*
2 июля 2022 г. в 22:08
Это было прекрасное место. Вокруг, сколько можно было видеть, простиралось цветочное поле. Нежные белые лепестки цветов покрывал иней. И лишь привыкнув, глаз начинал замечать острый, хищный блеск граней. Ледяные цветы покрывали застывшие воды огромного озера, и только смутной дымкой вдали намечались далёкие вершины.
Вставало солнце. Но небо не меняло свой цвет и оставалось таким же чёрным. Жёлтый шар на чёрном бархате неба. Под его светом замёрзшие воды и ледяные цветы подсвечивались сумрачно-жёлтым цветом. На фоне тёмного неба, казалось, сама вода бледно светится, словно где-то глубоко под ней горит огонь.
Человек, вмёрзший по пояс в воды озера, не был способен оценить красоту вида. Его глаза покрывала твёрдая корка льда, накрепко сковывая веки. Кисти рук были погружены в застывшую массу воды, а в остальном он казался невредимым. Лишь безжалостная дрожь пронизывала его тело. Человек был одет в военную форму, как и многие бывавшие здесь. Но сейчас он был один под светом жёлтого солнца.
Вот он рванулся, безуспешно пытаясь вырваться из ледяных оков. Те остались непоколебимы. Пар, выходивший изо рта, оседал кристаллами на коже лица, царапая её, но через несколько секунд царапины зарастали. Иногда поднимались порывы ветра, они несли с собой жёсткие осколки, которые пробирались под одежду и ранили тело.
Огата не знал, как долго он провёл время в этом месте. Он даже не знал, где он. Сначала была спасительная темнота и тишина. Спасительное ничто. А потом он плавно всплыл на поверхность к холоду. Холоду, что пробирал до костей и сковывал тело отнюдь не в переносном смысле. Мышцы сводило от дрожи в безуспешной попытке согреться. Огата уже не мог сказать, замерзает он или горит. Восприятие телом температуры сбилось. Глупо было надеяться, что такому как он будет позволено уйти в темноту, но он всё же надеялся. Его надежды обернулись болью в пустых глазницах, каменением рук, которые он почему-то всё ещё чувствовал, хлёсткими ледяными ударами и ломотой во всём теле.
Когда он рефлекторно попытался открыть глаза – слёзы, выступившие от ледяного ветра, крепко сцепили их. Он даже не знал, пусты ли сейчас его глазницы или нет.
Огата в очередной раз попытался вырваться из того, где бы он ни был заключён. В очередной раз это оказалось бессмысленным. Время застыло на месте. Попытки были безнадёжными, но так у него появлялось хоть какое-то занятие. Возможность отвлечься от содрогаемого от холода тела.
Десять попыток назад он перестал ожидать хоть кого-то.
Сначала он ждал Юсаку. Того, кто затащил его в это промёрзлое место. Должно быть, он был рад, что его старший брат присоединился к нему. Но после того как у Огаты в ушах отзвучал торжествующий смех, Юсаку больше не появлялся. Потом он ждал отца, думал, уважаемый генерал-лейтенант Ханадзава захочет посмотреть, как исполнилось его проклятье. Но отец не приходил. Мать он уже не ждал. Его бедная сошедшая с ума мать не нашла бы его, даже если бы помнила о нём. Её проклятье тоже сбылось, хотя она и не проклинала его.
Огата был один, и только холод был его единственным врагом, собеседником и товарищем. От него дрожали мышцы и остро болели кости. Тело уже должно было сдаться и умереть, но почему-то упрямо продолжало жить.
Ноль попыток назад он услышал далёкое эхо крика:
– Хякуноске-е-е.
– Огата-а Хякуноске-е-е.
Огата напряжённо прислушался. Уши чуть заметно пошевелились в сторону источника звука. Но голос, казалось, звучал отовсюду и ниоткуда. Неужели кто-то идёт к нему? Зачем? Позлорадствовать над его нынешней беспомощностью?
Бесконечное количество мгновений с глупой надеждой стучащего в горле сердца.
– Хякуноске! – голос был ближе.
– Старший брат!
– Ты где-е-е?
А вот и он. Жертва пришла за своим убийцей. Огата стал молча ждать. Уже был слышен хруст в знакомом ритме шагов. У мёртвых же нет тела? Впрочем, если бы это было так, тогда и он не чувствовал этот волчий холод.
– Брат!
– Отзовись!
Молчание было бессмысленным. Рано или поздно жаждущий мести дух найдёт его. И Огата не желал в страхе ждать его, боясь выдать себя случайным хрипом.
Огата раскрыл рот. Губы были бесчувственными, словно пришитыми с чужого тела.
– Здесь! – омертвевшие голосовые связки сипели. Звук ушёл внутрь тела. Огата закашлялся и хотел было снова подать голос, как услышал ускорившиеся шаги.
– Брат! – что-то ударило его по лицу. Остановилось. И ветер вдруг перестал ранить со стороны лица. Прикоснулось к голове. Огата содрогнулся всем телом. Рецепторы не могли определить температуру коснувшейся его руки и только отчаянно сигнализировали об отклонении.
– Наконец я нашёл тебя, – слова были правильными, но голос звучал излишне чисто-радостно.
Огата почувствовал беспорядочное прикосновение рук к телу, и нечто, по-видимому, опустилось рядом с ним.
Он снова попробовал открыть глаза, и медленно, захватывая ресницы, ледяная корка поддалась. Огата с удивлением смотрел перед собой. Прежняя балансировка зрения вернулась, из-за чего мир стал слишком объёмным и чётким. Он потянулся к глазам руками, желая проверить, но руки были в крепкой ловушке.
Теперь Огата мог видеть перед собой грудь Юсаку, подсвеченную странным жёлтым светом.
Даже на расстоянии он чувствовал чудесное тепло, идущее от него. Юсаку не выглядел мёртвым. Он казался живым, поразительно живым для этого ледяного мира. У этого Юсаку не было оставленного им клейма. Чистый лоб. Можно было даже заметить бледный, тонкий шрам слева у линии волос.
Юсаку наклонился, и Огата почувствовал тёплое дыхание. А потом увидел, что глаза его были плотно зажмурены. Руки Юсаку легли на его лицо. Провели по лбу, спустились к линии бровей, аккуратно очертили контуры глазниц. Едва касаясь подушечками, прошлись по линии подбородка, на котором больше не было следов перелома. Накрыли нос и взяли за подбородок.
– Это правда ты, – из глаз Юсаку льются слёзы. И Огата понимает, что это не Юсаку. Это ещё одна пытка для него. Личина глупого, наивного брата. Любящего. Огата прикрывает на мгновение глаза, в которых неприятно колет.
Не-Юсаку наклоняется к поверхности озера и пытается вытащить руку Огаты за рукав. Лёд даже не трескает. Тогда не-Юсаку начинает ногтями царапать лёд вокруг. Кожа на пальцах сдирается об жёсткий лёд, тёмная кровь окрашивает его в оттенки оранжевого. Там, где капли соприкасаются с ним – лёд тает, словно протравленное кислотой стекло.
Огата непонимающе смотрит на него. Неужели его мук было недостаточно? Он впервые за долгое время набирает полную грудь воздуха. Воздух холодный, но теперь, рядом с духом он перестал спекать лёгкие. Огата смотрит, как не-Юсаку молча плачет и упрямо ломает лёд голыми руками.
В присутствии не-Юсаку жуткий холод отступает и перестаёт быть таким мучительным. Теперь Огата может оглядеться вокруг. Яркое солнце на чёрном небе выглядит неправильным. Ночь без скрывающей тьмы и день без ясного неба. Застывшие жёлтые воды, которым не видно конца.
Не-Юсаку тем временем удаётся сильно разбить лёд вокруг его рук. Он снова берётся за рукав и тянет изо всех сил. Огату посещает мимолётная мысль, что, наверное, его руки треснут где-то в толще льда. И она почти не пугает его. Но неожиданно цепко держащие до этого оковы поддаются и, сначала одна, а потом и вторая рука выходят. Теперь не-Юсаку обходит его со спины, обхватывает крепко за пояс и тащит вверх, пытаясь достать из ловушки.
Рукам Огаты возвращается чувствительность, он еле слышно сипит и ощущает, как от его сипа вздрагивает не-Юсаку.
– Тебе больно? Я сейчас, ещё немного. Потерпи, пожалуйста, брат.
– Зачем? – хрипит Огата в ответ. – Зачем ты пришёл?
– Я был должен, – и он вытаскивает его.
«Должен, должен, должен» эхом прокатывается в голове Огаты. Он знает, что слышит это только в голове, но ему кажется, что, отражаясь от невидимых граней, слово блуждает в воздухе.
Не-Юсаку кладёт его тело на лёд и дышит так, будто он не умер несколько лет назад. Отдышавшись, он пытается поднять Огату:
– Пойдём. Нам нужно уходить отсюда, – но у того нет сил. Ноги перестали быть его частью.
Тогда не-Юсаку наклоняется и взваливает Огату на спину.
– Пожалуйста, держись крепче, брат, – Огата думает, что кто-то похоже действительно следил за ним неотвратимым оком. Иначе откуда взялась эта насмешка?
Но он крепко держится за плечи пришедшего за ним. Хотя не знает почему. Возможно, он слишком устал от ледяной пустоты, а возможно лежать на тёплой спине не-Юсаку приятно. Тело благодарно расслабляется. Холод отступает и только изредка напоминает о себе пригорошнями градин в спину.
Ледяные цветы хрустят под ногами не-Юсаку. Они медленно движутся в пустом мире. Тело Огаты плавно покачивается, и он начинает проваливаться в черноту. Но напряжённый мозг не знает отдыха, и прокатившийся по телу мышечный спазм не даёт заснуть.
Новое осознание, что его несёт не человек, мешает провалиться в дремоту.
Снова вспоминается, как Юсаку увлекал его за собой, и смех громом раскатывался в ушах. Даже его глупый брат не стал бы нести своего убийцу. Земля приняла пролитую братом братскую кровь и не захотела принять тело его палача. Рыбак не простил Охотника, который передал ему за спиной шесть граммов металла.
Огата оглядывается и видит кровавый след, тянущийся за ними. Острые лепестки ледяных цветов протыкают толстые подошвы сапог словно железные мечи. Цветы гибнут под ногами, но успевают отомстить перед смертью. Но не-Юсаку продолжает идти, словно не замечая, что вытекшей крови хватило бы на переливание как минимум десятерым. В голове Огаты вертится неуместный вопрос, что будет если вытечет вся кровь. Умереть дважды нельзя.
– Почтительный брат, – произносит Огата себе под нос и неожиданно ему становится смешно. Но не-Юсаку замечает, останавливается и переспрашивает:
– О чём ты говоришь?
Огата позволяет себе тихо засмеяться и снова уткнуться в спину. Отвечает он вопросом:
– Почему вы закрываете глаза, – медлит, решая стоит ли добавлять, но добавляет: – сэр?
– Мне нельзя их открывать, – почти испуганно отвечает не-Юсаку, будто Огата тут же попросил бы открыть их.
– Как вы в таком случае видите, куда идёте?
– Я не вижу, – не-Юсаку вздыхает. Вздыхает очень знакомо. Огата перехватывает руки на его плечах: – Это... Это скорее, как будто нечто выталкивает тебя. Как вода. Я не могу не идти.
И тут у не-Юсаку подламываются ноги. Огата тяжело падает на него поверх.
– Прости! Я не хотел. Ты цел? Всё в порядке? Ничего не сломал? – глаза всё также крепко зажмурены, а руки испуганно ощупывают Огату. В голове у Огаты только то, что на месте глаз у не-Юсаку должны быть пустые кровавые воронки.
Огате хочется рассмеяться прямо в лицо. Огате хочется снова упруго нажать на податливый спусковой крючок и получить прекрасный миг небытия. Даже если он продлится не дольше прежнего.
– Я пойду сам.
Не-Юсаку растерянно застывает, а потом согласно кивает. Встаёт на ноги и какое-то время опирается руками на колени. Безошибочно тянет руку ко вставшему Огате. Цепко сжимает пальцы на предплечье и ведёт его за собой. Хотя теперь Огату не прикрывает чужая спина, прошлого неправильного холода он уже не чувствует.
Какое-то время он идёт, словно отупев в однообразном ритме шагов, почти не обращая внимания на то, как лепестки режут ему ноги. А потом Огата замечает, что не-Юсаку остановился и теперь смотрит на то, что виднеется перед ним.
В толще льда пролегает глубокая трещина. Дна у неё не видно. Огата останавливается на краю и заглядывает внутрь. Даже оттуда идёт жёлтый свет, хотя откуда именно не видно. Мерзкий свет растворяется на воздухе, словно в тумане. Ширина у этого разлома такая, что дальний берег лишь едва виднеется. Через трещину перекинут крепкий мост, шириной с человека, с коваными увитыми цветочным орнаментом перилами. Но не-Юсаку вертит головой, словно ищет что-то ещё. Резко вскинувшись, он бодро идёт вдоль края трещины, усмотрев искомое. Это подвесной мост. Скорее даже жалкая переправа без перил, сплетённая из тонкой соломенной верёвки. Она выглядит ненадёжной. Словно начнёт раскачиваться под порывом ветра так, что человек слетит с неё, едва вступив.
Огата скептически смотрит на мост, но не-Юсаку похоже явно настроен пройти по нему.
– Пойдём, брат, – рука хватает за запястье. Глаза не-Юсаку снова закрыты.
– Здесь?
– По другому не пройдём.
Огата хмыкает и идёт к надёжному мосту. Но стоит ему отойти от не-Юсаку на расстояние нескольких шагов, как холод обрушивается на него с прежней силой, а ноги проваливаются в лёд по щиколотки. Прозрачный намёк, что уйти от предначертанного не выйдет. Огате удаётся кое-как выдернуть ноги. Он поднимает голову и утыкается прямо в грудь стоящего перед ним духа.
– Здесь нет другого пути, – и тот снова ведёт его к качающемуся переходу.
Не-Юсаку нащупывает ногой верёвки и осторожно ставит её. Верёвки прогибаются под его весом, но держат. Другой рукой он крепко сжимает руку Огаты и ведёт его за собой на мост.
Огата ожидал, что мост будет раскачиваться на ветру, но стоит им вступить на него, как устанавливается полный штиль. Слышны лишь тихий скрип верёвок да тревожное дыхание не-Юсаку.
Где-то на середине Огата заглядывает в провал. Несмотря на казавшийся светящимся лёд, оттуда на него смотрит лишь темнота. Он переводит взгляд на спину перед собой. Если он упадёт, не-Юсаку придётся открыть глаза. Огата досчитывает до двух и делает шаг в пропасть. Остальное происходит мгновенно. Руку дёргает и почти выворачивает в плече, и он осознаёт, что висит под мостом. Поднимает голову вверх и видит бледное лицо с изо всех сил зажмуренными глазами. Лицо перекошено из-за усилий удержать вес тела. Пальцы не-Юсаку сдавливают запястье чуть ли не до кости. Давят так, словно он всего лишь человек, чьих сил едва хватает, чтобы держать несколько ударов сердца, а потом драгоценная ноша выскользнет в пропасть.
Огата не хочет на это смотреть. Он слегка подтягивается и поднимает вторую руку, чтобы ударить по жестоким пальцам, но не-Юсаку перехватывает её. Кажется, он даже не понимает. Тянуть за две руки легче, и сильным рывком не-Юсаку вытаскивает Огату. Всё это происходит в полной тишине. Огата лежит поперёк животом на верёвках и слушает задыхающееся дыхание рядом.
– Брат, – хлюпающий вдох. – Пожалуйста, – ещё один. – Иди за мной шаг в шаг.
– Благородны, как всегда, сэр.
Оставшийся пусть Огата в самом деле просто идёт в след. Иногда, когда не-Юсаку поворачивает в бок голову, он замечает вздувшиеся желваки и напряжение в мышцах шеи, словно тому хочется оглянуться, но он сдерживает себя.
Наконец, они ступают на твёрдую землю. На самом деле на землю. Огата ковыряет носком сапога влажный ком.
– Что вы намерены предпринять теперь?
Не-Юсаку не поворачивается на него. Только плотнее сжимает кисть на руке. Огата отстранённо думает, будут ли у него синяки. Будь он жив, он бы точно знал, что были.
– Нам до водопада, – не-Юсаку стоит недвижимо как на почётном карауле. Слушает что-то далекое и недоступное слуху Огаты. –И, наверное, придётся бежать.
– Если вы считаете это разумным, сэр, у меня нет возражений.
Не-Юсаку наклоняет в ответ голову так, что Огата подмечает дрожание ресниц. Но тот проглатывает несказанные слова.
Бежать по грудь в воде тяжело. Одежда тянет назад и вниз. Обувь пытается слезть с ног. Холодные брызги слепят глаза. Они движутся из-за всех сил, напрягая уставшие мышцы, но когда шум водопада становится уже слышен, Огата замечает другой звук. Пока неразберимые слова, выкрикиваемые пронзительными скрипучими голосами. Шелест железных крыльев.
Не-Юсаку спотыкается, а потом ускоряется до неправдоподобной скорости в воде и чуть ли не волочит Огату за собой. Водопад узкой лентой падает по отвесной, неожиданно появившейся перед ними скале, и не-Юсаку не колеблясь входит в него сам и втаскивает за собой Огату под уже близкие крики "Доколе?!".
Насквозь вымокший, Огата делает по инерции пару шагов и осознаёт, что пейзаж поменялся. Обычное небо: пасмурное, серое. Солнца не видно за обычными растянутыми тучами. Обычная трава, в которой они стоят по пояс, кругом. Потревоженная неожиданно появившимися людьми, стая диких уток взлетает неподалёку. Пахнет травой и предгрозовой влагой. В щёку врезается мошка.
Огата делает пару шагов и падает, запнувшись о собственные штаны, которые вдруг стали ему велики. Поднимается и замечает, что большой стала вся одежда. Он оглядывается вокруг и видит рядом духа. Тот, и так всегда высоченный, стал ещё выше – теперь Огата едва достаёт ему до пояса. И почему-то стал выглядеть младше на пару лет. Пропала осунулость щёк, тени под глазами. Да и глаза теперь были открыты. Обычные тёмные глаза, хорошо ему знакомые.
Призрак опускается на колени рядом с ним, робко берёт за руки – Огата замечает, какими непривычно маленькими стали его ладони, – и заглядывает прямо в глаза. Огата вздрагивает и отводит взгляд.
Юсаку тихо произносит:
– Попробуем заново, старший брат?