Lexicon. Antiqua Ilvian — Lingua Latina. Lexacn. Tame Ilviiske — Latine.
Регулус поднес руку к книге и бережно достал ее из плотного ряда других книг. Он открыл форзац старинной книги, и надпись, которая представилась ему ранее на корешке, теперь большими черными буквами на пожелтевшем листе говорила ему свое название. Первую строку Регулус узнал. Латынь. Сомнений не было. И выражение «Antigua Ilvian» он тоже понял. Сердце забилось с такой скоростью, что было готово пробить ребра. Это был словарь с древне-илвийского. В памяти Регулуса пронеслись его ночные похождения и попытки выяснить происхождение его силы. Всплыло название раздела «маги in abnégaťem». Регулус записал это в своем блокноте и крепко накрепко запомнил эти три слова. И все это время словарь с древне-илвийского, который он также упомянул в своем блокноте, находился в доме, где он родился и прожил всю свою жизнь. У него оставалось около пяти минут перед тем, как ему нужно будет быть у отца. Но побороть любопытство было невозможно. «Abnégaťem» оказалось в самом начале словаря, и перевод его был «Abnegated». Регулус выдохнул немного разочарованно. Он не удивлялся теперь, почему находил это слово таким похожим на латынь, и одновременно чувство собственной глупости охватило его. Он легко бы мог найти это слово, которое было идентично с переводом, в любом словаре с латыни на английский. Но он старался приободрить себя тем, что просто не знал об этом слове, и не имел ни малейшего понятия, что на латыни и древне-илвийском они одинаковы, за исключением пары черточек над «е» и «t» и изменённой последней буквы. Столько времени прошло с того момента, а ты даже не удосужился посмотреть в латинский словарь, — думал Регулус и продолжал упираться взглядом в строку, где поселились два до глупости одинаковых слова. Он пожалел, что латынь прошла мимо него, и, возможно, если бы он занимался ей усердней и не бросал занятия, то уже давно бы знал перевод этого несложного на вид слова. В этот раз найти перевод не будет сложно. Словарь перевода с латыни на английский стоит у него в комнате в шкафу. Но стрелки часов уже приближались к девяти тридцати пяти, и именно сейчас Регулусу пришлось задвинуть книгу обратно в плотный ряд других книг и с жаром покинуть библиотеку. Черт, все оказалось настолько просто, думал Регулус и жалел, что наткнулся на это именно сейчас. Ему очень сильно хотелось повернуть в другую сторону и броситься к лестнице, ведущей на четвертый этаж, влететь в свою комнату и раскрыть толстенный словарь. Но вместо этого он уже стоял напротив темно-коричневой двери в кабинет своего отца, ожидая чего угодно. Мысли были заняты совершенно другим, и, Мерлин, как Регулусу было необходимо, чтобы отец ничего не заподозрил. Сейчас Регулусу было как никогда важно включить свою рациональность и надеть на себя его привычное выражение лица, но нет, это было невероятно сложно. Руки поламывало от волнения, и он еле-еле постучал, стараясь контролировать нервную дрожь, а затем с силой приоткрыл дверь. Орион знал, что Регулус вошёл, но не поднял на него взгляда. — Bon résultat, Regulus, — сказал Орион, держа в руках табель с оценками Регулуса, который ему утром принесла сова. Регулус стоял в его кабинете, и единственная мысль, которая на него находила — он снова похож на какого-то провинившегося щенка. Он убежал из дома, извалялся в луже, пробежал по зарослям леса и вернулся в отчий дом, где теперь вынужден стоять перед отцом. Будто он узнал то, чего ему знать не стоит, видел то, чего не должен был, и слышал то, что никто не хотел, чтобы он слышал. И ему приходилось держать себя так усиленно, что чувства, посещавшие его сейчас, граничили с чувствами безумия и потери рассудка. Хотя Орион его не ругал сейчас, самоощущение у Регулуса было именно такое. Орион долго вчитывался в строки с оценками — среди них затаились и несколько «В», но подавляющее большинство «П», казалось, вполне удовлетворяет отца. Тем более, что в итоговых оценках совершенно все «П». Регулус смотрел на опущенную голову лорда Блэка. Редкая седина поблескивала в его волосах, хотя отцовская шевелюра все еще сохраняла черноту и густоту. Орион Блэк совершенно не менялся. До ужаса не менялся. Он отложил пергамент в сторону, сложил руки на столе, и задал роковой вопрос: — Ты слышал что-нибудь из нашего разговора? — спросил он, поднимая глаза. Регулус невольно вскинул взгляд. Он снова был окутан дурманящей дымкой, которая иногда создавала впечатление, что все происходит во сне, но Регулус понимал, что и вопрос, и отец, сидящей перед ним, совершенно реальны. — Нет. Только когда я подошёл к дверям, я услышал ваши голоса, — спокойно ответил Регулус. Да, все же, за столько лет он успел научиться сдерживать в себе хаотичную панику и безмолвную агонию, которые иногда ударяли по нему, и наружу показывать полное спокойствие и безразличие. Орион был доволен этими словами. Регулус понял это по тому, как поменялось выражение его лица. — Впрочем, ничего секретного для тебя там нет, — его рука потянулась к перу, стоящему в подставке. Орион взял его в руки, начал вертеть, задумчиво глядя на переливы перламутрового пера. Его тон был спокоен, непринужденен. Но Регулус все равно не давал себе расслабиться, — Речь шла о твоем дяде, Альфарде… Когда ты с ним виделся в последний раз, это было…? Орион остановился. Регулус понял, что Орион ждет ответа от него, и он невозмутимо сказал: — Летний визит в Лестрейндж-мэнор, сэр. Орион кивнул, словно вспомнил. По его лицу пробежалась тень насмешки и превосходства. Его взгляд был притуплен — так бывает, когда человек что-то вспоминает и вместо реальной картинки его внимание фокусируется на изображении, появившемся в его мозгу. — Конечно. Вы говорили? — Орион спросил это спокойно и так обыденно, словно Регулусу вовсе не было запрещено разговаривать со своим дядей. И Регулус решил не врать. — Да. Он спросил как мои дела и на этом все, — Регулус не отводил взгляда, не зажимался чересчур сильно. Его поза была собранной, но не скованной. За много лет ему пришлось научиться врать. Орион усмехнулся, задумчиво глядя вдаль мимо Регулуса. — Да, секретов никаких нет, связанных с ним, — медленно начал Орион, — Тебе определено стоит знать, что происходит. Хотя слухи — вещь не самая хорошая. Регулус все внимательнее слушал. Он вглядывался в отцовские рукава, видел, как все яснее начинают виднеться вены из-под кожи — признаки наступающей старости, — и надеялся услышать хоть что-то новое. — Аврорат, Орден Феникса, и теперь еще одна подпольная организация…— с отвращением произнес он. На губы легла гадкая ухмылка. Что за подпольная организация? Неужели это то, чем Альфард занимался последние полгода или год, и то, о чем он никак Регулусу не мог рассказать? — Присяга перед Темным Лордом — лучшее, что ты можешь внести в борьбу с этой грязью, — произнёс Орион. Снова. Та же заевшая пластинка. Регулус с холодным выражением лица стоял напротив стола. Нет, он никогда не пойдет на это. Он умрет, останется совершенно один, без дома, но он не сможет стать одним из них. И ты готов пожертвовать даже своей семьей? В голове снова пронесся этот ужасный возглас, с которым Регулус столкнулся впервые в библиотеке, после новости о том, что отца Барти пытались убить. Чересчур громкий, совершенно чужой голос возник из ниоткуда, резко одергивая за плечи и заставляя замереть в холодном поту. И каждый раз он задавал справедливый вопрос. Нет, нет в семье никого, кого бы он по-настоящему любил бы. Все, кто ему дорог — на другой стороне. Неужели? Орион молчал, все еще теребя в руках перо, а в мыслях думал о будущем успехе. Так просто готов оставить мать с отцом? Они сделали много плохого. Тогда зачем ты возвращаешься сюда каждый раз, слушаешь их? Боишься боли? Нет. Боишься сделать их недовольными? Голос внутри Регулуса замолчал. Отец положил перо на стол, снова складывая руки. — Можешь идти, Регулус.***
«Abnegated» переводилось как «отреченный». In abnégaťem — в отречении, отреченные. Отреченные маги. Или маги в отречении. Регулус сидел на кровати, сложив под собой ноги. В руке он держал блокнот, раскрытый на странице, куда была переписана информация из библиотеки, и в замешательстве глядел на перевод. Его взгляд бегал со строчки на строчку, снова все лишь усложнилось, но Регулус продолжал надеяться, что это лишь очередной шаг вперед к познанию чего-то действительно важного. Почему отреченные? Кто их отрек и от чего? Где ему найти хоть какие-то книги? Весь остаток дня он провел в той самой библиотеке, потому что теперь, имея цель, Регулус знал, что ему искать. Но все было безуспешно. Разумеется, если эта тема даже в книгах помечалась запрещенной, она не будет держаться в общей гостевой библиотеке. Возможно, какая-то информация должна быть в библиотеке отца. Именно там собрались десятки темных книг, и идея эта тянула к себе. Соблазняла, как глоток ледяной воды в тридцатиградусную жару. Но последствия, которые могли бы произойти после этого, устрашали. Регулус помнил свой последний раз, когда он побывал в библиотеке. И это воспоминание неприятно свернуло ему желудок, заставляя чувствовать легкую тошноту. Регулус откинулся назад, падая на махровое тёмно-зеленое покрывало. От нечего делать он пролистал свою записную книжку. Он снова прочитал хаотичные названия книг и цифры рядом с ними, расписания, заметки, рецепты, и даже уже немного забытый рецепт «удушающего зелья», который он нашел год назад в книге, взятой из запретной секции. Вскоре его начала одолевать дремота, он прикрыл глаза, о чем-то задумался, и даже не заметил, как провалился в сон. Ближе к пяти часам дня он проснулся от хлопка входной двери и громких звуков, доносящихся с первого этажа. В своей левой руке он обнаружил зажатый блокнот, рядом с собой — полураскрытый словарь. Он бережно закрыл его и положил на тумбочку рядом, а затем сполз на край кровати, открывая чемодан, лежащий с той стороны, и кинул туда блокнот. Дома он им не пользовался, и чтобы не забыть его потом, сразу решил возвращать блокнот именно в чемодан. Под носками и рубашками он случайно наткнулся на дневник Эдгара Таллемана. Пальцы дотянулись до его корешка и застыли на нем на короткий момент. Он продолжал читать его, но ничего кроме описаний мутных и действительно скучных будней он не находил. Ему показалось, что что-то сдвинулось — когда он увидел чужие инициалы, письма, а потом эта записка из кулона. Но недолго длились новые открытия. Мужчина действительно старался скрасить свою жизнь этими тухлыми записями, и с каждой из них они становились все проще и проще — по языку, стилю, по количеству информации. Либо Эдгар к тому времени начинал дичать, либо он что-то скрывал и все же боялся. Регулус поднялся на локтях и сел на кровать, оставляя старую тетрадь и свой чемодан. Он услышал голоса, но даже представить не мог, кто это говорит и о чем. Слышимость в четырехэтажном доме была просто прекрасной. Он слез с кровати, нырнул в свои домашние ботинки и тихо вышел из комнаты, по привычке почти неслышно притворив за собой дверь. Скорее всего его одежда помялась, а сам он выглядел очень сонным и растрёпанными, но Регулус и не рассчитывал надолго задерживаться с нежданными гостями. И не рассчитывал вовсе с ними видеться. Из любопытства он просто посмотрит или по голосам узнает, кто сегодня совершил визит в дом. Регулус спустился на второй этаж. Он повернул в сторону комнат для гостей, пошел по длинному коридору, и мимоходом заглянул в зеркало. Автоматически рука поднялась к немного помятому воротнику, расправляя его, а после рука попыталась уложить взлохмаченные волны волос. Манипуляции эти были более чем безуспешны, но Регулус не стал заморачиваться. Он подошел к гостевой узкой лестнице, ведущей в зал. Оттуда он уже более отчетливо слышал веселые голоса прибывших. Это было странно — слышать чужие голоса в доме, где ты прожил всю жизнь. Будто кто-то вторгается лично в тебя. Внутрь, в твою душу. Регулус не понимал этого чувства. Не понимал, почему дорожит этим местом. Но все же он распознал голоса Нарциссы и Люциуса Малфоев. Что же, эти голоса не такие чужие, думал Регулус, по крайней мере, голос Нарциссы точно нельзя было назвать чужим, но жеманный тенор Люциуса был Регулусу неприятен с самых первых дней их знакомства. Регулус оставался на ступенях, практически в кромешной темноте. Если кому-то вздумается сюда зайти — его поймают, и тогда непонимания и гнева не миновать. Регулус уже почти пожалел, что спустился, но как давно на Гриммо 12 не было гостей. Он сел на ступеньку, складывая руки на коленях и кладя на них подбородок. Регулус прислушался. — Всё в силе. Темный Лорд сомневается в их возможностях, даже если они окажутся правдой. Это просто глупости, — говорил Люциус. Раздался звук отлетающей из бутылки пробки — он откупорил вино, — С тех пор, как Джозеф Райт сидит в подземелье, все пошло быстрее. Хотя дедок он упертый. Люциус Малфой замолчал. Наверняка он начал осушать свой бокал — быстро, не пытаясь даже оценить вино, так, как он всегда это делал. — Но он же хоть что-то сказал? — спросил Орион. Последовало молчание. Малфой мог кивнуть, либо отрицательно помотать головой. — Дамблдор ведь не дурак, он не будет доверять самые сокровенные секреты кому попало. Он уже промахнулся, когда его кузен Амос сдал его с потрохами. — А что с Амосом? —это спросила Нарцисса. Ее голос не менялся, и к нему Регулус особенно прислушался. — Лорд собственноручно убил его, — усмехаясь, довольно сказал Люциус, — Никому не нужны предатели, сколько бы они не дали. Люциус рассмеялся. «Никому не нужны предатели…» — эхом пронеслось в голове Регулуса. Амос Дамблдор был убит. Регулус вспомнил разговор в кабинете директора, когда тот сам назвал ему свою ошибку, состоящую в том, что он доверился кузену. Никому не нужны предатели. Лорд Воландеморт не стал держать около себя человека, который предал свою сторону. Он определенно что-то знал. — А Джозеф Райт сидит и поживает себе в сыром подвале. Ему, разумеется, уже не выбраться. А вам очень повезло, — с улыбкой сказал Люциус. Регулус снова вслушался, — А нас никто не подслушивает? Регулуса передернуло. Он уже был готов встать и кинуться вверх на второй этаж, но реплика Ориона заставила его задержаться на своем месте: — Некому. Регулус, должно быть, в своей комнате. — Как поживает Регулус? — спросила Нарцисса. Ее тон был холоден, он так отличался от того, к которому Регулус был привязан, будучи маленьким. Голос ее оставался молодым, но тон изменился, и, наверное, навсегда. — Весьма неплохо, — сухо ответила Вальбурга. В ее голосе читалось безразличие, и тут Регулусу стало внезапно очень обидно. Не то, чтобы он хотел, чтобы его начали расхваливать или как-то мягко отзываться перед кузиной и ее мужем, нет, но хотя бы капельку признания и похвалы, помимо «хороший результат, Регулус» от Ориона, получить, конечно, хотелось. — Есть что-то, в чем он особенно отличается? — с живым и веселым интересом спросил Люциус. В его голосе все еще оставались ноты высокомерия, но слащавая веселость до сих пор сопровождала его. Регулус не думал, что Малфой сможет когда-то ее лишиться. И он более чем не понимал, как холодная, спокойная и рассудительная Нарцисса вышла за такого павлина, как Малфой. Регулусу вовсе не казалось, что она его любит. Наверняка очередной брак по расчету, пронеслось в его голове. Но при вопросе Люциуса Регулус замер. От родителей не могли остаться незамеченными успехи Регулуса по зельеварению. Не может такого быть, чтобы Гораций — декан Слизерина, профессор Зельеварения — не написал им ни одного письма по поводу их сына. Нет, Регулус знал, что Слизнорт имеет привычку к табелям оценок присылать индивидуальные письма родителям — и очень подробные. Поэтому он затих ещё больше. — Полагаем, Зельеварение, — ответил Орион, и в груди Регулуса восторжествовал маленький огонек счастья. Значит, все не просто так. — Надо же, в самом деле, Зельеварение? — удивлённо сказал Люциус. Регулус слышал, как тот поднялся, и его каблуки стали отбивать о пол размеренный ритм ходьбы, — Тёмный Лорд, кажется, не имеет при себе хороших зельеваров… Я слышал, что Снейп, тот самый полукровка, сын Эйлин Принц, помнишь, Орион? Он очень заинтересован в службе Тёмному Лорду и если Лорд решит выбрать кого-то одного… Люциус сделал паузу. — Да, жаль Северуса. Мать попортила ему кровь, очень опрометчивый поступок — связь с Тобиасом Снейпом, с маглом, — Люциус выплюнул это слово, словно прогнившую вишню, случайно попавшую в рот, — Ваш Регулус, конечно, окажется в выгодном положении. А если он углубится, например, в алхимию… Снова нависла пауза. Регулус крепко сжал свои руки, костяшки побелели. Он напряженно думал. — Мы подумаем, — произнесла Вальбарга. — Подумайте, да, зельевары и алхимики в грядущем времени будут иметь в руках двойную силу, если они, конечно, умеют обращаться с оружием. Люциус рассмеялся, снова наливая себе вина. «Обращатья с оружием». С палочкой. Регулус вспомнил свою палочку. Дерево сосны, волос фестрала в сердцевине, тринадцать дюймов. Покрытая специальным лаком, черная, элегантная, она всегда блестела засчёт покрытия и удивительно хорошо ложилась Регулусу в руку. Ему не купили её в лавке Олливандера, как это делали большинство его знакомых. Блэки имели старую традицию заказывать палочки у старого французского мастера — из поколения в поколение палочки приобретались у дорогих мастеров северной Франции. Регулус был так счастлив, когда на его одиннадцатый день рождения родители преподнесли ему подарок — изящную черную коробку, достаточно увесистую для маленьких тонких рук, где внутри в синей обивке лежала его палочка. Эта коробка до сих пор валяется где-то у него в комнате : как ребенок Регулус не смог ее выкинуть просто так, а как подросток — потерял, и, лишь став немного старше, он с любовью о ней вспоминает, но искать не пытается. И, будучи взрослым, когда он ее внезапно найдёт, то вспомнит то далёкое время. С этой палочкой он высек свои первые искры настоящей магии : поднял в воздух перо, научился менять формы маленьких подушек, научился чинить маленькие поломки и просто баловаться с разноцветными и безобидными огнями. Однако, став старше, этот подарок превратился не просто в вещь, которой можно с помощью короткого слова починить сломанное перо или отчистить надоедливое пятно на рубашке. Палочка внезапно стала оружием. Это ужасно, то, что палочка, которую волшебник получает в одиннадцать лет, вынуждена стать оружием, — подумал Регулус, и немного отшатнулся от собственных мыслей. Как тонка грань в этом мире, думал он. Люциус был глуп и безобразен в сознании Регулуса, но уже вторая по счету его реплика заставляла Регулуса усердно думать о сказанном. Беседа приняла более светское направление. Начались сплетни. Регулус узнал, что неизвестная ему мадам Рукфиль совершенно безобразна и не следит за собой, и лишь прикрывается магией на время балов и визитов. Узнал много похабщины о матери Северуса Снейпа — ему стало жаль и женщину и её сына, но ненадолго, потому что в следующий момент он услышал, какой Эйлин Принц оказалась жестокой. Ему все стало надоедать, и Регулусу необходимо было обдумать все услышанное за сегодня. Голова кипела ; он не понимал, почему некоторые дни нуднее другого, а в какой-то на него сваливается совершенно все : разговор с отцом, перевод таинственного слова, которое вовсе не оказалось сложным, а теперь — разговор родителей с Малфоями. Он поступил ужасно, подслушав их разговор. Он знал, что подслушивать нельзя. Несколько раз родители ловили его за этим делом в детстве, но они даже не могли подумать, что маленький Регулус просто шёл мимо, мог что-то заметить и заиграться, или просто оставался в стороне и ждал, если ему нужно было что-то спросить. Он ненароком слышал разговоры взрослых, но никогда в них не вслушивался, и всегда пара царапин появлялись на его ногах в качестве наказания. Теперь он подслушивал специально, и пока никто его за этим делом не застукал. Бесчисленное количество ситуаций можно записать в столбик, если вспоминать каждый случай, когда Регулус становился непрошенным слушателем разговора — когда он действительно натыкался на них случайно, или когда разговор начинался около него, или как сейчас — когда он намеренно спустился на первый этаж. Он продолжал слышать их голоса уже на втором этаже, хотя гораздо приглушенней и слов было практически не разобрать. Он снова обошел их зал с другой стороны и спустился к эльфам в кухню. Домашний эльф Кричер с парочкой других снова что-то без нужды очищали, а при виде Регулуса, первый и самый верный ему эльф, соскочил со своего обшарпанного табурета и немного вприпрыжку подошел к своему хозяину. — Мастер Регулус желает чего-то? — на его морщинистом лице на щеках образовались более глубокие складки от улыбки. Лицо его было старым, эльф был сгорблен, руки более костлявые чем у трех других эльфов, но большие каре-желтые глаза, размером, наверное, с маленький теннисный мячик, смотрели с детской преданностью и искренностью, которая всегда растапливала Регулусу сердце. Регулус улыбнулся, притворяя за собой тяжелую дверь в кухню. Приятно горели желтым светом свечи, добавляя оранжевого оттенка на коричневые стены деревянной кухни и отражаясь желтым блеском на вычещенном каменном полу. Пахло травами и специями, струйка воды из крана весело шумела, мелкие брызги летели на накидку глухонемого эльфа Лими. Она старательно натирала тарелки и ополаскивала их под струей воды. Кажется, в этом заключался весь смысл ее жизни, — тереть тарелки, вилки, ложки и ножи, кастрюли и другие емкости. В этом заключалась вся ее деятельность, — не умея говорить и лишенная возможности слышать, она драила полы на кухне, мыла окна, посуду, столы. — Я только попить, — сказал Регулус, проходя немного дальше. Он не успел бы налить себе воды сам — Кричер кинулся вперед него, и попытка обогнать эльфа увенчалась бы лишь сломанными ногами — несмотря на старость и периодическую сварливость, эльф все еще был полон сил, и если не видеть его морщинистого лица, то можно было подумать, что он совсем юный эльф. Вскоре в руках Регулуса оказался прозрачный стакан с ледяной водой. Он залпом выпил его, из-за чего от холода свело зубы, но жажды больше не было. Он пытался вспомнить, проскользнуло ли в интонации Вальбурги что-то искреннее, выдававшее ее слова за правду. Если они действительно разрешат Регулусу закончить учёбу, а к тому времени он, может быть, сможет постоять за себя? Жар выступил на щеках. Мотивация снова сесть за учебники возросла в сотню раз.***
Каникулярные дни пролетали один за другим. Никакого визита не намечалось, и Регулусу казалось это странным. Нет, он не ожидал их — любой визит доставлял хлопоты и проблемы, там было множество людей, с каждым надо было познакомиться или поздороваться, и единственным спасением на них был Альфард или Барти Крауч, в случае, если это был огромный светский визит. Но времена когда все чистокровные волшебники собирались в больших поместьях заканчивались. Такие волшебные семейства как Поттеры, Уизли, Пруэтты, Краучи и прочие, не приветствовались такими как Блэки, Малфои, и другие представители чистокровной элиты. Большие балы и вечера оставались в голове Регулуса ярким пятном воспоминаний. Его и Сириуса намеренно не подпускали к чистокровным другого слоя, да и те держались себе на уме, но, все же, такие праздники были действительно интересны. Еда была вкуснее, сладостей было больше, было много места, ведь поместья, в которых проводились такие приемы, славились своими просторами. Регулус даже не заметил, как на смену прошедшим светлым праздникам внезапно пришли темные поместья с острыми сводами, более строгая одежда и совершенно другой язык. Он иногда попадал в детстве в похожую атмосферу, но только недавно Регулус понял, что теперь живет в ней постоянно. Та речь, которая звучала из зала и которую Регулус подслушал, велась на идеальном лондонском акценте, какой бы свободной и громкой она не была, например, со стороны Люциуса Малфоя. Это все оказалось оттенком того мира, в который Регулус перешел по мере своего взросления. Регулус снова зашел в свою ванную и включил свет. Он посмотрел на свое лицо. Он удивительно много лет прожил, даже не задумываясь о собственной внешности и своих чертах. Слова матери, которые она много месяцев назад проронила, — «ты должен чаще смотреться в зеркало», — перед тем как её руки ледяные руки докоснулись до его шеи, чтобы поправить замявшийся воротник рубашки, глубоко остались в его разуме. Сейчас рубашка была идеальной. Ее поправлять не было необходимости. И поэтому взгляд Регулуса приковался к пятнадцатилетнему юноше, который отражался в глади зеркала над раковиной. Он рассмотрел свои волосы. Мягкие тёмно-коричневые, почти что черные, волны волос аккуратно, но свободно лежали на голове. Передние пряди спадали на лоб, едва дотягиваясь до бровей и прикрывая их. Его брови были черными и густыми, но в меру, не перегружая гармонию лица. Их очерченная форма делала взгляд уверенным и спокойным. Тонкий и идеально ровный нос, о котором мечтали бы многие, не менее идеально вписывался в лицо, уравновешивая соотношение каждой части. Скулы, которых Регулус до этого не особо замечал, стали острее. Губы Регулус нашёл непримечательными, самыми обыкновенными. Сказать честно, все ему было неважно в своем лице. Все, кроме глаз. Он узнал, что у него серые глаза до смешного поздно, как Регулус думал. Уже в шесть или в семь лет, и даже раньше, ребенок может сказать цвет своих глаз. Но Регулус долго не мог. Потому что никогда не рассматривал себя в зеркале и никто не спрашивал о цвете его глаз. Но сейчас он заметил. Обычные серые глаза. Не голубые, как небо, у Пандоры, или зеленые, как у Сольвейг Соммерсет, не такие красивые карие глаза, как у Барти, или, если брать темнее, — у Доркас. Блеклые, бледные, такие же, как и он сам, глаза. Регулус вглядывался в их отражение, в глубину черных зрачков, окаймленных серостью, и до конца не понимал, что именно он является владельцем этого взгляда. Он встал напротив зеркала нацеленно — понять себя, почувствовать свое тело и внешность, понять, что ты это не только твои мысли и отношение других к тебе. Он хотел понять, что он тоже человек. Странно. Очень странно. Он все еще ощущает себя зрителем, а подросток перед ним — кто-то чужой. Он продолжает чувствовать себя кем-то другим, кем-то, кто с этим телом в зеркале никак не связан. В его чемодане лежит фотография со дня рождения Барти, которую Крауч ему отдал. Да, там себя Регулус мог найти. И ему было интересно рассматривать себя, особенно в последнее время. Он не мог понять почему, хотя и имел какие-то догадки. Ему было необходимо найти себя. Понять, кто он такой. Понять, на чьей он действительно стороне, понять, на что он способен. Хотел узнать, почему он может поджечь свою сигарету пальцами. Регулус хотел узнать, почему не может так легко общаться с людьми, как это делает Барти. Регулус хотел почувствовать что-то, что никак не мог получить. Конечно, на такие мысли его натолкнула полная изоляция от мира. Его оставили одного, что было смешно. Летом ему не давали продыха, а зимой Регулусу вовсе казалось, что он единственный житель на Гриммо 12. К тому же, теперь он знал о переводе таинственного определения. И дерзкая мысль прокрасться в отцовскую библиотеку плотно засела в его голове. Регулусу было сложно себя чем-то занять. Он садился за один предмет, но тут же вспоминал о другом и уже не мог сконцентрироваться. Постоянно его живой ум пробуждала мысль о магах in abnégaťem, что переводилось как маги в отречении, как понял Регулус, и сидеть на месте не получалось. Поэтому на следующий день Регулус дождался, когда родители уйдут из дома. После Рождества снова начались рабочие приемы, наверняка связанные с расширением капитала, установкой новых связей, хотя Регулус смутно понимал, кем работают его родители, и засчёт чего растёт прибыль. Он лишь знал, что в банках лежит баснословная сумма денег, но он не мог понять, откуда. Но сейчас этот вопрос его не волновал. Ему было на руку, что родители ушли. Регулус вышел в коридор, слушая тишину дома. Он спустился на второй этаж и мысленно уже прошел весь тот путь, который было необходимо пройти. Это было рискованно. Чертовски рискованно. В кармане своей кофты Регулус сильнее сжал свой блокнот, он попытался сглотнуть ком, снова появившийся в горле, но безрезультатно. — Кричер, — тихо сказал Регулус, и в следующий момент, как по щелчку пальцев, верный эльф появился перед Регулусом. — Кричер к вашим услугам, мастер Регулус, — пробормотал он, делая легкий шаг назад и наклоняя голову. Он прижал свои уши, сложил ладони на груди, а Регулус лишь грустно улыбнулся. Кричер уже несколько десятилетий служил этому дому и был изрядно запуган, сомнений в этом не было. Поэтому Регулус всегда старался быть как можно вежливее со всеми домашними эльфами. Регулус присел на колено, как он иногда делал, когда ему нужно было максимально предрасположить эльфа к себе. У Кричера это вызывало улыбку. Все знали, что оказываться на одном уровне с домашним эльфом грязно и неприлично, но Регулусу было все равно. Он выигрывал, обходясь с эльфами таким образом. — Кричер, ты случайно не знаешь, на долго ли уехали мать с отцом? — аккуратно спросил Регулус. Эльф мог слышать их разговор, ему могли что-то сказать, и Регулусу придется, если понадобится, бороться до конца, чтобы хоть что-то узнать. — Казалось, лорд и леди Блэк говорили о важной поездке, но леди Блэк собиралась ехать к Малфоям, а лорд Блэк… — Кричер быстро тараторил слово за словом, но тут же его глаза налились ужасом, зрачки в ужасе сузились, он поднял свои костлявые руки вверх и схватился за голову, — Кричер не должен был этого говорить! Кричер не должен был пересказывать подслушанное! — он начал бить свою голову маленькими кулаками. Регулус схватил его руки, которые оказались неожиданно худыми, и ему не пришлось прилагать особенных усилий. Кричер замер, когда Регулус стал препятствовать его самобичеванию, а взгляд огромных глаз бегал. — Все в порядке, Кричер, спасибо, никто не узнает о том, что ты мне сказал, я обещаю, — Регулус продолжал ловить его глаза, и после его слов, эльф наконец-то замер в оцепенении, смотря в глаза своего юного хозяина. На губах Регулуса все еще была улыбка, он ослабил хватку, — Пообещай, что не будешь себя бить, ни в коем случае, — более уверенно и даже с каким-то приказательным нажимом сказал Регулус, на что Кричер кивнул. Регулус отпустил его руки, они медленно оказались в положении по бокам, и Регулус дал какое-то время, чтобы эльф зафиксировал себя именно в этом положении, где его голова не наклонена, а уши понуро не свешены. — И теперь у меня одна просьба, — тихо начал Регулус, словно кто-то мог их подслушать. Он инстинктивно подался вперед, и Кричер, приподнимая левое ухо выше, тоже, — Мне нужно зайти в кое-какое место. Мне туда заходить нежелательно, и было бы лучше, если бы ни мать, ни отец об этом не узнали. Регулус выиграл доверие Кричера. Тот бы все равно узнал, что Регулус был в отцовской библиотеке, но еще важнее было, чтобы никто из других эльфов случайно не обнаружили, что Регулус нарушил правило. Те были ужасными стукачами, и Регулус, и Кричер это понимали. — Если все выйдет хорошо, вечером сыграем в шахматы, — сказал Регулус Кричеру, и тот весело захлопал ушами, подпрыгивая на одном месте. Эльф не был силен в этой игре, но просто обожал ее. — Кричер никому не расскажет, где был мастер Регулус, даже под самыми страшными пытками, — тихо, но с восторгом произнес Кричер. Желудок Регулуса начал завязываться в узел, он знал, во что впутывает невинного эльфа, и оставалось лишь молиться, чтобы все прошло гладко. — Если вдруг что-то пойдет не так, отец вернётся, или мать, сиди тихо и не высовывайся, делай вид, что ничего не произошло. Если меня начнут искать, пока я буду там, скажи родителям, что я не дома, ладно? Предусмотреть надо было все. Регулус не собирался застревать в библиотеке надолго, но все могло пойти совершенно разными путями. Эльф кивнул головой. — Кричер всегда готов помочь своему хозяину, — прощебетал его скрипучий голос. — Спасибо, — Регулус поднялся, и, оставив эльфа одного, двинулся дальше по коридору, уже более уверенный в своих силах. Орион Блэк мог наложить любое заклинание на это место. Он мог закрыть свою библиотеку на ключ от чужих посещений. Дверь библиотеки будет открыта в том случае, если лорд Блэк доверяет членам этой семьи. И Регулусу в том числе. Перед его глазами уже появилась двустворчатая дверь с тяжелыми ручками. Воспоминания от этого места были не самыми приятными, Регулус бы с удовольствием их забыл. Однако он стремительными шагами шел к дверям. Где-то на подсознании мигала мысль, что здесь он точно что-то найдет. Регулус положил руку на ручку, надавил, и дверь свободно поддалась. Свободней, чем в последний раз, когда он ее открывал. Легче, чем когда он в последний раз отсюда выходил. Регулус перешел порог и теперь обратного пути не было. Конечно, он мог повернуть, испугаться, снова сыграть на собственную безопасность, но он уже нельзя. Он мог быть как невероятно далеко от разрешения этой загадки, так и чертовски близок к тому, чтобы узнать то, что уже много месяцев не дает ему покоя. Библиотека оказалась действительно огромной. Регулусу никогда не доводилось видеть ее вот так — заходить сюда одному, не видеть здесь отца. Библиотека была сделана со вкусом и с невероятным изяществом. Элегантство было во всем — начиная с пола и потолка, и заканчивая картинами на стенах. Все было немного другим. Совершенно все. Регулус представлял до этого размеры этой библиотеки, но только что понял, с каким трудом он будет искать необходимую себе книгу, среди тысячи других. Возможно, ему придётся возвращаться сюда в другие дни, когда родители снова уедут. Его шаги глухо отдавались в тишине, он подошел к первому шкафу, и впервые в жизни ему предоставилась возможность познакомиться с книгами отца. Тяжелые фолианты о черной магии, запрещенная литература, множество книг на иностранных языках. Регулус был уже в какой-то степени мастером вот так гулять глазами по корешкам книг и читать их названия, не доворачивая головы. Иногда он брал в руки книги и пролистывал их, ощущая их старость. Некоторыми, очевидно, пользовались, некоторые уже были настолько обветшалые, что на них было не только страшно смотреть, но и дышать. Лишь на третий час исследования библиотеки, уставший и с сухими глазами, держа в руках очередную книгу с открытым содержанием, Регулус, немного в дымке, прочел: «Отреченные. Маги in abnégaťem». Регулус судорожно оглянулся вокруг себя. Он стоял около шестого по счету шкафа, достаточно далеко от входа, и его совсем не было видно. В окно бил солнечный свет, и Регулусу повезло, что окна выходят на задний двор, где его увидеть будет тяжело. Но он все равно продолжал держаться от окон как можно дальше. Регулус сел на пол, раскрывая заветные страницы. Автор книги в его руках — Геральд Джасек, очередная незнакомая фамилия, которая может раскрыть секрет или его часть. Страница двести семьдесят три. «Маги in abnégaťem. Особенное явление. Волшебник наделяется даром отреченного из-за долго копившейся магической силы в поколениях древних чистокровных семей. Когда семейное ядро становится слишком сильным, оно имеет свойство отдавать большую часть своих сил новорожденному. Отреченные могут родиться только в чистокровных семьях, где в прямом роду у волшебника никогда не находилось ни одного процента немагической крови. Прерывая чистокровную глубокую связь, возможность в будущем появиться отреченному равняется нулю. Интересной особенностью является происхождение определения «in abnégaťem», что имеет дословный перевод «в отречении», или же «отреченнные». Определение берет начало в ХVIII веке, когда впервые начали выделять магов с особенностями. Испокон веков ученые, занимавшиеся наукой о человеке, пытаясь понять, откуда берется магия, принимали таких людей как результат ошибки или определенного сбоя. Отреченные часто пользовались уважением в среде волшебников из-за своих отличительных черт — магических действий без использования палочек, быстрое освоение нового, порой исключительная сила и расширенные возможности; позже стало известно об особенных связях среди магов с этими способностями. В скором времени их было принято считать особо опасными. Большинство магов иногда даже не догадывались о своей особенности, которую им даровало их семейное магическое ядро, но когда первые из «отреченных» стали выходить в свет и на их способности стало обращаться особое внимание, их признали опасными и нередко убивали. На протяжении нескольких веков и по сей день их называют «отреченными», символизируя тактим образом их оторванность от основного волшебного мира. Многие продолжают считать таких волшебников вымыслом, и опасность этого явления также под сомнением». Регулус провел пальцами по странице. Далее он прочел несколько историй, правда, совсем не мог ручаться за их правдивость. Единственное общее, что он нашёл в одном из пяти рассказов — поджигание чего-либо без палочки. Он понятия не имел, что автор подразумевал под легкостью обучения, или даже угрозой. Он не мог быть этим самым «отреченным», нет, это полный бред, тем более, факт этот до сих пор под сомнением и не доказан. Регулус потер указательным и большим пальцем правой руки друг о друга, чувствуя привычные ощущения. Из глубоких мыслей его вырвал щелчок, а затем тяжёлые стремительные шаги как минимум двух людей. Душа на момент покинула тело Регулуса. Он с неимоверной скоростью влепил книгу в пустое место на полке, откуда взял её, и сиганул под темную штору около шкафа рядом. Спасибо Мерлину, она была достаточно темной, чтобы там нельзя было разглядеть силуэт Регулуса и достаточно длинной, чтобы закрыть ему ноги. Регулус успел в последнюю секунду замереть под покровом тяжелой ткани, как двери распахнулись и кто-то вошёл в библиотеку. Регулус совершенно потерял счет времени, и теперь корил себя. Его сердце бешено колотилось, а легкие требовали больше кислорода, но он всеми силами прижимался к ледяной каменной стене, надеясь пройти сквозь нее и свалиться в кусты под домом, покрытые ныне скундым снегом. Он медленно и очень тихо дышал, хотя этот ритм сейчас ему не подходил. Адреналин нашел себе место в его венах, и теперь заставлял больно пульсировать виски. — Не будешь накладывать «Силенцио», Орион? — спросил незнакомый Регулусу голос. — Нет необходимости. Можно, но просто бессмысленно, — голос отца был спокойный и умиротворённый, но все равно от него по коже побежали мурашки, — Да и подслушивать тут некому. — А как же твой младший сын? — усмехаясь, спросил мужчина. — Регулус? Нет. Этот подросток не посмеет подслушивать чужие разговоры, — довольно сказал Орион. Регулус слышал, как сломалась в чьих-то руках печать, а затем шуршание бумаги. — Запугал ты его, — спокойно и с улыбкой сказал мужчина. — Кайд, — произнес Орион с короткой улыбкой, — Ты понимаешь, что именно такие меры воспитания помогут вырастить именно того, кто мне нужен. — С Сириусом у тебя этого не вышло, — произнес Кайд. Регулус знал лишь одного Кайда — друга Эдгара Таллемана, которого второй упоминал себя в записях лета 1957 года. При упоминании имени Сириуса у Ориона Блэка прошла тень напряжения. — У Сириуса врожденный диагноз. С Регулусом так не будет. У него слишком мало воли и он очень уж трусоват. Возможно, ему правда стоит дать возможность заниматься Зельеварением, чтобы хоть какая-то польза Темному Лорду от него была, — сказал Орион, а к Регулуса прошла волна возмущения, и одновременно успокоения. Если Орион в действительности считает его таким, каким он сейчас описал его Кайду, то миссия Регулуса выполнялась успешно. — Вдруг ты просто упускаешь что-то из-под носа? — спросил Кайд, а на его лице легла мягкая улыбка. Серые глаза слегка прищурены, словно он что-то знал, а в самом взгляде искренность и даже какая-то доброта. Орион усмехается, но слов обратно своих не берет. — Любой подростковый бунт, с которым нам приходится сталкиваться просто подавляется. Я же вижу его лицо, состояние, думаешь, я ничего не замечаю? Я не могу исключать, что тому интересны пути, которыми пошел его старший брат, но это маловероятно. Он просто боится ответственности, которая упадет на него после школы. Он хочет всю жизнь читать книжки и не вылезать из библиотек, это все понятно, но рано или поздно ему придется смириться. Регулус успокоился и теперь слушал разговор двух мужчин спокойно и без неровного дыхания. На момент они оба замолкают и Регулус надеется, что тяжелого буханья его сердца не слышно. — Ладно, перейдем к делу, — отмахивается Орион. Регулус слышит, как повернулся ключ в одном из ящиков, по видимому, в столе, и потянув за ручку, лорд Блэк выдвигает его. Было слышно шуршание листов, перебор чего-то, и лишь спустя пять минут долгого молчания, когда Регулус уже устал стоять и еле-еле держался, чтобы колени его не согнулись, Кайд начал: — Тёмному Лорду нравится ваш Лонгфильд? — Да, весьма… — отвечает Орион, а Регулуса прошибает ледяной пот. Регулус слышал, как Кайд что-то хотел сказать, но почему-то оборвал свое намерение, а сердце Регулуса забилось с такой силой, что было готово проломить грудную клетку. —… И все эти бессмысленные подвалы очень пригодились, — занятым тоном Орион продолжал доставать письмо да письмом, документ за документом. — Там Джозеф Райт и сидит? — спросил Кайд. — Да, — коротко отвечает Орион. К горлу Регулуса подкатывает тошнота. На момент ему даже кажется, что его вполне может вырвать прямо здесь, за шторой, но он лишь прижимает правую руку к губам, чтобы случайно не вздохнуть или не проронить невинное «что» или «как». Он почувствовал странную тишину, которая внезапно опустилась на библиотеку. На момент Регулусу показалось, что он раскрыт, хотя знал, что двое мужчин стоят от него через три шкафа. — Всё в порядке? — спросил Орион, видя, что Кайд смотрит куда-то в сторону шкафов. — Что? Да, просто показалось, что кто-то есть за окном, — сказал Кайд. Орион неловко одними глазами посмотрел в сторону шкафов, слабо понимая связь между ними и ближайшим окном, что было за их спиной, но он и не успел бы задать никакого вопроса, когда Кайд любезно продолжил: — Это все? Орион кивнул. Регулус вжался в стену с неимоверной силой, уже ощущая боль в затекших ногах и шее от напряжения. Он совершенно точно не шевелился, нет, он практически не дышал, его не могли заметить. В голове было сплошное отрицание. Лонгфильд не мог уйти Воландеморту. Нет. Не мог. Место, где Регулус провел свое детство, свои самые лучшие годы, не могло стать местом, где в заложниках держат Джозефа Райта. Это не могло стать местом, в котором собираются пожиратели смерти и составляют свои ужасные планы. Чем больше Регулус об этом думал, тем больше все вокруг него холодело. Он уже не мог говорить, что совершенно незаметен. Ему казалось, что по крайней мере один человек — тот самый Кайд — знает, что он здесь. Нет, бред, полный бред, он не может его видеть. Даже слабое шевеление шторы не было бы заметно за тремя шкафами. — Спасибо, Орион, — произнес Кайд мягким голосом, от которого по спине Регулуса побежали неудержимые мурашки. — Не за что, Кайд, — произнес Орион, глубоко вздыхая, — Как ваша мать, леди Саверьен? — обронил он невзначай. — Спасибо, неплохо. Саверьен. В голове выстроились инициалы «СКА», которые Регулус прочел в записке Таллеману. Регулус сглотнул, но понял, что его горло пересохло. Ему нужно было уйти отсюда, немедленно. Сейчас же. Но он не мог. Лонгфильд больше не принадлежал Блэкам, проносилось в его голове. Регулус почувствовал тупую боль. Гложущую, ноющую, рвущую изнутри. Никто не знал, где новое пристанище Тёмного Лорда, а он узнал. Вот так, случайно, снова услышал то, чего не следовало. Регулус слышал слишком много, и большая часть всего ложилась на него грузом. Ему хотелось сейчас не стоять за этой шторой, а прийти к Альфарду или Андромеде, рассказать обо всем, что он узнал. Рассказать о том, что с силой — резко и грубо — оборвало последние теплые воспоминания, заставляя их теперь приносить боль. Он был близок к тому, чтобы разрыдаться, но Регулус держался, чтобы не шмыгнуть лишний раз носом и не привлекать внимания. Снова злость и тупая агония налетели на него, Регулусу захотелось выскочить, наброситься на отца, спросить, зачем, зачем вы отдали Лонгфильд? Ему захотелось взвыть. Он забыл обо всем, в голове лишь вертелся тот огромный белый особняк, с высокими белоснежными лестницами, мягкими диванами и светлыми пейзажами. Регулус не услышал, как попрощались его отец и Кайд Саверьен, но помнил щелчок двери. Он слышал размеренные шаги отца, звучание которых выучил еще в раннем детстве. Орион снова закрывал ящик, задвигал его, раскладывал в сотый раз документы по стопкам. Затем он пошел к шкафам, заставляя Регулуса снова задержать и без того сбивчивое дыхание. Орион, безусловно, направлялся к своему кабинету, куда помимо основной двери, также вел небольшой коридор из библиотеки. Регулус приготовился к худшему, когда шаги отца приблизились и отца и сына разделяло всего каких-то три метра. Регулус долго не выдыхал после того, как шаги стали удаляться, и лишь когда дверь слева от него закрылась и щёлкнула ручка, Регулус выдохнул. Он отодвинул штору, прислушиваясь. Его слух обострился, он медленными шагами, практически на цыпочках, двинулся к шкафу, и медленно, словно дикий запуганный зверек, оглядывался вокруг. «Да уж, — думал Регулус, — После такого походы в запретную секцию кажутся сущим пустяком». Регулусу оставалось около десяти метров до выхода, и совершенно не слышно он оказался у двери, и очень тихо, чтобы она не заскрипела, Регулус открыл ее. Не до конца, только для того, чтобы суметь в нее просочиться, и здесь Регулус был очень рад своей худобе. Он оказался в пустом коридоре, и, лихорадочно озираясь по сторонам, он бросился вперед — в гостевые комнаты, где нога родителей почти никогда не ступает, и где искать его вряд ли будут. Он забежал в первую попавшуюся комнату — не самую первую от начала гостевых комнат, но и не в самую далекую. Небольшая темная комната встретила его затхлым запахом. Но это было последнее, что его волновало. Он тихо закрыл за собой дверь, и когда рука отпустила посеребренную ручку, Регулус медленно сполз по двери и сел на холодный темный деревянный пол. Он закрыл глаза еле дрожащими руками, прокручивая разговор Кайда Саверьена и отца. Регулус боролся с желанием ударить по полу, прошибить дверь, выбить стекло в оконной раме, но вместо этого он сильно зажмурился, закрывая руками лицо, и стараясь уйти от этого мира. Но вскоре Регулус отнял руки от лица, и понял, что оказался в комнате, где обычно жила Нарцисса Блэк, хотя сейчас ее будет вернее назвать Нарциссой Малфой. Да, после нее еще никто не успел убрать зеркальце на столе, ее совместную с Люциусом Малфоем фотографию на тумбочке. Эта комната напрямую ассоциировалась с сестрами Блэк, потому что много лет назад, еще совсем юные кузины Регулуса и Сириуса приезжали к ним на Рождество, иногда, на лето, когда в доме Блэков проводился какой-то прием. Регулус запустил руки в карманы, и в одном из них нашел блокнот с тупым карандашом. Он успел многое записать, практически, переписать всю страницу, — быстро и крайне неразборчиво, но он запечатлел здесь все, что узнал. Регулус все еще сидел на полу, откинув голову к двери. Он просидит так около получаса, пока его спина не заболит и не устанет, и лишь потом, в тумане, он поднимется к себе в комнату, где снова достанет две таблетки обезболивающего и его закроет пелена спокойствия.***
Пару дней Регулус ходил с небольшим страхом того, что кто-то узнает, как много он подслушал у родителей и что он без спроса шарился в отцовской библиотеке. Он продолжал вести себя мастерски невозмутимо каждый раз, когда спускался на обед или ужин (завтракать он выходил редко), и по больше части продолжал сидеть у себя в комнате, предоставленный своим размышлениям. Его верным визави в те дни был даже не Кричер, с которыми партии в шахматы участились, а его собственные мысли. Его терзало чувство несправедливости и ненависти каждый раз, когда он думал о Лонгфильде, и постоянно мысленно возвращался в библиотеку и к отреченным магам. Он освобождал себя от тисков своего разума всякий раз, когда закуривал сигарету. Регулус уходил на улицу и бродил по мокрым и грязным окрестностям, окунаясь в совершенно другой мир. Ему было по большей мере тоскливо и одиноко. Нет, Регулус никогда не нуждался в большой компании друзей, например, в такой, которая была у Сириуса. Ему просто нужен был один человек, с которым он мог бы остаться наедине. Регулус продолжал стараться игнорировать любые подобные чувства. Он изматывал себя учебой, чтением, или чересчур долгими прогулками. Оставалось несколько дней до 1977 года. И в один декабрьский день, который выдался достаточно теплым, Регулус так и поступил. Он отправился в достаточно долгую прогулку, как говорят — куда глаза глядят. Он не мог сказать, что знал Лондон идеально, но за много лет он успел пройти множество улиц и в целом разбирался в автобусных маршрутах, так что мог вернуться домой. Дом Блэков под номером двенадцать, на площади Гриммо, находился в одном из самых тихих и чистых районов Лондона — в Ричмонде. На одном из автобусов можно было по прямой доехать до самого центра, но Регулус туда не рвался. Он любил место, в котором вырос, и неплохо знал Ричмонд, но не достаточно хорошо, чтобы сказать, что знает это место как свои пять пальцев. Регулус долго бродил по улицам, пока не попал в более жилое место, где милые красивые двухэтажные домики стояли вплотную друг к другу. Регулус рассматривал прилавки магазинов, которые так отличались от витрин в Хогсмиде или Косой Аллее. Своей пестротой и механичностью они немного пугали, и, словно дикарь, впервые самостоятельно оказавшись в таких местах, Регулус шел и старался сильно не пялиться. Он не осмеливался зайти в местную булочную, откуда по ледяному январскому воздуху теплыми волнами плыл аромат свежеиспеченных слоек с абрикосами, булочек с корицей и изюмом, и простого хрустящего хлеба. Регулус прошел мимо продуктового магазина, где поймал на себе уставший взгляд толстого продавца в холщовом фартуке. Он шел медленно, слушая, как хлюпает под ногами неубранный мокрый снег, а затем он оказался в довольно тихом переулке. Его взгляд уперся в один из магазинов. На вывеске у того было написано — «Музыка. Пластинки. Ноты». Регулус уже подзяб на улице, несмотря на то, что на нем было тёплое зимнее пальто, толстый шарф на шее и шапка. Он забыл перчатки и теперь держал руки в карманах, но это его не спасало. Он быстро достиг музыкального магазина, и как только оказался внутри, услышал, как мелодичные колокольчики зазвенели у него над головой, а волна теплого воздуха окутала его с ног до головы. Регулус мгновенно стянул шапку, рассматривая вокруг себя шкафы и стеллажи. Они были похожи на магический музыкальный магазин в Хогсмиде, но конкретно тот, в который попал Регулус, выглядел более сдержанным и менее ярким. Он слышал перебивчивый диалог двух девочек-подростков приблизительно его возраста, увидел среди полок с пластинками с классической музыкой солидно одетого мужчину, и снова ощутил, как попал в совершенно чужой мир. На его глаза попались пестрые пластинки групп, которых он не знал и которыми заинтересовался, но в следующий момент повернул голову влево, и увидел изящную, но простую табличку со словом «Ноты». Он мгновенно поменял направление, и, чувствуя на себе взгляды девушек, мимо которых проходил, пошел к шкафам с нотами. Запах свежей бумаги наполнял его легкие, одурманивающе действуя на его мозг, а от изобилия сборников Регулус как-то растерялся. С одной стороны перед его глазами лежали сборники с сонатами Моцарта, концертами Бетховена, произведениями Гайдна. Огромный интерес у него вызвали партитуры страстей и месс Баха, и не менее долго он листал ноты Шопена, Шуберта, Листа, Рахманинова и множества других композиторов. Регулус уже развязал свой шарф, расстегнул пальто. Раскрасневшиеся от холода руки согрелись, и, хотя Регулус продолжал шмыгать носом, его было не оторвать от листов с нотами. Он мысленно пропевал мелодии, еле поднимая пальцы на деревянных полках, словно играя то, что было написано, и лишь спустя долгое время он запустил руку в карман, чтобы проверить — есть ли у него какие-то деньги. Приятно зашуршала бумага, пальцы дотронулись до полу-теплого металла, и когда Регулус взглянул, что это за деньги, расслабленно выдохнул, поняв, что это английские фунты стерлингов. Он долго выбирал среди множества нот, но в результате взял «Времена года» Чайковского, какой-то сборник Баха, хотя Регулус вовсе не был уверен, что сможет его сыграть и Рахманинова, где текст был не такой сложный. Он не собирался торчать над этими нотами и цели выучить все у него не было, но он не мог уйти из этого места с пустыми руками, не взяв ничего. Он нашел кассу, за которой стояла пожилая женщина. Она встретила его с улыбкой, наверняка, как и встречала любого другого. — Большая редкость, чтобы такие юноши как вы самостоятельно покупали ноты, — произнесла она, снова улыбаясь и складывая свои губы в очень тонкие полоски. Но Регулус снова на что-то засмотрелся, пока выгребал деньги из карманов. — Что? — Регулус, немного опешив от того, что с ним кто-то заговорил, замер, всматриваясь в лицо женщины перед ним. Та снова улыбнулась, открывая сборник Чайковского и смотря цену, напечатанную на внутреннем листе. — Обычно все направляются в сторону Аббы и Боуи, или ещё кого-то. Вы здесь впервые? Приезжий? Не видела вас до этого. Я знаю весь Ричмонд как свои пять пальцев. — она не стала повторять первого вопроса. Она взяла деньги Регулуса и стала их пересчитывать. «Конечно, — думал Регулус, — Знает она». Регулус усмехнулся про себя, потому что знал, что дом номер двенадцать на площади Гриммо маглы видеть не могут. Но тем не менее, он помотал головой, уже придя в себя и готовый к этому маленькому разговору. — Нет, я живу здесь с рождения, — ответил он просто. Женщина подняла брови в изумлении. Безусловно, она услышала идеальный английский акцент Регулуса. Его речь всегда становилась максимально четкой и понятной, спокойной и с идеальным классическим произношением всякий раз, когда ему было необходимо говорить с кем-то из взрослых. Это вошло в привычку, он даже не замечал, как меняется его тон и подача, но женщина, которая, по видимому, привыкла к достаточно грубой молодежи, очевидно не ожидала этого. Однако она ничего не ответила. Регулусу же казалось, что Ричмонд достаточно большой район, где сложно знать абсолютно каждого. После своих слов он услышал, как захихикали девушки за его спиной, и забирая ноты, он еле заметно обернулся, заставляя одну покрыться пунцовым цветом. Регулус покинул это место быстро, и даже не понял, что совершенно забыл, что за окном настоящий декабрь. Свои приобретения Регулус пронесет под пальто, или оставит в надёжном месте с черного хода, если вдруг поймет, что прошмыгнуть в пальто будет небезопасно. И он угадал. Стоило ему зайти с черного хода в дом, вытереть ботинки о коврик, как он услышал какую-то легкую спешку. Он по быстрому прошмыгнул в кухню, где глухонемой эльф намывала посуду, и сунул в щель между дверью и подсобным помещением ноты. Он делал так не раз, когда ему нужно было пронести пластинки или книги, и дель эта щель была все равно что специально здесь образована. Он стянул с себя пальто, и, не сдержавшись от любопытства, не отправился прямо так к себе в комнату. Он пересек весь дом, подошел к главному входу и повесил на крючок свое пальто. Внезапно за его спиной прозвучал резкий и неожиданный вопрос: — Где ты был? Регулус медленно обернулся, узнавая голос матери, а затем мимолётно глядя на ее лицо — собранное, немного напряженное, строгое, но, казалось, совершенно не злое. — Гулял, — отвечает Регулус. По его лицу это можно понять. Хоть погода и была теплая, все же на улице стояла зима. Еще красный шмыгающий нос и красные щеки оживляли его обычно бледное лицо. — Я не слышала как ты зашёл, — сказала Вальбурга, глядя на дверь. Она выдержала паузу, смотря на сына, а затем сказала: — Вечером приезжают Катуары, приведи себя в порядок. Она пренебрежительно кивнула в его сторону, а у Регулуса все органы в миг перевернулись. Катуары — это одни из самых ближайших к семье Блэков родственники, проживающие во Франции. Мерлин знает, что заставило их приехать в это время в сырую и грязную зимнюю Англию, но Регулус все равно не был рад их приезду. Элладора Блэк, она же Элладора Катуар, родная сестра Ориона Блэка, тетя Сириуса и Регулуса, имела счастье выйти замуж за ужасно богатого, чистокровного француза Луи Катуара. У них было три дочери — самая старшая — Аралуэн Катуар, средняя — Камилла Катуар, и самая младшая — Орнелла Катуар, и один сын —Ивес Катуар, на два года старше Регулуса. Все это семейство собиралось приехать к Блэкам, наверняка, до конца рождественских каникул. Тишине на Гриммо 12 было суждено закончиться. Регулус медленно пошел прочь от коридора, теперь понимая, почему все эльфы были выгнаны с кухни и теперь скребли и без того идеально чистый дом. Регулус поднялся к себе в комнату, параллельно захватив ноты, и упал на кровать. Он понятия не имел, что ему стоит сделать с собой, чтобы привести себя в порядок.