Покорный

когда мать бьет его, Иуда молчит, когда мальчишки из деревни кидают в него камнями, Иуда опускает голову, когда один из приезжих купцов переезжает Иуде руку, он плачет. молча. когда мать называет его сумасшедшим, Иуда соглашается,лишь кивая. она его ненавидит. за что... порой он думает, что она и сама не знает. но лучше от этого не становится. Иуда растет. работает, кормит мать, а та все еще считает его сумасшедшим. Иуда дал обет молчания: какой толк говорить, если никто не слышит. а потом к ним приходит слух о сыне Божьем. и мать ведет Иуду к нему. Иуда не противится, какая разница, не исцелит его Спаситель, ведь не болен он. а Иисус, увидев его, смотрит прямо в глаза, так понимающе, что внутри что-то надламывается. но Иуде все равно, он привык, что внутри всегда больно, и тихо, оглушающе тихо. у него штиль в груди еще с отрочества. ничего уже не трогает его. оно и к лучшему. Спаситель матери его говорит, что не болен он, а та почему-то успокаивается и кивает, да потом молча уходит... Иуда ступает за ней. а потом его кто-то останавливает: мягко за запястье удерживает, не позволяя и шагу дальше ступить. Иуда голову поднимает, Спаситель на голову него выше, и смотрит в омуты голубые, в которых сейчас не понимание плещется,далеко не оно. — оставайся со мной, — и поглаживает Мессия большим пальцем ладьевидную кость, сжимает руку все крепче, так и показывая, что не отпустит, Иуда кивает покорно. покорно идет за Спасителем, молча переносит нападки других апостолов,им он не нравится: юный еще совсем, на мужчину-то похож едва ли, бледный и молчаливый, даже странствия под палящим солнцем его кожу темнее не сделали. только раз у него накидку с головы отобрали,обгорела кожа его в тот день. Спаситель заговорил с ним тогда впервые после их первой встречи: до этого просто брал за руку, да и сидел молча, не подпускал никого, говорил всем оставить его, на проповедях сам за деревом ставил или садил, лишь бы не видел его никто, кроме него, Мессии. — не смей давать им трогать себя, — и обнял его крепко, словно в тисках железных сжал, подбородок стиснул, голову поднять заставляя, и взглядом небесно-синим сверкнул, только небо то было удушливое и страшное, Иуда лишь глазами похлопал, да тот его и отпустил. только после этого Спаситель вообще все его контакты с людьми на нет свел. а когда к Иуде мальчишка на улице подошел, улыбкой яркой сверкая, молоденький еще совсем, хотя и сам Иуда-то не далеко от него ушел, Мессия его сразу в их пристанище поволок,наказав апостолам дальше поручениями его заниматься, захлопнул дверь хлипкую Спаситель и прижал к ней же Иуду, сжал запястья над головой, да и уткнулся куда-то в стык плеча с шеей. — что же все на тебя смотреть перестать не могут: прячь тебя или не прячь, все равно кто-то да усмотрит, — и голос такой уставший, дыхание прерывистое, — невыносимый, ты просто невыносимый, — и вдруг к шее губами прижался, у Иуды сердце в груди птичкой забилось страшно. а Спаситель его еще крепче к себе прижал, начал шею покусывать, втягивать кожу губами болезненно, да руками по телу иудиному лихорадочно шарить, Иуда голову откинул покорно: Иисус сильнее него, что он ему противопоставит. Спаситель на этот жест зашипел злобно, да укусил побольнее: — покорный, до чего же ты покорный, — и шепот обреченный-обреченный, — вот поэтому все твари к тебе тянутся, а ты мой только, слышишь, — и взгляд тогда у Мессии страшный стал, голодный до невозможности, он носом по щеке его провел и отпустил неожиданно, отвернулся от него дерганно. Иуда тогда руку на плечо ему положил, тот повернулся резко и схватил ее, сжав сильно. — скажи хоть что-нибудь, я услышу, — и взгляд умоляющий такой сделал, что Иуда лишь вздохнул тяжело и головой покачал: знает ведь, что ничего Мессия не услышит. *** а потом предательство было. только не предавал Иуда никого, как же он мог Мессию предать, если тот ему и ходить-то по городу не позволял, да и молчал Иуда, никто бы его слушать не стал: ждать, пока он жестами или буквами объяснит что. поцелуй апостолы подстроили: да и поцелуя-то не было, толкнули его, он в хитон Спасителя уткнулся. а потом того и схватили. а на казни, когда уже распяли Христа, он рот в усмешке злобной кривил, когда гроза грянула, Иуда как раз к кресту подошел. — ты мой только теперь будешь, — зловещий хохот Мессии скрыл гром, а вот холодную синеву живых-мертвых глаз скрывать было нечему. *** пришел Спаситель за ним седмицу спустя, когда Иуда уже у моря был. схватил его со спины неожиданно, оплел руками, да на ухо прошептал: — не сбежишь ты от меня,некуда, тебя теперь только рай ждет,а там только я,— и не стало света для Иуды. он глаза открыл и правда в раю, прямо в саду эдемском,Мессия руки у него на живот в замок сжал, да продолжил удерживать крепко. — и сейчас ничего не скажешь мне?неужели и теперь я голоса твоего не достоин? — и давит в объятьях Иуду сильнее все, будто в себя хочет врастить. — не слышишь ты, — шепчет Иуда и замолкает. больше слов Спаситель от него не услышал.