***
** Это был урок Защиты от Тёмных Искусств. Регулус уже давно понял, что поспешил с выводами, когда внезапно возненавидел профессора Розенберг, хотя многие и оставались при мнении, что эта женщина — исчадие ада. Каждый урок был практическим, и если вы были прилежным студентом, то не сдать практическую часть СОВ было как минимум нереально. Практика нравилась немногим, потому что задания были действительно сложными, заковыристыми, и зачастую работа шла на скорость, а мадам Розенберг привыкла судить строго и никого не щадила. Регулус не был фанатом махания палочкой, однако на каждом уроке его ждал успех. Объяснения Розенберг он находил крайне понятными, и даже несмотря на её сухую манеру подачи и общения, она успела понравиться Регулусу. Наверное, даже больше, чем прошлогодний учитель мистер Гроув, которого в принципе любили все. Регулус пожалел о преждевременных выводах, и лишь в очередной раз убедился, что ему не стоит судить людей слишком быстро или стремительно делать какие-то жёсткие заключения. И профессор Розенберг была весьма лояльна по отношению к Регулусу, как бы это всех и, в том числе, самого Регулуса, не удивляло. После их первого урока, где Регулус, как он сам и считал, вёл себя не так, как подобает таким студентам как он, никто уже не рассчитывал, что Розенберг будет ставить Регулусу хорошие оценки. Однако Регулус продолжал держаться на самой вершине, сохраняя позицию талантливого студента. Более того раза он не вступал в дискуссии с профессором, да и повода не было — она больше никогда не использовала заклинание ограничения. Регулус полюбил её за спокойствие, умение преподнести материал, помочь, если что-то оказалось непонятным, и в тайне хотел, чтобы она осталась в школе на много лет. Не все смели разделять такое же мнение, как и у Регулуса, поэтому тот и не распространялся. Многие по прежнему не питали к ней ни любви, ни уважения. Регулус стоял напротив избитого сотнями учениками манекена, слышал, как ударяются заклинания ещё нескольких студентов — чьи-то о стены, чьи-то точно манекену в грудь, чьи-то в пол. Пять раз подряд он отправлял защитное заклинание, отбивая несуществующее, воображаемое нападение, и если первый раз, когда он попробовал новое заклинание, оно вышло не очень уверенным, ко второму — его звуку, свету и отдаче — он был уже готов. У него был соблазн скрестить это защитное заклинание с каким-то боевым — он прочёл об этом в книгах, но эта тема затрагивается только на седьмом курсе. Он чувствовал, что это не так сложно, хотя и не решался пробовать свои силы, находясь среди десятков других студентов. Не хотелось под конец занятия зарабатывать отработку и лишать факультет драгоценных баллов, поэтому он просто отошёл от своего манекена, как только выполнил необходимый для этого занятия "норматив". Регулус подошёл к стене, где вплотную были поставлены с пару десятков парт, нашёл свою сумку, которую оставил у конца этой огромной очереди парт, сунул туда пергамент, который был прижат этой сумкой, и туда же отправил палочку. Он редко носил мантию, куда все студенты обычно убирали палочки — из верхней одежды он часто надевал на себя только рубашку с галстуком. Мантия казалась ему невероятно неудобным предметом одежды. Да, там была петля, куда можно было сунуть волшебную палочку, но это был единственный плюс, который Регулус уже добавил всем своим кофтам. Все мантии были тяжёлыми, они свисали тебе от самых плеч до щиколоток и иногда путались между ног, сковывая шаги. Она закрывала тебе руки, и в зеркале Регулусу всегда казалось, что он выглядит в ней все равно что пингвин. Его это ужасно смешило, и именно поэтому она всегда висела на двери его шкафа, и надевал он её крайне редко. От слова — почти никогда. Здесь он целиком и полностью поддерживал маглов, которые отказались от этих атрибутов уже достаточно давно. Внезапно он почувствовал, как чья-то фигура расположилась прямо за его спиной. Некоторые студенты уже начали собираться, — Розенберг их отпускала, поэтому в классе добавился привычный шум, с которым профессор продолжала бороться. Регулус обернулся и увидел её. Конечно, профессор стояла в полутора метрах от своего студента, сложив руки перед собой. Когда она заметила, что Регулус увидел её, позволила себе подойти немного ближе, однако все ещё сохраняла дистанцию. — Мистер Блэк, задержитесь, пожалуйста, после этого урока. Мне есть что вам сказать, — произнесла она чётко, но всё же очень тихо. Регулус просто кивнул. Розенберг едва заметно улыбнулась, точнее, сухие тонкие губы только образовали что-то наподобие улыбки. Регулус все же очень сомневался, что Розенберг умеет улыбаться. Поэтому ему оставалось только ждать, когда все уйдут из класса и настанет время перемены. Барти согласился подождать его в коридоре, хотя немало заинтересовался, о чем Розенберг планировала Регулусу рассказать. К самому началу перемены класс был уже пуст, и тогда Регулус, волоча за собой тяжёлую сумку, подошёл к парте профессора. Андреа Розенберг кивнула, поправляя тоненькую выпавшую черную прядь, где была видна мелкая проседь. Она убрала все бумаги с домашним заданием, которое студенты Слизерина и Рейвенкло сдали ей перед уроком, затем снова чопорно и ужасно ровно выпрямилась. — Мистер Блэк, не могу не отметить весьма похвальные успехи в занятиях. По письменным работам все стабильно, но практика лучше и лучше с каждым уроком, — начала она. Это был первый раз, когда она в открытую похвалила Регулуса. Это был первый раз, когда вместо сухого "неплохо" или "очень хорошо" прозвучало развёрнутое предложение. Регулус был близок к тому, чтобы покраснеть, — от неожиданности, от того, что ему действительно было приятно, но он всеми силами старался убедить свой мозг что все в порядке и ничего необычного в словах профессора нет. Но тон, с которым она это произнесла, не ускользнул от Регулуса. — Спасибо, — пробормотал Регулус, в который раз рассматривая её правильное лицо и иногда задевая карие глаза. Ему было немного стыдно, что он так быстро сделал выводы на первом уроке. До сих пор. Как бы себя не повела Розенберг, не стоило так злиться, думал Регулус, но времени вспять не повернуть. Да и профессор, казалось, если не забыла, так точно простила Регулусу его пыл. — Не могу ничего говорить об экзамене наперёд, но у вас большой потенциал, Регулус, — она приподняла брови, не уводя пристального и изучающего взгляда от Регулуса. До этого у Регулуса был потенциал в Зельях — один лишь Слизнорт говорил ему эти слова. Но декан Слизерина так говорил достаточно часто, и не только ему, поэтому Регулус зачастую пропускал его слова мимо ушей, но слышать это от сухой и строгой Розенберг было чем-то невероятным, — Однако, зачем я вас задержала. Я хотела спросить, Регулус, вы уже пробовали невербальную магию? В её взгляде читалось — разумеется, вы, Блэк, уже все успели попробовать, и даже то, что вам пробовать не стоило. Регулус понял, что она вполне может видеть его насквозь. И врать бесполезно. По крайней мере, сейчас она не спрашивала о заклинаниях, которые описаны в книгах в запретной секции. Регулус молча кивнул. Он только сейчас заметил, что вместо карманов держит свои руки за спиной. Ему всегда велели держать руки за спиной, и он привык. Привык стискивать пальцы, иногда так сильно, что костяшки начинали болеть, а затем кисти болезненно стонали после напряжения, с которым Регулус их сжимал. Он и сейчас сжимал их очень крепко, поэтому он немного ослабил собственную хватку, благодаря чему его корпус стал более свободным, плечи еле заметно опустились, и напряжение сошло. Он не осмеливался нырнуть руками в карманы брюк, так как действительно счёл это достаточно грубым жестом в данной обстановке, но от Розенберг все равно не утаилась еле заметная перемена в её подопечном. Но, разумеется, она промолчала на этот счёт. — И получилось? — спросила Розенберг. Регулус начал вспоминать прошлый год, когда Барти стоял перед ним, держа в руках свою палочку и ожидая, когда Регулус наконец его лишит её. Барти не сопротивлялся, он был живой учебной мишенью, но тот и не возражал, так как идея эта была всё же его собственной. Регулус помнил, что этот эксперимент так и не увенчался успехом, и потом попытки были заброшены. — Не особо, — ответил Регулус, пожимая плечами, — Вернее, там был какой-то поток заклинания, и он даже долетал до цели, но ничего более этого, — добавил Регулус, когда по лицу Розенберг прочёл, что ей нужно немного более точное объяснение. — На экзамене могут спросить, владеете ли вы навыками невербальной магии. Разумеется, после вашей практической части, если она впечатлит экзаменаторов. Это может добавить вам достаточное количество баллов, попробуйте. Только осторожно. Крайне осторожно, — добавила она, добавляя особенного акцента на последние слова. Всё же это было уставом школы — не колдовать за пределами класса, но кто его соблюдал — не было понятно. Поэтому по большей части, это правило игнорировалось. И игнорировала его сама Андреа Розенберг. Регулус кивнул, а её губы снова сложились во что-то, что напоминало улыбку. — Если будет что-то не понятно, я всегда здесь. Или там, — она кивнула в сторону двери, которая из класса вела прямо в её комнату, где она жила. — Спасибо, — снова сказал Регулус. — Не за что. Вы свободны, — ответила Розенберг и сразу же потеряла Регулуса из вида, отвлекаясь на бумажную работу. Через несколько минут к ней должна прийти следующая группа. Регулус вышел из класса, и увлеченный мыслью о невербальной магии, лишь на углу коридора, где его ждал Барти, вспомнил, что забыл попрощаться. Но было поздно, и Регулус надеялся, что Розенберг не сочтёт это за грубость. — Что она тебе там наговорила? — спросил Барти, отправляя руку в свою чёлку и поправляя её, однако жест этот был более чем бессмысленный — она совершенно также, как и до, ложилась на его лоб. — Ничего особенного, кое-какие наставления, — Регулус снова не договаривал, но и не врал. Барти в любом случае это узнает, также, как и когда-то он узнал о самостоятельных занятиях Регулуса, где тот был себе и ученик, и учитель. Сейчас им было необходимо спешить на трансфигурацию. Но вечером, после того, как задание на вторник было доделано, Регулус с Барти, конечно же, решили вырваться на волю. И в холодный, промозглый и мокрый вечер октября наиболее приятным местом, после их собственной комнаты, была выручай-комната. Самый большой её зал. Это было удивительно, но о выручай-комнате знали не все. Постоянно для кого-то она была открытием. И удивительно, что не было так много фанатов ею пользоваться, хотя это и было обоснованно. Не всем удавалось узнать, где именно расположен вход в неё. Не все действительно в ней нуждались — ведь без необходимости комната просто не откроется. Но Барти и Регулус уже успели обосноваться в ней как следует. И каменная стена снова открылась им, предоставляя их обзору лабиринты из старых, когда-то оставленных в Хогвартсе вещей. Они снова лежали на своём матрасе, смотря в высочайший потолок, тонущий во всепоглощающей тьме. В комнате было совершенно темно, и лишь оранжевый автоматический фонарь, стоящий на тумбе рядом с их прибежищем, освещал относительно небольшой участок, по сравнению с целой комнатой. Барти достал из кармана фотографию — обычную, с еле видными на жёлтой бумаге разными цветами и оттенками. Регулус невольно повернул голову, и увидел, что это фотография со дня рождения Барти в апреле. Когда они компанией, которую сейчас Регулус вряд-ли назовёт очень приятной, сидели недалеко от места, где они лежали сейчас. Там Регулус увидел лежащую на коленях у Пандоры Доркас, где-то сбоку от дивана сидел Барти — в руках он держал стакан с огневиски, а рядом с ним сидела Элизабет Гринграсс — изрядно подвыпившая и растрепанная. А затем Регулус увидел и себя — сидящего в углу дивана, свесив одну ногу, а вторую поджав к себе. Рубашка давно была выправлена из брюк, где-то она смялась. Зелено-серебристый галстук беззаботно и не крепко висел на шее. В руках вместо стакана с огневиски, которого он в тот вечер практически не выпил (особенно по сравнению с Рабастаном, Ноттом или Паркинсоном), Регулус держал бутылку со сливочным пивом. На губах была еле заметная улыбка — он был весь во внимании, что говорит Пандора. Хотя в тот вечер их было немного, все равно было очень шумно. И Регулус помнил, с каким усилием он держался, чтобы не податься вперёд и не нависнуть над Доркас, чтобы что-то слышать. И хотя он ушел гораздо раньше, перед тем как все разошлись и мини-вечеринка подошла к концу, воспоминание о том вечере тёплым и быстрым импульсом распространилось по всему телу. Внезапно Барти протянул Регулусу фото. — Возьми. Это Пандора отдала мне, у меня такое же есть, — пояснил Барти, и лишь после этих слова Регулус поднял свою руку, чтобы забрать бумажку. Хоуп сняла это на магловский фотоаппарат. Скорее всего, принадлежавший Пандоре, но под воздействием алкоголя она это вряд-ли поняла. Не было ни малейших движений рук, никто не моргал, никто не дергался и не смеялся. Момент замер, и ничто не могло его потревожить. Воспоминание на бумаге, почти как дневник Эдгара Таллемана. Только уже свое собственное. Регулус перевернул небольшую фотокарточку и сзади увидел надпись — чёрным тонким маркером, поспешно и спонтанно было написано: "День рождения Барти, 28 апреля 1976 года, Регулус, Доркас, Пандора, Барти, Бетти" Наверное, это была самая первая фотография из его школьной жизни. Пусть она и была замершей, но она была живой. И это была его фотография. Его воля сохранить её или сжечь, но это просто случайная мысль. Конечно, он её сохранит. И хранить её он будет очень бережно. Регулус снова повернул фото к себе изображением, в очередной раз смотря на счастливые лица. Но вскоре рука устала держать фото над собой — все же они лежали, и Регулус опустил её, продолжая держать бумажку. — Профессор Розенберг сказала, что мне стоит заняться невербальными заклинаниями, — сказал Регулус после очень долгого молчания. И он мог почувствовать, как удивился Барти, когда до него долетели слова Регулуса, хоть они и не видели друг друга. — Я так и знал, — спокойно ответил Барти, но в голосе звучало торжество, которое сравнимо с фразой "я же говорил". — То есть? — спросил Регулус. — Она не могла не заметить твоих успехов, и особенно первого впечатления, которое ты на неё произвел. Потому что я сих пор не могу понять, как ты, черт возьми, понял, что она что-то там наложила. Ладно, ты читал, но как ты почувствовал? Это вообще никак не ощущалось, пока ты не произносил заклинания. Регулус пожал плечами. В суете учебных будней он практически не думал о том дне. Вскоре после того, как гора новой ответственности и тонны пергамента для домашнего задания свалились на его плечи, он совершенно отпустил из памяти все детали первого урока Защиты от Тёмных Искусств, и до этого вечера не вспоминал о нем. Но Барти напомнил ему о событии, с которым Регулус столкнулся. — Не знаю, может... Совпадение? Я был последним, несложно было догадаться, что что-то не так, тем более, насколько я помню, Сольвейг тоже это поняла. Наверняка кто-то ещё, кто шёл после нас. Ведь так не бывает, чтобы столько студентов этого не заметили, — предположил Регулус. В его голове маячило давно прошедшее ощущение давления, сжатия, и именно это подтолкнуло его на мысль о заклинании ограничения. Вряд-ли бы он догадался об этом, просто смотря со стороны. Но он умолчал об этом, хотя на уроке признался Розенберг, что чувствуется непривычное давление. Но это, казалось, все забыли. — В любом случае... — Барти нахмурился, — Очевидно, у тебя есть потенциал. — Ага, она так же сказала, — улыбнулся Регулус, вспоминая слова профессора. — Серьезно? Она тебе прям так и сказала? Эта сухая ледя-аристократка? От которой доброго слова не дождёшься? — Барти намеренно исказил слова. — Да. Но лучше бы мне это была Трансфигурация, а не Защита от Тёмных Искусств, с которой я и так всегда справлялся, — Регулус усмехнулся. На его губах была улыбка, но горькая правда о том, что с Трансфигурацией у него действительно туго, сопровождала Регулуса вот уже полтора месяца. Что с ним сделает Орион, если у Регулуса все же окажется "В" — выше ожидаемого? Снова заставит корчится от боли с помощью "круциатуса"? Ещё больше "лесаро"? Или в порыве безудержного гнева убьёт его, случайно или намеренно? Улыбка немного ослабла. Но до июня было ещё более полугода, и Регулус все ещё пытался сохранять надежду, что все усилия, которые он бросил на Трансфигурацию в начале года не попадут коту под хвост. Барти тоже усмехнулся, но куда тише. Он понимал, что это не очень смешно. Барти уже успел понять, что хоть Регулус и всегда был в числе отличников, ровно также, как и он, его друг не будет цепляться за что-то и нервничать из-за того, что он находит для себя бессмысленным и тем более, не имеет к этому предрасположенности. И Барти понял, что вечная, неумолимая жажда вытянуть Трансфигурацию вызвана не искренним желанием Регулуса разобраться в предмете и полюбить его. Но он снова тактично молчал. — И когда ты начнёшь? — спросил он нетерпеливо. — Ещё не знаю, — ответил Регулус, — Наверное, скоро. Барти ухмыльнулся. — Это так круто — невербальные заклинания. Враг не знает что ты в него послал, и опирается лишь на цвет и эффект от заклятия, — восторженно и мечтательно сказал Барти. — Ты не хочешь сам попробовать невербальные? — ради интереса спросил Регулус. — Не, слишком сложно. Я путаюсь в вербальных как черт. Мерлин, единственное в чем я действительно хорош это только Трансфигурация, которая не подразумевает невербальных заклинаний, и в Истории магии с Нумерологией, где палочку можно выбросить в мусорное ведро, — Барти рассмеялся, и Регулус тоже. То, что Барти всегда преуспевал в Истории Магии было чем-то феноменальным на общем фоне студентов и мёртвого во всех смыслах мистера Бинса. Барти ненавидел его уроки, но та кладезь знаний о правителях, войнах, политике и прочем, которая хранилась в его голове, иногда ужасала своим объемом. — Хочешь попробовать прямо сейчас? — спросил Барти, ожидая услышать как да, так и нет, и уже зная ответы на оба варианта. — Не знаю, — сказал Регулус. Он был бы рад попробовать, но сонливость и усталость, которая одолела его в первый день учебной недели, заставляла его идти на попятную. Однако Барти все равно встал на ноги, а затем схватил Регулуса за левую руку и потянул на себя, заставляя Регулуса сквозь смех подниматься. Хотя это было немного комично, но когда Барти обхватил ладонью левое запястье Регулуса, оно неприятно заныло. Регулус все ещё помнил, как Рудольфус сжал его, и хотя ему следовало запихнуть тот день и это воспоминание куда подальше в чердаке памяти, неприятный момент несуществующей болью пронёсся по его кисти. Но лишь на мгновение, — потому что рука Барти не была жёсткой или грубой, и Регулус встал. — Давай, прошло уже какое-то время с последних попыток. Достаточно много времени, — сказал Барти, отходя немного назад и включая новые фонари для большего света. — Это было месяца четыре назад, не так давно, — сказал Регулус, оставаясь на том же месте около матраса. — Четыре месяца — сколько можно за четыре месяца успеть! Целая маленькая жизнь! — вдохновленно произнёс Барти, вскидывая руки и широко улыбаясь, — Давай, о, великий наследник древнейшего рода... — Захлопнись, — оборвал его Регулус, давя смех. — Ладно, — Барти снова широко улыбнулся, огляделся вокруг, чтобы убедиться, что он ни обо что не споткнется, и когда понял, что он может спокойно передвигаться на пару метров во все стороны, встал в центре, — Попробуй. Барти с искренним интересом достал свою палочку и держал её около себя, немного занося её вверх, словно собираясь выпалить какое-то заклинание. Конечно, он этого не сделает. Крауч терпеливо ждал. У Регулуса невольно проснулся интерес. Азарт. Желание превозмочь себя и сделать что-то, чего ты до этого не делал. Никто об этом не узнает, это не окажется великим подвигом, но резкий прилив адреналина и предвкушения заполнили каждое пустое место в его голове, прогоняя сон. Получится ли? Кто его знает. В левой руке расположилась чёрная изящная палочка, из которой вот-вот тонкой красной струйкой должен политься экспеллиармус. Регулус вспоминал все, что когда либо читал, всё, что нужно чувствовать, и в этот вечер лишил себя соблазна завязнуть в трясине неуверенности. Он привык произносить заклинания очень тихо, но чётко, не выкрикивая их и не напрягаясь, произнося каждый слог — что все педагоги очень ценили, и что всегда играло Регулусу на руку. Но сейчас он снова чувствовал странные ощущения, когда звуки из гортани вот-вот и норовят вырваться, заклинание произнестись вслух, а он стоит и подавляет любое желание открыть свой рот. Он попытался подумать об этом действии так, будто это было что-то естественное. Такое же лёгкое и простое, как "Вингардиум левиоса" на первом курсе, такое же бессловесное, как поджигание сигареты пальцами левой руки. Как что-то элементарное. Он сделал этот мысленный шаг и "Экспеллиармус", так чётко прозвучавший в его голове, вырвался наружу через конец палочки. Красная блестящая струя полетела к палочке Барти, — и хотя он мог её отбить, так как она была достаточно медленной, она попала ровно Барти по руке. По лицу стоящего напротив друга было видно, что это было более сильное заклинание, чем в прошлом году. Палочка была в его руке, но на момент оба заметили, что пальцы грозились вот-вот предательски разжаться. Это действие стоило достаточно дорого. Регулуса сразу повело куда-то в сторону, и хотя он с виду уверенно держался на ногах — те налились свинцом. Его одолело лёгкое головокружение, и хотя в крови ещё продолжали течь остатки адреналина, внезапно возникшего в его венах, силы сразу убавились. — Ты как? — спросил Барти. Он не видел и не мог знать, что Регулус борется с желанием упасть на землю и заснуть прямо на деревянном полу, но Барти понимал, что это действительно новый уровень, который доступен не всем и, вероятно, отнимает много сил. — Нормально, — сказал Регулус, а сам почувствовал, что у него нет сил даже говорить. — Потом попробуем ещё? — с еле слышной надеждой спросил Барти. Регулус кивнул. И они улыбнулись друг другу. Да, они будут пробовать ещё. Изо дня в день им будет предоставляться одна и та же картина — все заклинания начального уровня будут походить одно на другое, и на момент Регулусу покажется, что дальше этого он не продвинется. Будни были заполнены по самый верх. Зельеварение, Защита, Трансфигурация, самостоятельные занятия в классе Зелий и Выручай-комнате, которые вновь начали набирать новые обороты. Регулус старался выискивать время, чтобы делать горы заданий по Чарам, Истории Магии, Нумерологии, которую зачем-то снова включили пятому курсу, Руны. И все это помогало Регулусу проживать день за днем, забывая о дневниках, записках, и главное — о письмах, ответы на которые он так и не получил даже под конец октября, спустя два месяца, как написал первые. Незаметно прошел Хэллоуин, минул дождливый октябрь — холодный и противный, сопровождаемый резким ледяным ветром. Пора жёлтых и красных листьев закончилась довольно быстро, и теперь деревья стояли голые, неприкрытые; ветви их торчали во все стороны, будто показывая, что жизнь в них остановилась. Регулус не любил осень. Трава чернела, голые ветви деревьев смотрели на тебя остро и сухо, небо заволакивали серые сплошные тучи, а в лицо бил резкий ветер. Он терпеть не мог осеннюю хандру, которая рано или поздно захватывает в свой капкан таких людей как он, и именно поэтому Регулус мечтал, чтобы поскорее наступила зима. Нет, он не был её фанатом, но Регулус считал, что пусть все будет заметено белым снегом и скрыто с глаз людей, чем наблюдать обнаженную и спящую природу, сопровождающую ход их жизни. Вечер десятого ноября Регулус проводил в классе Зельеварения. Уже несколько уроков подряд они работали по одиночке, и было очевидно, что в скором времени им снова предстоит командная работа. Регулус привык к новой группе, в которой теперь занимался, привык не обращать внимания на гриффиндорскую шайку, — он просто совершенствовался, открывал что-то новое, убеждался в своих силах и проверял себя на прочность. И в этот ноябрьский вечер ему снова пришлось проверить, насколько тверд его характер и эмоциональное состояние. Неизвестно, что двигало Слизнортом, когда тот объявил группу из четырех: "Доркас Медоуз, Джеймс Поттер, Сириус и Регулус Блэк". При этих словах Регулус почувствовал на языке уксусный привкус. Сердце забилось выше. где-то у самого горла, в голове мигала мысль с отрицанием. Слизнорт объединил одной фамилией Сириуса и Регулуса. Это снова заставило всех вспомнить, что они братья. И это было неожиданно. Чертовски неожиданно. Доркас улыбалась, но затем посмотрела на Регулуса, который стоял рядом с ней. Она заметила немного обескураженный взгляд, увидела, что он напряжённо о чем-то думает, и втайне его пожалела. Хотя она хотела надеяться, что это станет шагом к их сближению, но понимала, что это будет только в том случае, если только что-то не произойдёт, что только усугубит положение. Джеймс и Сириус подошли и встали напротив Доркас и Регулуса. Джеймс поздоровался со слизеринкой, а Сириус словно обо всем забыл. Никто даже не догадывался, какой кавардак происходит в его голове, как сильно он сейчас нервничает. Им предстоит командная работа, и последний раз, когда Регулус и Сириус что-то делали, был, наверное, около шести-семи лет назад, ещё до того, как оба поступили в Хогвартс. Они даже не смотрели друг другу в лицо, намеренно избегая глаз, чтобы даже случайно не встретиться взглядами. Все старались делать вид, что ничего не произошло, но в атмосфере класса ощущалось напряжение. Доркас и Джеймс иногда перебрасывались парочкой фраз или шуток, смеялись, и это был один из немногих моментов, когда Сириус не смеялся вместе со своим закадычным другом. Негласно все поняли, что работа над зельем пойдёт по пропорциям и соотношениям, которые получит Регулус, и хотя трое остальных участников группы тоже делали какие-то вычисления, все понимали, что они не будут нужны. Сконцентрироваться было ужасно сложно. Мысли были направлены в сторону человека, стоящего напротив. Снова так близко. Почему бы просто не поговорить? Переступи, черт возьми, через себя. Вдруг это повлечёт за собой опасность? Ты уже в опасности, Регулус Блэк. С самого того момента, когда у тебя сформировалась своя точка зрения на этот мир. Что, если он меня ненавидит. С чего ты это взял? Он ведь неспроста не подходил ко мне и начал далеко держаться от меня. Сколько лапши на уши родители повесили ему о тебе! Столько же, сколько и тебе, пока он был в Хогвартсе. Столько же, как и каждое лето. Но я ведь не верил. Потому что он показывал всю правду о себе. А ты скрываешь. Никто не поверит. Тебе просто повезло, что Альфард и Андромеда, и еще кое-кто увидели твою настоящую сущность. Ты, черт возьми, никогда не показывал её Сириусу после того, как поступил на Слизерин. Регулуса словно ошпарило. Он чуть не сломал свой карандаш из-за того, как сильно на него давил. Он снова хотел с ним поговорить. Словно что-то можно было решить прямо здесь, в классе зелий. Регулус доводит последнюю черту, снова проверяет — соотношения уровнялись практически идеально. Он отложил карандаш, сдвинул листок ближе к центру стола, и на момент его взгляд поднялся чуть выше. Он увидел красно-золотистый галстук на белой рубашке, почти что поднял взгляд серых глаз до подбородка, но вовремя остановился. — Мерлин, — сказала Доркас, пододвигая пергамент обратно к Регулусу и указывая на уровни соотношений. — Я не Мерлин, — пробормотал Регулус, на что Доркас еле слышно усмехнулась, но всё же она была слишком занята и увлечена решением Регулуса. — Что не так? — спросил он. Регулус уже успел испугаться, что где-то допустил ошибку, но он два раза пробежался от начала до конца, и не увидел никаких несостыковок. Доркас отняла руку от пергамента. — Извини, Сириус, — сказала Доркас, забирая у него из-под носа книгу, так как это был единственный ближайший учебник по зельеварению продвинутого уровня. — Эй, я искал вариации соотношений, — возмутился Сириус, глядя на Доркас, но она лишь ухмыльнулась. От голоса Сириуса, который звучал так близко, у Регулуса по коже побежали мурашки. Этот голос был совершенно другим, и это нормально. Но почему-то Регулус чувствовал себя странно. — Не переживай, к моменту поступления в Аврорат ты успеешь научиться этому, а мне нужно задать твоему брату один вопрос, — деловито и с улыбкой сказала Доркас, а Сириус поджал губы. Его уверенность и легкость куда-то улетучилась, но всё же, он уступил. — Здесь предлагается совершенно другой вариант, вот этот, — она нашла нужную страницу и ткнула пальцем в столбец с рецептами и цифрами, обозначающие коэффициент схождения ингредиентов. — Он не очень удачный. Слишком непонятный, и к тому же, по такому раскладу через две недели зелье просрочится, — пояснил Регулус, — И он жутко неудобный, будешь высчитывать сто лет, — добавил он. Доркас в последний раз кинула взгляд на цифры, а затем медленно начала двигать учебник в сторону Сириуса. — Оу. Ладно. Ты взял это из другой книги? — она вопросительно посмотрела, имея ввиду решение Регулуса. — Ну да. Где-то нашел, записал и запомнил, — сказал Регулус, вспоминая свою книжку-солянку, сборник полезных записей и полнейшего неразборчивого бреда, записанного на коленке. И буквально через пару минут произошло кое-что. Они снова встретились, когда Регулус пошёл в кладовую. Сириус пошёл вслед за ним, как только его младший брат отошёл от стола. Регулус не видел, как кто-то за ним идёт, и лишь потом, встав напротив полок, ощутил за своей спиной чье-то присутствие. Он медленно обернулся, оказываясь лицом к лицу со своим старшим братом. Тот немного прикрыл дверь, оставляя небольшую щель. Сириус пошёл за Регулусом, и это был огромный шаг. Он мог устоять на ногах, но также мог снова попятиться назад, делая несколько шагов, и создавая дистанцию между ними ещё больше. Регулус видел, что Сириус собирается что-то сказать. Он чувствовал, как тот нервничает, и сам не мог сдержать нарастающего волнения. Сириус все ещё не смотрел ему в глаза. Он повернулся полубоком, рассматривая какие-то колбы с жидкостью глубокого голубого цвета. Он держал свои руки в карманах. Рубашка не заправлена. На ногах какие-то тяжелые ботинки. Затем Регулус услышал его голос. Совсем тихий, напряжённый, но мягкий, родной, и такой чертовски знакомый, хотя Регулус так редко слышал его в последние годы. — Puis-je te demander quelque chose?, — начал он. Сириус очевидно не хотел, чтобы чьи-то чужие уши, случайно набредшие на них, услышали их разговор. Будет неловко, если за дверью окажется Лестрейндж, который в таком же совершенстве владеет французским, или кто-то другой из числа магической элиты, но Сириус все равно начал по французски. Регулус встретил этот вопрос с удивлением, на момент его лицо изменилось, а внутри все неприятно дернулось. — D'accord,, — как-то тихо и неуверенно он произнёс. Между ними все ещё было около двух метров, они не смели посмотреть друг на друга. Сириус все ещё упирался в колбы с темно-синим веществом. — Аs-tu reçu des lettres d'Andromède ou d'Alphard cet automne? — спросил Сириус, и сердце Регулуса пропустило удар. Самые ужасные сценарии мелькали перед его глазами, и все подкреплялось этим ужасным напряжением. — Non. Et toi? — он посмотрел на Сириуса, в голубые глаза, и снова сильно занервничал. Он знал ответ заранее, иначе бы Сириус его не спрашивал об этом. Но все равно, казалось, никто отсюда не выйдет живым, хотя это и был простой разговор. Сириус отрицательно помотал головой. Последняя нить надежды с еле слышным треском оборвалась и безжизненно повисла. Ноябрь. Черт возьми, это был ноябрь. И никаких писем. — Возьми листья остролиста, — сказал Регулус, кивая на полку справа от Сириуса. Тот, казалось, совершенно онемел, но всё же, повернулся и взял два пакета с сушеными листьями. Регулус уже взял две какие-то колбы и один большой пакет с сушеными корнями, и больше в его руки не поместилось бы ничего. Только если он не хотел бы разбить какую-то из колб. Регулус вышел первый. Сириус немного помедлил. Оба брата были встречены без слов, но и Джеймс, и Доркас, могли догадаться, что что-то произошло. И оно произошло. Они были разделены много лет. Но сегодня их объединил общий страх. Страх за тех, кого они оба любят.***
"15/09/1957 Если бы я увидел себя нынешнего десять лет назад, то, наверное, ужаснулся. И то, что я смирился — ужасно. Хотя рано или поздно, мне пришлось бы это сделать. Но дети замечательные. Немного шумные, озорные, но в большинстве своём послушные. Я сильно устаю, и смена обстановки мне помогает. Я не использую комнату при классе, хотя она действительно чудесная. Вместо этого я каждый поздний вечер возвращаюсь сюда, а рано утром иду обратно в замок. Знаю, что зимы будут мало приятны, но чувствую, что не смогу целый год жить в замке. Я боюсь, что Дамблдор что-то знает. Что он догадывается, и мне это выйдет боком, если он узнает. Хотя на данный момент наше доверие достигло высшей точки — это одновременно может стать ветвью моего спасения, если наши отношения задержатся на такой высоте, и одновременно это может означать крах, если после стремительного подъёма всё неумолимо устремится вниз. Я начеку. На этот дневник наложены мощнейшие чары скрытия, и растворяться они только после того, как я перестану сюда писать, и ни единой записи не появится здесь за пять лет, или когда я умру. Я знаю, что я рискую, но я не могу держать всё в своей голове. Возможно, кто-то найдёт этот дневник. Но если это случится, значит, скорее всего — я мёртв. Потому что оставить эту книгу моей жизни я не смогу. Слишком устал. Иду спать." Он дождался. Впервые спустя столько нудных записей о лете, Регулус чувствует оживление. И одновременно сковывающую грусть. Мог ли Таллеман снова забыть про этот дневник? Вряд-ли. Скорее всего, он действительно умер, потому что вероятность, что он его оставит (если Регулуса ждало действительно что-то важное) была крайне мала. Регулус сидел на своей кровати, снова окутанный одиночеством. За пределами комнаты ледяные капли дождя били по оконному стеклу. Сырому ноябрю оставалось властвовать ещё около двух недель, перед тем, как поля окрестностей Хогвартса заметет толстым слоем снега. Регулус прикинул даты, стараясь посчитать в голове четырёхзначные и двузначные числа. Альфард учился на шестом курсе, когда в Хогвартс пришёл Эдгар Таллеман. От этой мысли Регулуса снова кинуло в жар. Мир снова оказался чертовски тесен. Регулус перелистнул страницу, начиная следующую запись: "01/10/1957 Я встречаю много интересных студентов. Наверное, мне действительно стоило попасть в этот безработный мир юных душ — они ещё не подозревают, с чем столкнуться, когда навсегда покинут классные комнаты этой школы. Я переписываюсь с моим другом Кайдом. Судьба удивительным образом свела нас в 1954 году, уже после того, как я перестал писать сюда. Совсем незадолго до момента, как моя жизнь кардинально изменилась. Мы все ещё ведём переписку, и знание, что мы с ним похожи, и я не одинок, меня очень успокаивает. Кайд мне очень помогает. Словами, поддержкой. И хотя изначально я не мог войти с ним в доверительные отношения — уж слишком он юн для меня, ловок, но то, как жизнь сводила нас и то, как мы с ним каждый раз разговаривали, не могло не означать, что дружба наша станет куда крепче, даже несмотря на разницу в почти двадцать лет. Удивительный, крайне удивительный и амбициозный молодой человек." Регулус читал взахлёб, и ему приходилось специально себя тормозить. Эдгар Таллеман явно хранил какие-то секреты. За ним скрывалось больше, чем Регулус изначально думал, судя по записям. Только если в возрасте сорока пяти лет этого мужчину не пробила паранойя. Во всяком случае, квартира напротив прибежища Джозефа Райта, куда приходили пожиратели в тот ужасный день, хранила не меньше тайн и секретов. Внезапно он подумал — мог ли тот неизвестный Кайд быть автором записки, которую Регулус нашёл в кулоне? Но эта мысль показалась ему странной. Мог ли автор той записки специально шиворот-навыворот написать свои инициалы? Буква "К" была в середине. Нет, вряд-ли, думал Регулус. И все же, дружба с человеком, разница с которым у тебя почти двадцать лет, показалась Регулусу довольно странной. Но он постарался не думать об этом. В жизни бывает всякое, и, тем более, ему судить ещё рано. Впереди были страницы текста. Регулус начинал догадываться, что записи, всё же, прекратятся на 1957 году. Записка от некоего "СКА", и толстый слой пыли, который встретил их в квартире, скорее всего, были двадцатилетней давности. В любом случае, квартира сохранилась очень хорошо. Да и что ей будет, когда про неё все забыли? Но за дверью снова послышались шаги. Стремительные, торопливые. По шагам Регулус узнал Барти. Научиться определять людей по их ходьбе было совершенно не сложно. Регулус нехотя убрал дневник. Как только началось самое интересное — все прерывается. Регулус убрал дневник под матрас, замечая, что ливень за окном прекратился, и удивительно резко из-за тяжёлых чёрных туч выглянуло яркое солнце. Как только дневник в темно-синей обложке был придавлен не очень тяжёлым матрасом, дверь распахнулась. — Это просто кошмар, — громко сказал Барти. Его голос всегда был полон насыщенной звучностью. Он был сочным, голос струился, почти как песня. Регулус так и не мог привыкнуть к громким голосам. Они буквально звенели в твоих ушах, сводя тебя с ума. Регулус привык к тихим голосам родителей — за исключением тех моментов, когда те выходили из себя и начинали говорить на повышенных тонах. — Что, — спросил Регулус, сползая с кровати. — Безумная Гринграсс, — в напыщенной ярости пробормотал Барти. Он влетел в комнату, оказался у своего шкафа и сдернул с ручки свое тяжёлое коричневое пальто. — Опять, — закатил глаза Регулус, получая утвердительный кивок головой. — Чёрт знает, что с ней такое. Как только она стала мне неинтересна — пожалуйста! У ваших ног, преклоняюсь вам! — здесь Регулус прыснул. Он тоже взял свой тёплый чёрный плащ, так как Барти ждал, когда Регулус наконец за ним последует, — Главное, когда я действительно был в ней заинтересован, она воротила от меня нос, ты помнишь, — продолжал тираду Барти, — А теперь просто не отвязаться! Они вышли в гостиную Слизерина. Барти промчался быстро, будто не хотел быть пойманным, хотя ловить его было некому — гостиная была полупустая, а Гринграсс здесь совершенно точно отсутствовала. Они направлялись к Чёрному Озеру, сомнений в этом не было. Регулус уже несколько дней не был на улице — либо нескончаемые потоки тяжелых капель дождя летели с облаков, не пуская наружу, либо горы домашнего задания плотно сидели на его плечах. Но сейчас они вдохнули душный осенний воздух. Воздух, наполненный влагой. Тучи все ещё бороздили по просторам неба, но сквозь них пробивались яркие солнечные лучи, которые, однако, уже не грели земли. Барти ходил вдоль берега, высчитывая его длину шагами, но каждый раз поворачивался и шёл в обратном направлении, начиная заново. Наверное, если постараться, можно было бы услышать, как вертятся десятки шестеренок в его голове. Регулус достал сигарету и зажёг её, поворачиваясь спиной к все еще ходящему Барти и зажигая её пальцами, укрываясь правой рукой от лёгкого ветра, который сильно мешал. Крауч, разумеется, ничего не заметил. — Ладно, к черту, — бросил Барти, откидывая носком ботинка камень в гладь едва обеспокоенного ветром озера. По воде пошли редкие круги, а вскоре они пропали. Регулус затянулся. — Что ты так переживаешь, тебе же наплевать? — спросил Регулус. Он действительно не понимал. — Ты не понимаешь, — пробормотал Барти, отворачиваясь в сторону озера. Но потом на момент он обернулся, смотря в лицо Регулуса. Что-то странное промелькнуло в выражении его лица, — Легко тебе живётся, Регулус-ничего-не-вижу-и-черствая-невлюбчивая-душа-Блэк. Регулус рассмеялся в голос. На губах Барти легла лишь еле заметная усмешка, когда тот услышал смех друга. Регулус смеялся не так часто. Большинство шуток его никак не трогало, иногда он не понимал чужого юмора, хотя свое собственное у него было достаточно хорошее. Но Барти был человеком, который мог рассмешить его порой одним своим видом. Рассмешить по-доброму. — Смеёшься? — бросил Барти, ухмыляясь. Его страдальческий вид пропал, на лице и в глазах играли краски озорства. В момент он изменился, театрально прикладывая руку тыльной стороной ладони ко лбу: — О нет, даже ты меня не понимаешь! Пойду утоплюсь! Барти с наигранным страданием сделал широкий шаг к озеру, и от носка его ботинка до водной глади оставалось едва ли десять сантиметров. Он переборщил с замахом, и ещё бы чуть-чуть — он бы плашмя упал в озеро. Свободной рукой Регулус поймал его за плечо, заставляя Барти удержаться на своих ногах и продолжая смеяться с его лица, — тот, все же, был наделён прекрасной мимикой. Но больше Крауч не мог играть трагедию. Ему тоже стало смешно. Широкая улыбка показалась на его лице, он заливисто засмеялся, давая Регулусу оттянуть себя от озера. — Развлекаетесь? — они услышали мягкий голос Пандоры Олливандер. Он заставил Барти и Регулуса синхронно повернуться. Регулус все ещё держал Барти за плечо, пока тот сгибался пополам от смеха с собственного представления. Вытирая слезы Барти выпрямился, но резкие наплывы смеха продолжали заставлять его грудь и плечи содрогаться. — Пандора! Пору-у-ушил все мои планы! — сказал Барти, широко раскрывая глаза и двумя руками показывая на Регулуса. Они снова разразились смехом. Пандора улыбалась, но не смеялась. Ей стоило прийти немного раньше, и тогда, возможно, она бы тоже не сдержалась. — Какие планы? — она подошла ближе. На её груди висел небольшой фотоаппарат, который она часто теперь таскала за собой. Она была тепло одета, а вокруг шеи обмотан толстый сине-бронзовый шарф. — Не дал ему утопиться, — сквозь смех сказал Регулус, получая лёгкий пинок локтем в живот. Выходил ли так из них весь стресс, который успел накопиться за осень, или это было действительно смешно — им было все равно. Смех угас, Барти немного отошёл в сторону, чтобы прийти в себя, а Регулус докурил то, что у него оставалось от сигареты, и окончательно потушил её, сбрасывая последний пепел с неё. — Ты куришь?! — Пандора только что заметила, что Регулус держал в руках сигарету. Регулуса её реакция удивила — он не помнил, знала ли она, что Регулус уже несколько месяцев как живёт с этой привычкой и уже успел влиться в сферу нелегальной торговли-продажи в Хогвартсе. Но он не растерялся. Он схмурил брови, отвёл от себя руку, в которой держал окурок и недоуменно посмотрел на нее. На лице выразил наигранное непонимание и осуждение, и сунул в карман уже совершенно остывший на ветру окурок. Поднимая обе руки он торопливо забормотал: — Я? Курю? Тебе показалось, — сказал он, а Барти снова прорвал приступ смеха. Пандора вздохнула и закатила глаза, но предательская улыбка все же появилась на её губах. "Плащ просто провоняет..." — подумал Регулус, но он посчитал, что это всяким лучше, чем бросить окурок на землю. Барти перестал смеяться, но тень смеха все ещё была на его улыбке. — Как ты нашла нас? — Выследила, — бросила Пандора, лукаво усмехаясь. Барти махнул рукой. Регулус обернулся к стенам замка, где они недавно шли с Барти. К парадной лестнице подходила группа из четырёх человек, и в них Регулус узнал мародеров. Взглядом он встретился с Сириусом. Видел ли тот всё, что сейчас происходило? Странный, ненужный вопрос. Но Регулус почему-то хотел знать, наблюдает ли брат за ним хоть иногда, пусть даже и невзначай. Они находились слишком далеко, чтобы что-то понять по лицам друг друга, но то, что их взгляды пересеклись — было неоспоримо. Пандора и Барти о чем-то разговорились. Регулус не слушал. На смену лёгкой беззаботности снова вернулась его привычная озабоченность. Скоро день рождения Альфарда. И до сих пор не было ни одного письма. Хотя за осень Регулус отправил целых три, и вскоре, вероятно, отправит четвёртое. Вполне возможно, что ни одно из писем так и не дошло до дяди и кузины.