***
На утро до Юли не сразу доходит, где она находится. Проснувшись, она не спешит открывать глаза, но когда оное всё-таки случается, девушка забывает как дышать. Юля, к своему удивлению, признаёт, что лежит в одной постели с Лебедевым. Тот находится в непозволительной близости от неё и, вероятно, ещё спит, — глаза его закрыты, губы сомкнуты, одна рука покоится на подушке, другая... на её талии. Юля прикрывает глаза, судорожно выдыхая и проклиная себя миллиардом матерных слов. Зачем она, чёрт возьми, осталась? С трудом заставляет себя лежать смирно, понимая, что отец может проснуться в любую минуту. Оглядывает себя, тут же закусывая губу. Она практически вся лежит на Валентине, нога закинута на его, что, несомненно, смущает девушку, и Юля уже хочет это исправить, но мужская рука, что лежит на её талии, вдруг не даёт ей этого сделать. Юля вскидывает взгляд и встречается с Лебедевым глазами. Тот глядит на неё так, словно и не спал вовсе, смотрит в упор, рассматривая её, не убирает руку и не позволяет отстраниться. Между ними буквально пара сантиметров, и, чувствуя, как губы обдаёт горячим дыханием Валентина, Юля останавливает его сама, тихо, ненавязчиво упираясь ладошками в мужскую грудь. — Прости, пап, — и, ловко перелезая через него, в спешке скрывается за дверью.***
Лебедев так и не понял, почему дочь заснула в его постели, Юля ничего не объяснила, и он решил не расспрашивать, просто за завтраком сел не напротив неё, как обычно, а на соседнюю табуретку, и как бы невзначай коснулся её ноги, когда потянулся за очередным куском хлеба. Юля видела это, но никак не реагировала, делая вид, что не замечает, хотя от его прикосновений тело словно электрический заряд прошибал; лишь подвинулась ближе к нему и переложила тарелку на более удачное место — чтоб не тянулся. Валентин хмыкнул на это, но ничего не ответил, продолжая завтракать, как и не ответила Юля, когда Лебедев снова коснулся её коленки, но на этот раз окончательно опуская ладонь на открытый участок её кожи; Юля лишь прикрыла глаза, отводя взгляд и закусывая губу — было неловко и приятно одновременно.***
Валентин предполагал, что ответных действий со стороны дочери ждать не стоит, но всё равно надеялся. Лебедев не мальчишка, в котором играет юношеский максимализм, однако он не может объяснить своё влечение к Юле, которое, к слову, возникло после той самой ночи. Что-то поменялось, из-за чего он не может теперь смотреть на дочь, как прежде. В голове творится непонятное, хочется всякий раз прикоснуться, обнять, поцеловать, погладить... Но ответных действий нет, и только когда он слышит Юлю, договаривающуюся о встрече с Ткачевым по телефону где-то в глубине квартиры, понимает почему дочь не позволяла так себя вести с ним. У неё был Тёма. Молодой, ветреный и смешной — что греха таить, дочь его любит, потому не позволяет себе лишнего. Однако Валентин знал, что тот несерьёзный, наиграется и бросит, найдет себе другое мимолётное увлечение. И Юля, наверняка, расстроится, если такое произойдет. Ранимая, пусть и не показывает этого. Будет ночами не спать и плакать в подушку, тяжело переживая расставание. Лебедев не может допустить подобное. Именно поэтому подходит к ней и, вырывая из её рук телефон, прижимает к стене, смотря сверху вниз в любимые карие глаза. Неожидавшая такого поворота Юля глядит испуганно на Валентина, предполагая его дальнейшие действия. Сердце начинает бешено колотиться о грудную клетку, а взгляд не отрывается от отца ни на секунду. — Не уходи... — вдруг шепчет тот так отчаянно, что Юля не знает как реагировать. Она смотрит на Валентина и осознает, что он так боится одиночества... Она так часто оставляла его, и осознание этого вызывает даже некое отвращение к самой себе... Он так боится стать ей ненужным... И сейчас Юля всё бы отдала, чтобы остаться. Чтобы сказать, что никогда и не думала оставлять его просто так. Что все эти отношения с Артёмом фальшивые, не настоящие, нужны были лишь для того, чтобы его позлить, хоть как-то обратить на себя внимание... Что она готова остаться прямо сейчас и никуда не уходить, не оставлять его, разорвать отношения с Ткачёвым, лишь бы он... Лебедев целует её. Склоняется к дочери и, жадно прижавшись к её губам, замирает на мгновение, приготовившись к неизбежному. Весь напрягается, словно она его сейчас ударит, однако с её стороны реакции никакой, Юля так же замирает, как и он сам, прикрывая глаза, и, лишь когда Валентин отстраняется, разрывая трехсекундный поцелуй, долго и выжидательно смотрит на него. В висках яростно стучит кровь, а губы приятно пульсирует, и оба пребывают в лёгком трансе, не зная, как себя вести дальше. Лебедев, наблюдающий за замешательством ничего не понимающей дочери, хочет было извиниться, придумать отговорку по типу «не знаю что нашло», но Юля, забирающая из его руки телефон, неожиданно сама разруливает ситуацию, говоря: — Буду у себя... — и, потупив взгляд, спешно ретируется к себе в комнату, закрывая за собой дверь. Садится на кровать, ощущая подступающий к щекам жар. Дрожащими пальцами дотрагивается до своих губ, не веря в реальность произошедшего. Валентин ещё мгновение стоит в коридоре, невидящим взглядом смотря перед собой. Не понимает, что он только что совершил и как быть дальше. Поддался мимолётному желанию, и что теперь? Лебедев не будет осуждать Юлю, если та после этого перестанет с ним разговаривать, такая реакция справедлива и вполне логична на его взгляд. Прежде чем уйти на службу, он конечно зайдёт к ней — пожелать удачного дня и успехов в учебе, на что та ответит коротким «угу», сидя за столом с наушниками в ушах, вероятно, слушая музыку и позабыв обо всём. Это обязательный ритуал, заходить утром и проверять вечером. И если Юля уже забыла о случае в коридоре, увлечённая своими делами, то Валентин, будучи в ведомстве, не прекращает прокручивать губы дочери у себя в голове, вкус которых, как ему кажется, он никогда не забудет. Сослуживцы, заметив странности в поведении всегда собранного полковника, который теперь с удивительной периодичностью «зависает» моментами, находясь явно не с ними, теряются в догадках, с чем это может быть связано, и лишь переглядываются между собой, но не комментируют, за что Лебедев им крайне признателен.***
«Абонент вне зоны действия сети». Валентин набирает в очередной раз номер дочери, прикладывает телефон к уху и кладёт его на стол с характерным звуком, не в силах больше слышать голос автоответчика. На ногах держится из последних сил — не спал всю ночь, пытаясь дозвониться до дочери, обзвонил все больницы в Чертаново — никакого результата. — Что же ты делаешь, Юля? — он прячет лицо в ладонях, пытаясь справиться с тревогой и ненавистью к самому себе. Это он виноват — убеждает себя в этом, ведь... не поцелуй он дочь вчера, всё было бы иначе, и Юля осталась бы дома. Лебедев тяжело вздыхает и встаёт с места, подходя к полке с коньяком. Достаёт бутылку вместе со стаканом и льёт прямо до краёв. Он не пьёт обычно, и всегда выступал против этого дела, но не сегодня — ему просто необходимо как-то отвлечься... В голову моментально даёт, когда он осушает бокал, из-за чего не сразу слышит шорох на лестничной клетке. В чувство приводит лишь трель звонка, бьющая по ушам в гнетущей тишине квартиры. Валентин не сразу понимает, кто мог прийти в такую рань, идёт к двери и лишь когда распахивает её, замирает в абсолютной прострации — в паре метров от него стоит его дочь и смотрит на Лебедева виноватым взглядом. — Пап, — она проходит в квартиру, закрывая за собой дверь, и бросается к нему, хватаясь за форму на его спине и говорит, говорит, говорит. О неправильности того, что сбежала, оставив его в неведении где она и с кем. О том, что не могла по-другому поступить — нужно было подумать, побыть наедине с собой, чтобы окончательно расставить всё по своим местам... Валентин особо не вслушивается, что она там лопочет, одним порывом сгребает Юлю в объятия. Так сильно, практически неосознавая, прижимает к себе настолько, что дочь перестаёт дышать. Уткнувшись в копну её русых волос, зажмуривает глаза и дышит, дышит ею. Не может принять тот факт, что она вернулась, что она дома. — Юля... Лебедев гладит её плечи, не веря в то, что это случилось. Она поднимает голову, замечая в потемневших от боли и радости отцовских глазах своё отражение. Отстраняется на мгновение, пальцами хватаясь за его затылок, и, встав на носки, привлекает к себе, целуя. Коротко, нетерпеливо, отчего Валентин окончательно теряет рассудок. Он тотчас подаётся вперёд, опуская одну ладонь на её шею, а другую на девичью талию, и отвечает с тем же рвением. Прижимает к себе теснее, боясь снова, но уже безвозвратно, потерять... Поцелуй долгожданный, выболенный... Валентин целует мягкие, тёплые губы дочери, которые он жадно сминает своими, распробывая... Его губы холодные, отдающие недавно выпитым алкоголем... Юля не хочет знать, как ему приходилось без неё здесь, она и без того знает, что отец с ума сходил, меряя шагами квартиру в её ожидании, и лишь тянет его на себя, лаская огрубевшие губы, кусая, облизывая... Замечая, как под её натиском холодные губы полковника становятся жаркими, ненасытными... Она даже представить не могла, что отец может целоваться так... — Пап... — издаёт тихий стон Юля, когда Лебедев спускается к её шее. Часто дышит, пока он оставляет влажные дорожки на её нежной коже, исследует губами каждый сантиметр... Найдя мочку уха, он слегка прикусывает её, замечая лёгкую дрожь дочери, и шепчет, утыкаясь носом ей в шею: — Ты не представляешь, что я пережил за всё то время, что тебя не было. Юля целует его снова, но на этот раз глубже, обещая, что впредь такого больше никогда не произойдёт. Она не позволит ему снова волноваться за неё. Не уйдёт из дома. Валентин отвечает на поцелуй, не стесняясь и не сдерживая своих чувств... На душе у него впервые за всё время легко, а от ощущения губ дочери на своих в груди словно что-то сгорает и вспыхивает вновь. Лебедев ещё долго стоит в коридоре, не выпуская дочь из своих крепких объятий. Улыбается, перебирая меж пальцев кончики её волос, и выдыхает, чувствуя, как болезненное напряжение внутри отступает, сменяясь тихим умиротворением. Впервые за столько времени...