова. Она забыла, как любить Кацуки, не пряча свои чувства, как показывать любовь, не крича и не будучи резкой, а сын уже давно затаил обиду и отдалился от неё. Он видел через её маску все недостатки и жалкие попытки воспитания.***
— Что случилось? — мягко спросил Масару, возвращая жену в реальность. Мицуки ничего не ответила, взяла телефон и кинула ему на колени. Как только экран загорелся, мужчина понял, что смотрит на новое сообщение. От Кацуки.«Завтра я приду на ужин вместе со своим парнем. Я этого не хочу, но он продолжает быть занозой в заднице, потому что желает познакомиться с вами. Не облажайся, карга.»
Из него вырвался вздох удивления. У Кацуки есть парень? Он дал этой мысли осесть в голове и отдал телефон жене. — Я сомневаюсь, что ты сейчас в таком состоянии из-за того, что это парень, а не девушка. — Да какая, блять, разница! — огрызнулась она. — Уже чудо, что он вообще нашёл себе кого-то с таким ужасным характером, как у не… — она прикусила язык, сморщившись. Ах, Мицуки снова это делает. Муж начал медленно рисовать круги на спине жены. — Тогда в чем проблема? — Последнее предложение. Это было ебучее предупреждение. — Кацуки, должно быть, действительно заботится о нем… — Масару не мог не улыбнуться. Одна лишь только мысль о том, что его сын нашёл кого-то особенного, согревала его. — Естественно! — фыркнула Мицуки. — Как будто он когда-нибудь делал что-то, не отдаваясь полностью! Масару хохотнул. — Ты права. Но это не объясняло, почему Мицуки снова пытала себя. Тем не менее он оставил её вариться в своих мыслях, и просто притянул к себе поближе. — Я должна приготовить ужин… — она развернулась, выпрямилась и выбралась из кровати. Муж немного нахмурился, но его рука остановилась в воздухе. Должен ли он остановить её? Настоять? Ах, он никогда не был хорош в настаивании, даже когда это было очень важно. Даже когда он должен был. Вот почему всё всегда заканчивалось тем, что Масару приходилось смотреть, как два его самых любимых в мире человека разрывали друг друга на части, а он никак не мог им помочь. Уставший и перегруженный после работы, слишком нерешительный и мягкий, чтобы потягаться с их гневом или, чтобы остановить злые ссоры. Ох, он был хорош в том, чтобы успокоить их после очередной бури, когда каждый сидел в своей закрытой комнате, ругая и себя, и другого одновременно, но это было слишком поздно. Им нужна была хорошая помощь, а не контроль повреждений. Но жена хорошо знала своего мужа. — Это угроза, Масару, — сказала она, застыв у двери, не повернувшись. — Предупреждение для меня. Не испортить всё на этот раз, или конец. А мы отлично знаем, как я хороша в этом.***
Когда они сказали, что её Кацуки похитили, её мир разбился вдребезги. Кацуки? Её сын? Похищен? Прежде чем они успели исправить отношения между друг другом, его забрали. А что, если это — конец? Она могла вспомнить, лишь как подбежала к телевизору и застыла в шоке, пока репортер давал краткую сводку новостей; всё вокруг было, словно в тумане. Мицуки смогла вернуться из пучины сожалений и злости только тогда, когда Сотриголова защитил Кацуки. Он был единственным, кто знал правду о её сыне, пока остальные эту правду игнорировали. В тот момент она была как никогда благодарна тому, что Кацуки имел таких учителей. Слезы текли из её глаз не переставая до того момента, пока женщина не увидела, как Кацуки спасли его друзья. Но что она сделала, когда её сын наконец-то вернулся домой? Ах, просто обняла его. Она успела лишь обнять его, а потом все её проблемы и весь гнев вырвались наружу. Она накричала на Кацуки. Потому что чувствовала, будто умирает, пока он был в опасности. Потому что была зла на сына за то, что он позволил злодеям похитить его, и на себя за то, что бесится по тупой причине. Потому что чувствовала себя такой счастливой, сломанной и слабой, что не знала, как это спрятать. Другими словами, потому что Мицуки не знала, как справиться с бешено стучащим сердцем и вечно испорченным всем, позволив гневу взять вверх над собой, пока она отталкивает назад все остальные чувства. Это снова закончилось тем, что они закрылись в своих комнатах, словно в нескончаемом déjà vu, пока Масару не собрал их по кусочкам заново и не помог ей дойти до комнаты Кацуки, чтобы она не испугалась и не передумала. Потребовалась вся её храбрость и сила для того, чтобы постучаться и войти; женщина даже не нашла в себе смелости включить свет. Кацуки не закричал на неё, поэтому она забралась к нему на кровать и обняла, прижав к груди. Чувствовать, как чужие руки обнимают её в ответ, было таким облегчением. Она позволила тихим слезам упасть на светлую макушку сына, сильнее прижимая его, когда тот зарылся лицом в её грудь. Они оба знали, что Масару сидит за дверью комнаты и ждёт. — Я… рада… — сумела она прошептать. Кацуки поднял голову, чтобы встретить её взгляд. –… Я тоже… — ответил он нежно. Но она видела разочарование в его глазах, вопрошающий крик. Почему? Почему они не могут быть лучше всего этого? Почему им постоянно нужно ранить друг друга? Почему? На следующий день Мицуки отдала своего сына в руки учителей из U.A. Она была противна самой себе: на секунду, Мицуки обрадовалась, что они забирают его. Она обрадовалась, что он будет жить в общежитии, потому что не знала, как ответить на его «Почему?». Потому что понимала, что эти учителя помогут ему вырасти и повзрослеть гораздо лучше, чем она. Потому что каждый раз, когда она смотрела на своего сына, то видела, какая она хреновая мать, и это было больно. А хуже всего было то, что Кацуки знал это, она была уверена, что он знал. И что он вообще чувствовал по отношению к своей матери, всё испортившей и боящейся расти собственного сына? Что-то большее, чем разочарование?***
По мере того как судьбоносный час приближался, Мицуки нервничала всё сильнее и сильнее. Она помогала мужу с ужином на кухне, но её руки так сильно дрожали, что она буквально насиловала бедную картошку. — Почему бы тебе не накрыть на стол? — Масару аккуратно забрал нож у неё из рук. Она вздохнула. — Уже накрыла. Три раза. — Три? — Во второй, потому что я волновалась. В третий, потому что я разозлилась и случайно ударила по столу рядом со стаканом. Он разбился, — недовольно проворчала она. — Ты в порядке? — Масару взял её руку в свою. Мицуки закатила глаза. — За исключением того факта, что я тридцати восьмилетняя взрослая женщина, но паникую, как школьница, потому что у меня взрывной характер тикающей бомбы, и я на грани того, чтобы снова разрушить счастье собственного сына? Превосходно, блять. Масару ничего не мог поделать, кроме как разразиться веселым смехом. — Всё будет хорошо, Мицуки. Кацуки не стал бы приводить его домой, если бы действительно думал, что ты всё испортишь, не так ли? Она фыркнула, скрестив руки. Мицуки знала, что она здесь взрослая, поэтому должна взять себя в руки, а не сходить с ума. Просто… ей было совсем не всё равно. Она боялась. Она устала ошибаться. Прошло шестнадцать лет, а она всё ещё не знает, как быть хорошей матерью. Ничтожество. Масару щелкнул её по лбу и повернулся обратно к карри. — Перестань. — Что? — Слишком много думать. И ругать себя. — Я этого не делала! — Делала! — Не делала! Их прервал звонок. Картошка упала из рук Мицуки. — Иди, я здесь закончу, — Масару легонько её толкнул, и она медленно пошла к двери. Задержав дыхание, женщина повернула ручку. Красные глаза. Колючие светлые волосы, острые скулы, вечно нахмуренные брови и запах нитроглицерина. — А я уж думала, что умру, прежде чем увижу тебя снова, — она не могла не ухмыльнуться. Ах, Кацуки приоделся сегодня. — Заткнись, карга! — рыкнул он в ответ, отводя взгляд. — Чувак! — этот возглас напомнил, что они здесь не одни. Взгляд Мицуки сразу же упал на парня, стоящего на шаг позади её сына. Её глаза сощурились, пока она пристально разглядывала его. В нем было что-то знакомое… Красные волосы, алые глаза, хорошая физическая форма, нервная улыбка и… соединённые с Кацуки руки. — Ах! — воскликнула женщина, немного испугав его. — Ты тот самый парень, который спас моего глупого сына! Он выглядел удивленным из-за того, что его узнали, но быстро принял это за очередное доказательство высокого интеллекта всех Бакуго. — Да, мэм! Ну, не совсем, я просто помог спасти его… Я просто… Ну… — Да! Он, блять, спас меня! Хорош мямлить, идиот. И парень, и Мицуки оба чуть ли не открыли рот от изумления, потому что Кацуки признался, что его спасли, но если первый просто улыбнулся и сильнее сжал их руки, то женщине пришлось остановить себя, чтобы не сматериться. — Л-ладно… Я — Киришима Эйджиро, лучший друг Ка- Бакуго. Счастлив наконец-то с вами встретиться! — и пацан уважительно поклонился, мило улыбаясь. Ох, так Кацуки нашёл хорошего мальчика? — Парень! — рыкнул блондин. — Он мой тупой парень! — этими словами Бакуго заставил Киришиму смутиться, но взгляд сына был полностью обращен на неё. Будто предупреждая, если она осмелится что-нибудь сказать. Мицуки осторожно улыбнулась Киришиме. Она никогда не видела Кацуки таким нервным и готовым защитить одновременно, она не хотела, чтобы он что-то неправильно понял хоть на секунду. Не в этот раз. — Приятно познакомиться, Киришима-кун. Не знаю, как этот грубиян заполучил тебя, но я рада, что ты здесь. Пойдёмте, Масару только что закончил с ужином. Ты любишь карри? Она шла впереди, пока Киришима щебетал, как он обожает карри. Взглянув на сына и заметив, как он немного расслабился, она облегчённо вздохнула. Когда они зашли в кухню, Масару как раз мыл руки. Он быстро высушил их о фартук и мягко улыбнулся Эйджиро. Тот выглядел удивлённым. Мицуки пришлось спрятать ухмылку: ей нравилось видеть, как люди думают, что все ужасные черты характера Кацуки унаследовал от отца, а потом понимают, что на самом деле всё как раз таки наоборот. — Я — Масару. Отец Бакуго. Приятно познакомиться, Киришима-кун. — И мне! Пацан ещё раз поклонился, однако на этот раз его улыбка была более расслаблена. Бедняга, он, должно быть, очень нервничает. Мицуки вспомнила, как она волновалась на встрече с родителями Масару, а у неё вообще не было таких же прекрасных манер, как у Эйджиро. — Давайте сядем за стол, пока еда ещё теплая. — Хорошо, спасибо! Бакуго сел рядом с Киришимой, родители напротив. Мицуки заметила, как сын в последний раз сжал руку своего парня и отпустил её.•••••
Ужин шел гладко. Привычная ругань между Кацуки и Мицуки сильно не вспыхивала, Киришима был более, чем счастлив говорить за всех и поддерживать хорошее настроение, а Масару был готов заполнять неловкие паузы или останавливать начинающее напряжение. –… и вот, как только я сказал, что Момо лучше поможет мне с уроками, чем он, Ка- Бакуго сразу же предложил свою помощь. Хотя он скорее начал мне угрожать, — Киришима закончил историю, заставив родителей искренне смеяться, пока Бакуго тихо матерился в ладонь. — Ты ж, блять, сам напросился, Дерьмоволосый! — ответил Бакуго, ухмыльнувшись. Несмотря на то, что она не услышала никакой злобы в его тоне, но у Мицуки остановилось сердце, едва она услышала это прозвище. Воспоминания пронеслись у неё перед глазами. Её плечи напряглись. — Негодяй! — она почти зарычала, ударив кулаком по столу. — Как ты зовешь своего парня? Ты так и не научился уважать окружающих? То, что он терпит тебя — уже чудо, а ты так с ним- — Что за хуйню ты несёшь? — закричал Кацуки в ответ. В его руках происходили маленькие взрывы, а красные глаза горели пламенем. — Закрой свой рот, старая карга! Ты ничего не знаешь обо мне и об Эй- — Кацуки! — Киришима прервал их даже быстрее, чем Масару. Он легонько толкнул своего парня локтем. — Она всё же твоя мама. Не круто. Бакуго резко повернул голову в его сторону, готовясь накричать и на него, но как только он встретил чистый и строгий взгляд Киришимы, парень застыл. На глазах потрясенных родителей его гнев медленно… рассеялся. Черты лица разгладились, холод растаял. — Она- — Все равно не круто, — парировал Эйджиро с улыбкой, вытянув руку, чтобы коснуться Кацуки. — И я в порядке. Не волнуйся. Они посмотрели друг на друга пару секунд, а потом Бакуго откинулся на спинку стула. — Ну и ладно… — в конце концов выдал он, отвернув голову к стене. Ну и ладно. Для любого другого человека это ничего бы не значило, даже показалось бы раздражающим, но Мицуки всё понимала: Кацуки сдался, он самостоятельно отпускал ссору ради кого-то другого. И он даже не был зол из-за этого, как будто Киришима был прав… Мицуки каждое «ну и ладно», произнесенное в таком вздыхающем тоне, считала своей персональной победой. Она не могла поверить, что кто-то другой тоже знал это, но вот он здесь, красноволосый мальчик, еле скрывающий нежную улыбку, наблюдая за Кацуки. Киришима повернулся к Мицуки. — Ах, пожалуйста, не волнуйтесь, Бакуго-сан. Я понимаю, когда слова Бакуго не значат ничего плохого или не имеют никакого злого умысла. Это просто его способ обращаться к людям. Я и весь класс уже привыкли. Нам без разницы, и мы не обижены. Он даже сильно изменился с нашего первого года. Кацуки закатил глаза, но ничего не сказал. — Кроме того, — голос Киришимы стал шутливым, и он подмигнул женщине, — он использует такие прозвища, потому что стыдится назвать меня как-то по-другому. Когда мы одни, он зовёт меня Солн- — ЭЙДЖИРО! — Бакуго в ужасе закрыл рот своему парню рукой. — Не смей, придурок! Другой весело рассмеялся, ничуть не испугавшись прижатой к лицу взрывоопасной руки. — Прости, прости… — в его тоне не было ничего извиняющегося. Мицуки, не осознавая, начала хихикать, и это почти напугало мальчиков. Киришима, казалось, был доволен тем, что она смеялась, в то время как Бакуго просто смотрел на нее с нечитаемым выражением лица. — Киришима-кун, ты невероятен. Я так рада, что ты здесь, — уже много дней её сердце не чувствовалось таким лёгким. Масару сжал её руку, и Мицуки искренне улыбнулась Киришиме. Тот открыл рот от изумления. –… у вас одинаковая улыбка, — выговорил он, повернувшись к Кацуки. Её сын раздраженно нахмурился. — Это не так. — Это правда. Но всё в порядке, твоя милее. — Ты хочешь умереть, Дерьмоволосый?•••••
Остаток ужина закончился мирно. Когда Мицуки встала убрать стол, Киришима остановил её. — П-пожалуйста, можно я это сделаю? Я и так вторгся к вам, да ещё и почти без предупреждения! Она щелкнула его по лбу. — Всё в порядке, еду готовил мой муж, а не я. Поэто- — Я настаиваю! — прервал Киришима, прикусив нижнюю губу. Казалось, он раздумывал, что было бы грубее — оставить все как есть или продолжать уговаривать дальше. Кацуки решил за всех. — Разреши ему, карга. Если не сделаешь этого, то у него будет чувство вины. — Эй! — А ты? Бакуго закатил глаза. — А я присмотрю, чтобы он не разрушил нашу кухню, — проворчал от, подтолкнув Эйджиро. — Давай, я не хочу весь вечер мыть посуду. — Я не настолько плох! — Пожалуйста, не давай мне повод, Волосы-вместо-мозгов! Оставшись без занятия, Мицуки почти в оцепенении прошла в гостиную. Масару сидел на диване, читая одну из своих любимых книг, и она опустилась рядом с ним. Он посмотрел на нее, довольный. — Что? — Он… — тихо сказала Мицуки, — изменился. Вместо того чтобы продолжить разговор, Масару понял, что жена погрузилась в размышления, и позволил ей побыть со своими мыслями, пока она не будет готова поговорить о них. Однако через десять минут его жена снова встала и молча пошла к двери кухни. Мицуки чувствовала себя такой… любопытной. Она не знала этого нового Кацуки. Готового защитить, настороженного Кацуки, у которого ещё и можно было увидеть мягкое выражение лица. Кацуки, губы которого почти всегда, когда никто не видит, превращаются в слабую, почти невидимую улыбку. Кацуки, который больше не обращал внимание только на себя. Она хотела видеть его больше. Это было захватывающе. Это заставило её сердце наполнится… радостью? И гордостью?•••••
Внутри комнаты Бакуго и Киришима стояли около раковины. Красноволосый энергично мыл посуду, передавая её блондину, который сушил её и ставил на место. Казалось, что они оживленно разговаривают. Ну, или Киришима разговаривал, а Бакуго в основном слушал и кивал время от времени. Но Мицуки видела и понимала, что он слушает внимательно. В какой-то момент Эйджиро, должно быть, сказал что-то смешное или глупое, потому что Кацуки фыркнул и попытался спрятать смех за ладонью, но это не сработало. Его обычного сурового или хмурого выражения лица нигде не было видно, он схватился за живот и позволял своему голосу свободно греметь; щеки слегка покраснели, а глаза поблескивали от веселья. Чтобы Киришима ни сказал, сейчас он казался глубоко смущенным, а его лицо было полностью красным. Он попытался остановить Бакуго, толкнув его в плечо, но тот смеялся так сильно, что Эйджиро решил мило надуться. Когда блондин понял это, ленивая, дразнящая ухмылка сменила смех, и он прислонился к столешнице. Киришима попытался отвести глаза, но было видно, как его тянет к парню. Бакуго схватил его за футболку и заставил придвинуться ближе, а затем положил руку на шею Эйджиро и притянул его к себе для жаркого поцелуя. Ах, это слишком мило. Мицуки отступила на несколько шагов, чувствуя себя виноватой, как будто она только что вторглась в тайный, личный момент. Ее спина столкнулась с чем-то, и она подпрыгнула, застигнутая врасплох. — Они — хорошая пара, — прошептал Масару, нежно обнимая жену за талию. Она откинулась ему на спину. — Ага, — согласила она. — Он изменился. — К лучшему? — К лучшему. Ты разве не видишь? — она сморщила нос, заставив его хохотнуть. — Вижу. Просто хотел услышать, как ты это скажешь. Мицуки посмотрела на него, растерянная. — Ты знаешь, почему он изменился? — спросил он. –… потому что он встретил прекрасных детей и учителей, который смогли помочь ему повзрослеть. — Правильно. Поэтому это была хорошая идея, не так ли? Отправить его в общежитие, не важно, как это было больно и заставляло тебя чувствовать, что ты убегаешь от своих проблем. Ты сделала правильный выбор. Теперь тебе не о чем сожалеть и нечем себя пытать. Ох. Мицуки моргнула. Ох. — Я… сделала правильный выбор. — Да, и я рад за тебя. — Я-я тоже рада. Что-то в её сердце плавилось, она почувствовала, будто с плеч убрали лишний вес. Она сделала правильный выбор для своего ребенка, она сделала что-то хорошее. Даже несмотря на то, что она не была главной причиной его изменений, что не сделала ничего, кроме как сказала «да», что единственное, в чём она преуспела, это признать, что никак не может ему помочь, и довериться кому-то другому, всё это было не напрасно. Это был маленький шаг. — Ты можешь этим гордиться, — сказал Масару, будто читая её мысли. — Ох, прекрати! — она смахнула маленькие слезинки, вырвавшиеся из-под её контроля. Мужчина засмеялся и поцеловал её в лоб. — Мы можем им гордиться. –… всегда им гордилась, — нехотя пробормотала она к его удовольствию. — Да, но ты никогда не позволяла себе произнести это вслух. Разве тебе не лучше? Мицуки просто пожала плечами и повернулась обнять его. Она не делала этого уже давно. Глупые влюбленные подростки снова заставили её почувствовать себя молодой и влюблённой, как раздражает.•••••
Её романтичный момент был прерван разозленным криком Кацуки. — ТЫ ЕБАННЫЙ ИДИОТ?! Инстинктивно Мицуки резко распахнула дверь. Инстинкт мамы. — Что случилось? Бакуго даже не заметил её, сосредоточивший всё внимание, осматривая руку своего парня, пока Киришима выглядел таким смущенным, что готов был провалиться пол землю. — Ты же, нахуй, можешь превращать тело в камень! Как ты умудрился порезаться? — Ты меня отвлекал! — Тогда положил бы этот ебучий нож! — Кацуки! — Киришима заскулил, но Бакуго легонько шлепнул его по голове. — Я в порядке! — Ты кровоточишь! — рыкнул он и повернулся к Мицуки. — Карга, помоги ему промыть порез, я пока найду бинты! Пап, они в том же месте? Блондин вылетел из кухни, как торнадо. — Ах, нет… — выговорил Масару. — Мы переложили их… — добавил он, выходя за сыном. Мицуки, всё ещё в недоумении, подошла к Киришиме и протянула руку. — Могу я? Пацан застонал, но позволил ей взглянуть. Мицуки хохотнула. — Это такой маленький порез. — Я знаю! — вздохнул Эйджиро, закрыв ладонью глаза. — Но он говорит, что я — безответственный из-за своей причуды, и сильно переживает, если я ранюсь. Извините за всю эту суету. — Тебе не за что извиняться, — отмахнулась она. Мицуки всё ещё не могла поверить, что её сын за кого-то так сильно волнуется. — Я должен был быть внимателен, но мы тут шутили… — объяснил он со слабым румянцем. И хотя он выглядел смущенным, его глаза сияли от удовольствия при этой мысли. –… ты действительно любишь его. — Что? Ах, слова сами соскочили с языка. — Я… сказала, что ты действительно любишь его. Теперь лицо Киришимы было такого же цвета, как и его волосы. Но его взгляд не дрогнул. — Д-да, мэм. Я-я действительно люблю Кацуки. — Почему? — вот, что по-настоящему волновало Мицуки, реальный вопрос. Киришима, казалось, опешил и нахмурился. — Почему? — Мой сын… трудный. У него проблемы. И он относится к большинству людей, как к грязи, — объяснила она, скрестив руки, будто пыталась защититься от этих алых глаз, пытающихся видеть её насквозь. Мицуки не пропустила вспышку гнева в глазах парня и то, как он сжал челюсти таким же образом, как и Кацуки во время приветствия, однако Киришима быстро смягчился. — Кацуки… сложный. Я знаю это. Он много матерится, у него огромнейшее эго, и он не знает, как взаимодействовать с людьми, не соревнуясь с ними, — согласился парень, горько улыбнувшись. — Но, кроме этого, в нём ведь столько всего, не правда ли? Сила и страсть, что заставляют его действовать, гордость мужчины, все его уязвимости, страхи и сомнения, с которыми он сам пытается справиться, его желание стать героем… Ах! — он засмеялся. — Вот почему я влюбился в него. Я никогда не встречал никого похожего на Кацуки в его желании стать героем. Не важно, насколько он несовершенен, не важно, насколько это тяжело или что говорят другие. Он готов встретиться со всеми своими демонами, если это значит, что он продвинется вперёд. Он готов меняться. Кацуки горит страстью, ему просто нужно найти путь, чтобы выразить её… Правильный путь. Вот что меня так поразило. Лишь находясь рядом с ним, я чувствую себя таким храбрым и сильным, будто ничего не может нам помешать. Быть заслуженным его уважения и любви, для меня это… потрясающе. Даже несмотря на то, что я знаю, что он не превосходен, что я видел все его некрасивые стороны… Я просто люблю его. И он делает меня лучше. Мицуки нечего было сказать. Она тихо смотрела на Киришиму, который нервничал всё сильнее, пока она не отвечала. –… счастлива. — Что? — спросил он, паникуя. — Я счастлива, что ты тот, кого он любит. И я счастлива, что ты любишь его в ответ. Ты видишь в нем самое лучшее… Спасибо тебе, — голос Мицуки был очень тихим, пока она говорила, смотря в пол. Киришима захотел обнять её, но он уже знал, как общаться с Бакуго, поэтому остановил себя. — Вам не нужно волноваться, мэм. Множество людей тоже видят это. Бакуго теперь не один, знаете? У нас много друзей! Я приведу их к вам, если вы хотите узнать их! Но не волнуйтесь, с ним всё будет хорошо! — пообещал Эйджиро и улыбнулся, обнажив свои зубы. Она заставила себя не плакать. Какого всё-таки особенного мальчика нашёл её сын. Он видел её насквозь, не так ли? Он сказал даже то, в чем Мицуки сама себе боялась признаться. — С радостью, Киришима-кун. Именно в этот момент Бакуго влетел на кухню с набором первой помощи в руках, Масару сразу за ним. — Нашел! Что такое? — спросил он подозрительно, переводя взгляд со своего парня на маму туда и обратно. Мицуки и Киришима посмотрели друг на друга и засмеялись. — Сплетничаем, — ответила женщина с шутливой улыбкой. Бакуго сузил глаза. — Она пообещала показать твои детские фотографии! — добавил Эйджиро, ярко улыбнувшись. — Что? Нет! — запротестовал сын, подходя к парню, уже держа в руке средство для дезинфекции. — Пожалуйста, Кацуки! — начал умолять Киришима, состроив щенячьи глазки. — Я пойду поищу альбомы! — Мицуки покинула кухню, смеясь. — Думаю, у нас есть ещё кое-какие видео… — тихо пробормотал Масару. — Папа, даже не смей!•••••
Когда пришло время уходить, Мицуки и Масару чуть ли не усыновили Киришиму. Не то, чтобы Бакуго сомневался в ужасающей способности его парня подружиться даже с неживыми объектами, но это всё равно было облегчением. И… его мать казалась счастливой. По-настоящему счастливой. Он не видел её такой уже очень давно. — Снова спасибо за гостеприимство! — в сотый раз поклонился Киришима, и Мицуки притянула его в сокрушительное объятие. — Это я здесь счастлива, Киришима-кун! Ты действительно замечательный мальчик, заходи в любое удобное время. — Ну, ладно, ладно! — Бакуго потерял терпение и с силой оттащил своего парня от рук матери. — Ты это уже раз десять сказала! Мы идем в U.A, а не на северный полюс! Перестань быть такой драматичной! Киришима засмеялся, позволяя Кацуки тащить его. — До свидания! Жду не дождусь следующего ужина вместе! — радостно прокричал Эйджиро, когда Бакуго вытолкал его за дверь. — Двигайся, Дерьмоволосый! Как только Кацуки отправил его вперед, то повернулся к своим родителям. — Я пойду… — неловко сказал он. — Будь осторожен и звони почаще, — Масару похлопал ему по голове, вздохнув. Он действительно хотел бы посидеть с ними ещё немного. Бакуго пожал плечами, но ничего против не сказал. Он двинулся, чтобы открыть дверь и уйти, но застыл. Вместо этого он повернулся к своей матери. — Спасибо, — пробормотал он так тихо, что Мицуки почти боялась, что ей это привиделось. — Эйджиро это было действительно важно, но я тоже очень счастлив, что вы с ним встретились. Я рад, что он вам нравится. Кацуки встретился с ней взглядом, но в его глазах не было скрытого разочарования. Или гнева. Или страха. Он честно раскрыл перед ней свои мысли. Почти уязвимо. На секунду она чуть ли не сошла с ума от такой честности. Она не была готова, она не привыкла. Её мозг уже на автомате заготовил злую усмешку, как всегда, когда она чувствовала себя уязвимо или потеряно, но Мицуки прикусила язык. Кацуки изменился к лучшему. Он сделал всё, чтобы вырасти. Мицуки должна быть достойна его стараний. –Ты не заслуживаешь кого-то настолько хорошего, как он, постарайся не спугнуть его. — Конечно он нравится нам. Он самый лучший парень, которого ты мог встретить, — ответила Мицуки с такой же честностью. Кацуки немного улыбнулся, кусая щеку. — Я знаю, — фыркнул он. — Поэтому я его и выбрал. — Может я могу усыновить его вместо тебя, негодник. — Я не ожидала ничего меньшего. Посмотри на себя, Кацуки, так горд за своего парня! Не могу дождаться того момента, когда смогу называть его своим зятем, — пошутила она, заставив сына смутиться. — МАМ! — вспыхнул он. Женщина лишь засмеялась ещё сильнее, испытывая огромное облегчение, услышав, как сын зовет её мамой. — Надеюсь увидеть тебя скоро! Надери всем задницы и покажи миру свою решимость, негодяй! — она закинула ему руку на плечи и обняла, растрепав волосы. — Я и так это делаю, старая карга! И я вернусь, перестань тискать и отпусти! — он не попытался оттолкнуть её, позволяя матери насладиться моментом. Когда она наконец-то отступила, он просто кивнул и вышел за дверь. Киришима ждал на тротуаре и воодушевлённо замахал им, как только увидел. — До свидания! — закричал он, пока пара махала ему в ответ. Бакуго что-то проворчал и взял его за руку, быстро таща вперёд. Совсем скоро Масару и Мицуки остались одни. Они наблюдали за закатом. — Видишь? Ты ничего не испортила. Она повернулась к нему с горящими глазами. — Я ничего не испортила! — воскликнула Мицуки, и, видя её сияющую, гордую улыбку, Масару снова вспомнил, почему влюбился в неё.***
— Вы двое так похожи, — озвучил свои мысли Киришима, когда они с Бакуго шли обратно к общаге, рука в руке. Блондин фыркнул, но не стал отрицать. — Ужасный характер. Испорченные. Киришима закатил глаза. Они действительно были очень похожи. — Сложные. Ожесточённые. Боящиеся любить, но в то же время полные страсти. У вас есть свои проблемы, но вы оба пытаетесь с ними справиться, правда? Я этим восхищаюсь. Ты тоже заставляешь меня сражаться в полную силу! Бакуго остановился и повернулся, чтобы посмотреть на него широко раскрытыми глазами. — Ты это серьёзно, нахуй? — Конечно! –… Как ты можешь говорить такие вещи и не смущаться? — проворчал он. На его щеках появился румянец. Киришима застенчиво посмеялся, почесав затылок. — Я просто говорю, что вижу… Бакуго рассмотрел его лицо, пытаясь найти ложь, зная, что её там нет, и вздохнул. — Видимо, ты реально видишь это… — Однажды ты увидишь себя таким же. Я здесь ради этого. — Как же, блять, раздражает. — Но ты любишь меня! Бакуго засмеялся и подвинулся ближе. — Да, я, нахуй, люблю тебя. И прервал своего парнем поцелуем, прежде чем тот успел выболтать ещё больше постыдных истин.