Verzweifelt

***

— Я не стану отвечать на ваш вопрос, мистер Макгрегор... - мрачно протянул Штирлиц, глядя на англичанина, который закурил "Винстон", пододвигая пачку и ему.       Исаев не взял сигареты, а лишь продолжал смотреть на человека напротив, который записал его ответ в лист протокола и перешёл к следующему вопросу. Череда вопросов о нём самом, о семье, в общем, всё то, что разведчик не может раскрыть. Штирлиц отказался отвечать на всё, понимая, что иначе никак. Макгрегор в итоге усмехнулся и, протягивая тому фотографию, заметил: — С наиболее скучными вопросами мы покончили, теперь перейдём к делу.       Фотография Штирлица сделанная у пансиона "Вирджиния", где он искал профессора Плейшнера... На секунду Исаеву стало невыносимо грустно, он вспомнил того несчастного старика, который прошёл через концлагерь и, которого он, Штирлиц, в итоге послал на верную гибель. Профессор Плейшнер не был предателем, тем не менее, вспоминать об этом эпизоде было горько. Горько осознавать сколько людей он потерял. Так или иначе, на его лице не отразилось ни одной эмоции, он отложил фотографию и, покачав головой, сказал: — Нет, это не я.       Англичанин пододвинул ему папку и с коварным выражением лица как-то подозрительно слащаво протянул: — Поглядите: там есть ваши фото в форме, вместе с Шелленбергом в Лиссабоне, данные из вашего личного дела, характеристики...       Дальше Штирлиц его уже не слушал, он взял самую первую фотографию: действительно, на ней он был вместе со своим шефом в Лиссабоне. Тут он ещё не был штандартенфюрером, как и Шелленберг не был бригадефюрером. Они о чём-то переговаривались, причём его шеф хитро улыбался и смотрел на него. Штирлиц прекрасно помнил те дни, а ещё прекрасно помнил о чём они говорили. Исаев откинул фотографию показательно брезгливо: мерзость, вот за кого его тут считают. Он не хотел вспоминать те дни, сейчас ему не хотелось возвращаться к прошлому. Разве это не он после войны разыскивал остатки нацистов в Латинской Америке? Разве это не он работал с американскими службами? Что же это такое...       Макгрегор хмыкнул на такой жест, а затем позвал нескольких человек, которые узнали его, только вот под разными именами и разными ролями. Вот, конфуз-то. Исаев подумал, что он хотел бы посмеяться над этими англичанами, которые даже не могут понять кто он на самом деле, однако, подобная роскошь ему недоступна сейчас. Не то положение так сказать.       Когда Штирлиц был уверен, что больше "гостей" не будет, Макгрегор подозвал какого-то служащего, что-то ему прошептал и встал. Разведчик непонимающе посмотрел на англичанина, который посмотрел на него как-то странно и вышел со словами: — С вами хочет поговорить ещё один человек.       Исаев сидел и ждал, немного поёрзав и глядя по сторонам. Это было странно, до этого Макгрегор не выходил и продолжал вести допрос, а тут внезапно так. "Штирлиц-Исаев," - забавно его окрестил этот англичанин. Разведчик подумал, что это даже наилучшим образом отражает его состояние одно время. Действительно, он был и Исаевым и Штирлицем. Однако, "Штирлиц" - это одно, это эсэсовец, а "Исаев" - это другое, это советский полковник. Два разных человека, не так ли? На секунду стало непривычно жутко от мысли, что Штирлиц и Исаев никогда не были раздельно в его голове, как должны были бы быть, они были единым целым. Это непростительно, это опасно для разведчика. Мужчина задумчиво нахмурился: нехорошо, он настолько привык делать всё чисто, что забыл о самом главном, о том, что в голове.       Внезапно дверь скрипнула и на пороге возник тот, кого Штирлиц никогда не планировал увидеть вновь. Вальтер Шелленберг собственной персоной уверенно прошествовал и сел напротив него. Его шеф постарел: очевидно его мучила болезнь печени, ведь его кожа огрубела и стала желтоватого оттенка. Тем не менее, эти перемены не были настолько в худшую сторону, уверенность этого человека была его главным козырем. Он коварно усмехнулся, а потом сказал: — Ну, здравствуйте, Штирлиц. — А я-то думал вы в тюрьме, - это была ложь, Исаев прекрасно знал, что Шелленберг вышел раньше назначенного срока по состоянию здоровья и уехал в Швейцарию. — Не смешите, не верю, что вы настолько не интересовались моей судьбой после Нюрнберга, - бывший бригадефюрер улыбнулся, а потом добавил. - Я вас искал. — Интересная информация, - разведчика закатил глаза, действительно, очень "мило".       Вальтер рассмеялся и, хлопнув в ладоши, сказал озадаченному Исаеву: — Я рад, что вы не особо изменились, всё язвите.       Штирлиц молчал, он не понимал зачем Шелленберг пришёл сюда. Не понимал цель визита его бывшего шефа и к чему этот странный разговор ни о чём. Заметив, что разведчик погружается в мрачное состояние и анализ, Вальтер вскинул руки и продолжил: — Вы хорошо поработали в Латинской Америке, поймали Мюллера. Могу вас похвалить. — Спасибо, "шеф", - Штирлиц криво усмехнулся. — Нет, правда, я рад, что с ним разобрались именно вы. В общем, к делу, я пришёл вас забрать, - неожиданно совершенно серьёзно произнёс Шелленберг, приближаясь к бывшему подчинённому и опираясь о стол локтями. — Что? - Исаев уставился на того, а потом, всё-таки не сдержавшись, прыснул от смеха и едко заметил. - Чтобы самому убить? Нет уж, спасибо. — Вы не поняли, если бы я хотел вас убить, вы давно были бы мертвы, а точнее ещё во времена войны, товарищ советский разведчик, - хмуро и недовольно парировал тот.       Штирлиц замер, теперь уже с интересом глядя на бывшего шефа: наконец карты начали вскрываться. Снова игра? Очевидно, как же его бывшие шефы любят продолжать эти игры. С другой стороны, а что им ещё остаётся? — Вы мне ещё нужны, Штирлиц, - серьёзно произнёс Шелленберг. — С чего вы взяли, что я могу согласиться пойти с вами? - спросил Исаев, полагаясь на свой анализ и расчёт. — Потому что на Родине вас расстреляют или отправят в лагерь? Мы оба знаем, что с вами вероятнее всего произойдёт, - сказал тот, откидываясь на спинку стула.       Разведчик снова замолчал и задумался: да, это правда. Учитывая, что он ещё и "нелегал", потому что не вернулся в 1939 году на Родину, хотя ему приказали. Да, итог очевиден, хотя, почему-то в нём жила надежда, что там что-то изменилось. Вдруг эта война заставила руководство пересмотреть свои взгляды. Почему же так? Столько бороться, столько людей погибло, а некоторые вещи не меняются. Да, он не вернулся тогда, потому что все помнили 1937 год, все помнили репрессии и, что многие исчезли без вести. Штирлиц оправдал сам для себя тем, что он залёг на дно в Германии тогда, чтобы дальше бороться с нацизмом, ведь это его долг. Да, он ослушался, но на благо, ведь о нём вспомнили в 1941 году, когда речь зашла о Югославии. Конечно, он поступил верно и, раз с ним затем связались, руководство это тоже понимает... Понимает ли? Горько, горько всё это осознавать. — Почему вы сразу не убили меня? - неожиданно для самого себя спросил он у немца, который теперь в свою очередь с интересом посмотрел на него. — Потому что вы мне нравились и, если честно, это было мне на руку и забавно. Не хотелось увидеть вас в "клешнях" у Мюллера, через вас было удобно пускать дезинформацию, - Шелленберг пожал плечами и усмехнулся. — Я был в "клешнях" у Мюллера, - парировал Штирлиц, глядя на бывшего шефа. — Я знаю, мне жаль, - кратко ответил он. — Нет, вам не жаль, - как-то даже обречённо бросил разведчик, махнув рукой. — Я вас искал, это было непросто, особенно в самом начале. Неужели вы думаете я так легко мог отбросить... - Шелленберг не договорил, закуривая.       Они оба понимали о чём ведут речь, Штирлиц-Исаев не хотел вспоминать, он вообще считал, что сейчас прошлое ему аукается не лучшим образом. Какая теперь разница, что было? Какая разница? Он даже гневно поглядел на бывшего бригадефюрера: ну зачем он напомнил? От воспоминаний начинала болеть и раскалываться голова, от невыносимых ощущений хотелось зажмуриться. Шелленберг заметил, как тот побледнел, и спросил: — Что, настолько не нравится вспоминать, сколько мы вместе времени провели? — Скорее не нравится, что я там фигурирую, - кратко бросил разведчик, понимая, что это не то, к чему он морально готовился. — Настолько не понравилось спать со мной, штандартенфюрер Штирлиц? - по больному ударил тот, ухмыляясь. — Вы пришли измываться? - Исаев нахмурился, игнорируя неприятный укол. — Я пришёл с предложением, - фыркнул Шелленберг, потушив сигарету. — Детали? - спросил разведчик, глядя исподлобья. — Вы должны мне ещё кое в чём помочь, за это я вас "спасу" из рук англичан, - великодушно объяснил Вальтер. — Связи? — А как же!       Шелленберг искренне рассмеялся, а потом взмахнул руками и ушёл. Они оба поняли друг друга. Исаев знал, зачем он это делает: на свободе он сможет больше. Раз его бывший шеф хочет его к чему-то приплести, возможно, он сможет выйти на остатки нацистов в Европе и на сеть Шелленберга, если такая есть и осталась. Так или иначе, это сыграет ему на руку. В конце концов, он знает на что идёт. Знает ли? Разведчик понял, что его разрывает от сомнений внутри: а правильно ли это? Однако, на раздумья времени не осталось. Макгрегор зашёл и протянул ему листок, поясняя: — Это чтобы в будущем вы не вчинили нам иск за то, что мы вас отдали вашим бывшим шефам, знаете ли.       Штирлиц теперь обречённо пробежал глазами по строчкам, выхватывая отдельные слова и фразы: "По настоянию передаётся..." Что он делает? Это буквально сговор и новая игра, где ему предстоит снова быть пешкой. Разведчик подписал бумагу, понимая, что всё рушится. Он так надеялся, что вернётся на Родину, когда услышал на корабле русскую речь, однако, у судьбы на него другие планы. А если быть честным с самим собой, то не только у судьбы. Сразу после этого ему выдали другую одежду, Шелленберг встретил его с довольной ухмылкой и, взяв под руку, поспешил к выходу. Тот был воодушевлён, хотя никогда бы не признался. Вальтер вообще не признался бы Штирлицу, что очень скучал по их встречам. Как и Исаев никогда бы не признался, что не смог признать все те события, как "ошибку". Не смог, хотя очень хотел и, если бы его спросили, он, конечно бы оскорбившись, всё отрицал.       Штирлиц чувствовал обжигающее тепло исходящее от руки его бывшего или теперь снова шефа. Всё внутри внезапно закипело, тело тоже ведь обладает памятью. Когда-то Вальтер точно также его тащил по улочкам Лиссабона, хотя они были и на работе. Тот тащил его, продолжая шутить о Гейдрихе и работе. Тогда они оба выпили и были... Счастливы? "Нет, невозможно быть счастливым, когда в мире происходит такое," - так подумал бы полковник Исаев, пока Штирлиц рвано бы выдохнул в тот момент, когда его прижали бы к неровной кирпичной стене. Полковник Исаев бы мерзко поморщился даже от мысли о чём-то таком, в то время как Штирлиц позволил расстегнуть свой китель...       Тем не менее, сейчас разведчик следовал к свету, понимая, что позволил втянуть себя в новую игру. Он вышел за Шелленбергом, чувствуя себя полностью разбитым и вывернутым наизнанку. Штирлиц вышел, понимая, что всё сломалось. И первое, что он услышал, когда впервые за долгое время увидел закат, выходя с конспиративной квартиры было: — С возвращением, штандартенфюрер Штирлиц.