Пневмония

        Джек Фрост сидит на полу и одной рукой неловко обнимает Зубную Фею. Во второй сжимает посох, потому что даже он не настолько беспечен, чтобы в логове врага отложить оружие, пусть враг неизвестно где, и тени неподвижны и безмолвны.         Джека и Фею разделяют прутья массивной железной решётки. Когда-то в клетку были заперты маленькие помощницы, теперь — сама Хранительница Воспоминаний. Джек пытался освободить её, но добился только того, что клетка рухнула на пол и опрокинулась. Подмятые железом крылья сломались, но Зубная Фея, кажется, этого даже не почувствовала.         В нескольких шагах, на возвышении, громоздится ржавое железо — глобус. Темны провалы морей, и континенты темны так же. На них не осталось ни одного огонька. Зубную Фею убивает не темнота, не козни Повелителя Кошмаров, а человечество, выросшее из сказок. Память — петабайты жёстких дисков, шифры нулей и единиц. Людям больше не нужна её память.         Люди разучились верить, а Хранители оказались слишком беспечны, чтобы вовремя распознать это. Кромешник только немного ускорил их падение и злорадствовал, видя их беспомощность. Ему неверие не грозит ничем — пока существует страх. Джеку Фросту тоже, но у Джека ещё есть — были — друзья, которым вера жизненно необходима.         Хранители пытались что-нибудь придумать, что-то исправить после того, как, наконец, поняли, что происходит. Надеялись, что шанс ещё не упущен. Не вышло.         Джек еле успел ускользнуть из норы Пасхального Кролика, когда потолок начал осыпаться. Надежда осталась погребённой под тысячами тонн камней и рухнувших иллюзий. После этого он кинулся разыскивать Зубную Фею, уже не задумываясь о судьбе остальных — время истекло.         Джек гладит Фею по плечу и слушает хриплое дыхание. В груди, под выцветшими перьями, на каждом вздохе что-то глухо клокочет. Он, зимний дух, знает, как умирают от пневмонии. Это выглядит жестокой насмешкой. Почему именно так? Почему именно она — так? Он украдкой смотрит на пальцы, испачканные сероватой пылью. Перья становятся слишком хрупкими, рассыпаются от легчайших касаний. Изломанные крылья свисают неаккуратными лохмотьями.         Джеку кажется, что темнота наблюдает за ними с садистским интересом. И назло ей, назло молчащему Луноликому и неизбежности он шепчет:         — Всё будет хорошо, Туф.         — Да, конечно…         Она протягивает руку между прутьев. Пальцы цепляются за подёрнутую инеем ткань. Тянет — очень слабо, сил не осталось, — чтобы Джек наклонился к ней, и придвигается вплотную к решётке. Когда их губы соприкасаются, она зажмуривается.         Поцелуй — сухой, отчаянный, с привкусом горечи и железа. На губах у Феи кровь. И она уже не откроет глаза.         Ничего не будет хорошо. Вообще ничего не будет.         Джек бережно опускает тело на пол и отворачивается, чтобы не видеть, как оно рассыпается сухим прахом. Дерзко выкрикивает в темноту:         — Ну, давай! Я тебя не боюсь!         Темнота молчит, пустая и холодная.         Джек утыкается лицом в ладони.         И тогда темнота взрывается безумным язвительным смехом.

26.09.2013