***
Ожидание будоражило. Мысли о ней подстерегали за каждым углом, и Сириус жил, будто на иголках. Голова была занята одним и тем же — дежурство, документы, какая-то учеба, дежурство, возвращение Тонксов...Дежурство, документы.
Встреча с Джеймсом, встреча с Римусом и Марлин.Собрание Альтаиса, собрание в штабе Ордена Феникса, приказы Министерства,
газеты-газеты-газеты...
...август 1978, жара, адская жара. Не такая сильная, как в прошлом году. Без засухи. Но какой же ад — стоять под солнечным пеклом в переулке, где оставляли следы Пожиратели. Так и встали, будто эти твари днем выползут, думает Сириус, но всегда стоит молча. Стоит на стыке, где кончается магловское поселение и начинается небольшой поселок волшебников. Чудесное место, если бы его только не шерстили эти сволочи. Сириус живет в старой квартире неподалеку от штаба Альтаиса, потому что: а) не хочет давить своим присутствием Чарльза; б) хочет вкусить сладкий плод взрослой самостоятельной жизни. Правда проводит он в ней едва пару дней в неделю, не говоря о ночах, когда он сваливается на пороге штаба Альтаиса, падая с ног после очередного дежурства. Поэтому квартиру иногда стережет Римус. Для Сириуса постоянная занятость — хороший предлог, чтобы обеспечить своему лучшему другу лучшее прикрытие и хорошую комфортную жизнь на первое время. В водовороте бумажек и легком и неприятном покалывающем страхе, возвращается она, прямиком направляясь со своим скромным семейством в большой дом Чарльза (потому что у Сириуса язык не поворачивается назвать это здание каким-то там штабом). Там же Альфард. Туда же приехала Андромеда. Вся семья собралась там. Сердце Сириуса больно бьет и ему физически плохо. У него все внутри дрожит и колени подкашиваются, — и от усталости, и от ожидания. Но он бежит, бежит как угорелый, забывая о пропитанной потом рубашке и тяжелых сапогах. Как только его сменяют на посту, Сириус бежит сломя голову обратно, забывая о бесчисленных бессонных ночах и усталости. Бежит, чтобы спустя столько лет вновь увидеть ее. Он запыхался и ловит воздух ртом уже на пороге. Тяжело шепчет пароль и проходит сквозь защитное заклинание, а ноги становятся все неподъемнее. Сириус видит ее сразу же, переступая порог. Только теперь ему не хочется как можно скорее сесть куда-то, или свалиться на диван, добрести до комнаты… Сегодня его встречает Андромеда, и он будто вернулся домой, а не к себе на новоиспеченную работу. Меда не изменилась. Она такая же худенькая и прическа такая же. Глаза также светятся, нет, все так же по-детски блестят, она ему тепло улыбается. Сириус даже догадаться не может, сколько ей лет, сколько лет составляет их разница в возрастах, сколько, сколько лет они не виделись… Сириус выше Андромеды, и поэтому когда она накидывается на него с объятиями, то невольно повисает, пытаясь удержаться на плечах. И что-то тяжелое сдавило грудь, когда Сириус обнял ее в ответ и почувствовал, как трепещет сердце кузины в ее груди. Она ни слова ему не сказала, Сириус мог лишь слышать ее приглушенное дыхание и биение сердца и держать ее около себя. Как Сириус ее любит. Как сильно он скучал. Слова путаются и застревают в горле, и Сириус чувствует, как эта хрустальная тишина, если разобьется, полоснет ему по всем местам, и он зарыдает, громко и сильно, поэтому молчит, упершись лицом Меде в плечо, укрывшись от возможного чужого обозрения, потому что Сириус знает, что там их ждут. — Как я скучала, — едва уловимо шепчет Андромеда, и ее голос, даже не в полную силу, действует с непредсказуемым эффектом, потому что Сириус не верит, что она здесь. Она, его любимая кузина, сейчас здесь. — Я тоже, — еще более тихо отвечает Сириус, и слов почти не разобрать, и поэтому Андромеда смеется. Сириус чувствует, как трясутся ее плечи, и она постепенно отодвигается, опускается с носочков на полную стопу, но ее тонкие руки намертво схватились за ткань формы Сириуса. Она отодвинется, чтобы посмотреть. Полюбоваться. Сириус не в самой лучшей своей форме, все же он не научился еще совмещать полноценный уход за собой с его новыми жизненными обязанностями. Он не может тщательно побриться или уложить волосы, цвет лица достаточно быстро сменился с здорового на серый. А Меда по прежнему прекрасна, Сириус просто не видит никаких различий. Ни одна молодая морщинка или усталость в лице не бросаются в глаза сразу. Друг для друга они все еще маленькие дети, брат с сестрой, не знающие проблем внешнего мира. — Совсем взрослый, — она поднесла руку к его лицу, мягко проводя пальцами по огрубевшей коже. Сириус поймал ее теплую ладонь, задержав рядом с собой. Так тепло ему не было с шестого курса, когда жизнь пообещала заиграть новыми яркими красками, и хотя она обманула, все же вину в этот вечер судьба немного искупила. — Да нет, — хмыкнул Сириус и не удержался, чтобы не обнять Андромеду теперь самому. Теперь он сам обнимал ее крепко, но мягко, впервые в жизни по настоящему ощутив ответственность. Она вернулась в Лондон, в очаг, где медленно разгорается бедствие, чтобы спастись. Безрассудство. Но сейчас Сириусу кажется, что нет никого дороже Меды. Внезапно в проходе появилась маленькая фигура, за которую Сириус сразу же зацепился боковым взглядом. Маленькая девочка лет пяти-шести, с ярко-розовыми волосами, собранными в два коротких хвостика, с любопытством разглядывала Сириуса. Ее блестящие, круглые голубые глаза изучали его, маленький рот приоткрылся в изумлении. — Привет, Нимфадора, — поздоровался Сириус, и Андромеда сразу же отстранилась. Но было бы странно думать, что она бы отцепилась от куртки Сириуса. — Солнышко, почему ты не спишь? — Меда направилась к дочке, и девочка протянула к ней свои худенькие ручки, в которых держала все это время уже изношенного плюшевого голубого кролика. Меда ловко подхватила ее, без усилий поднимая на руки (и изумляя Сириуса). Нимфадора прижалась к ней, не отводя взгляда от нежданного гостя. — Это Сириус. Помнишь, я тебе рассказывала о нем? Один из моих кузенов. Дядя Альфард тебе о нем тоже много рассказывал, — сказала ей Меда, а Сириус, не зная, куда себя деть, глупо и скованно улыбнулся этому чудно́му ребенку. Нимфадора блуждала взглядом по одежде Сириуса, от ботинок до воротника, заучивала наизусть каждую черту лица, но потом, видимо, все же застеснялась, засмущалась и отвернулась, уперевшись лицом матери в плечо. Андромеда приглушенно рассмеялась: — Устала, — добавила она, слегка склоняя голову к Нимфадоре. — Хватит стоять в прихожей, как чужие, — Альфард вернулся лишь убедившись, что воссоединению было положено начало, и Сириус с Медой отлипли друг от друга, конечно, не утолив до конца интерес, а лишь скопив еще больше вопросов, которым будет отведен еще не один день. Сириус расценивал себя как крайне болтливого человека и в целом считал, что просто заткнуть его невозможно, но внезапно он резко в этом усомнился. Вся его жизнь зациклилась на возвращении к Андромеде, и весь смысл его существования сошёлся на простых разговорах. Он говорил, говорил, говорил… пока запас слов не иссяк, а усталость так сжала горло и мозг, что слова вовсе перестали зарождаться. Но приезд Тонксов не поставил точку, а совсем наоборот. Тед быстро влился в коллектив, и, несмотря на свой невозмутимый характер и неразговорчивость, достаточно быстро нашел уважение среди своих новых коллег. Тед Тонкс быстро заработал себе репутацию хладнокровного и расчетливого аврора, и Сириус, которому один раз все же удавалось вместе с ним выбраться на след улизнувшего пожирателя, искренне восхищался им. — С размаху как даст! — Сириус демонстративно выкинул руку с воображаемой палочкой вперед, — и луч просто — вжух! Прямо по лбу! Правда, рядом оказалась засада, и пришлось поворачивать назад. Но мы зацепились, хоть за что-то. — Потрясающе, — ответил Джеймс, но без большого энтузиазма. На лице он тянул улыбку, но по глазам Сириус ясно читал, что что-то у его друга не клеится. — Ну, а у вас что? — осторожно поинтересовался Блэк. Джеймс помедлил, засунул руки в карманы, отвел взгляд, замялся, и еще тысяча действий, чтобы не вспылить и не сболтнуть глупости. Не того Джеймса ждал Сириус, когда он наконец-то вырвал выходной для встречи с ним. — Да в том то и дело, что ничего! — он махнул рукой, — Полный бред! Все, что я делаю, это читаю книжки по Защите и стою с кем-нибудь еще на охране одного из входов в Министерство. Они называют это «практикой». Тупее ничего в жизни не встречал! Надо было идти в Орден, как и планировалось. — Да ты погоди, еще успеешь набегаться, — Сириус толкнул его в плечо. — Когда? Когда, Сириус? Я не могу стоять как истукан на одном месте, зная, что Пожиратели как канализационные крысы ползают по всему Лондону, — закипало все сильнее, и Сириус с обнаружил, что даже рад. Сириус знает, почему Поттеры-старшие настояли именно на аврорате. Конечно, чтобы их золотой сынишка оставался под крышей, продолжал учиться. Какой родитель кинет своего только-только выпустившегося из школы ребенка в эпицентр войны? Только если этот родитель не Орион или Вальбурга Блэк. — Сохатый, подумай о Лили, — зашел с козырей, — Дай себе и ей спокойствия, хотя бы на несколько месяцев, — подействовало, — рано или поздно мы все равно встретимся где-нибудь в глухом переулке, и мы вдвоем замочим нескольких Пожирателей или их недо-солдат, вардов, — как же он не хочет, чтобы это случилось, — а потом ты будешь с теплотой и любовью вспоминать тихие Министерские деньки. — Ты тоже откладываешь все. — Что? — У вас у всех присказка «потом». — Под ней, если что, я хочу подразумевать «никогда», — Сириус широко улыбнулся, напялив маску дурачка. Он беззаботно закинул Джеймсу руку на плечо, по привычке на нем и повиснув, — сейчас бы завалиться в кровать и сладко-сладко вздремнуть, — мечтательно затянул он. — Я, кстати, сегодня выспался. — Какой же ты гад, честно, Джеймс. Джеймс рассмеялся. Стекла его очков сверкнули на солнце. Все было как обычно.***
— Будь осторожна, Андромеда, — прогрохотал Аластор. — Что? Он же мой брат! — А Беллатриса твоя родная сестра. Сириус выглянул из-за стены, но не поспешил встрять посреди их разговора. Андромеда и Грюм стояли по разные стороны стола, между ними явно завязалась небольшая словесная перепалка. Из двоих лиц Сириус мог видеть только одно лицо Грюма, такое же устрашающее, такое же жесткое, которое он не мог выносить, но, судя по силуэту, хоть и со спины, Меда проявляла стойкость. Распущенные волнистые волосы чуть ниже лопаток не скрывали острых напряженных плеч и вытянутую по струнке спину. Сириус чувствовал, как натянулся внутри нее канат нервов. — Мы придерживаемся того плана, который предложил Альфард, — сказал, видимо, не в первый раз, Грюм, и его взгляд переметнулся на нежданного Сириуса. Меда резко обернулась, на ее щеках полыхал лихорадочный румянец, а глаза сверкали в приглушенном свете большой столовой. Увидев Сириуса, она еще плотнее сомкнула губы, и, даже не поприветствовав кузена, сорвалась с места и пронеслась мимо него. Сириус оцепенел, пытаясь собрать вырванные из контекста слова в единую картину, но не мог сложить их. Он посмотрел на Аластора, надеясь, что тот все объяснит, но Грюм явно демонстрировал, что не царское дело читать чужие мысли. — Что случилось? Она спросила о... — сдерживая раздражение спросил Сириус. — Ничего особенного. Глупые, наивные чувства и предчувствия, которым здесь не место. — Ее легко понять, если она переживает из-за Регулуса. — Регулус еще ребенок, рано переживать, — безразлично ответил Грюм, — а сплетни это типичнейшее явление в ваших слоях. Сириуса скрутило. Ему не до конца нравилось ожидание совершеннолетия Регулуса, будто день его рождения сломает кандалы, приковывающие к Гриммо и родителям. Сириус учился игнорировать предрассудки и, как сказал Грюм, глупые предчувствия. Все это мешалось и, более всего, никогда не было толком обоснованно. Сколько месяцев Сириус жил в мыслью, что что-то не так, и сколько все остается также неизменно? Все ведь в порядке. — А что Белла? — очевиднейший ответ, да? — Белла? — усмехнулся Грюм, — Чуть не прикончила Эдит Мортон ночью. Буквально пара сантиметров от виска. Тонкс разговаривала с ней час, а потом когда Эдит поняла, кто такая Андромеда, чуть не вышвырнула ее из окна. Аластор говорил об этом как о чем-то обыденном, и в его взгляде читалась все та же усмешка, с которой смотрят на ничтожество. Сириус ничего не ответил, в очередной раз проглотив, и спросил себя, когда он научился так легко затыкаться.