О свободе воли

Пробуждение — пытка. Просто очень медленная. Вова говорит так всегда. Его раздражают новые технологии, его выводит из себя бесконечная подзарядка механической руки, ему по горло роботизированных собак на улицах и постоянного страха войны. Вова пытает себя жизнью в новой реальности, которую принять никогда не сможет, Вова бежит от неё всегда, лишь бы только напрямую не сталкиваться. Он ненавидит заказывать место в метро заранее, ненавидит забывать ставить на подзарядку машину, ненавидит встроенный в руку мобильник, и, вероятно, ненавидит себя. У Семенюка (хоть никто уже и не называет других по фамилии) не жизнь, а сплошное разочарование. Люди вокруг осуждают за такое, люди злятся и терпеть не могут тех, кто идёт против всеобщей любви к технологиям и, тем более, против правил. Вова бежит и от них, потому что бежать от правды — его призвание. То же, что и “переобуться”, как шутили раньше ребята в чате. Стримы не спасают. Тяжело сидеть и делать вид, что всё в норме, когда в глубине души ты понимаешь, что половина из присутствующих — машины, которым просто нужно скоротать время. Интересно, сколько зрителей из его списка действительно живы? Да и жив ли он сам? Жизнь претерпела изменения. С ними нужно только смириться. Человек никогда не сможет стать врагом вечности. Вова знал, что не смирится никогда. У него теперь роботизированная рука. Протез, иными словами. Нелепая железка, которая весит в несколько раз больше, чем может кто-либо предполагать. Свою руку парень потерял из-за поражения кожи. Ожог радиацией был настолько силён, что врачи, даже если и хотели спасти его тело полностью, попросту не успели предпринять никаких мер. Впрочем, то было не сильно страшно: у каждого человека сейчас, за редким исключением, были небольшие модификации в теле. А в скваде Вова, наоборот, занял почётное место, потому что людей без протезов среди стримеров не было совсем. Ненависть к себе от этого не уходила. В глубине души Вова ужасно хотел вернуться в прошлое и изменить всё. Съебаться, умереть, стереть себе память, впасть в кому — способов было много, но ни один из них нельзя было осуществить. Он не понимал общей тенденции обожания всего нового, он боялся этих уродливых роботов и их механику движения, он боялся новых людей, и.. боялся потерять последние связи с теми, кто ему дорог. Мир постепенно забирал живых, одного за другим, и на смену людям приходила техника, которая никогда не могла заменить человеческую душу. Он равнодушно смотрел на унылый неоново-пёстрый пейзаж в окне и грустно улыбался. Ощущение ужасной тоски накрывало с головой, не давало дышать и думать, не давало вообще хоть как-то соображать, что делать дальше и как жить. Парня посещали странные мысли: о смерти, о том, что мир давно закончился и теперь в борьбе нет смысла. Она ведь всё равно проигрышная. Интересно, есть ли смысл бороться с самим собой? Он тяжело вздохнул и перевёл глаза на руку. На чёрном браслете со странным небольшим экраном засветилось одно из приложений, намекая, что есть новые непрочитанные сообщения. Вова тут же нажал пару кнопок, дабы сделать экран целостным и, выведя изображение прямо в воздухе, принялся читать всё, что пропустил. То уведомление оказалось в их общей беседе с ребятами из сквада. Те что-то активно обсуждали, спорили и ссорились, но резко перестали на моменте, когда в диалог вступил Антоша. Его сообщение было предельно простым: Тоха; сегодня в 14:12 Все срочно ко мне. Надо увидеться Вова напрягся и сглотнул. Что могло случиться буквально за несколько дней, которые они не виделись? Может, у него опять сбои? Антоша был самым сложным по строению человеком в скваде. Роботизированные лицо, пальцы на правой руке и обе ноги... Неудивительно, что программа даёт сбои. Никто не пугался такого, даже если учесть то, что иногда Татыржа вёл себя, откровенно говоря, дико. Без причины злился, повышал голос, порой даже кидался предметами в других ребят. Тем не менее, это не мешало дружить. Почти всегда. Семенюк открыл панель с клавиатурой и уже планировал написать что-то вроде “Еду”, но отвлёкся на другое сообщение. Хис; сегодня в 14:14 Забей на него. Приезжай. Нам надо поговорить *** У Хесуса плечи острые, спина идеально ровная, а глаза словно стеклянные. Он смотрит на мир теперь лишь через призму протезов, смеётся в такт сердцебиению, ходит будто по заранее заготовленной линии, да и, впрочем, ни в чём себе не отказывает. Его не утомляют многочисленные разобранные роботы, валяющиеся по всей квартире, не раздражает тишина за окном и редкое общение с настоящими людьми. У него, очевидно-точно, настало принятие, и оно, как и любое человеческое состояние, не несёт в себе ничего отрицательного. Он давно перестал стримить и даже вспоминать об этой части своей жизни. Старые зрители и привычные обитатели чата испарились, смешались с неживыми существами, которых собирали чаще, чем рождались у людей дети, из-за чего и пропал весь интерес. Дело Хеса теперь — робототехника, а именно, изучение механизмов строения каждой модели и многочисленные попытки повторить их в собственных сборках. Его квартира быстро превратилась в кабинет учёного. Пришлось немного зависнуть на моменте изучения теории, потому что до войны он был не то, что необразованным, он был максимум идиотом. Тяжесть бремени гения, Губанову, разумеется, не грозила, но даже то количество знаний, которое он теперь тщательно хранил внутри, иногда мешало понять, чего хотят сердце и душа. Кроме того, в апартаментах теперь завёлся личный роботизированный друг. Она, как и многие другие здешние обитатели, должна была задержаться здесь ненадолго: Хес планировал разобрать робота при первой возможности, чтобы как следует изучить глазной механизм и датчик движения, но, увы, не сложилось. Модель STF-1221, или, проще говоря, Фидэс, попросту отказалась участвовать в таком и поссорилась с Губановым, чем сильно его удивила и рассмешила. Теперь они стали жить вместе. Она, будучи прикреплённой к потолку, конечно, не занимала много пространства внешне, но была очень дорога Алексею, как один из немногих друзей. Её модель чем-то напоминала совмещённых вместе ГлаДос и Уитли из серии игр Portal. Забавное совпадение. - У вас гости, господин, - монотонно и чётко произнесла Фид, выбравшись из специального отсека на потолке. Хес даже не обернулся. - Говорят, что вы должны знать его. - Ты не узнала его по заранее записанным данным? - он прокашлялся и перефразировал сказанное. - Фида, он есть в базе данных? - Да, - робот вывел на экран изображение из заранее собранной базы всех людей, кто мог без пропуска попасть к Алексею в апартаменты. - Владимир Семенюк. - Впускай, - он с безупречной точностью глянул на неё, а затем на изображение. - Ты же знаешь правила. Вова в миг очутился в помещении. - Что ты хотел? Они не смотрели друг на друга. Хес даже не обернулся. Его идеально ровная спина не дрогнула, выражение лица не поменялось, как и не изменилось происходящее за окном. Вова метался лишь внутренне. - Ты собрался? - у Хеса не двинулся ни единый мускул на лице. - Куда? - Нам нужно уехать. Желательно завтра или послезавтра. Война, Вов, - он набрал в лёгкие побольше воздуха. - Ты сам всё видел. - Что видел? - Вова чуть прищурился, но не делал резких движений. - Куда уехать, Хес?? Ты ёбнулся? - Подальше от войны, Вова. Успокойся. - “Успокойся”? Ты, блять, издеваешься?? Ты собираешься съебать и оставить их одних? Ты опять хочешь всех бросить, да? - Семенюк начал нервно ходить по комнате, тяжело дыша и громко ругаясь про себя. - Только учти: я никуда не поеду. Я никого не брошу. Я не слабак. - Ты серьёзно думаешь, что сможешь противостоять вечности? - плечи Хесуса впервые слегка дрогнули, но даже этот жест остался для Владимира незамеченным. - Мы ничего не сможем сделать, ты же знаешь. Скоро перестанут поставлять кабели и батареи, а потом, когда мои запчасти закончатся, я потеряю зрение, а ты — руку. И там уже будет не до битв. Вова резко замер и посмотрел Губанову в спину, буквально прожигая ту взглядом. Теперь он метался и внутренне, и внешне. - Я не поеду. Повисло молчание. Железное, страшное молчание, которое звучит обычно перед тяжёлыми новостями, которое слышать никто не желает, которого опасается каждый живой человек, даже когда отбиты чувство самосохранения или разум. Вова сжигал человека напротив глазами, сжигал и ненавидел за его слабость. Они должны бороться, они обязаны сражаться, потому что добро всегда побеждает зло. Если человек не может победить один, это не значит, что не сможет с кем-то в союзе. - Почему? Может, у Добра и Зла одно и то же лицо? - Потому что им живые нужны. Живые, а не где-то, блять, в Богом забытом месте, но зато с работающей рукой. Она мне и так, и так мешает, Хес. Разницы никакой, - Семенюк потёр лицо руками и вздохнул. - Останусь... Из бластера научусь стрелять. Круто же? Могу тебе даже фотки потом отправлять. - А что мне делать? Вова хотел ответить уже сейчас, но понял, что фраза не закончилась. - Хоронить тебя и оплакивать, да? - голос дрогнул настолько явно, что Семенюк напрягся сильнее. - Только помни, кладбища сейчас по-другому выглядят. Там даже цветочки не принести. Пионы ебучие, твои любимые. - Ты цветы-то, когда последний раз видел? Не обманывай сам себя, Хес. Не ты будешь меня хоронить. Они вновь замолчали. Хес смотрел в пустоту. Его ничего боле не волновало, и волновать вряд ли будет. - Я собрался, Вов. Семенюк начал материться про себя. - Ты всё-таки уедешь, да? - Да. Сегодня или завтра. Я позвал тебя, потому что не могу тебя бросить. Нам нужно уезжать вдвоём. Вова разозлился. Почему, ну почему всё выходит не так, как должно? Почему он такой, почему этот грёбанный робототехник не может просто послушать его и остаться? Чего он боится? Парень резко сократил расстояние между ними и коснулся плеча Губанова, вжимая ладонь чуть сильнее обычного. Тот всё ещё не оборачивался. - Почему ты боишься смотреть на меня? - они оба глядели на ночные московские огни. Вова раздражённо, а Хес, вероятно, чересчур спокойно для человека в его положении. - Хес? - Потому что тебе не понравится то, что ты увидишь. - Я видел тебя любым. Я приму это. - Никогда не примешь. Они ещё недолго молчали. Владимир настолько засмотрелся на Москву с этого ракурса, что даже успел потерять мысль и всё, что копилось внутри и планировало вылиться в слова. Губанов не нарушал молчание тоже, но из-за личных убеждений. Да и, честно, ему было нечего сказать. Дело за Вовой — остаться или уехать. Здесь не поможет даже борьба с вечностью, потому что вечность в стране никогда не сравнится с человеческими принципами. - Ты не передумаешь? - голос Семенюка стал более расслабленным, но при этом оставался испуганным. - Пожалуйста, Лёш. - Забудь это имя, - Губанов дёрнул плечом и смахнул с себя чужую руку. - Нет, не передумаю. Ты ведь прекрасно это знаешь, но почему-то, блять, продолжаешь спорить с очевидными вещами. Разговор постепенно переходил на более повышенные тона. Есть ли смысл в этой ссоре? - И ты думаешь, что ребята одобрят и так просто оставят тот факт, что ты их бросишь? Что ты бросишь... Нас, - Вова опустил голову и прикрыл глаза. - Мы не сделали столько всего вместе, а ты просто берёшь и уезжаешь, да? Ты думаешь, что от этого кому-то станет лучше? Что ты там спасёшься от вечности? - ...Вова. - Даже не думай меня перебивать, - не унимался парень, уже немного подрагивая от волнения и ужаснейшего страха. - Так вот, Хес, если ты правда так думаешь, знай, ты — грёбанный идиот. Потому что спасения нет. - Ты даже не понимаешь меня сейчас, Вова, хва-… - Не хватит, - тут же прервал Губанова Владимир, из-за чего вспылил ещё сильнее. - Ты сам говорил, что спастись здесь уже невозможно, что нет выбора у нас, что мы — пешки, которыми нагло пользуются и скоро планируют пересобрать, как ты пересобрал свою ебучую железку. Ты всегда боролся, Лёша. Мы боролись. Что заставляет тебя сейчас заниматься этой хуйнёй и бежать, как побитая псина? - Я боюсь, что я по-… - Ты будешь трусом, если ты сдашься сейчас. Если ты покажешь им, что всё, что ты делал против войны, что всё, что ты создал — всего лишь мусор, который теперь окажется в лапах такой же вечности, просто в другом месте. Знай, я не отступлю до последнего. Потому что я против вечности, и я против этих ебучих роботизированных штампованных чиновников. Я против всего, что происходит. Я убьюсь сам, но я сделаю всё, чтобы этому противостоять, - Вова резко схватил Губанова за плечи и попытался развернуть к себе. - А ты, - он не сразу сообразил, что происходило перед его глазами. - Езжай хоть на Марс, чувак. Я билеты смотрел, там как раз один для тебя-я... Семенюк резко притих. Происходило точно что-то страшное, чему даже трудно подобрать адекватное название. Хесус плакал золотыми слезами. Странная золотистая и блестящая жидкость широкими разводами расползлась от глаз по щекам, заполняя всё лицо. Больше всего её можно было различить рядом с новыми глазницами, которые, по сути, были ненастоящими... Откуда она могла появиться? - Что... Что с тобой? Хес? - Я же говорил. Тебе не понравится, - он лёгким движением руки стёр одно из скоплений жидкости с лица и размазал на пальцах. И правда, словно настоящее золото... - Сбой в программе. Это нормально, но может напугать, я знаю. Что ты говорил про Марс? Вова его уже не слышал. Странные, чуждые мысли заполонили его голову. Его словно откинуло назад: в далёкое прошлое, где у них ещё не было встроенных механизмов, где все жили счастливо и даже не подозревали, что будущее может стать таким. Туда, где Хес тоже плакал, но по-настоящему. В тот вечер, когда он плакал из-за Вовы. - Вова? Парень смотрел словно сквозь глаза Губанова. Жидкость продолжала вытекать, и с каждой каплей она всё больше походила на настоящие человеческие слёзы, на выплеск эмоций, на проявление жизни. Ситуация всё больше отсылалась на прошлое, на тот самый проклятый момент, когда Вова был виноват в его слезах. Вова ведь виноват и сейчас, правда? Ему стало адски страшно. Вина накатывала чужим комом в горле, сдавливала лёгкие и шею, душила и убивала изнутри. Вова виноват-виноват-виноват, и не найдётся подходящих слов, чтобы описать это состояние. - Я пойду. Парень резко отодвинулся от Губанова и быстрыми шагами, не оборачиваясь, направился к выходу. Фидэс возникла слева, и, видимо, что-то сказала, но Вова не разобрал. Да и не хотел. - Можешь ехать один. Прости. - Вов, подожди! Дверь тут же захлопнулась. *** Дома всё ещё некомфортно. Особенно в одиночестве. Тем более, в новой реальности. Вова сидел на полу в самом дальнем от окна углу спальни, обнимал колени и тяжёлым взглядом рассматривал всё вокруг. Разбросанные в разные стороны вещи, мусор, какой-то хлам от роботов, который оказался здесь по (не)счастливой случайности... Перечислять можно долго. Он не знал, на кого больше злится: на себя или на Губанова. Не правы были оба, но виноват только один, и только один должен ощущать себя таким. Впрочем, Вове не сложно взять на себя этот груз. Парень чувствовал себя крайне странно. Разговор, который он планировал провести в другой обстановке и совершенно ином тоне, перерос в ссору, а ещё сломал Хеса, и всё из-за Вовы. Разве может быть что-то хуже, чем это? Семенюк со странной ухмылкой посмотрел на непрочитанные сообщения из беседы, закрыл панель быстрого доступа и отключил руку в принципе. В ней сейчас не было никакого смысла — нет места технологиям там, где их никогда не примут. Тратить последний заряд тоже не хотелось... Новый кабель доставят нескоро из-за закрытых границ и, возможно, какое-то время ребята будут без роботизированных кусков самих себя. Вове это не сильно мешало: он до сих пор был уверен, что спокойно проживёт без руки, и что ничего в его судьбе не изменится. Осознание обратного не придёт никогда. Владимира до сих пор посещали странные мысли. Несмотря на полное понимание собственной вины и тяжести ситуации, ему почему-то неведомо сильно хотелось собрать вещи, как и просил Хесус. Внутренний голос ссорился с разумом, но умолял, буквально скулил, лишь бы всё получилось так, как просит он, и лишь бы Вова всё-таки собрался. Разум же твердил, что это бессмысленно, потому что парня с собой никто больше не возьмёт. Губанову такой попутчик ни к чему, а никому другому Вова не сдался. Он ещё раз подумал обо всём, что можно делать, а в чём нет смысла даже на этапе идеи, и принял решение. Только что выключенная рука заново заработала, из шкафа выпала большая дорожная сумка, а из головы пропали отвлекающие навязчивые мысли о том, кто прав, а кто виноват. Сбор вещей проходил крайне странно. Вова метался, иногда злился и из-за этого рвал или выкидывал старый хлам, найденный в глубине шкафа. Ему очень хотелось поговорить с Хесом, извиниться, или просто до конца разобраться в сути проблемы, но на то не было возможности. Парень старался игнорировать мысль о том, что он делает всё зря, и что Хесус даже не пустит его в квартиру и уедет один. Вова ведь знал: ещё одна потеря Губанова станет фатальной для него самого. Он не сможет пережить разлуку. Вероятно, никогда. Семенюк непостоянный, измученный и странный. Он разбросал все вещи, порвал старые фотографии с друзьями, выбросил большую часть всего, что накопилось за много лет проживания здесь. Его ужасно достало состояние страха, который постоянно накапливался внутри и волнами выходил из него через предметную агрессию. С другой стороны... Уничтожил памятные вещи? Ну и ладно. Обязательно соберёт ещё столько же, если не больше. Только не сейчас. Когда-нибудь... Закончив со сбором, Вова молча сел на пол в центр комнаты и посмотрел в открытое окно. Пахло дурно и неприятно, особенно в помещении, но откуда-то с улицы, возможно из здания старой булочной, чудом работающей до сих пор, несло свежестью и чем-то сладким. Терпкий запах таящего шоколада заполнил комнату Владимира, и он, вздохнув и подготовившись морально, открыл беседу с друзьями.                                                 Вы, сегодня в 18:22                                                 Мне нужно будет уехать, ребят                                                 Но я вернусь, обещаю Под рукой оказалась старая пачка сигарет. Все вокруг давно перешли на электронные, но Вова до сих пор “баловался” и обычными, разве что намного реже. Он набрал в лёгкие больше воздуха, дабы насладиться этим странно-прекрасным моментом и избавиться от лишних страхов, а потом закурил. Слабая боль в груди тут же напомнила о себе, но сейчас было абсолютно плевать. Крошечный комок горящего пепла упал на роботизированную руку и слегка прожёг первый слой покрытия, оставив небольшой след. Но и на это плевать. Плевать на всё. Вокруг не было ничего страшного, что до этого мучило Семенюка. Были только запах шоколада и сырости, светящаяся панель на руке, лёгкое головокружение и бесконечное небо. Проснулось внутри давно затравленное счастье, исчез страх потерять человека, которого любишь больше всего, что существует во Вселенной. Ведь даже если Хес злится, он обязательно возьмёт билеты. Он не сможет уехать без Вовы. Они не смогут друг без друга. *** - Вам сделать кофе? Робот резко свесилась с потолка прямо перед лицом Губанова и начала пристально наблюдать. Мужчина нервно ходил по комнате из стороны в сторону, отсчитывая каждый шаг и тщательно разбирая на мелкие детали каждую мысль. Его сковали отчаяние и страх. Как можно повлиять на человека, который добровольно отказывается от помощи и идёт на смерть? - Нет, спасибо, Фида, - Хесус резко остановился, потёр виски кончиками указательных пальцев и посмотрел на робота. - Я не знаю, что мне нужно. - У вас масло на глазах. Вытрите, оно мешает вашим программам исправно работать. Может, что-то случилось с одним из отделов мо-… - Нет, нет... Всё в порядке. Не стоит, - Губанов чуть погладил Фидэс по голове и хмыкнул. - Я просто запутался в себе. Такое случается с людьми. - Поэтому мне трудно вас понять, господин. - Ты и не должна. Они ненадолго затихли. Хес смотрел в окно, иногда краем глаза наблюдая за роботом, которая почему-то продолжала быть рядом. - У тебя нет срочных дел? - мужчина повернулся к Фиде. - Или ты хотела что-то спросить? - Нет, господин. Все поручения закончились, я полностью заряжена, поэтому нет смысла в отдыхе. Я бы хотела... - она замолчала, словно задумавшись. - Я бы очень хотела как-то помочь вам. Да, возможно, я не сильно смыслю что-то в ваших отношениях с тем человеком, но я вижу, как он относится к вам, и, господин... Вам нельзя терять его. - Почему ты так думаешь? - Потому что у него живые глаза, - Хесус чуть осёкся на этой фразе и не хотел продолжать слушать, боясь услышать что-то не то. - Вы сами создали меня такой. Вы же знаете, я всё вижу, особенно по человеческим глазам. Он любит вас. Он любит жизнь, потому что она подарила ему вас, господин. - Фида... - Я забронировала два билета на скоростной поезд сегодня днём, когда тот молодой человек ушёл. Не знаю, зачем, - она вывела вместо собственного лица изображение с забронированными местами. - Мне показалось, вы не уедете один. - Ты... - Хесус неотрывно смотрел на изображение и не мог поверить своим глазам. Такое правда бывает? - Ты буквально спасла нас, Фида, ты... Нам нужно собираться. Скорее. - Да, господин. Вам помочь? - Нет, просто распечатай билеты, пожалуйста. - Будет сделано. Губанов и не заметил, как сумел упаковать все нужные вещи с собой. Оставалось только отключить Фиду и тоже убрать в коробку. Он открыл беседу сквада, немного зачитался нудными обсуждениями следующей встречи и неожиданно обнаружил, что Вова туда что-то писал. От прочитанного внутри всё зацвело и засияло. У них всё получилось, у них всё получится и дальше, и нет чувства прекраснее во Вселенной, чем осознание того, что твоя любовь никуда больше не пропадёт и не потеряется среди одинаково-чужих лиц. Хес смотрел на его сообщения, улыбался и смеялся во весь голос, а Фида, блуждающая по потолку в другой части комнаты, наблюдала за происходящим очарованно и чутко. Воодушевление и любовь наполнили Губанова с головой и, получив распечатанные билеты, он молча сфотографировал их и отправил в чат с Вовой. Улыбка не сходила с лица. Особенно от ответа. Вова <3, сегодня в 19:15 Что?.. *** В Лос-Анджелесе красиво до ужаса и всё светится. Вывески на зданиях, машины, украшения людей, роботы... Там всё по-другому, не как в Москве, и там жить хочется от одного вздоха. Там не говорят о войне, не шутят о смерти, а ещё не пахнет духотой и страхом. Там нечего бояться. Даже себя не сможешь, а коль захочешь — не позволят. В Лос-Анджелесе можно любить, потому что любовь сильнее страха. Губанов стоял на балконе и молча любовался видом на ночной город. Люди постепенно пропадали с улиц, расходились по домам, роботы уезжали на подзарядку. Городская суета и шум, ставшие уже привычными для ушей любого, стихали, поэтому среди всех уличных звуков мужчина начал слышать тихое биение собственного сердца. Москва позади. Страх войны тоже. Любовь здесь. Прямо перед глазами, а ещё за стеклом балкона — видимо, переодевается или разбирает вещи. Может, учится общаться с Фидой. Бог его знает. Хесус счастлив, потому что он здесь. Потому что теперь он может починить глазной механизм и убрать золотые слёзы из своей жизни навсегда, потому что Вовина рука скоро станет полностью автоматической и не будет нуждаться в постоянной подзарядке. Потому что то будущее, о котором они мечтали, просто разными словами, теперь перед глазами и вокруг них. Потому что вечность теперь далеко, вечности больше нет в их жизни, но вечность осталась в их любви, и не уйдёт оттуда никогда. - Красиво, правда? - Вова неожиданно подошёл сзади и чуть приобнял Губанова за плечи. Они оба смотрели вдаль и улыбались, слушая постепенно наступающую тишину вокруг. - Я так рад... - Что с твоей рукой? - Хес неожиданно взял его за роботизированную конечность и внимательно осмотрел место, повреждённое пеплом от той самой сигареты. Вова чуть опешил и смутился, но поспешил расслабиться. - Как это произошло? - Прожёг случайно, - Семенюк хихикнул от серьёзности лица Хесуса. - Сейчас всё хорошо. Фида всё ещё находилась в помещении и с интересом наблюдала за парой из окна. Её очаровывало то, с какой нежностью и осторожностью относились друг к другу эти двое. Да и, честно, она тоже была счастлива. Разве можно не радоваться тому, что теперь всё самое страшное позади? - Хес... Вова осторожно поднял глаза и улыбнулся уголками губ. Хес взглянул на него и тоже улыбнулся, но немного шире. Они неотрывно смотрели друг на друга, смущаясь от собственных мыслей, и наполняясь терпким и заразительным теплом. - Что-то не так? - Можно... - Семенюк сглотнул и решился. - Можно взять тебя за руку? - Тебе можно всё. Ночной Лос-Анджелес прекрасен. Тихий, новый город, построенный людьми и роботами в союзе, в самом крепчайшем тандеме, который только может представить себе Вселенная. Здесь можно спать спокойно, здесь можно танцевать в квартире, не боясь, что не встретишь завтра. Здесь цветут пионы на уличных клумбах, здесь пахнет свежестью и растительностью вперемешку с шоколадом и парфюмом из уличных лавочек. Здесь можно забыть о том, что такое безрассудство, потому что здесь тебя не убьют за безмолвие и сопротивление новым вещам. И ещё здесь по ночам видны звёзды. А кометы сопровождают их на каждом шагу.